скачать книгу бесплатно
– Да не очень – за такую-то квартиру.
– Какую – такую? – бабуля подозрительно посмотрела.
– Необычную, большую, уникальную, – Аня пожала плечами, мол, это ж очевидно. – И район хороший, центр недалеко.
– Ну да, – она вроде усмехнулась. – Уникальнее не бывает.
И снова задумалась.
– Теперь ремонт делать начнёте? Шуметь будете?
– Перепланировку мы не планируем, и так нравится. А ремонт там уже сделан минимальный, жить можно. На большее денег пока нет. Так что особого шума не будет, не переживайте.
– Это хорошо, – бабушка кивнула. – А то эти, до вас, наняли рабочих. Они если не ремонтируют, то «кирлык-бырлык» по телефону. Мы с Митрофанной всё удивлялись: о чём столько можно говорить? Или они каждый раз всем, с кем знакомы, звонят?
Бабушка тихонько засмеялась своей шутке.
– А вы не знаете, до нас кто тут жил? – Аня решила направить разговор в нужное ей русло. – Говорят, художник.
Клавдия Никифоровна продолжала смотреть на детскую площадку. Однако теперь Аня почувствовала напряжение в её позе.
– Говорят, – согласилась соседка. – Но он все у себя был, рисовал. Много рисовал. На скамеечке так просто некогда посидеть было. Но иногда спускался, нас, старушек, развлечь.
– А что он рисовал?
– Да Бог его знает. Но был на счету. Приезжали к нему иногда та-акие, – баба Катя наступила брови и провела руками вдоль туловища, – у-ух! И на машинах. Они, машины енти, как зеркало – ни пылиночки. Покупатели значит. Выносили картины завернутыми. А как-то, видать, поторопились, без чехла и бумаги вынесли. Вот прямо посюда несли, а я здесь же сидела, на лавочке.
– И что там было? – Ане было интересно. Клавдия Никифоровна тоже была вся во внимании.
– Природа там была. Речка, берёзки, небо. Вроде бы ничего такого, а за душу берёт. Как живое, настоящее, – вздохнула баба Катя. – Я своё детство вспомнила, ещё до войны. Мы в деревне жили. Лимита, беднота, зато в такой красоте. Всю жизнь мечтала вновь вернуться в свои края, посмотреть, полюбоваться, подышать тем воздухом. Но не сложилось… А потом уж некого навещать стало.
В глазах бабушки заблестели слёзы.
– Меня ж ишшо малявкой в город отправили работать, чтобы выжить. Здесь и осела. Замуж вышла, и удачно. Мальчишек двоих родила… Всю жизнь работала. Мы с Клавдией Никифоровной тогда и познакомились, она в парткоме была… Спасибо, с квартирой помогла. С мужем свою однокомнатную получили, хорошую такую. Иначе б свой век в коммуналке доживали.
Баба Катя вздохнула, задумавшись. Видимо, её мысли со своего мужа перешли на будущего Аниного.
– У жениха твоего, кажись, лицо знакомое. Видела его раньше, вспомнить бы ещё – где.
– Так здесь, наверное, и видели. Или путаете с кем-то. Костя на Данилу Козловского похож, есть такой актёр популярный. Может, по телевизору видели.
– Может быть и видела – кто знает. Памяти-то совсем не осталось.
Баба Катя снова задумалась. Затем посмотрела на крупный циферблат наручных часов и засобиралась.
– Домой пора. Телефон на полочке оставила. Сейчас дети созвон устроят, а я не отвечу. Мигом примчат спасать. Пусть уж лучше работают, – Катерина Степановна тяжело поднялась и, опираясь на трость, пошла к подъезду.
Аня огорчилась. Соседка с третьего явно из неразговорчивых, а с бабой Катей будет интересно поговорить.
– Я тоже пойду, – сказала она. – Приятно было с вами познакомиться.
Клавдия Никифоровна повернулась к ней, ещё раз прошла взглядом по спортивной форме на стройной фигурке.
– Взаимно, – ответила она и посмотрела в глаза.
– Ещё увидимся.
– А как же, – величественно ответила бывшая работница парткома.
На доли секунды Ане показалось в её взгляде то ли жалость, то ли тоску, то ли обречение. Может, Клавдия Никифоровна вспомнила свои молодые годы, когда всё впереди. А когда доживаешь до пенсионного возраста невольно думаешь о том, что жизнь на исходе.
Дома Аня вбила в интернет-поиске «Борис художник». Появившиеся в гугле ссылки, явно не про него.
Глупая идея, это ж как иголка в стоге сена. Он мог быть не так известен, как тот хлыщ из телека. Он мог взять псевдоним – нормальное явление среди творческих людей. Он мог укатить в Москву или Питер. Или вообще за границу и получить там признание, если действительно так талантлив.
И всё же: что он хотел нарисовать? Может, пейзаж? В середине стены деревья с пышными кронами. Вверху небо с облаками или птицами. Внизу дорога или река, которые спускаются вниз, к плинтусу. Хм. А что? Очень даже похоже.
Да, наверняка это пейзаж. За окном снова зашелестели липы, словно соглашаясь с догадками.
Ночью Ане снилось, что теперь художник – она. И она решила раскрасить ту самую стену. От одной лишь мысли была счастлива.
Проснувшись утром, она пробила через поисковик, как раскрасить стену своими руками. Фон у неё был готов, и даже эскиз имелся. Акриловые краски она заказала через интернет. Заказ должен был прийти через несколько дней.
В период ожидания Аня высматривала новые фрагменты, обводя их карандашом. И это было так увлекательно! Порой ей казалось незримое присутствие Бори. Может, он чувствовал, как другие хотят вдохнуть вторую жизнь в его картину. Или видел её в своём сне. Эта незримая связь будоражила, открывая целый мир для фантазий. Словно она в начале романа, когда ценится каждое мгновение, и ещё не знаешь, что принесёт следующее.
Невинное увлечение затянуло, как болото. У своей будущей картины Аня стала проводить большую часть дня и вечерами задерживаться всё дольше. Отправлялась спать, когда жаворонок Костя уже досматривал третий сон.
– Ты изменилась, – как-то сказал он ей за ужином.
– В плане?
– Стала более отстранённой, что ли. Вечно витаешь в облаках.
– Да? Странно, не замечала этого.
– Ещё почти перестала готовить. А перебиваться с бутербродов на пиццу с пельменями не слишком полезно для здоровья.
Аня открыла рот, чтобы возразить – «какого черта?! она же не кухарка!» – но осеклась. Вспомнила свои последние дни. Она действительно всё забросила. Если бы не звонки и оповещения по работе, то совсем не отрывалась от своей новой идеи. Так что упрёк Кости был вполне справедливым.
– Извини, столько всего навалилось, – она почувствовала, как щёки налились краской после наглого вранья.
– Может, вечером сходим прогуляться? Заодно холодильник пополним.
– Да, давай. Отличная идея.
Правда, реализовать её не удалось. Внезапно начался ливень, продолжившийся ночной грозой. Аня была этому только рада: можно было со спокойной совестью продолжать любимое занятие.
Утром она встала ещё позже обычного. Время приближалось к обеденному, почта была завалена письмами, телефон пищал от сообщений по мессенджерам, график сдачи очередной работы она затягивала.
Появилось чувство вины. Она забросила вообще всё, и Костя ещё спокойно указал на это.
Из спальни она чуть ли не бегом пробежала через гостиную на кухню, стараясь не смотреть на эскиз. Как тайная любовница, которая решила избегать встреч с партнёром, пока все не узнали об их интрижке.
На кухне она обнаружила перестановку. Стол, который Аня придвигала к окну, оказался сдвинут обратно ближе к стене. Причём, неровно, одним углом к подоконнику. Странно, что бы это значило? Зачем Костя – а кто ж ещё? – решил вернуть всё обратно? Может, это такой намёк – отмотать время назад? Хотя это не в его стиле: её избранник всегда был прямолинеен. Или так он решил выразить своё недовольство? Они были вместе примерно год, но до серьёзных обид и ссор не доходило. Поэтому Аня не представляла, каков Костя в таких состояниях.
Она налила кофе, забралась на подоконник, согнув левую ногу, а правую ногу вытянув на край криво придвинутого стола. Хм, а это оказалось удобно. Может, Костя утром так же сидел на подоконнике? Хотя это сложно себе представить. Скорее это был бы вольный художник.
Остаток дня Аня провела за работой, пытаясь сократить отставание по срокам. От любимых перерывов решила отказаться хотя бы на день, боясь, что процесс её снова затянет. Но картина ждала, она чувствовала это.
В какой-то момент ей даже показалось, что поскрипывает деревянный пол, словно кто-то за неё продолжает эскиз. Аня выглянула из своего кабинета – вдруг вернулся Костя – но гостиная была пуста. Только ветерок и шелест лип.
За полтора часа до возвращения Кости она решила сбегать в магазин – купить овощи, рыбу, приготовить нормальный ужин.
Гостиную она снова решила пересечь быстрым шагом, но, едва перешагнув порог, замерла. Взгляд упал на эскиз. И отсюда, с этого ракурса, всё встало на свои места.
Под краской был портрет молодого симпатичного мужчины. Силуэты деревьев – как ей казалось – сложились в кудри, закрывающие уши. Вниз тянулся замок или вереница пуговиц на планке рубашки. Глаза немного печальные. Если это автопортрет, то художник очень симпатичный. Пока не пропало наваждение, Аня закрасила волосы, глаза и губы, чтобы вечером похвастаться своим открытием. А потом рванула в магазин.
– Ты реально хочешь его нарисовать? – Костя поднял брови, надеясь, что всё понял не так. Он лежал на своей подушке ноутбуком перед мельтешащим телевизором.
– Да. Представь, как будут перекликаются пейзаж и портрет.
– На кой, прости, ляд мне лицезреть какого-то мужика в моей гостиной?
– Но он был здесь, это его стена.
– Это уже наша стена, официально. Когда он жил здесь, мог творить что хотел. Сейчас наша очередь.
– Ты против рисунка?
– Нет, я против неизвестного чёрта на моей стене!
– Ну ему причёску изменим.
– Ты вообще себя слышишь?! – Костя повысил голос. – Мне иногда кажется, что мы поторопились с квартирой. Она сводит тебя с ума, в прямом смысле!
Аня плюхнулась на свою подушку и заплакала. Она столько сил потратила на восстановление рисунка, и что в ответ?
Она сходит с ума?
Да, сходит, и в то же время нет. Она впервые поняла, что хочет изменить свою жизнь. Отойти от привычного плана – работа, ипотека, грядущая свадьба, дети – и сделать то, что кажется важным для неё. Прямо здесь и сейчас, не откладывая мечты на потом.
Тогда почему она должна мириться с непониманием? А если есть непонимание, то, может, Костя прав – они поторопились с этой квартирой? Точнее, не с самой квартирой, – если отмотать время назад, она бы поступила точно так же. Что, если поторопились в серьёзных отношениях с Костей?
Хотя и здесь какие были сомнения? Ведь они уже жили вместе, в его съёмной квартире. Что же сейчас поменялось? Да, сделан серьёзный шаг, но неужели он разрушит всё? От этой мысли слёзы полились ещё сильнее.
Костя сел рядом и обнял её:
– Эй, малыш, ты чего? – нежно спросил он. – Решила затопить соседей? Не забывай, что под нами четыре этажа, а нам самим деньги на ремонт нужны.
Аня прижалась к нему, продолжая всхлипывать.
– Наверное, ты просто засиделась дома.
– Не знаю, наверное.
Слёзы продолжали стекать ручьями по щекам. Ей вдруг стало безумно жалко, только непонятно, чего именно.
– У женщин так бывает – лишь отмахнулась она.
Следующий день Аня решила провести как обычно, до своего увлечения. Никаких перерывов, никаких картин. Только полезное, разумное распределение времени.
Она проснулась утром, застав Костю дома, что случалось редко. Затем отправилась на пробежку по лесополосе через дорогу. Днём плодотворно поработала, закрыв большую часть хвостов. Перед ужином сходила за новой порцией овощей и рыбой. Вечером, пользуясь хорошей погодой, молодые на великах поехали в центр и местную набережную.
Вернулись уставшие, довольные, возбуждённые. Как раньше – когда у них всё только начиналось. Бросив велики в коридоре, они буквально набросились друг на друга. Продолжая целоваться, добрались до гостиной, упали на подушки, где занялись любовью, страстно и ненасытно.
Потом просто лежали и болтали о всяких пустяках. Позже Костя пошёл спать – он же жаворонок, и ему надо рано вставать на работу. А Аня осталась лежать, чувствуя голым телом приятный тёплый ветерок.
Она посмотрела на стену, где по-прежнему был эскиз мужского портрета, под взглядом которого они придались страсти. Наверное, Костя всё же прав: зачем рисовать какого-то незнакомца в их гостиной? Но и совсем стирать его не хотелось. Надо придумать альтернативный вариант. Сейчас же Ане не хотелось об этом думать, поднявшись с подушек, она пошла спать.
В темноте она наткнулась на угол кровати, которая стояла не поперёк комнаты, а ногами к окну. Наверное, Костя переставил, возможно, показывая, что немного странный период закончился и начинается новый. Аня улыбнулась своим мыслям.
Забравшись под одеяло, она посмотрела вперед – перед глазами на фоне фонарей успокаивающе шелестели липы.
Всё-таки переставить кровать – это неплохая идея. Какой же Костя молодец!
Утром она пила кофе, усевшись на подоконник, одной ногой опершись в откос напротив, вторую положив ноги на косо придвинутый стол. Это вошло в приятную вредную привычку. То ли так действовало ощущение собственности, то ли особая атмосфера квартиры.
Внизу гуляли люди с собаками, спешили по своим делам, до пятого этажа доносился мерный шум моторов. Только липы продолжали неторопливо шелестеть, скрывая солнечные лучи, словно дразня, и давая редкую возможность осветить кухню и её хозяйку.
Ане не терпелось пойти к гостиную, чтобы придумать другую картину на основе набросков, но нарочно оттягивала этот момент, продолжая цедить кофе.
Приступить к задумке после завтрака не получилось. Позвонили с работы: появился срочный заказ, который нужно было оперативно отработать. Потом руководство решило провести внеплановую онлайн-планёрку. Так незаметно пролетел день у монитора. Затем попросили оперативно завершить другой заказ.
Уставшая, но с чувством выполненного долга, Аня вышла из комнаты – в будущем детской, а ныне её рабочего кабинета. Проходя через гостиную, она скорее почувствовала: что-то изменилось. А потом увидела это.
Портрет стал более ярким. Изначально стена была белая с едва заметными пятнами под краской, и то если сильно присмотреться. Сейчас проявившийся рисунок напоминал старинное фото с оттенками от золотистого до кофейного. Аня подошла, чтобы рассмотреть вблизи. Простой карандаш, которым она обводила фрагменты, практически стерся. В целом картина была видна невооружённым взглядом, словно изначальная задумка поступала через слой, пытаясь занять своё место. Как такое вообще возможно? Мистика какая-то.
В прихожей щёлкнул замок – Костя вернулся с работы. Зашуршали пакеты, значит будущий муж догадался зайти в магазин.
– Ань, ты дома? – спросил он.
Она выглянула из гостиной, вид у неё был растерянный.
– Привет, – сипло поздоровалась она.
– Привет. У тебя всё в порядке?
– Да, конечно, – голос предательски дрогнул.