banner banner banner
Коллаборанты
Коллаборанты
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Коллаборанты

скачать книгу бесплатно


– Это не поможет. Они только мешаться будут.

– Как хочешь. Но справка мне нужна через три дня.

Отпустив архивариуса, генерал придвинул к себе чистый листок бумаги, взял ручку и принялся писать черновик доклада. Цифры в него можно вставить и потом.

Он сразу определился с концепцией. Все достижения, которые приписываются Сталину, совершены советским народом не благодаря, а вопреки Сталину. А во всех просчетах, голоде тридцатых годов, военных поражениях, репрессиях невинных граждан виноват именно Сталин.

Поначалу работа двигалась медленно. Мысли формулировались коряво. Приходилось долго обдумывать каждое предложение, каждую фразу.

Через три дня из архива принесли те данные, о которых он просил. Серов внимательно их изучил. Получалось, что львиная доля репрессий выпадала на «ежовский» период. Генрих Ягода и Лаврентий Берия выглядели просто белыми и пушистыми по сравнению с Николаем Ежовым. И это несмотря на то, что первый инициировал раскулачивание, а второй депортации. Если беспристрастно проанализировать архивные данные, то можно сделать вывод: в большинстве репрессий виноват не Сталин, а Ежов. Так как Ежов возглавлял НКВД всего 2 года, то Сталину можно поставить в заслугу, что он так быстро разобрался с садистской сутью Ежова и его расстрелял.

Нет, в таком виде архивные данные использовать в докладе нельзя. Надо их творчески переработать. Сначала нужно объединить понятия «раскулаченные», «репрессированные» и «депортированные». Особенно нежелательно упоминать о депортированных, потому что ими лично занимался сам Серов. Так, отлично! Теперь все они будут репрессированные. Еще нужно как-то убрать «ежовский» пик. Может раскидать часть репрессий на Ягоду и Берию? А смысл? Проще довести число пострадавших от них до «ежовского» уровня. Если умножить на 10 их цифры, то примерно так и получится. Не будет совпадать общее число репрессированных? А кто проверит? Все архивы засекречены!

Ай, да Серов, ай да… молодец! Работа по докладу пошла гораздо легче. Серов так увлекся, что чуть не забыл об операции прикрытия по делу с короной. А когда вспомнил, сразу все бросил и поехал к ювелиру.

В этот раз Михаил Соломонович ждал Серова и открыл дверь сразу, как только услышал голос генерала.

– Проходите, гражданин генерал. Только вчера закончил, – суетился он, – вот, полюбуйтесь.

Серов глянул на оригинал, на копию: похоже. Нет конечно бриллиантового блеска, но размеры, формы – все один к одному.

– Неплохо, – сделал заключение он, – сколько я должен?

– Я отложил все заказы и работал почти без сна…

– Короче, сколько?

– Десять тысяч.

– Ого! – Серов поцокал языком.

– Но вы же…

– Да не дрейфь, – ухмыльнулся генерал, – держи свои десять тысяч. Надеюсь ты понимаешь, что с тобой будет, если кто-то узнает о нашем маленьком секрете?

– Как вы можете такое подумать?! – изобразил возмущение Михаил Соломонович.

– Еще вот что. Я оставлю у тебя оригинал на пару месяцев? Надеюсь за это ты с меня плату не возьмешь?

– Что вы такое говорите, гражданин генерал? Оставляйте и не берите в голову. Обеспечу сохранность, как в швейцарском банке и абсолютно даром.

Генерал оставил оригинал на столе, уложил в портфель фальшивую диадему и, кивнув на прощанье, покинул ювелира. По дороге домой он завернул в фотостудию Фролова. Фотограф оказался на месте. Он два дня назад вернулся из отпуска, и у него образовалась очередь из дам, желающих увековечить свою красоту.

– Избавься от них, – приказал Серов, – через полчаса я приеду со своей женой, чтобы никого здесь не было.

– Да, конечно, товарищ генерал, – согласно закивал Кирюша.

Серов съездил домой, приказал жене надеть то же вечернее платье, что было на снимке с короной и вернулся с ней в студию. После того, как Кирюша заснял ее в фальшивой диадеме, Иван Александрович отпустил ее домой.

– А ты, не забывай о своей расписке, – сказал он фотографу.

– Я все помню, товарищ, генерал. Да, если бы я знал…

– Ладно, ладно продолжай работать. Но, как только кто-то начнет тебя расспрашивать о твоих клиентках – сразу ко мне. Понял?

– Все понял, товарищ генерал.

Серов вышел из фотостудии и вздохнул полной грудью. Главную беду он от себя отвел. А когда снег растает и грязь высохнет, он отвезет диадему на дачу и спрячет в тайнике. Туда никто и никогда не доберется.

Вот теперь можно спокойно возвращаться к докладу. Серов вернулся к себе. Едва он вошел в приемную, как секретарь вскочил со стула и взволнованным голосом произнес:

– Товарищ генерал армии, пока вас не было три раза звонил товарищ Хрущев.

– И что он хотел?

– Сказал: как появитесь, что б сразу к нему ехали.

Серов, не входя в свой кабинет, развернулся и отправился в Кремль. На этот раз он даже хотел, чтобы Никита задал ему вопрос по короне. Мысленно он уже смаковал, как размажет этого говоруна своими железными аргументами. Но, оказалось, Хрущев вызвал его не за этим. Он протянул генералу листок бумаги со словами:

– Вот смотри, англичане Булганину приглашение прислали.

– И что? – пробежав текст по диагонали, спросил Серов.

– Ну как, что? Они приглашают правительственную делегацию. А я, выходит, побоку?

– Да почему побоку-то, Никита Сергеевич? Это просто так пишется «правительственная делегация». Если они приглашают не кого-то конкретно, значит оставляют определить состав делегации за нами.

– Значит, я тоже могу поехать?

– Конечно!

– Слушай, а не могут они нам козу устроить?

– В смысле?

– Ну, приедем мы в Англию всем правительством, а они возьмут нас и грохнут.

– Так не надо ехать всем правительством. Оставьте здесь Молотова, Жукова, Ворошилова…

– Ладно, мы с тобой это еще после съезда обсудим. Как у тебя с докладом?

– На днях закончу.

– Тут у меня некоторые деятели тоже занимались репрессиями, так у них получается во всем Ежов виноват. А у тебя как?

– По архивным данным так и получается, Никита Сергеевич, но я кое-какие цифры подправил. Теперь вину Сталина можно считать доказанной, – ухмыльнулся Серов.

– Вот это ты молодец! – обрадовался Хрущев, – вот за что я тебя люблю, Ваня, понимаешь ты толк в политике.

– Только я хотел предупредить, Никита Сергеевич: нельзя этот доклад сразу публиковать.

– Как это? Что значит нельзя? Зачем он тогда нужен?

– Вы просто вспомните, что было после «разоблачения» Берии? А тут Сталин! Нам могут сказать: а вы куда смотрели?

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю зачитать доклад перед каждой делегацией по-отдельности, и посмотреть на реакцию. Кто сильно возмущаться будет, на заметку взять. Так мы сможем, кстати, избавиться от всех сталинистов в партии.

– Ты, может, и прав, но тогда как народ узнает о «злодеяниях» Сталина?

– Народ сначала подготовить надо.

– Как?!

– Никак. Мы доклад засекретим и зачитаем только делегациям. Но вы же знаете, как это бывает. На кухне, под рюмочку, под большим секретом какой-нибудь делегат расскажет своему другу, тот своему…, поползут слухи, а через пару лет все будут знать, что Сталин – злодей.

– Ай, голова ты, Серов! – рассмеялся Хрущев. – Ладно, я подумаю. Иди заканчивай свой доклад.

История с докладом прошла на съезде именно так, как и предполагал председатель КГБ. Когда в последний день съезда на закрытом заседании Хрущев зачитал «творение» Серова, делегаты испытали шок. Рушилась их картина мира. Многие отказывались верить в услышанное. Кто-то с мест потребовал доказательств. Но делегатам объявили, что доклад секретный, обсуждению не подлежит и его нужно просто принять к сведению.

Наступил переломный момент. Если бы все несогласные с Хрущевым в оценке личности Сталина выступили совместно, то от Никиты только пух и перья полетели бы. Но они разъехались по своим партийным организациям. Весь протест ушел внутрь себя. Однако совсем без народных волнений не обошлось.

В начале марта Серову позвонил начальник управления КГБ Грузии.

– Товарищ генерал армии! У нас тут на площади Руставели толпа собралась, митингуют.

– И зачем ты мне звонишь? Разгони и после этого доложи!

– Как я их разгоню? Их тысяч десять собралось!

– И что они хотят?

– Требуют восстановить честное имя Сталина.

– Ну так собери своих людей со всей республики, милицию подключи. Что я тебя учить должен?! Разгони их к чертовой матери!

– Так милиция с ними в толпе кричит: долой Хрущева.

– Так, тогда сделай вот что: займи со своими людьми радиостанцию, телеграф, отключи междугородний телефон. Не дай им связаться с другими городами. Понял?!

– Хорошо понял, товарищ генерал-полковник! Сделаем!

– Все, жди указаний.

Серов снял трубку прямого телефона с Хрущевым.

– Чего тебе? – услышал он через какое-то время.

– В Тбилиси беспорядки…

– Да, знаю я. Позвонили уж. Хотел тебе звонить, а ты сам…. Что думаешь делать?

– А что делать? Мои люди своими силами не справятся. Какое-то время они ключевые точки удержат, но без армии им каюк.

– Вам бы все армию…. А может, покричат и разойдутся?

– Не думаю, Никита Сергеевич.

– Ладно. Поговорю с Жуковым, – закончил разговор Хрущев.

Через пять дней силами мотострелковой дивизии бунт в Тбилиси был подавлен. Серов ждал повторения Тбилисских событий и в других местах, но вскоре стало понятно, что других выступлений не будет. Народ проглотил ложь и не поморщился. Ну, может, и поморщился, но совсем чуть-чуть.

В конце марта Серова вызвал Хрущев.

– Вот видишь, Ваня, – заговорил он, – всего месяц прошел, а уже все утихло. А ты говорил…

– Ничего не утихло, Никита Сергеевич. Недовольных еще много. Если они найдут способ объединиться, нам несдобровать.

– Ты думаешь, я дурак? Мы всех недовольных исключаем из партии потихоньку. А будут и дальше выступать, сядут за контрреволюционную пропаганду.

– Умно! Ничего не скажешь, – польстил ему Серов.

– То-то же! Но я тебя не за этим позвал. Ты помнишь, я тебе про приглашение англичан рассказывал?

– Помню, конечно.

– Решил я вместе с Булганиным ехать.

– Разумно, Никита Сергеевич.

– Ты тоже поедешь, вернее поплывешь. Хи-хи, на корабле поплывем.

– Пойдем.

– Куда пойдем? – не понял Хрущев.

– На корабле ходят, а не плавают.

– Ходят на ногах! Грамотный нашелся! Где у корабля ноги?! Ишь ты, первого секретаря поправлять вздумал!

– Да я пошутил, Никита Сергеевич.

– Шутник…, лучше бы спросил, почему на корабле?

– Да, а почему на корабле?

– В Женеве англичане говорили со мной свысока. В Лондоне я им покажу, кто в доме хозяин. Пусть утрутся.