Грабеж – дело тонкое

скачать книгу бесплатно


– А произошло следующее. Пока твой Андрушевич парит зад на шконаре в СИЗО и шпилит в «буру» с сокамерниками, его мама, сестра и два брата принимают положение активной обороны и начинают прессовать Решетуху деньгами и прочими символами материального достатка. Возможно, даже пообещают отправить за рубеж, где ему восстановят слух. Адвокаты советуют тянуть время, и Миша Решетуха уезжает в Белокуриху подлечивать пробитую голову и восстанавливать нервы за счет сердобольных родителей твоего подсудимого. Когда минуют все отпущенные законом сроки, Андрушевича освобождают из следственного изолятора. И с этого момента он начинает проявлять крайнюю степень сознательности – ходит к тебе по первому звонку, старательно отвешивает поклоны, называет тебя «Вашей Честью» и продолжает клясться в том, что к черепно-мозговой травме Решетухи имеет такое же отношение, как и к выстрелу «Авроры»...

Струге отпил из стакана выдохшуюся с утра минералку и продолжил:

– Потом появляется Решетуха, приходит к тебе и поясняет, что боялся возмездия преступников и поэтому скрывался у мамы в Оймяконе. При этом будет демонстрировать тебе коричневый загар и объяснять, что на севере солнце светит ярче. Да, это так. Солнце на самом деле на севере светит ярче. Но мы-то с вами, Павел Максимович, судьи опытные, бывшие следователи прокуратуры или милиции, да? Мы-то с одного только взгляда определяем, что предъявляемый потерпевшим загар имел место быть не на севере, а в Алтайском крае. Начинается процесс, и Миша, слезно щурясь, заявляет, что Андрушевич – не тот, кто ворвался в его квартиру. Гудит свисток, занавес падает, все аплодируют, судья бежит в ближайший киоск Решетухи за туалетной бумагой. Вопросы есть?

Вопросов не было. Точнее сказать, по мере того как говорил Струге, увеличивая силу своего голоса на каждом слове, они возникали в геометрической прогрессии, и к тому моменту, когда Антон Павлович закончил, их набралось уже около сотни. Однако, когда Струге, уже почти прокричав последние слова, замер и наклонился грудью к столу, Левенец понял, что вопросы задавать бессмысленно.

Левенец встал и прошел к выходу.

– Я могу рассчитывать на вашу помощь?

– В любую минуту дня или ночи.

Отвернувшись от молодого судьи, Струге сосредоточил взгляд на пустой столешнице. Потом, словно спохватившись, придвинул на это место отстраненные в момент прибытия Левенца документы.

«Поможет», – уверенно произнес про себя Левенец, шагая по коридору.

До его назначения в суд этим кабинетом пользовались многие судьи. И у всех поначалу вызывал раздражение упрямый замок. Без навыков и твердой руки его невозможно было ни закрыть, ни открыть. Эта же проблема всякий раз вставала и перед Левенцом.

– Он обязательно поможет, теперь я это точно знаю, – прошептал Павел Максимович и одним движением открыл замок.

За восемь часов до описанных выше событий Яша Шебанин вырвался из своего дома в состоянии дикой ярости. Несмотря на все уговоры жены вернуться и дождаться Якова Моисеевича, он вскочил в «Мерседес», в котором уже сидело трое, и по-суворовски махнул в направлении закрытых ворот особняка. Что означает этот жест, подчиненные Якова Шебанина, имеющего в миру прицеп Локомотив, знали очень хорошо. Этот жест всякий раз приводил их в отчаяние и впору было открывать подпольный тотализатор, чтобы ставить ставки и угадывать, на сколько лет органы опять «приземлят» Яшу и сколько человек в места лишения свободы он нечаянно захватит с собой.

Яков Шебанин был из тех людей, кто поднялся и стабилизировал свое финансовое положение в годы «приватизации». Пока правительство натягивало на ваучеры все население страны, Яша быстро разобрался в ситуации и стал натягивать на эту же тему не до конца разобравшуюся в смысле этой «приватизации» мэрию Тернова. Люди Шебанина стояли у любого места, где поневоле скапливался народ, – остановки, магазины, сберкассы – и скупали у обезумевшей публики бумажки с трудночитаемым, смахивающим на матерок словом – «ваучер». Денег Яша не жалел. Когда «ваучеризация» достигла своего апогея и бестолковые, социально дезориентированные граждане уж начали подавать в газеты объявления – «Поменяю однокомнатную + ваучер на двухкомнатную» – и при этом находили партнера для сделки, Яша понял, что момент истины настал. Завтра будет поздно, потому что долго безумие длиться не может. Скоро народ поймет, что «ваучеризация» – это не бесплатная раздача доплаты для улучшения жилищных условий российских граждан, а «лохотрон», при котором каждого российского гражданина правительство «разлохматило» на двадцать пять рублей наличными.

И час пробил. За неделю перед всеобщим разоблачением аферы вселенского масштаба Яша скупил в городе Тернове восемнадцать объектов недвижимости, куда вошли несколько магазинов, кинотеатров и недостроенных высотных домов, и увеличил свой капитал в пятьдесят с лишним раз.

Но были у Яши и проблемы. В большей степени – с законом. Перепив малую толику, он становился малоуправляем. Не привыкший, чтобы кто-то поступал против его воли, Яша Шебанин терял от гнева голову и превращался в Локомотива. Так оно и выходило. Когда Яша спокойно занимался вопросами улучшения благосостояния собственного и братвы, его звали по имени. Едва доносились слухи, что Шебанин был замечен в ресторане и его там недостаточно быстро обслужили, Яшу мгновенно переименовывали в Локомотива. Так он и жил с двумя именами, как с двойным гражданством. Некоторые из его проделок не оставались без пристального внимания оперативных органов УВД.

Первый раз Яша «сходил» в девяносто пятом за то, что в его «Синема-зал» зашли двое из бригады изгнанного впоследствии чеченца Малика и попросили администратора заплатить за «крышу». Эта фабула звучит глупо до тех пор, пока не объяснить суть произошедших событий. Яша – владелец «Синема-зала». Он же, понятно – его «крыша». Яша – «уважаемый» в городе человек.

То ли чеченцы не поняли, что такое «локомотив», то ли они вконец совесть потеряли, что впоследствии и было доказано Великим побоищем на реке Терновке... Одним словом, чеченцы вошли в кинотеатр, избили администратора и постригли ее наголо. Последнее было самой большой, неисправимой ошибкой. Без подобных цирюльных манипуляций все закончилось бы «стрелой» и мирным разводом. А так получилось, что какие-то грязные, беспредельные «чехи» вошли в дом Локомотива и побрили женщину, у которой тот периодически отправлял мужские естественные надобности.

В этот же день бригады Димы Мамаева и Локомотива, заручившись поддержкой еще ряда славянских братств, устроили в городе то, что обычно происходит, когда военачальник отдает город своему войску на три дня после его захвата. Единственным отличием явилось то, что объектом внимания славянского войска был не город, а та его часть, которая была «спальным» районом чеченских беспредельщиков. Два дня РУБОП и милиция общественной безопасности находились в состоянии крайней растерянности. Пока в штабе объединенной милицейской группировки разрабатывался план тушения внезапно вспыхнувшего пожара, с коммунального моста через Терновку падали, падали, падали и падали привезенные на него представители этнических преступных группировок. На берегу стоял взятый в аренду поп из храма и махал кадилом. Тех, кто не хотел проходить обряд крещения... Собственно, никто не хотел, поэтому-то желания ни у кого и не спрашивали. Под горячую руку Локомотива, плохо разбирающегося в этнических нюансах, попадали и узбеки, взятые с рынка от ящиков с абрикосами, и таджики, промышляющие на вокзалах попрошайничеством. Локомотив сказал – «черных», мы черных и брали, – объяснялись потом в кабинетах УБОПа участники обряда, помогавшие батюшке, – нам их сортировать некогда».

На следующий день город стал напоминать православный монаший скит. Даже индийцы, студенты Терновского университета, разобравшиеся в предмете спора, не выходили из общежития. Все бы обошлось, ибо на одних словах следствие, как и локомотив, не едет. Да вот беда – не успел Яша избавиться от охотничьего ножика, которым показывал с моста место падения иноверцев. Этим ножиком можно было валить кедры на Ангаре, но будь он хоть палашом самого имама Шамиля, больше двух лет из него не выдавишь.

Через два года Яша вернулся, а еще через год случилась форменная глупость. Когда в ресторане он уже успел выпить полторы бутылки «Арарата», какой-то северянин, не понимая, что делает, пригласил Маришу на танец. Охранники, не успевшие перехватить лесовика на подходе, побелели лицами, и было из-за чего. Вооружившись ножкой от стола, выломанной в тот момент, когда танцор даже еще не успел закончить приглашение, Шебанин медленно встал...

Тот, кто хоть раз в жизни видел автомобильные гонки и хоть раз выбивал на улице ковер, а также в состоянии совместить два этих процесса воедино, может легко представить, что происходило в ресторане в тот вечер. Поскольку двери заведения задолго до эксцесса были закрыты на замки, а открывать их потом уже было как-то некогда, то нет необходимости объяснять, что лесовик догадался – его жизнь зависит от скорости его перемещения в замкнутом пространстве.

Когда потом командированного северянина увезли в травматологию и шили раны, Яшу увезли в райотдел и шили дело. «Злостное хулиганство» – это, конечно, не самая авторитетная статья для «уважаемого» человека. Но «вором» Яша никогда не был и на сходки их не ходил, поэтому-то ни перед кем и не отчитывался. Хотя, если и был бы, вряд ли сейчас потребовал кто-то у него отчета за путаницу в «мастях». То, что раньше «законникам» было делать «западло», сейчас практикуется повсеместно. Наркотики, ходьба на «дело» с оружием и необоснованные «мокрухи» среди нынешних воров – привычное дело. В «бакланской» ли статье Яшин вопрос?..

И сейчас, когда колонна из двух автомобилей – мчащегося на один из известных Локомотиву адресов «Мерседеса» и следующего чуть позади джипа «Патруль» – приближалась к Дому ученых, братва в машинах сидела и предсказывала возможные последствия этой поездки. В первой машине – молча, про себя, в джипе – вполголоса. Тема для обсуждения была. Во-первых, Яша пьян, во-вторых, он обижен неизвестным лицом. Неизвестное лицо продало Яше милую черепашку, которая его едва не сожрала.

Нет, не в сам Дом ученых мчались эти две машины. Не к академикам, решающим сложные вопросы, склонившись над микроскопом во втором часу ночи. Локомотив направлялся к дому, расположенному неподалеку. Там проживал человек, адрес которого полчаса назад Шебанин выяснил у одного из сотрудников среднего звена Терновской таможни. Просто взял и позвонил. В час ночи. Позвонил и спросил:

– Слышь, Волоха, а кто там у вас на примете из контрабандистов работает чисто по животным?

Майор таможенной службы по имени Волоха сказал, что интересующий Шебанина объект проживает в доме пятьдесят три по улице Чигорина, в пятнадцатой квартире. Виктор Петрович Желюбчик, человек, без ведома которого и без контроля которого в Тернов не попадает ни одна зверушка.

– А он не маленький такой, не веснушчатый, глаза у него не бегают? – мало надеясь на успех, спросил Шебанин.

Нет, Виктор Петрович был краснолиц, имел сто килограммов веса и глаза у него настолько выпуклы, что если бы бегали, то вывалились бы на асфальт.

Захватив с собой двоих людей, Яша, морщась от боли и прижимая к груди руку, вышел из «Мерседеса». Еще через минуту он уже нажимал кнопку звонка.

Гонг еще не затих, когда голос человека, который не оставлял сомнений в его весе, спросил:

– Кто там?

– «Зеленые», блин. Отдел по борьбе с незаконным оборотом животных.

Странно, но после этого заявления хозяин спокойно открыл дверь и впустил внутрь своей квартиры не самых миролюбивых жителей города Тернова...

Глава 8

– Первый вопрос, который у меня возник только что, это – с какой целью ты спрашиваешь – «Кто»?

Продолжая морщиться от боли, огромный Яша наклонился над толстячком и вперил свой взгляд ему в подбородок.

– Кто вы такие? – повысил голос человек, который, судя по совпавшим особым приметам, и являлся Виктором Петровичем.

– Я же сказал – «зеленые». А ты, если сейчас продолжишь задавать вопросы, вместо того чтобы давать на них ответы, станешь синим.

В голове толстяка произошла ошибка при расчетах.

– Позвоните Владимиру Игнатьевичу в таможню. Он майор, и у нас с ним хорошие отношения...

– Оперативные, да? – улыбнулся Яша, оголяя два ряда изделий из металлокерамики. – Ты что, идиот? – Он ткнул Желюбчика пальцем в живот. – Я сильно на мусора похож? Наверное, вот этим костюмом за штуку баксов, да? – Яша подергал себя за лацкан. – Или нет? Наверное, этим партаком! – Яша заголил здоровую руку, оттянув на себя рукав, и взгляду Виктора Петровича предстало незамысловатое тату – «Погон с воткнутым в него кинжалом». – Или ты не видишь, что на моем лбу написано – «Две судимости, и через минуту появится третья»?!

Подняв руку, Яша постучал, словно в дверь, не по своему лбу, а почему-то по лбу Виктора Петровича.

– Короче, хороняка, веди в дом и быстро освежай свою память. Она сейчас может оказать добрую услугу твоему организму.

Желюбчик влетел в комнату, не поспевая ногами за своим телом. Локомотив, войдя в зал, быстро окинул интерьер взглядом опытного охотника за недвижимостью.

– Холостякуешь? – Дотянувшись до открытой бутылки, он налил в фужер бордовой жидкости, влил в рот, но тут же, словно из сифона, резко выплюнул вино на персидский ковер хозяина. – В эту бутылку что, предметы твоей контрабанды всем хором ходят?!

Весь вечер вчерашнего дня и начало этой ночи с Виктором Петровичем, торговцем экзотическими видами животных, происходили странные и пугающие его события. В начале восьмого вечера в квартиру вломились четверо «братков» и потребовали пять тысяч долларов за право верховодить в этом виде бизнеса. Дома у Виктора Петровича, как у старого опытного спекулянта и мошенника, деньги водились редко, дабы они не превратились в так называемые «средства, приобретенные преступным путем», и не были изъяты при первом же обыске. Благо «братки» вошли в положение Желюбчика, и момент передачи денежных средств был перенесен на двенадцать часов уже нового, только что наступившего дня. Однако перед самым уходом Виктор Петрович был предупрежден, что, если ему придет в голову какая-нибудь глупость и он, поддавшись минутной слабости, предупредит о месте и времени встречи каких-нибудь ментов, наступившие последствия могут быть самыми тяжкими. В качестве примера Желюбчику рассказали, как в прошлом году в терновском лесу совершенно случайно заблудился и умер от голода коммерсант из Минска.

– Какая глупость! – воскликнул Виктор Петрович, закрывая за ними дверь. – Я что, идиот, что ли?

Однако, вернувшись в комнату, он тут же позвонил своему «таможенному» куратору и предупредил, что у него вымогают деньги. Владимир Игнатьевич, который для Яши был просто Волохой, назвал Желюбчику номер телефона УБОПа и имя, к носителю которого он там должен будет обратиться. И Желюбчик обратился. В двенадцать часов в его квартиру прибыли сотрудники антимафиозного ведомства, проинструктировали, выдали диктофон с микрофонным шнуром и договорились встретиться завтра на месте передачи денег.

– Вы нас не увидите, – предупредил один из оперов. – Мы всегда незаметны.

Выходя на площадку, он, посмотрев на часы и раздирая в зевоте рот, добавил:

– Но, если вы нас лоханули, вы увидите нас очень скоро.

Переживая эти слова и распивая бордо, Виктор Петрович услышал звонок в дверь. И сейчас в его жилище находился еще какой-то, уже третий по счету криминальный квартет со смутными претензиями и туманным изложением требований. В том, что его будут бить, Виктор Петрович не сомневался ни на йоту. Вопрос в другом. Хитра братва, хитры и менты. А если эта четверка – посланцы кого-то из них на предмет лояльности исполнения обязательств по завтрашней передаче денег? Тут и татуировка, рисованная химическим карандашом, на теле опера-провокатора появиться может, и костюм от Рико Понти взаймы у банкира недолго взять...

А если это братва принимает у него зачет перед завтрашним экзаменом?..

– Что ты на меня смотришь, как зоофил на жирафа?!! – прорвался сквозь мысли Виктора Петровича крик незнакомого громилы. – Я спрашиваю – черепашки каймановые через твои руки проходили?!!

– Черепашки?.. – промямлил он. – Каймановые?..

– Все, я больше не могу, – решительно заявил бугай с перевязанной рукой и отошел к окну. – Балу, поговори с ним...

Перед Желюбчиком возникло тело, заслонившее все мироздание.

– Тебе что, подсказку из зала нужно?

После оплеухи с правой стокилограммовый Виктор Петрович отлетел в другой угол дивана.

– Может, он звонок другу хочет сделать? – не поворачиваясь, поинтересовался Яша. Он старательно смотрел на кончик сигареты и пытался совместить его с пламенем зажигалки.

После восьмого или девятого удара, когда у него уже была отбита вся требуха, Виктор Петрович понял, что нужно либо вспоминать что-то о каймановых черепашках, о присутствии которых в Тернове он даже не догадывался, либо уже завтра идти в собес за льготами по группе инвалидности. Покряхтывая под ломовыми ударами, которые сбивали в сторону не только мысли, но и все органы, Желюбчик Виктор прокручивал в голове фамилии фигурантов, одного из которых можно было бы подставить под этих косоголовых. Память, выполняя задачу поиска, быстро привела к одному парню, которому Желюбчик в прошлом году продал попугая ара. Тот должен был отдать за него полторы тысячи «зеленых» уже через неделю, как и договорились, но тут вмешался форсмажор. Ара издох, а вместо денег Желюбчик получил рекламации по поводу некачественного товара. С тех пор торговец животными поклялся никогда и никому не отдавать вечером стулья, не получив за них утром денег.

– Вспомнил, вспомнил одного!.. – прокричал он, пытаясь всеми припухлостями тела заслониться от разящих ударов ногами чудовища по кличке Балу. – Есть один... Я ему три месяца назад... Нет, две недели назад черепаху продал.

– Правда? – спросил Яша, туша сигарету о подоконник. – И как же выглядела черепаха?

Зря Локомотив пытался выяснить то, что кандидату биологических наук Желюбчику было известно лучше, чем кому бы то ни было. Ни разу не видя каймановую черепаху в Тернове, он описал ее Шебанину так, что тот просто не мог не поверить. Оставалось выяснить лишь размер...

– Вот такая. – Желюбчик показал габариты двумя указательными пальцами.

Шебанин в сомнении покачал головой.

– Что-то ты гонишь, друг. Слишком маленькая.

– Они растут быстро.

– Что, по сантиметру в день?

– Если хорошо кормить, то и больше...

Яша, услышав слово «кормить», опять почувствовал боль в руке.

– И где живет счастливый обладатель этой твари?