скачать книгу бесплатно
– Я рада… иди уже, Толенька. Значит, князь решил подойти к вопросу серьезно? Тогда он должен был выяснить, что мы в приданом Ниночки не нуждаемся. Мой муж оставил мне неплохой капитал. Я сумела его приумножить, а теперь и Толенька занимается делами. Так что нуждаться девочка ни в чем не будет.
– И это хорошо, – сказал Бекшеев. – Просто чудесно. Но если так, то почему она? Извините, большой любви со стороны вашего сына я не увидел.
– Какая любовь, помилуйте! Это женщине надо мужа любить. А Ниночка Толеньку очень любит. Это заметно… без любви женщине сложно. А вот мужчине достаточно быть сильным и надежным.
Увы, ни сильным, ни надежным Толенька не выглядел.
Он подошел к невесте, коснулся её. Наклонился, что-то говоря…
– Это вы её выбрали, – сделал вывод Бекшеев.
– Почему бы и нет, – Мария Федоровна и не подумала отрицать. – Как по мне, так и должно быть. Любовь… все носятся с этой любовью, не понимая, сколь многое можно спрятать за красивой оберткой слов. Моя собственная дочь поддалась на обманку, сбежав из дома. И что?
– И что?
– Пяти лет не прошло, как вернулась. С детьми. Её супруг оказался ничтожеством и мерзавцем, который просто-напросто вышвырнул её из дома, когда закончились деньги. И кому она стала нужна? Порченая?
Прозвучало чуть громче, чем следовало бы.
Пожалуй.
И сам тон показал, что история эта задела Марию Федоровну за живое.
– Современные девицы бегут за любовью в одну сторону, потом в другую, в третью… ищут её, перебирают женихов. Обзаводятся ублюдками, которых норовят повесить на кого-то другого. И объясняют все любовью. Они позабыли о морали, нравственности. Обо всем. Важна только лишь эта их… любовь.
Бекшеев промолчал.
– В мое время женихов и невест выбирали родители. Может, не всегда удачно, но когда выбор был сделан и клятвы принесены, мы понимали, что таков наш долг. И что мы должны смириться. Стерпеться. Найти путь друг к другу. И не искали никаких… любовей.
– Все-таки почему Ниночка?
– Она милая добрая девочка. Она росла у нас на глазах. И я вижу, что душа её не тронута развратом современного мира. Она знает, что такое слово Божие и закон. Она невинна и чиста… такую сейчас найти сложно. И потому мне весьма не хотелось бы, чтобы некоторое недопонимание расстроило свадьбу.
Глава 3. Гадючий камень
«Если кто увидит, как змеи спариваются, пусть он бросит на них свой плащ; когда он подымет плащ, то найдет золото вместо змей, которые от стыда превратились в золото»
«Список народных примет и суеверий»[4 - Кстати, вполне себе реальная примета (или совет?). Прим. автора.]
Гудящая голова.
Ноги, которые ноют. И спину тоже прихватило. Ощущение, что я не на светском вечере побывала, а мешки на мельницу таскала. Или с мельницы. Вот как это может нравится нормальным людям?
Нет, красиво.
Обстановка.
Живые цветы.
Официанты эти, порхающие меж гостей. Вот кому от души сочувствую. Если б мне так вечерок пропорхать пришлось, отваливались бы и руки. А они ничего, бодро.
Ужин был на высоте. И танцы. Оркестр что-то там играл. Пары кружились. Меня, к счастью, желающих пригласить не было. То ли Бекшеев, стоявший рядом с премрачною рожей желающих отпугнул, то ли сама я не вдохновляла местечковых кавалеров на подвиги. Главное, не пришлось ни танцевать, ни изобретать вежливый отказ.
И вот мы дома.
– Одинцов сказал, что чуть позже заглянет, – Бекшеев вот тоже с наслаждением вытянулся в кресле и пальцами пошевелил.
– Задница он… будет должен.
– Будет.
И о долге не забудет. Порой мне казалось, что где-то там, в глубинах премудрой Одинцовской головы сокрыта маленькая книжица, в которую он каждый день добавляет новые записи. О том, кому он должен, и о том, кто должен ему. И записей этих так много, что он чудом в них не путается. Или все-таки путается, потому как порой самое простое действо ввергает его в ступор и долгую задумчивость.
Ладно…
– Что думаешь? – я не удержалась и дернула Бекшеева за прядку волос на макушке.
– О вечере? Отвык я от светской жизни. И старый уже для таких танцев. А еще понял, что стало не хватать слов. Иногда просто хочется в морду дать.
– Это на тебя Тихоня влияет, – я подвинула табуретку для ног. А сама устроилась в кресле напротив. Платье наверняка помнется, и Софья будет ворчать, что не умею я ценить роскошные вещи.
Чистая правда.
Не умею.
Из-под стола выглянула Девочка и широко зевнула. А потом уронила голову на лапы и снова задремала. Хорошо. Стало быть, в доме тихо и спокойно. Что еще для счастья нужно?
– Это на меня возраст влияет. И в целом… а так… Анатолий там ничего не решает. Хотя как по мне – человек он не самый приятный.
– Согласна. Матушка его, впрочем, та еще гадюка. Не даром носит брошку.
– Это камея. Кстати, судя по всему довольно старинная. Возможно, родовой артефакт. И резана на драгоценном камне.
– Змея, вырезанная на драгоценном камне, остается змеей, – возразила я. И задумалась.
Вот…
Змеи.
У нас они тоже водились, большею частью у реки. Мелкие ужики сновали в высокой траве. И порой, выбравшись с бельем на кладку, я просто сидела и глядела, как скользят они по воде пестрыми ленточками. Иногда даже травинку срывала, тянулась, норовя прикоснуться.
Гадюки тоже водились, но не у реки.
Знаю, облюбовали они полянку на болоте, там, где из земли поднимались серые горбы камней. Камни не были священными, просто старыми. А еще они как-то вот жадно тянули солнечный свет, быстро нагревались и, напитавшись теплом, приманивали гадюк. О том знали все и поляны той сторонились, хотя мальчишки порой бегали, на спор или чтобы страх побороть.
И я тоже сходила, уж не знаю, почему. Правда, неудачно. Камни были – помню их, невысокие, снизу поросшие мхом и окруженные воротниками мелкой и особо злобной крапивы. А вот гадюки – ни одной.
– Змея… она не всегда плохая, – говорю Бекшееву. А он слушает. Подбородок подпер и слушает. Внимательно так. – На самом деле змеи – это… змеи.
– Понятнее не стало.
– Ну да… змей нельзя обижать. Никаких. Мама сказывала, что над всеми ужами стоит ужиный король. И если обидеть кого из его подданных, то он отомстит. Вызовет огненных ужиц, вложит им в рот искорку и велит в дом принести. Тогда-то и случится в том доме пожар[5 - Кстати, еще одно вполне реальное народное поверье.].
– А у гадюк?
– Про гадючьего короля не слыхала. Хотя… может, у них королева? Или он един над всеми, змеиный король. Но это так… я про другое. Змеи – духи сильные. И силу их люди могут использовать. Скажем, можно змеиный оберег сделать[6 - Змеевик – языческий оберег, который существовал практически до 20 в., изначально на одной стороне медальона изображалось божество, на другой – змеи. Затем вместо божества стал изображаться лик святого.]…
– Брошь?
– Не уверена, что у нее оберег, но… брошь. Или серьги. Или височные кольца еще. Их часто делали в виде змей. Пояса вот, пряжка-змея. Незамужним девушкам дарили. Моей сестре отец привез, когда пришел срок жениха искать. И потом бы пояс надставили, он и беременных защищает…
Я поморщилась.
Тот пояс остался в прошлом, но почему-то я наново, остро, почти как тогда, ощутила зависть. Ведь я тоже взрослая уже, а змеиный пояс – только ей. И это знак, что скоро сговариваться придут, что о том отцу намекали, если решил он показать, что сестра – выросла.
Говорить дальше о людях и змеях расхотелось.
– Девочка к нему очень привязана, – Бекшеев точно знал, когда стоит сменить тему.
– Я бы сказала, что ненормально привязана.
Я выдохнула.
Змеи… змеи – это просто… змеи.
Или украшения.
Не в них ведь дело.
– Воздействие?
– Вряд ли. Думаю, Одинцов проверил бы первым делом. Особенно…
…после того, что было. И да, очередного менталиста рядом с собой он бы не проворонил.
– Скорее уж все несколько сложнее, – Бекшеев подтянул ноги к креслу, и Девочка, выбравшись из убежища, подошла к нему, чтобы устроить голову на коленях.
Улыбнулась даже.
А Бекшеев почесал её за ухом.
– Красавица…
Странный он. Ненормальный. Это, наверное, последствия инсульта, потому как у Девочки красные глаза, зубы и в целом она выглядит так, что человеку непривычному поплохеть может. Да и я не лучше. А он нас одинаково красавицами обзывает.
– Ладно, дождемся Одинцова…
Ждать пришлось недолго. Он и переодеваться не стал. И по лицу видно – утомился не меньше нашего, хотя ему-то все эти танцы и игрища должны быть знакомы.
Или нынешнее особо ответственным было?
– Рада видеть живым, – сказала я и велела чаю подавать. Все же в таком огромном доме и штате слуг есть свои преимущества. Особенно, когда получается найти с этими слугами общий язык. Бекшеевские меня не то, чтобы любили, скорее уж, кажется, смирились, как с неизбежным злом.
И не пакостили.
– Признаться, были уже сомнения, – Одинцов расстегнул пуговицы пиджака. – Матушка… выразила мне свое недовольство.
Не сомневаюсь.
– Тем, что меня пригласил?
– И этим тоже…
– Она меня все еще не любит.
– Не в этом дело. Если тебя успокоит, то Ольгу она тоже не любит.
– А её-то почему? Как по мне – она идеальна. Что там твоя матушка желала? Род подходящий, сила…
– Не надо, – Одинцов поднял руки, признавая, что сдается. – Теперь я вижу, что дело было не в тебе…
Бекшеев нахмурился и взгляд стал таким нехорошим вот.
– Да нет, боюсь, что и во мне тоже. Но это не важно уже. Скажи лучше, где ты выкопал этого Анатолия?
Одинцов тяжко вздохнул. И чашку взял. Вытянулся в кресле.
– В отставку подам, – сказал он. – Завтра… чтоб хоть раз, наконец, выспаться.
– Кто ж тебя отпустит-то, – Бекшеев тоже чашку взял. И взгляд стал помягче, поспокойней. Нервный он какой-то, однако.
– Это точно… история сложная. Помнишь, Пестрякова?
– Смутно, – честно ответила я. – Извини, но у тебя в доме столько народу было…
– Он приходится дальним родственником матушке. Мы росли вместе. Потом служили одно время. Пути разошлись. Он был ранен.
Я пыталась вспомнить. Честно.
Но… сначала я была слишком счастлива, чтобы обращать внимание на что-то, кроме этого всеобъемлющего счастья. Потом – занята, пытаясь сохранить его, соответствуя положению.
Потом так же несчастна.
Пуста.
– Ранение оказалось серьезным настолько, что окончательно поправиться он не сумел… нарушение энергетического баланса. Да и физически ему досталось. Он долго держался. И помощи не просил. До последнего. Сам усадьбу восстанавливал. Финансы… жена его погибла еще во время войны. Целительницей была…
Случается.
