скачать книгу бесплатно
Алекс ухватился за древко и предложил:
– Давай на счет три…
– Три, – скомандовал Вёлунд и дернул рукой, стряхнув и Джека, и Алекса. Тот покатился по полу, шипя от боли и рассыпая ярко-красные нарядные капли. Они падали на камень и в камень же уходили.
Джек вскочил, но только лишь для того, чтобы увидеть, как поднимается Вёлунд.
Скрежетали суставы, распрямляясь, наливалась багрянцем броня, а по кованому лицу бежала рябь, будто бы железо становилось водой. И сапфировые глаза Вёлунда-кузнеца пылали ярко.
– Вот твое копье, Владетель. – пророкотал он, протягивая Гунгнир на раскрытой ладони. – Возьми его.
Глава 3. Мьёлльнир
Рука пульсировала. Мелко. Гадко. Сыпалась кровь, как ртуть из разбитого градусника. Капли скакали по полу и просачивались в камень. Алекс чувствовал ее, то, как течет она по трещинам прямо в жадные рты.
– Еще… еще. Еще!
Мелко звонко дрожали стены.
– Беги! – крикнул Джек. Сам он уже был на ногах, но не бежал, стоял столбом, глядел на металлическую громадину Вёлунда.
– Не спеши, Владетель, – сказал кузнец, опускаясь на одно колено. – Я держу слово. Я не трону твою кровь. Ты хотел копье? Вот оно. Бери. А взамен отдай мне его.
И вот тут Алекс понял: поздно бегать. Пробили яшму узкие подземные клинки, выстроились непреодолимой преградой. А за нею зашевелились, стряхивая остатки сна, шестирукие воины.
Они неуклюже дергались, цепляли друг друга, едва не опрокидывали, но держались. Звенело железо, железо раня. Стучали щиты от щиты. И движения воинов обретали утраченную гибкость.
– Его? – пальцы Джека почти коснулись копья. – Зачем?
– Чтобы жить. Чтобы служить тебе. Ты идешь в Хельхейм? Хорошо. Я дам тебе армию, способную пройти сквозь зубы Фенрира. И корабль, который понесет эту армию.
– И убьешь его?
Убьет, тут и гадать нечего. А спастись как? Никак. В круге не спрячешься, разве что за ложем Вёлунда. Дурацкая мысль. Но других у Алекса не было.
И медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, Алекс попятился от ножей и шестируких, стараясь не выпускать из виду и Вёлунда. А тот продолжал уговаривать:
– Кто он тебе? Не друг, я вижу. Не враг. Попутчик случайный. Малая плата.
Кровь почти перестала идти. Порез на руке затянулся, схватился черной коркой, только поздно. Надо было Кошку слушать!
За опаловой глыбиной не скрыться. Камень огромный, но гладкий. Ни трещины, чтобы забиться… ни лаза… ничего!
– Копье, – потребовал Джек.
– И ты отдашь того, кто пришел с тобой?
– Да.
Смешно было думать, что он иначе ответит. Он и Юльку бросил. И теперь вот Алекса… и вообще надо было его во сне придушить.
– Слово аса?
– Да.
Алекс слышал, как скрипят суставы. Видел, как медленно поворачивается Вёлунд. Собственное Алекса сердце остановилось, а руки стали холодными, просто ледяными. И они, неловкие, шарили по камню в поисках хоть чего-нибудь… и нашарили.
Вцепились. Потащили. Короткая неудобная рукоять рассекла свежую рану и высвободила кровепад.
– Ты храбрый воин, – сказал Вёлунд. – Не бегай от судьбы.
Он шел, переваливаясь с ноги на ногу, переставляя их с трудом, как если бы по-прежнему оставались ноги мертвыми, чужими. Шипы на ступнях со скрипом входили в камень, прогибались колени, и руки-молоты висели бездвижно. Лишь пальцы чуть подергивались.
– Не бегай, – повторил Вёлунд-кузнец.
Алекс мотнул головой, закусил губу, сдерживая слезы, и покрепче ухватил единственное свое оружие – невзрачного вида молот, рукоять которого стала липкой от крови и горячей.
Вёлунд подобрался к ложу. Обходить его не стал – оперся синеватой броненой пятерней о камень. Вторая рука, получив опору, поползла по опаловой глади.
На краба похожа. Пальцы-конечности, членистые, шустрые. Круглый панцирь ладони… По ней-то Алекс и ударил, сколько сил было.
Молот загудел, наливаясь чудовищной тяжестью, и впечатал металл в камень. Брызнула крошка и кольчужные кольца. Ложе Вёлунда раскололось на части.
Алекс же так удивился, что едва не выпустил оружие.
– Мьёлльнир неблагодарный, – заворчал Вёлунд, выдирая руку. А когда не вышло, то попросту снял запястье. – Но не поможет он…
Алекс пятился, размахивая молотом. Изрезанная рунами рукоять прилипла к ладони, жадно пила кровь, наполняя оружие злой силой.
Молот гудел от ярости. Желал бить, крошить, ломать… уничтожить.
– Тебе не удержать его, мальчик, – сказал Вёлунд, поворачиваясь. – Не стоит и пытаться.
Алекс и не стал: он достиг стены из клинков, за которой застыли шестирукие гиганты.
– Больно не будет.
Вцепившись в молот, Алекс нырнул под ноги Вёлунду и ударил, метя в шипастое колено. И колено загудело, разломилось трещиной. Но повелитель альвов устоял. Его же ответный удар опрокинул Алекса навзничь, покатил по полу, и яшма поспешила вырастить тысячу зубов, норовя проткнуть куртку, дотянуться до кожи и глубже, к самому сердцу.
– Джек!
– Он слово дал, – мягко возразил Вёлунд. – Отпусти молот. И тебе не будет больно.
Сдаваться Алекс не собирался.
Отец говорил, что надо до последнего биться, даже когда без шансов. Особенно, когда без шансов. Алекс не понимал. А теперь вдруг понял. И покрепче сжал горячую рукоять.
Молот ответил радостным воплем.
– Только подойди! – сказал Алекс. – Ударю.
Вёлунд шел. Не спеша. Прихрамывая. Зная, что теперь Алекс не побежит. Обрубком руки кузнец придерживал сердце, наверное, каменное или железное, холодное, безжалостное. И крепкое. Но не настолько крепкое, чтобы не пробило его чудесное копье Гунгнир. Взрезало оно металл, прошило камень, вышло из груди, как игла из тряпичной куклы, и вновь исчезло.
Из дыры хлынула не кровь – металл жидкий, кипящий. Он лился на яшму, шипя, опаляя сам воздух, и застывал причудливыми потеками.
– Ты… ты слово дал… аса, – Вёлунд покачнулся.
– Я не знаю, кто такие асы.
Джек держал копье уверенно.
– Боги, – зачем-то ответил Алекс, облизывая солено-сладкие губы.
– Ну… я не бог. Идем.
– Стойте, – Вёлунд упал на четвереньки, но еще жил. Железная кровь его застывала на камне, и трескалась яшма. – Вы… слушайте. Предсказание. Никто… не исполнит… того, что… желает. У трона столкнетесь… Однажды… Жизнь для одного… Смерть другому. Так быть. А теперь… идите.
Звенели подземные ножи, рассыпаясь на осколки. Падали воины, слабо шевеля руками, беспомощные, будто перевернутые на спину черепахи. Шелестело золото, и камни гасли, как будто жизнь уходила и из них тоже.
– Идем! – крикнул Джек, переступая через лежащих. На засыхающем металле остались отпечатки его ног. – Или ты тут остаться решил?
– Альвитр! – громкий шепот Вёлунда расчерчивал трещинами стены. Из щелей тянуло гнилью, и Алекса едва не стошнило от запаха. Надо идти. Надо бежать.
– Альвитр… я не слышу… крыльев твоих…
Бежать. Мимо сундуков с мертвыми сокровищами.
– Альвитр!
Мимо корабля, что тонул в изумрудных глубинах. Мимо золотого вепря, из глазниц которого текли потоки ржавчины.
В двери. И дальше по узкому коридору, по многим коридорам, обдирая локти о ржавые стены, падая и вскакивая, задыхаясь до рези в животе, но не выпуская короткой рукояти молота.
Мьёлльнир. Это имя. У вещей тоже бывают имена.
– Стой… я дальше… я больше… отдышаться, – Алекс понял, что не сделает и шагу.
Как ни странно, Джек остановился. Сам он дышал шумно, сипло, но держался так, как будто бы ничего-то и не случилось. Алекс прислушался. Тихо. Стены не сползались. Потолок не осыпался. И пол не грозился превратиться в разлом.
– Ты… ты же с самого начала знал, что убьешь его? – Алекс втянул нитку слюны. Пить хотелось. Сердце бешено колотилось в ребра, а живот узлом затягивало, как от голода, только хуже. – Ты же с самого начала знал?
– Нет.
Сволочь. Стоит, копьецо разглядывает.
– И ты просто взял и вот так меня отдал?
– Выменял.
Джек положил копье на плечо.
– Но потом же…
– Потом передумал. Идем. Здесь больше нельзя.
Передумал. Выменял. Как будто Алекс – вещь. И не раскаивается. Идет, ссутулившись, только острие копья, ромбовидное, как гадючья голова, из-за плеча выглядывает. Следит за Алексом.
Нет уж, Алекс не дурак. Он не полезет в драку сейчас. Отец говорил, что напролом только безголовые лезут. У Алекса голова имеется. И сердце живое, которое копье Гунгнир пробьет с той же легкостью, с какой пробило каменное. Оно целится, готовое сорваться с хозяйского плеча, лишь приказ нужен. И тогда не спасет Алекса чудесный молот.
Пусть живет Владетель Ниффльхейма. Пусть сядет на трон Хель. Пусть станет хозяином всех земель, вод и существ, которые обитают на пустошах. Алекс постарается, чтобы так и было.
Тогда и предсказание Вёлунда-кузнеца сбудется.
– Извини, – Джек остановился перед дверью. – Наверное, по-другому надо было.
– Проехали, – ответил Алекс, поглаживая теплую рукоять молота. – Все ж нормально.
У него получилось улыбнуться, наверное, даже искренне. А дверь вывела на берег.
Медленно переваливались серые волны. Низкое небо прогибалось под тяжестью снежных шаров, теперь напоминающих осиные гнезда, и рои ос кружили, жаля лицо и руки.
Справа возвышался акулий плавник скалы и громадина Оленьих палат. Слева протянулось голое поле с белыми деревьями, чьи ветви шевелились, пытаясь поймать невидимый ветер.
На берегу же, на ковре из круглой ровной гальки, сидели Юлька и Кошка.
– Я же говорила, что вернутся, – Снот поднялась и потянулась, как будто бы в ином исходе дела ничуть не сомневалась. – Вер-р-рнулись… Здр-р-равствуйте. Гер-р-рои.
Глава 4. Охота
Сидя на камне, Грим играл. Нежно скользили пальцы-смычок по скрипке, тревожили струны, и плакала она, рассказывая о счастливой прошлой жизни. О том, как некогда золотая икринка запуталась в речной гриве да в ней пережила и осень, и зиму. Ранней весной, когда солнце пробилось сквозь ледяной панцирь и согрело воду, из икринки вылупился шустрый малек. Он жил, прячась в мягкой тине, ловил водяных жуков и сочных головастиков, прятался от хищных рыбин и, перелиняв, сам на них охотился.
Его домом стал мост. И мост тот был не деревянным, а солидным, каменным строением, покоившимся на трех столбах. Столбы, вросшие в самое дно реки, Грим украсил зелеными сетями водорослей и круглыми ракушками. За мостом он вырыл глубокие рыбьи ямы, а берега реки раскатал широкими песчаными пляжами. Вода на них была студена и прозрачна, лишь сердцецветам стыдливым позволял прорастать Грим, чтобы раз в году в равновесную ночь силой вытолкнуть их на поверхность, разукрасить лоскутное водяное одеяло истинным волшебством.
И шли за цветами юные девы, из дому сбегая, тенью проскальзывая мимо отца и братьев оружных. Кошачьей поступью крались, босыми ножками колючие камни считали, долго маялись у кромки водяной. А после, сцепившись друг с дружкой руками дрожащими, ступали на знакомый берег.
Грим смотрел. Выбирал.
Ждал.
Все одно не удержаться им в хороводе, как не удержаться жемчужному ожерелью на гнилой нити. Рассыплются, разбегутся, каждая за своим цветочком, за надеждой на любовь взаимную, долгую, счастливую, такую, которую лишь собственными руками взять можно. Перекликаться станут красавицы, и поплывут над рекой девичьи голоса, спрячут музыку.
Лишь одна услышит ее.
Каждый год по одной…
Порой случалось и больше. Сами шли, несли обиды, горечи, топили в омуте и сами топились. А порой, в скудные годы, и приводили, обычно рабынь, добытых в походе. Этих кидали в омуты и еще притапливали древками копий, опасаясь, что выплывет.
Не выплывали.
