скачать книгу бесплатно
Вся Одесса очень велика
Евгений Леонидович Деменок
Как известно, одесситы бывают рассеянными и сосредоточенными.
Сосредоточенные живут в родном городе, а рассеянные тонким слоем покрывают земной шар, неся в самые отдалённые его уголки славу об Одессе и любовь к ней. И если о сосредоточенных одесситах пишут многие, то о рассеянных – почти никто. Новая книга одесского писателя и культуролога Евгения Деменка как раз о них – о тех, кто родился, учился, работал в Одессе, а потом сделал себе имя в других городах и странах. Соня Делоне и Владимир Баранов-Россине, Давид Бурлюк и Алексей Кручёных, Михаил Врубель и Леонид Пастернак, Георгий Флоровский и Никодим Кондаков… Автор открывает новые, ранее не известные или уже забытые детали их биографий; возвращает Одессе имена Льва Магеровского и Перикла Ставрова, Израиля Литвака и Николая Дзевановского.
Культурологические и биографические исследования Евгения Деменка читаются как увлекательный, захватывающий детектив.
Евгений Деменок
Вся Одесса очень велика
Вступительная статья Е. М. Голубовского
© Е. Л. Деменок, 2016
© Е. М. Голубовский, вступительная статья, 2016
© А. Е. Голубовская, художественное оформление, 2016
* * *
Лоция культурного пространства
У Одессы конечно же есть точные географические координаты – широта, долгота; определена площадь в квадратных километрах, численность населения…
Но… Наше вечное – но…
Не лучше ли прислушаться к мудрому замечанию Михаила Жванецкого:
«Одесситы делятся на сосредоточенных и рассеянных. Сосредоточенные – сосредоточены в Одессе, а рассеянные – рассеяны по всему миру, они размазаны тонким слоем по поверхности всей Земли».
Сосредоточенными одесситами занимались и занимаются многие. А вот рассеянными в последние годы начал заниматься – и успешно – Евгений Деменок.
Процесс рассеянья начался очень давно. Статистика позволяет заметить, что в XIX веке преобладал процесс сосредоточения, а в XX процесс рассеивания. Его пики – революции и войны. И никого уже не удивляет, что в двадцатые годы в Нью-Йорке и Париже существовали одесские землячества.
Но кто их составлял? Как складывались судьбы одесситов, покинувших родной город? Кстати, одесситами себя всегда считали не только те, кто родился а Одессе, но и те, кто учился, кто работал здесь, прикипев душой к городу О. у Ч. моря.
Художники с мировыми именами – Соня Делоне и Владимир Баранов-Россине, литераторы из чешского «Скита поэтов», хранитель российских архивов Лев Магеровский, одесские пассажиры «философского» парохода – только несколько примеров исследовательского интереса Евгения Деменка. Интереса, заканчивающегося удивительными находками – документами, письмами, фотографиями.
Любимый герой автора – Давид Бурлюк. Уже издав книгу «Новое о Бурлюках», Евгений возвращается и возвращается к одиссее своего героя. И в новой книге два очерка посвящены связям Бурлюка с Ильёй Ильфом и Евгением Петровым и исследованию национальных корней многочисленной семьи Бурлюков.
Интерес к Бурлюку – это и изучение русского футуризма, стремление уточнить детали связей русских футуристов с Одессой, где родился Бенедикт Лившиц, где учились Кручёных и Бурлюки, где бывали Хлебников и Маяковский.
Как бы отпочковалась от этой темы и попытка проследить пребывание в США, в гостях у Бурлюка, Владимира Маяковского, его роман, в результате которого родилась дочь, и ныне проживающая в Америке, героиня очерка «Дочка».
Не только «рассеянные» одесситы волнуют Евгения Деменка, но и «сосредоточенные». Так возник интерес к Олегу Соколову, к художникам одесского авангарда – от первого до второго и третьего, представленного в книге Александром Ройтбурдом.
Достоинства книги не только в широте охвата, но и в умении беллетризировать, сделать читабельными эти сюжеты. Рассказать о своих героях так, чтобы заинтересовать не только узкий круг специалистов, но и читателей, интересующихся историей Одессы, ее культурой.
Книга вышла большой. Но перед автором открываются горизонты следующих исследований. Ведь до сих пор на культурной карте Одессы не обозначены Михаил Ларионов и Наталья Гончарова, Владимир Татлин и Павел Филонов…
Имя им – легион!
Определение – культурная карта Одессы – ввёл я не случайно. Мечтой Евгения Деменка давно стал «культурный туризм». Ведь Одесса славна не только катакомбами, броненосцем «Потёмкиным», героической обороной, не только Сонькой Золотой Ручкой и Мишкой Япончиком, не только форшмаком и Привозом, но и выдающимися деятелями литературы и искусства.
И этот маршрут по художественной Одессе в каждой своей книге продлевает Евгений Деменок.
Евгений Голубовский
Соня Делоне возвращается в Одессу
Иногда бывает так, что жизнь и судьба другого человека, пусть даже жившего давно и далеко от вас, вдруг начинает интересовать вас гораздо больше сиюминутных дел, занимать почти все ваши помыслы, вы с восторгом рассказываете об этом человеке своим друзьям, иногда даже надоедая им излишней назойливостью и эмоциональностью. Так случилось у меня с Соней Делоне.
Не могу похвастаться тем, что хорошо знал биографию этой удивительной женщины и замечательной художницы до того момента, когда руководство Всемирного клуба одесситов обратилось ко мне с предложением написать ряд статей об одесских художниках для диска «Они оставили след в истории Одессы». Мне достались большей частью художники-эмигранты – довольно большая группа, уехавшая из России в начале прошлого века. Это и Василий Кандинский, и Владимир Баранов-Россине, Михаил Ларионов, Давид Бурлюк. На одном из интернет-сайтов я наткнулся на информацию о том, что в Одессе родилась и Соня Делоне – всемирно известная художница, чьё имя присутствует во всех энциклопедиях искусства XX века, кавалер ордена Почётного легиона, первая женщина, чья персональная выставка состоялась в Лувре. Вдохновлённый и воодушевлённый, я начал активно искать информацию о ней. Каково же было моё удивление – нет, скорее изумление, – когда на большинстве сайтов местом рождения Сони Делоне была указана вовсе не Одесса, а Градижск, Гражист или другие города с похожим названием! Начать хотя бы с Википедии – самого популярного сейчас Интернет-ресурса. Статьи о Делоне есть почти на двадцати языках, и Википедия чётко разделилась на три категории. Русская, украинская, итальянская и голландская версии не сомневаются – маленькая Сара Штерн родилась в Градижске, который находится нынче в Полтавской области, на Украине. Английская версия тоже говорит о Градижске, но с приставкой «возможно». А вот в немецкой, португальской и самое главное – во французской версии указано: «Градижск около Одессы». Понятно, что авторы решили подстраховаться. Также понятно, что никакого Градижска под Одессой не существует. Ну а испанская версия без сомнения указывает на Одессу как на место рождения нашей героини. Другие уважаемые ресурсы, доступные в Интернете, например Encyclopedia Britannica и различные варианты Еврейских энциклопедий, снова пишут о Градижске. А в многочисленных статьях о художнице Градижск и Одесса вновь чередуются. Что касается печатных изданий, которые оказались у меня под рукой, то, например, в солидной книге «Women artists in the 20 and 21 sentury» всем известного издательства TASCHEN местом рождения Сони Делоне указан Gradisk; а в большущем альбоме «Современная живопись» московского издательства «АСТ/Астрель» числится Гражист, близ Одессы. Чёрт знает что, право слово!
Соня Делоне (ур. Сара Штерн) СПб. Начало 1890-х гг.
История начала приобретать детективный оборот, и меня разобрал нешуточный азарт и желание установить истину. Забегая вперёд, скажу, что это заняло у меня около полугода. Но прежде чем продолжить рассказ о своём расследовании, я хочу подробнее рассказать о самой Соне Делоне.
Начнём с того, что настоящее имя Сони – Сара Штерн. В пятилетнем возрасте она попадает в семью своего дяди, брата матери, преуспевающего петербургского адвоката Генриха Терка – именно его фамилию она возьмёт себе позже как псевдоним – и получает прекрасное образование и воспитание. Во время школьных каникул девочка путешествует по Европе, знакомясь с лучшими коллекциями музеев Франции, Германии, Италии. Её способности в живописи были замечены школьным учителем рисования, и по его совету она в восемнадцатилетнем возрасте отправляется учиться в Художественную академию в Карлсруэ. Через два года Соня, или Софи Терк, принимает решение переехать в Париж как признанный центр искусства. В Париже она поначалу занимается в академии «Ла Палетт» и проводит много времени в художественных галереях, студиях, входит в круг радикальной французской молодёжи. В то время начинающая художница находится под влиянием Ван Гога, Гогена, Руссо, фовистов. В 23 года Соня Терк выходит замуж за немецкого критика, коллекционера и галериста Вильгельма Уде, занимавшегося примитивистами и современной живописью. Свадьба происходит в Лондоне, но буквально через год Сара оставляет Вильгельма и связывает свою жизнь с молодым талантливым абстракционистом Робером Делоне, с которым познакомилась в доме мужа. Их встреча положила начало одному из самых романтичных, крепких и плодотворных творческих союзов. Через год после свадьбы у четы Делоне родился сын Шарль (в будущем известный историк джаза). Отношения супругов с Вильгельмом Уде на протяжении всей жизни остаются удивительно добрыми. Вильгельм покупал полотна у Робера и теперь уже Сони Делоне, хорошо понимая, насколько они талантливы.
Выписка из книги записей одесского раввината за 1 ноября 1885 года, части первой «О родившихся».
Тем временем Робер и Соня не прекращают поиски своего стиля, своего языка. После 1911 года под влиянием кубистов Соня Делоне уходит в своих работах от натурализма и фигуративности в сторону геометрии и абстракции, экспериментирует с ритмом и с разложением цвета. В 1913-м Гийом Аполлинер, который познакомил супругов Делоне с Блезом Сандраром, назвал версию кубизма, которую развили в своих работах Соня и Робер, орфизмом. Соня создаёт иллюстрации к кубистической поэме Сандрара «Проза о транссибирском экспрессе и маленькой Жанне Французской» (1913), которая переиздаётся до сих пор. В основу оформления книги был положен разработанный супругами Делоне принцип симультанизма (одновременности).
Большое влияние оказывают на Соню колористические эксперименты мужа. Она начинает писать симультанные картины и вместе с Робером выставляться на многих выставках в Париже, Праге, Берлине, Будапеште, Варшаве, Америке. В 1912–1913 годах супруги Делоне разрабатывают принципы живописного орфизма – разновидности кубизма, которая основана на подчеркивании цветовых эффектов и динамики, скрытой в цветовых сочетаниях. В 1913 году Соня Делоне представляет свои первые орфистские работы в салоне Независимых.
Соня Делоне в костюме собственного дизайна, 1926 г.
Первая мировая война заставляет супругов переселиться из Парижа в Испанию и позже в Португалию, где они прожили шесть лет, с 1914 по 1920 год, и подружились со многими местными художниками. В Испании Соня Делоне знакомится с Игорем Стравинским, Сергеем Дягилевым, Вацлавом Нижинским. Для антрепризы Дягилева она создаёт эскизы костюмов и декораций к балету «Клеопатра» на музыку А. С. Аренского (Мадрид, Барселона; 1918). В 1916-м художница экспонирует в Осеннем салоне предметы прикладного искусства, выполненные с использованием приемов кубизма и орфизма. Проводит персональные выставки в Стокгольме (1916), Бильбао (1919), Берлине (1920). В этот период Соня берётся буквально за всё: создает модели одежды и обуви, рисунки к игральным картам, силуэты автомобилей, театральные костюмы. Она ткёт ковры, иллюстрирует книги. Без труда переключается с одного вида деятельности на другой, и всё ей удаётся.
В 1920 году супруги Делоне возвращаются в Париж. В 1923-м вместе с В. С. Бартом и Х. Грановским Соня Делоне осуществляет постановку пьесы Тристана Тцара «Воздушное сердце». В 1925-м участвует в Международной выставке декоративного искусства вместе с Александрой Экстер, Натаном Альтманом, Давидом Штеренбергом. Соня Делоне становится крупнейшим мастером «ар-деко», её находки начинают широко использоваться в дизайне, керамике, сценографии, рекламе. Она разрабатывает рисунки тканей для лионских фабрик, в 1924 году открывает вместе с Жаком Хеймом ателье мод «Симультанистский бутик», где демонстрирует модели одежды, производственных костюмов, рисунки тканей, эскизы интерьеров и даже проекты оформления автомобилей. Во многом именно благодаря этому стиль «ар-деко», синтезирующий модерн и авангард, стал определяющим фактором межвоенной моды. Завоевания «ар-деко» были закреплены вышедшими в Париже альбомами художницы («Ткани и ковры Сони Делоне», 1928; «Композиции. Цвета. Идеи», 1930).
Художница не оставляет и станковую живопись. В 1931 году она становится одним из организаторов салона «Абстракция – Созидание», а в 1939-м – авангардистского салона «Новая реальность», вносит большой вклад в послевоенный подъем французского абстракционизма, по-прежнему сохраняя геометрическую ритмику ярких, спектрально дополняющих друг друга цветов. Создаёт также эскизы для мозаик и витражей, занимается керамикой, книжной графикой, текстильным дизайном.
В 1937 году происходит важное событие – супруги Делоне участвуют в оформлении интерьеров французского павильона на Всемирной выставке в Париже, для которой Соня создаёт панно величиной в 235 квадратных метров. Её работа была отмечена золотой медалью. В 1938-м она проводит большую персональную выставку в Городском музее Амстердама.
Робер Делоне умирает в 1941 году от рака. Несмотря на постигшее её горе, Соня с удвоенной энергией продолжает работать над совместными проектами, стремится увековечить память мужа, публикуя его теоретические труды. Она пишет воспоминания о Робере и своих друзьях: Г. Аполлинере, П. Пикассо, М. Жакобе, Ф. Леже, Ж. Браке, А. Экстер (близкой подруге), В. Кандинском, Н. Альтмане, А. Архипенко и других. Почти на всех выставках абстрактного искусства, буквально заполонивших Европу после войны, Делоне экспонирует свои и мужнины работы. Это групповые выставки «Конкретное искусство» в галерее «Друэ» (1945), «Первые мастера абстрактного искусства» в галерее «Меет» (1949) и другие. Её персональные выставки проходят в парижских галереях «Бинг» (1954), «П. Бере» (1964), Лувре (1964), Музее современного искусства (1967/1968). В поздний период Соня Делоне создаёт большой цикл абстрактных картин «Ритм и цвет», в которых на смену резким контрастам пришли плавность цветовых переходов и умеренная яркость.
Костюм к балету «Клеопатра» Сергея Дягилева. Соня Делоне. 1918 г.
В 1963 году Соня дарит Франции – Национальному музею Современного искусства – 117 своих и Робера работ. Через год в Лувре проходит пышная презентация дара, и Соня Делоне становится первой художницей, чья персональная выставка состоялась в этом знаменитейшем музее. Заслуги художницы обретают признание – она становится кавалером Искусств и Литературы, в 1973 году получает Гран-при города Парижа за свой труд в области искусства, а в 1975 году – обладателем высшей награды Франции, ордена Почетного легиона.
Соня Делоне прожила долгую, яркую и насыщенную жизнь. Художница умерла в Париже 5 декабря 1979 года. Ей было девяносто четыре года.
В 1985 году в Музее современного искусства в Париже состоялась выставка, посвященная 100-летию со дня рождения художницы. Сегодня работы художницы очень высоко оцениваются любителями живописи и коллекционерами – в 2002 году полотно Сони Делоне-Терк «Рынок в Миньо» было продано за 4,5 млн евро, более чем в пять раз выше каталожной оценки. Картина, кстати, была куплена русским коллекционером. Произведения Сони Делоне находятся во многих мировых музейных собраниях, в том числе в Музее современного искусства в Париже, ГМИИ им. А. С. Пушкина и других. К сожалению, её работ нет в Украине – в стране, где она родилась, хотя имя стоит одним из первых среди художников мирового авангарда и она никогда не забывала земли, давшей ей жизнь и способность видеть все краски мира.
Соня Делоне в костюме собственного дизайна. 1930–1931 гг.
Казалось бы, у художника и человека такого масштаба тёмных пятен и путаницы в биографии не должно быть по определению. Как оказалось, она есть, и ещё какая! Причём это признают практически все биографы художницы. Если с парижским периодом, то есть фактически со всей «взрослой» её жизнью, ясно абсолютно всё, петербургский период – от пяти до девятнадцати лет – тоже освещён довольно неплохо, то вот с детскими годами тогда ещё Сары Штерн от рождения и до пяти лет ясности нет никакой. Вся существующая у биографов информация основывается на обрывочных воспоминаниях 93-летней художницы, которые записал её приятель Жак Дамас.
Итак, продолжу историю о своих изысканиях. Для того чтобы установить истину, я купил все значимые биографии Сони Делоне, издававшиеся в мире, и её единственную прижизненную автобиографию, вышедшую в Париже, когда художнице было уже 93 года. Довольно быстро выяснилось, что причиной путаницы являются несколько строк из автобиографии Сони Делоне «Nous irons jusqu’au soleil» («Мы идём за солнцем»), которая увидела свет за год до её смерти, в 1978 году. Автобиография написана в сотрудничестве с Жаком Дамасом и Патриком Рейно. Детским годам там посвящена самая маленькая глава, и в ней на 12-й странице Соня единственный раз указывает, что её отец работал на метизной фабрике в Градзихске (Gradzihsk). Потом это название перекочует в хронологию, данную в конце книги, уже как место её рождения. Правда, там она названа не Сарой, а Sophie – опять путаница. А так как города с названием Градзихск в Украине нет, в дальнейших книгах и статьях появляется Градижск – самый близкий по звучанию и написанию украинский город.
Соня и Робер Делоне.
Одна из лучших биографий Сони Делоне вышла в 1995 году в Нью-Йорке. Автор, Стенли Барон, написал её в сотрудничестве всё с тем же Жаком Дамасом, другом последних лет художницы. В биографии детству тогда ещё Сары Штерн традиционно посвящено всего несколько страниц. Авторы пишут: «Несмотря на то что она была абсолютно щедрой и общительной женщиной, были в её прошлом моменты, которые она обсуждала с трудом. В её автобиографии, которую она опубликовала в 1978 году, описание первых двенадцати лет жизни занимает не больше семи страниц и с трудом может быть названо детальным»[1 - Здесь и далее в цитатах сохраняется орфография и пунктуация первоисточника. (Прим. автора.)]. А дальше авторы пишут: «Большинство официальных биографий и каталогов указывают, что она родилась в украинском городе Градижске (иногда пишут Граджинск) на Днепре; на самом деле в своей книге она пишет о нём как о городе, в котором её папа работал на фабрике. А в её завещании, заверенном нотариусом, местом рождения указана Одесса. Замена Одессы на Градижск с трудом подается объяснению».
Модель в платье по эскизу Сони Делоне, у автомобиля «Ситроен B12», ее же дизайна. 1925 г.
В другой биографии Сони Делоне, вышедшей в США в 1989 году, автор Аксель Мадсен пишет о том, что она родилась в Градижске даже не 14, а 15 ноября 1885 года. С именами родителей всё в порядке, зато Мадсен даёт совершенно невероятные сведения о том, что к моменту появления Сары на свет у супругов Штерн уже был сын, а вообще вместе с Сарой у них было пятеро детей. Надо отметить, что с именами родителей, к счастью, ни в одном источнике путаницы нет – Эли (Элиас) и Ханна Штерн, в девичестве Терк.
Наши украинские авторы Александр Нога и Ирина Кодлубай в своей замечательной монографии «Соня Делоне возвращается в Украину через Львов» приводят документы из архива известного киевского искусствоведа Дмитрия Горбачёва: объявление во французской газете за 1908 год о свадьбе Сони и Вильгельма Уде, где указано, что она родилась в семье Элиаса и Ханны Штерн в Одессе, и документ, выданный в том же году в Санкт-Петербурге заместителем нотариуса Питером Финдайзеном, где указано, что Сара Штерн родилась 1 ноября 1885 года в Одессе в семье уволенного в запас Элиаса Штерна и фрау Ханны, урождённой Терк, о чём в книге записей одесского раввината сделана запись под номером 117. Казалось бы, нет места для сомнений. Но всё же авторы не делают однозначного вывода о том, что Соня Делоне родилась в Одессе – наверное, из осторожности. Ведь большинство источников указывают на Градижск-Граджинск-Гражист.
Фрагмент cтр. 13 из книги «Rober et Sonia Delaunay. Naissance de l’art abstrait», авт. G. Bernier, M. Schneider-Maunoury
Фрагмент cтр. 13 из книги «Nous irons jusqu’au soleil par Sonia Delaunay», авт. R. Laffont
Таким образом, установить истину можно было, только найдя подлинные документы в архивах. Определяющим моментом для меня стало получение архивных сведений из Одесского и Полтавского областных архивов – в Градижске всего 7 тысяч жителей и своего архива нет. И вот, с помощью одного из лучших одесских краеведов Александра Розенбойма в моём распоряжении оказался документ, который поставил, наконец, все точки над «i». Это копия листа из книги записей одесского раввината за 1 ноября 1885 года, части первой «О родившихся». Заместитель Санкт-Петербургского нотариуса ошибся на одну цифру – запись под номером 1173 гласит о том, что в этот день у уволенного в запас Эли Штерна и его жены Ханы родилась дочь Сара. А несколькими месяцами раньше, а именно 16 июня, под номером 244 в книге «О бракосочетаниях» сделана запись о том, что 21 мая 1885 года состоялся брак Эли Штерна, холостяка, с дочерью одесского мещанина Товия Терка, девицей Ханою. У обоих это был первый брак. Обряд бракосочетания совершил раввин Политковский. Элиасу на тот момент было 27 лет, Хане – 22. Совершенно очевидно, что Сара родилась через пять месяцев после бракосочетания родителей, то есть никакого первенца до неё быть не могло.
Соня Делоне в мастерской. 1970-е гг.
Для чистоты эксперимента я всё же позвонил, а потом сделал запрос в государственный архив Полтавской области. Устно мне ответили, что все архивные данные по евреям, родившимся и жившим в Полтавской области до Великой Отечественной войны, были в военные годы уничтожены. В письме ответили более официально – метрические книги для записей рождённых городка Градижск Кременчугского района Полтавской области в Госархив Полтавской области не поступали.
Откуда же взялся Gradzihsk? Думаю, вспоминая в столь преклонном возрасте раннее детство, нетрудно ошибиться. Ведь после переезда к дяде в Санкт-Петербург Соня видела отца лишь единожды, а маму не видела больше никогда и в Одессе также больше не бывала. У неё остались яркие эмоциональные воспоминания – глубокий белый снег зимой, большие жёлтые подсолнухи летом, яркие краски Украины, о которых она будет потом много говорить и которые, несомненно, оказали влияние на её творчество. Видимо, эмоции живут в памяти дольше, чем детали. А Градижск, я думаю, – это просто слово «городишко», оставшееся в памяти маленькой девочки. Похожий случай произошёл с дедушкой – тоже, кстати, одесситом – знаменитого французского певца Джо Дассена. Но это уже совсем другая история.
«Забытые» годы Врубеля
Михаил Александрович Врубель удивительным образом оказался «поза зоною» внимания одесситов. Это тем более странно, что мы склонны приписывать к «своим» любого знаменитого человека, пусть даже пару раз заехавшего к нам отдохнуть. А тут – великий художник прожил у нас почти пять гимназических лет, учился в рисовальной школе, позже, будучи зрелым художником, именно у нас начал работу над знаменитым «Демоном»; со своим другом Валентином Серовым планировал открыть в Одессе художественную школу, приезжал к родителям, прожившим в нашем городе почти десять лет… И всё же – если спросить образованного одессита – а одесситы все хорошо образованы – о связи Врубеля и Одессы, ответом почти наверняка будет недоумённое молчание. Количество статей об одесских годах Врубеля – минимально, я уже не говорю о более весомых знаках внимания, например о мемориальной доске.
М. Врубель с сестрой Анной. Гимназическое фото 1870-х гг.
Я постараюсь систематизировать информацию об «одесских» годах Врубеля, разбросанную по многочисленным источникам. Биографий Врубеля написано множество, в первую очередь – вышедшая под редакцией Игоря Грабаря ещё до революции книга С. П. Яремича «Врубель», ставшая по сути канонической. Позже авторами биографий Михаила Александровича стали П. К. Суздалев, Н. М. Тарабукин, Н. П. Дмитриева, Дора Зиновьевна Коган и многие другие. Но всё же основная информация содержится в переписке художника и воспоминаниях о нём. Удивительное дело – часто подвергаемый осуждению и даже насмешкам при жизни и получивший признание академических кругов и широкой публики, уже находясь в больнице, незадолго до смерти, Михаил Александрович был человеком настолько необычным, что воспоминания о встречах с ним оставили совершенно разные люди. О нём писали: основатель Киевской рисовальной школы Николай Иванович Мурашко, помощники Врубеля по работе во Владимирском соборе Л. Ковальский и Г. Бурданов; пианист Б. К. Яновский, аккомпанировавший жене Врубеля Надежде Ивановне; оперная певица Мария Андреевна Дулова; художники М. В. Нестеров, И. С. Остроухов, А. Я. Головин; конечно же Константин Алексеевич Коровин – его воспоминания являются одними из самых интересных; Валерий Брюсов, позировавший почти слепому Врубелю уже в лечебнице, и даже Фёдор Арсеньевич Усольцев – врач-психиатр, лечивший Врубеля. Разумеется, написали о Врубеле родственники – его жена Надежда Ивановна и её сестра Екатерина Ивановна Ге. Много ценных сведений о художнике содержится в книге Николая Андриановича Прахова «Страницы прошлого» – в том числе косвенные сведения об интересующем нас втором «одесском» периоде жизни Врубеля. Но самую большую благодарность все исследователи жизни и творчества великого художника испытывают, без сомнения, к его старшей сестре – Анне Михайловне Врубель. Именно она, его добрый гений, сохранила переписку свою и родных с Михаилом Александровичем, создала архив художника и оставила воспоминания. Эти материалы и являются самым ценным, самым беспристрастным документом. К сожалению, другие адресаты Врубеля – жена Надежда Ивановна и Эмилия Львовна Прахова – уничтожили переписку частично или полностью. Точнее, в случае с Эмилией Львовной переписку уничтожила её дочь Ольга – по просьбе матери.
Одесса, Ришельевская гимназия в доме Фундуклея, сегодняшний вид. Фото автора
Как же Врубель попал в Одессу? Его отец, на которого художник был похож внешне и совершенно не похож, был строевым офицером, участвовавшим в Крымской кампании, а после – военным юристом. Русской крови во Врубеле была ровно четверть: отец его, Александр Михайлович, был чистокровным поляком, католиком (Wrobel по-польски – воробей). Мать, Анна Григорьевна Басаргина, по отцовской линии была потомком декабриста Басаргина, по материнской – датчанкой, её мать в девичестве носила фамилию Краббе. Анна Григорьевна умерла, когда Михаилу было три года. Через четыре года Александр Михайлович вновь женился. Мачеха Врубеля, Елизавета Христиановна Вессель, была серьёзной пианисткой, и тянувшийся к искусству Миша был её внимательным слушателем.
Долг службы отца требовал частых перемещений: Врубель родился в Омске, затем семья много переезжает: Астрахань, Петербург, три года Врубели прожили в Саратове, где глава семьи командовал губернским батальоном, затем снова Петербург… В конце 1869 года семья перебралась в Одессу, где Михаил поступил в Ришельевскую гимназию, которая находилась тогда на Садовой улице, в доме Фундуклея. В 1874 году он закончил её с золотой медалью. Глава семьи, Александр Михайлович, служил в те годы судьёй Военно-окружного суда Одесского военного округа. Суд находился тогда в доме Кусакова, на Гулевой улице. В 1870–1871 годах Александр Михайлович носил звание подполковника, а с 1872-го он уже полковник, постоянный член суда. Об этом можно прочесть в «Новороссийском календаре», который издавался в Одессе каждый год. К сожалению, в те годы в «Календаре» ещё не печатались домашние адреса чиновников.
Художественные задатки Михаила Врубеля проявились рано – в Петербурге отец водил восьмилетнего мальчика в рисовальные классы Общества Поощрения Художеств, годом позже в Саратове он занимался у преподавателя рисования из местной гимназии, обучавшего его рисованию с натуры. В Одессе Михаил Врубель посещал рисовальную школу Общества изящных искусств. С помощью Ольги Михайловны Барковской мне удалось найти точную информацию об учёбе будущего художника в рисовальной школе. В «Отчёте Одесского общества изящных искусств за первое десятилетие (1865–1875)» указано, что Михаил Врубель был учеником школы в 1870-м и 1872 годах. Руководил школой тогда Фридрих Фридрихович Мальман, а преподавателями были: академик Карнеев – по живописи, академик Горностаев – по архитектуре, художник Миланской академии Людовик Иорини (именно так он записан в «Отчёте») – по скульптуре и орнаментам, художник Мюнхенской академии Бауэр – по рисованию. В 1870 году школа находилась в доме купцов Арона и Бориса Райхов на Коблевской улице, а в 1872 году переехала в дом Склифосовского, что на Нежинской. «Одесский вестник» за 9 января 1872 года сообщает, что «6 января в час дня происходило открытие школы рисования в доме Склифосовского на Нежинской улице».
Фрагменты из книги «Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике» (М.:Искусство, 1976)
Однако интенсивная учёба в гимназии на время отвлекла Михаила от увлечения рисованием. Вот что пишет А. А. Врубель:
«…в гимназические годы в Петербурге (Пятая гимназия у Аларчина моста) и в Одессе (Ришельевская) отвлекают брата значительно от любимого искусства; он увлекается в первой естествоведением (причём, между прочим, формует из мела целую систему кристаллов), а во второй – историей, по которой пишет, сверх нормы, большие сочинения на темы из античной жизни и средневековья».
Интересная деталь – в своих воспоминаниях Анна Александровна упоминает, что профессор Мечников знал Михаила ещё гимназистом и относился к нему с симпатией, что говорит об интеллектуальных способностях будущего художника.
К сожалению, биографии художника уделяют первому «одесскому» периоду жизни Врубеля минимум внимания. Основным источником для нас являются письма Михаила сестре Анне, которая в то время училась в Петербурге, на педагогических курсах. В распоряжении исследователей есть пять писем, отправленных будущим художником из Одессы, датируемых 1872–1874 годами. В письмах вырисовывается довольно отчетливый образ: «типичный отличник, отчасти – в меру, приличную естественному юношескому кокетству, – пижон, общительный, начитанный, с многообразными музыкально-театрально-литературными интересами, щеголяющий иностранными словечками и комичными галлицизмами, играющий красотами эпистолярного слога не столько от избытка литературной фантазии, сколько от желания быть забавным в скучном жанре родственной переписки». Врубеля тяготит провинциальная жизнь Одессы: «Тысячу, тысячу раз завидую тебе, милая Анюта, что ты в Петербурге: понимаете ли вы, сударыня, что значит для человека, сидящего в этой трепроклятой Одессе, намозолившего глаза, глядя на всех ее дурацких народцев, читать письма петербуржца, от которых так, кажется, и веет свежестью Невы. Parbleu, madame!» – пишет он в письме, датированном октябрём 1872 года. А вот ещё одна цитата: «Я очень и очень рад предложению дяди Коли. Мною овладел in gens desiderium Petropolis![2 - Потомственная привязанность к Петербургу! (лат.).] Подальше, в самом деле, от этой Одессы, которая своим коммерческо-индифферентным взглядом на всё начинает-таки действовать разлагающим образом на мои собственные», это уже зима 1874-го, незадолго перед отъездом в Петербург. Чего больше в этих словах: позёрства, юношеского максимализма или реальной оценки ситуации? Наверное, всего понемногу. Молодой город, созданный как южные морские торговые ворота Империи, действительно зарабатывал деньги. Это уже потом, позже, возникнет Товарищество южнорусских художников (ТЮРХ), Владимир Издебский проведёт знаменитые Салоны… А пока рисовальная школа даже не имела постоянного адреса и существовала на деньги благотворителей. Врубель вообще бывал резок в своих высказываниях. Общеизвестен момент, когда они с Коровиным приехали в Абрамцево, в имение Саввы Мамонтова, где Илья Ефимович Репин делал карандашный набросок жены Мамонтова Елизаветы Григорьевны. Посмотрев на рисунок, Михаил Александрович сказал Репину: «А вы, Илья Ефимович, рисовать не умеете». Опешивший Мамонтов потом требовал у Коровина объяснений.
М. Врубель. Автопортрет. 1885 г.
Чем же занимался будущий художник в нашем городе, помимо собственно учёбы? И где именно в Одессе жила семья Врубелей? Если с первым вопросом всё более или менее понятно, то ответ на второй вопрос пока вызывает затруднения. На некоторых письмах значится просто Одесса, на некоторых, летних – Люстдорф. Семья Врубелей проводила летние месяцы на даче в Люстдорфе. Была ли это их собственная дача или они снимали её – неизвестно. В одном из писем Михаила сестре упоминается номер дома:
«Итак, за лето я ничего не сделал. …Теперь я несколько заплатываю прореху: повторяю латынь и ещё кое-что. Но если науки в комнате Михаила Врубеля, в доме № 37, и не процветали за лето, зато искусство, т. е. рисованье, несколько подвинулось».
И далее:
«Я ещё прошлое лето начал писать масляными красками и с тех пор написал четыре картинки; копию с Айвазовского «Закат на море», копию с «Читающей старушки» Жирара Дове, «Старика, рассматривающего череп» и копию с Гильдебрантовского «Восхода солнца», с снегом, мостиком и мельницей… Все эти картины писаны самоучкою, без всякого знания приемов письма, и потому все более или менее плохи (последняя, впрочем, лучше других; она теперь стоит в магазине Шмидта и продается за 25 руб.). Более масляного письма мне удаются фантазии карандашом, на достоинство которых мне указал один недавний наш знакомый Клименко, большой знаток в искусствах, весельчак и, что нераздельно в русском человеке с эстетическими наклонностями, порядочный гуляка; это последнее и еще кое-что не нравится многим, в том числе и мне».
Адрес «Люстдорф» будет повторяться в гораздо более поздних – от 1891 года – письмах отца Врубеля Александра Михайловича к Анне. То есть отец продолжал давнюю традицию летней жизни на даче.
Итак, Михаил Врубель в Одессе:
– посещает театры и оперу:
«…а вечером отправились в Итальянскую оперу. Давали «Crispino и Camore»: опера, по-моему, прехорошенькая, да и исполнение очень порядочное. Примадонна soprano Талиони имеет, хотя и обработанный, но очень маленький голос, так что она никуда не годилась в роли Джульетты в опере «Montecci et Capouletti», опере серьезной (которую мы слышали незадолго до того), но зато в «Crispino et Camore» elle etait a admirer[3 - Она была восхитительна (франц.).]. Прошлое воскресенье я еще видел «Ревизора».
– и ещё:
«Вот это интересное, за неимением места, вкратце: в Одессе была летом Петербургская оперная русская труппа (Палечек, Лагровская, Корсов, Рааб, Крутикова и др.); я слышал: «Жизнь за царя», «Жидовку», «Громобоя» и «Фауста»; познакомился через Красовского с Корсовым и Дервизом».
– ходит на выставки:
«Теперь в Одессе «Передвижная художественная выставка», с смотрителем которой Де-Вилье я недавно познакомился; это очень милый человек, жандармский офицер, сам прекрасный пейзажист; он просил меня приходить к нему во всякое время писать и обещался для копировки достать картин в галерее Новосельского. Напишу что-нибудь порядочное, – пошлю в Петербург в подарок дяде Коле».
– рисует портреты родственников:
«Я рисую масляными красками портрет покойного Саши (умершего брата – прим. автора); выходит недурно: даже Мамаша призналась, что сходство большое. Prochainement[4 - Скоро (франц.).] буду я рисовать Володьку к 15 декабря. Да, кстати о портретах: твой портрет окончен и висит за стеклом над диваном у папаши в кабинете».
– общается с артистами:
«На одном дворе с нами на даче жили 2 недели: французский актер труппы m-ine Keller – M. Delpant de Caulete с m-me Delpant очень милые, веселые и приличные люди, пили у нас несколько раз чай, возились с Лилькой и рассказали нам очень много интересного о французской жизни».
– и ещё:
«О себе скажу, что я провожу нынешние праздники весело, – сверх обыкновения, так как вот уже 4 года, как я провожу праздники никуда не выходя, кое-что почитывая и порисовывая. Такое не совсем уместное исключение для нынешних праздников произошло от знакомства с французскими актерами, о котором тебе Папаша верно уже говорил. Это очень милые люди, и я с ними тем больше сошелся, что вижу в них отличных знатоков искусства и я, как адепт последнего, нахожу с ними нескончаемые темы для разговора. Им очень понравились мои croquis a la plume[5 - Наброски пером (франц.).] действующих лиц в разных пьесах, так что, благодаря этим croquis, я имел удовольствие познакомиться с главой французской труппы m-elle Keller, пить с ней чай и слышать от нее несколько любезностей моим рисовальным способностям. Всё это меня несколько увлекло, так что я сделал порядочную глупость, обещав Delpant нарисовать его вальсирующего с m-elle Keller (в опере «La fille de m-me Angot»[6 - «Дочь мадам Анго» – оперетта Лекока.]) акварелью, и теперь рисунок отнимет у меня очень и очень много времени».
Де-Вилье, которого упоминает в письме Михаил, – это известный в Одессе Эмилий Самойлович Вилье де Лиль-Адан, человек удивительной судьбы, художник-самоучка, акварелист, окончивший Петербургское кавалерийское училище и служивший в нашем городе жандармским офицером. Всё свободное время он рисовал и даже преподавал всё в той же Школе рисования Одесского общества изящных искусств. В конце концов он бросил службу и полностью посвятил себя искусству. В 1881 году Вилье де Лиль получил от Петербургской Академии художеств звание классного художника 2-й степени, позже преподавал в Рисовальной школе Общества петербургских художников в Петербурге. Его работы хранятся в Государственной Третьяковской галерее.
Кстати, загадочный Клименко, которого упоминает в письме юный гимназист как «большого знатока в искусствах» и которого все биографы называют не иначе как «некто Клименко», тоже имеет прямое отношение к рисовальной школе. В «Отчёте Одесского общества изящных искусств за первое десятилетие» отмечено, что в классе лепки из глины учились 12 учеников. Отличные успехи показали Василий Клименко, Степан Клименко и братья Шлегель. Очевидно, Василий и Степан были детьми того самого весельчака и балагура, знатока искусств.
Так что письма Врубеля сестре свидетельствуют о том, что культурная жизнь – пусть не такая, как в Петербурге, – в Одессе всё же наличествовала. И тем не менее:
«Ты, милая Анюта, на отличном пути: ты учишься, живешь в русском, деятельном, свежем городе и сама, следовательно, ведешь жизнь деятельную. Господи, как посмотришь на жизнь барышень новороссийских трущоб, да вот, чтобы не долго ходить, – на жизнь Софи Гартинг (сестра гимназистов, квартировавших у Врубелей – прим. автора), её тетушки и братьев: наряды это их душа, это – пульс их жизни; сон, еда и апатичное, сонное бездействие, – вот в чем проявляется эта жизнь, или, лучше сказать, это прозябание. Если бы еще все это оживлялось выездами, – жизнь в свете имеет свою поэзию, свои хорошие стороны, но и этого нет; часы досуга (т. е. промежутки между спаньем, едою и туалетом) проходят в пустейших разговорах в самом тесном кружке знакомых, которые только притупляют и опошливают всю мысленную систему человека. Мужчины проводят время не лучше: еда, спанье и карты.
Если Гоголевская картина русского общества устарела, то никак не относительно Бессарабского общества. Этот застой, болото с его скверными миазмами, и порождает десятки болезней общества: самодурство, кокетство, фатовство, разврат, мошенничество и т. д.».
