скачать книгу бесплатно
– Ну… – Маргарита замялась. – Преподаватели выходят тридцатого августа, а администрация – через неделю, – напомнила Маргарита.
– Выходите вместе с администрацией, – предложил Казанцев.
Она поднялась из-за стола секретаря и попрощалась. Хотела пожелать удачи, но подумала, что Казанцев поймет ее неправильно, и вышла из приемной. Спустившись на первый этаж, она вспомнила, что пакет с ее личными, наскоро собранными вещами так и остался лежать в приемной.
Казанцев стоял возле окна и внимательно рассматривал сад. Траву надо было давно скосить, но дворник, старый, как этот сад, ожидал персонального распоряжения директора.
– Маргарита Сергеевна, хорошо, что вы вернулись. – Казанцев оторвал взгляд деревьев и повернулся к Пикузе. – Я так понимаю, что в администрации свободны две должности заведующего отделением?
– Да. Но я вам говорила, что я…
– Я помню. Речь не о вас.
«Хам невоспитанный», – сделала первый вывод Пикуза.
– Что вы скажете о Хмелевском?
Маргарита заправила рукой непослушную прядь за ухо и посмотрела в глаза Казанцеву, словно проверяла, не ослышалась ли она. Светлые волосы, наспех завернутые в узел, растрепались и придавали серьезному лицу легкую женскую кокетливость. Фигура под тонким платьем свободного покроя не определялась, но Казанцеву показалось, что женщина довольно стройная. Длинные ноги в легких открытых босоножках на низком ходу были сильные и загорелые. И если б не взгляд, которым смотрят на прохожих брошенные домашние питомцы, Маргариту можно было б назвать красивой.
– О… Хмелевском? – переспросила Маргарита. – Ничего. Я все обо всех сказала.
Она справилась с волнением и опять посмотрела своими большими грустными глазами на Казанцева.
– Я думаю предложить ему должность заведующего акушерским отделением. Что скажете?
– Предложите. Он согласится.
Она быстро выскочила из приемной и хлопнула дверью. Краска залила лицо, сердце застучало в груди.
«Чего так хлопать дверью? Неравнодушна, что ли, она к этому Хмелевскому? А у того почти жена и почти влиятельный тесть. И не было никакого карьерного роста. Да, работать с такой – сам себе не позавидуешь», – сделал вывод Казанцев.
* * *
Петр Петрович Звонарев еле дождался конца рабочего дня. Случись эти проблемы раньше, он бы, не мешкая, давно уехал с работы, и все дела. С приходом нового мэра просто так, не поставив в известность секретаршу Гранина, уже не уедешь. Придется говорить, что да как, где будет, на сколько часов уезжает, если вдруг спросит мэр. Таких событий, требующих присутствия заместителя мэра, в городе не было, и Звонарев с нетерпением посмотрел на часы.
Через час он посигналил у ворот дачи. Курбатюк встречать гостя не спешил или не слышал сигнала. Не дождавшись хозяина, Звонарев выбрался из машины и зашагал к калитке. Николая он нашел за домом в винограднике. Загоревший, похудевший, подтянутый Курбатюк выглядел помолодевшим.
– Вот, значит, как живут нынче пенсионеры!
Звонарев крепко пожал ему руку.
– А то! Ты бы заранее позвонил, я баньку истопил бы. Попарились бы!
– Да погоди ты с банькой! Времени в обрез.
– Ну, как знаешь. А то я могу сейчас…
– Я к тебе только поговорить.
– Тогда пойдем в беседку, – махнул рукой Курбатюк куда-то за виноградник.
– Я опять по поводу колледжа. Мэр нового директора назначил вместо твоей Пикузы.
– Вот это новость, – наигранно удивился Курбатюк.
Он не удержался и довольно улыбнулся, радуясь в душе, что так вовремя ушел на пенсию.
– Так что будем теперь делать?
Звонарев опустился на деревянную резную скамейку и положил ухоженные руки на стол. Ему было противно начинать этот разговор. Как-то унизительно было просить помощи у человека, которого сам отправил на пенсию. Хотя если быть честным до конца, то Курбатюк должен благодарить его до конца жизни. Где был бы Курбатюк, если бы он вовремя его не пристроил в колледж, не дал ему небольшую вотчину? И дача эта построена не на зарплату директора, и квартиры детям куплены на совершенно другие деньги. Но невзирая на свое миссионерство, Звонарев чувствовал себя унизительно.
– Так о чем ты хотел со мной поговорить? – Курбатюк вымыл руки и сел напротив Звонарева.
– О твоих недоделах.
– Да брось ты! – беззаботно рассмеялся Курбатюк. – Какие недоделы могут быть у пенсионера?
Они знакомы были сто лет, если не больше, считай, с детства. Выросли в одном дворе, в одной песочнице. Всего два года разницы, а в детстве, считай, десятилетие. Это потом, во взрослой жизни, порой не определишь, кто старше, а кто младше. В детстве счет у времени другой.
Потом, правда, судьба разбросала их, а под конец опять свела в родном городке. Дружбы особой между ними никогда не было, как и в песочнице. Вначале Петя Курбатюка побаивался. Как-никак, а разница в два года. А потом дружба стала не по чину. Должность – она и друзей определенных требует. Конкретные друзья – для конкретной цели.
Дружбы-то не было, а Петр в свое время вытянул его из захолустья, где он был всего-навсего рядовым врачом. Не забыл. И сразу дал и должность, и квартиру, и соответственную зарплату предложил. Это позже он научился самостоятельно зарабатывать деньги. Но, как правильно зарабатывать, чтобы не уличили, не позвонили куда надо, а главное, куда не надо, его тоже научил Звонарев.
Директор медицинского колледжа – должность, конечно, не чета должности Звонарева, но жить можно. И так жить он планировал долго. Ни о какой пенсии даже не помышлял, а отправить его никто не мог, когда за спиной стоял сам Звонарев, а он для города – величина. С ним считались и старались дружить.
Близким знакомством с руководством города Курбатюк особо не кичился, лишний раз старался не подчеркивать расположение к своей особе Звонарева. Но и без этого все знали.
Только на пенсию он вышел, отпраздновав шестидесятилетие. Никто не верил, что такое может случиться. С хлебного места по доброй воле никто не уходит. Курбатюк мимоходом вспомнил недавнюю обиду на Звонарева и налил себе стакан красного молодого вина.
– Ты мне что обещал? Что Пикуза поможет? А что вышло?
– Я сделал все, что обещал. Пикуза – именно тот директор, который тебе нужен.
Курбатюк был прав. Какой с него теперь спрос? В памяти Звонарева всплыло лицо Пикузы. Она ему тогда понравилась. К женщинам он всегда относился как к элементам интерьера. Инженерно-строительный факультет оставил след.
Есть основные элементы: двери, окна, потолок. Несущие, основополагающие части в его жизни ассоциировались с единственным человеком – женой. Было время, когда он больше любил конструктивные части: перегородки, арки, печи, камины, лестницы. Можно переставить, выбросить, забыть, вычеркнуть из жизни. Сколько их было: секретарь, пресс-секретарь, помощник. И все женского пола. Конструктивные части интерьера.
Пикуза была из другого материала. Он не любил принципиальных искательниц равенства и правды. От таких одна головная боль. Прямолинейная, неподкупная, предельно честная и ответственная, она как никто больше подходила не только на роль директора, но и на роль человека, способного решить проблему Звонарева. И если бы не его жадность, и если бы он не тянул время с проверками, ожидая дополнительного вознаграждения, то не сидел бы теперь на даче Курбатюка. Пикуза, ознакомившись с заключением экспертов, первой подняла бы вопрос безопасности студентов и коллектива. И колледж переселился бы в другой конец города, где раньше были казармы. Здание бы отремонтировали за государственный счет. И все газеты написали бы о дальновидности руководства. Сколько ютиться медицинскому колледжу в дореволюционной постройке? Пришло время подумать и о расширении, и об улучшении условий. Все это было возможно еще пару месяцев тому назад. Новый мэр на это не пойдет. Городской бюджет разбазаривать не даст. И к новому начальнику УВД не сунешься – ставленник Гранина. Пока ратует за закон, порядок и справедливость.
– Так что теперь делать? – вернулся к своему вопросу Звонарев.
– А чего ты, собственно, всполошился-то? Делай то же самое, только с другим директором.
– В том-то и дело, что новый – человек мэра. Свояк. С проверками к нему так просто теперь не сунешься.
– Кто директор? Я его знаю?
– Нет. Бывший военный медик. То ли полковник, то ли подполковник. Вернулся из каких-то горячих точек. Жесткий, правильный и цепкий – под стать самому мэру.
– Даже не знаю, что тебе сказать.
– А я не знаю, что мне делать. Проект под застройку уже готов. Знал бы ты, какие люди за всем этим стоят, – вздохнул Звонарев.
Какие люди, а главное, какие деньги стоят за этой аферой, Курбатюк и сам догадывался.
– Значит, никакие выводы комиссии теперь не помогут, и историческое здание никто не признает аварийным, следовательно, об отчуждении городской недвижимости речи не может быть, – сделал заключение Курбатюк.
«Радуют его, что ли, мои проблемы?» – подумал Звонарев.
– А если здание разрушится? – спросил Курбатюк.
– Ты обалдел совсем? Ты что, предлагаешь мне его взорвать?
– Эх, Петя, какой ты кровожадный! – от души рассмеялся Курбатюк. – Я вот что тебе скажу. Здание-то историческое, а я, в отличие от тебя, историей города всегда интересуюсь.
– И что говорит твоя история?
– Она говорит, Петя, что в подвале проходят старые коммуникации. Только вход в подвал основательно замуровали сразу после войны. Там, говорят, у немцев был штаб. В сорок третьем, при отступлении, городок сильно бомбили. Часть здания разрушилась, и ее не стали восстанавливать, а уцелевшую со временем отстроили.
– И что дадут мне твои коммуникации? – никак не мог в толк взять Звонарев. – Да и откуда ты знаешь, что они там есть?
– Интересовался. Хотел подвал использовать под хозяйственные помещения. Да не тут-то было. В подвал не попасть.
– Ничего не понимаю, – признался Звонарев. – К чему мне твой исторический опус?
– Если правильно использовать коммуникации, то здание можно затопить. Теперь ты понимаешь, к чему я веду?
– А как попасть в подвал? – Звонарев уловил мысль Курбатюка.
– Нам не попасть, но если привлечь специалиста, то он сможет найти вход в подвал и сделать за соответственную плату все как надо. Теперь понимаешь, к чему я веду?
– Да, да…
– В городском архиве должен быть довоенный план города, а еще лучше, если найдутся чертежи здания. Они могут быть и в краеведческом музее, – подсказал Курбатюк.
– Спасибо. Я твой должник.
Звонарев ожил. Поставленная задача была решаема. И домой он возвратился в приподнятом настроении.
* * *
Марта Савельева к своим сорока шести годам любила только музей. В отличие от мужчин, он единственный хранил ей верность, был надежным, постоянным, изыскано-благородным и… нужным. Марта и сама была под стать музею. Красивая, элегантная, притягательно женственная, успешная и независимая, она постоянно притягивала к себе явных и тайных поклонников и воздыхателей разных возрастов. Обычно о таких женщинах говорят, что они созданы для любви. Только Марта, по замыслу Творца, была сотворена лишь для музея. Для этого он наделил ее одним решающим недостатком – излишеством ума. Будь его поменьше, Марта бы давно вышла замуж, родила бы детей и занималась бы семьей. Но, имей это все, у нее не было бы времени для музея, для работы в архивах, для защиты диссертации, для организации выездных экспозиций, и тогда бы у художественного музея Заозерска не было своей яркой визитной карточки – Марты Савельевой.
Каждое утро она легкой походкой поднималась по мраморной лестнице на второй этаж, не забывая при этом приветливо улыбнуться своему отражению в старинном зеркале. Натертый до блеска паркет скрипел под ее ногами, от этого еле слышного звука все оживало в душе. Потом начнется рабочий день, появятся первые посетители, и она с удовольствием в тысячный раз начнет обзорную экскурсию по музею.
Экскурсию Марта закончила, как обычно, в третьем зале западноевропейского искусства и собиралась распрощаться с немногочисленной экскурсионной группой, когда позвонила Рита. Марта мельком глянула на часы. В нехорошем предчувствии она не стала ждать вопросов посетителей и быстро распрощалась, пожелав всем хорошего дня. При этом улыбнулась им своей очаровательной улыбкой так, что все, особенно мужчины, забыли свои вопросы.
– …Марта, если можешь, приезжай ко мне на выходные, – попросила Маргарита.
– У тебя что-то случилось?
– Случилось.
– Что-то с Хмелевским? – попыталась угадать Марта.
– Да. Руслан ушел от меня…
И у Марты отлегло от сердца.
* * *
Игорь Климов проснулся с головной болью и первым делом побрел на кухню. Перед тем как открыть холодильник, он выглянул в окно. Мать возилась в огороде, собирала краснобокие помидоры. Оставшийся в банке рассол через пять минут подействовал, и подкатившая к горлу тошнота немного отступила. Судя по количеству пустых бутылок, собранных в полиэтиленовый пакет, посидели они и впрямь хорошо. Он даже попытался вспомнить, с кем и по какому поводу пил целую ночь, но так и не вспомнил. Ближе к утру у матери лопнуло терпение слушать пьяные бредни, и она выдворила компанию на улицу, пригрозив вызвать участкового. «Работу обмывали», – вспомнил Климов и взял со стола недопитую бутылку. Остаток мутной жидкости он выпил одним глотком и направился обратно к себе в комнату.
Он никогда даже помыслить не мог, что будет работать кочегаром в маленькой котельной почти на краю города. Он, студент историко-археологического факультета, видел себя, по меньшей мере, первооткрывателем новой цивилизации. О нем должны были писать и говорить на всех языках. Именно он, Игорь Климов, должен был восстановить первозданную картину прошлого. Но случилось так, как случилось.
После окончания третьего курса часть однокурсников уехала в стройотряд, часть осталась в институте красить аудитории, а самые продвинутые записались в поисковую группу «Память», которая третий год занималась поиском и перезахоронением безымянных солдат, погибших в боях при освобождении города.
Идею бесплатно работать на виноградниках он отбросил сразу, от запаха краски его мутило, и в итоге остались одни поисковики.
В их отряд он записался с трудом и только благодаря командиру Васе Карпову, с которым был хорошо знаком. Оказалось, что желающих целое лето на солнцепеке копаться в земле и без него хоть отбавляй.
К концу лета отряд дошел почти до самой реки. Чего только не нашли за это время, перелопатив тонны песка: алюминиевые ложки с выцарапанными инициалами, медальоны, часы, перочинные ножи, карманные бритвы. Камеральную обработку находок проводили самостоятельно в институтской лаборатории и передавали их на хранение в исторический музей.
Возможно, на этом поисковая работа и закончилась бы, но так случилось, что Вася Карпов наткнулся на захоронение солдата.
В тот день с утра накрапывал дождь. До намеченного рубежа оставалось метров двадцать, но к обеду все промокли до нитки, и Карпов предложил остаться только желающим, а остальным – по домам. Желающих не нашлось.
Даже через столько лет Климов помнил, как тогда обрадовался, что скоро доберется домой и ляжет на диване возле телевизора. А ведь мог бы остаться, хотя бы из солидарности, поддержать друга. Тогда они еще были друзьями. Там и копать-то осталось всего ничего – один холм. Он был уверен, что холм – пустая затея, да еще в такую погоду.
Холм оказался вовсе не напрасной затеей. Останки погибшего солдата лежали неглубоко. В эбонитовой капсуле смертного медальона сохранилась записка. На клочке бумаги корявым почерком боец написал адрес своей родни. Рука дрогнула, чернильная капля застыла на бумаге, буквы расползлись. Находка была редкой. Среди солдат бытовало поверье: раз заполнил медальон – значит смерть себе накликал. Из эбонитовых капсул чаще всего делали мундштуки, а вкладыши выкидывали за ненадобностью. А здесь – такая удача! С запиской им пришлось изрядно повозиться, пока восстановили адрес погибшего. Потом долго сомневались, остался ли кто в живых из его родни. И как все обрадовались, когда спустя два месяца получили ответ.
На перезахоронение тела старшего лейтенанта Горохова В. Н., погибшего в сорок третьем году при освобождении Куличевска, приехал его внук – генерал-майор Н. В. Горохов. Он долго общался с Васей Карповым, благодарил за преданность делу и пообещал помочь всем, чем только сможет.
Городской комитет комсомола работу поисковиков отметил грамотой. Городская газета посвятила «Памяти» целый разворот. Потом статью в сокращенном виде перепечатали областные газеты.
Ближе к Новому году, как и обещал, генерал-майор выслал ксерокопии военных карт, полученные в Центральном архиве Министерства обороны, где прерывистой чертой была обведена линия обороны немцев – места самых ожесточенных боев за Куличевск.
В следующем году к линии огня отряд подошел в конце лета. Блиндаж с немецкими телами они, по стечению обстоятельств, нашли в последний день работы отряда.
В сентябре институт связался с немецкой гуманитарной организацией, занимающейся уходом за военными могилами. Немцы в Куличевск приехали сразу. И в городе опять заговорили о работе поискового отряда. А потом начались плотные занятия в институте и стало не до славы.
Весной немцы приехали опять, но уже к городским властям не обращались, самостоятельно поселились в гостинице, после чего встретились с Васей Карповым. Получалось, что приехали немцы конкретно к нему. Молодые, веселые, говорившие на ломаном русском языке, они достаточно доходчиво изложили Карпову свое предложение.
– …Карп, и ты отказался? – охрипшим от волнения голосом уточнил Игорь Климов.
– Интересно, что бы ты сделал на моем месте? – пришла очередь удивиться Карпову.
– Немцы тебе предлагали деньги! Ты хотя бы представляешь, сколько можно заработать на этих раскопках?
