скачать книгу бесплатно
В полдень, сопровождаемый советником Хендерсоном, я отправился на этот процесс. Дипломатическому корпусу специально были подготовлены пропуска на места для зрителей. Заседание длилось до трёх часов дня, затем суд прервался до шести вечера.
Я посетил также и вечерние слушания с шести до половины одиннадцатого. Для меня они оказались особенно любопытными и захватывающими. Во время перерыва вечернего заседания мы с одним журналистом сходили за пивом и бутербродами. Все старались помочь мне разобраться в этой ситуации.
Дневник, Москва, 25-е января 1937-го.
В соответствии с протоколом, весь официальный состав нашего посольства был должен сопровождать и сопроводил меня в Кремль по случаю представления верительных грамот. Они были формально представлены президенту, прежде чем мы удалились для беседы в его кабинет.
После мероприятия коллектив вернулся со мной на очень хороший обед, подготовленный Марджори. Джей Ди (Джон Стамм, мой личный секретарь) сделал групповые фотографии в большой обеденной зале.
Икра, икра везде и ни одного тебе яичка, кроме как за комиссарским столом. Мы попросту не могли найти ни одного! По крайней мере, когда нам было сказано, что они принесены на обед (яйца, а не икра).
(Примечание Мемуариста. Дэйвис старательно строит из себя идиота, которым опытный уголовный адвокат и один из богатейших людей США явно не является. Страдает совершенно в духе таможенника Верещагина из "Белого солнца пустыни". Опять эта икра, хлебушка бы! Продолжаем.)
Доклад президенту о долговом вопросе и Калинине.
Москва, 25-е января 1937-го.
Достопочтенному Франклину Делано Рузвельту.
Дорогой мой, мистер президент! К счастью, обычай произнесения официальных речей на церемонии представления верительных грамот был отменён. Калинин уделил мне двадцать минут. Его приветствие оказалось очень сердечным, а когда я упомянул, что Вы говорили лично о нём, он попросил передать Вам наилучшие пожелания как "великому человеку". Встреча прошла очень тепло.
Он сказал, что уверен – все спорные вопросы между двумя странами могут быть урегулированы. Мой ответ был осторожен: я искренне на это надеюсь и верю, что это возможно, если подходить к вопросам с таким же ясным пониманием, с которым эти соглашения задумывались президентом Соединённых Штатов.
Я был бы рад обсудить эти вопросы по возвращении Литвинова, если им будет так угодно. Я хотел произвести впечатление (и как мне показалось, вполне преуспел), что это оставлено на их усмотрение и вопрос не слишком значим для нас. Калинин выразил удовлетворение, что, по его мнению, мой профессиональный опыт гарантирует объективность и независимость суждений, безотносительно того, что я мог слышать неблагоприятного от дипломатических источников в Москве.
Я ожидаю возвращения Литвинова, чтобы понять будет ли он ставить на рассмотрение долговой вопрос. Есть признаки, что они хотели бы забыть его. Если так, буду следовать указанной Вами линии. С глубоким уважением, искренне Ваш, Джозеф Дэйвис.
Президент Калинин о Советской обстановке.
Номер одиннадцать, Москва, 25-е января 1937-го.
Достопочтенному государственному секретарю.
Доклад посла Дэйвиса относительно представления верительных грамот мистеру Калинину.
Совершенно секретно.
Сэр, имею честь сообщить следующее касательно официального представления моих верительных грамот президенту Калинину. Представляется, что обычай обмена формальными выступлениями во время представления верительных грамот был отменён.
(Примечание Мемуариста. Этот момент отлично сыгран в кинокартине 1943-го года "Миссия в Москву". Посол Дэйвис церемонно передаёт Калинину свои грамоты и явно ждёт традиционного царского церемониала. А всесоюзный староста как бы рассеянно суёт нераспечатанный конверт под пресс-папье и предлагает начать беседу.
У Советского руководителя просто нет времени церемонии разводить. Американский посол несколько ошарашен настолько деловым подходом большевиков. Продолжаем.)
Президент Калинин сел за свой стол и предложил мне стул напротив Крестинского рядом с мистером Нейманом и переводчиком. Присутствовали еще двое, а именно мистер Уншлихт, секретарь Союзного совета Центрального исполнительного комитета СССР и мистер Хацкевич, секретарь совета национальностей Центрального исполнительного комитета.
Президент Калинин предложил мне сигарету и я поблагодарил его по-русски словом "Спасибо", что вызвало смех. Я сказал, что хотел бы выразить от себя, семьи и персонала признательность за обходительность на границе и за всё прочее, что сделало наше путешествие в Москву комфортным и приятным. Затем я представил отзыв моего предшественника и мои собственные верительные грамоты.
Затем, я сообщил, что моё правительство через государственного секретаря мистера Халла хотело бы передать мистеру Калинину приветствия и душевные тёплые пожелания. Что перед моим отъездом я совещался с президентом Рузвельтом и он упоминал лично о президенте Калинине.
Мистер Калинин выразил удовольствие, что его упомянул "великий президент" и заявил, что вопросы разногласий между странами могут быть разрешены ко взаимному удовлетворению. На это я ответил очень взвешенно, что я также на это надеюсь и уверен в этом. Разумеется, это может быть сделано, если подходить к вопросу с расширенных позиций, с которых президент Рузвельт задумывал достигнутое с Литвиновым соглашение.
(Примечание Мемуариста. По-моему, посол Дэйвис не до конца понимает, что большевики над ним слегка посмеиваются. Для жителя "самой свободной страны мира" почему-то естественно совершенно неприлично благоговеть перед своим президентом, как перед папой Римским.
Ему невдомёк, что отношение к руководящим кадрам в СССР совершенно иное. Они такие же люди, как и все остальные, только с большей возложенной ответственностью. Поэтому, когда Калинин говорит, что ему приятно "что его упомянул великий президент", уверен – присутствующие прячут от посла невольные улыбки. Продолжаем.)
Я заявил, что я не профессиональный дипломат и привык работать прямо. На это мистер Калинин ответил, что его правительство основано на поддержке народа и что их руководители приверженцы прямой и откровенной дискуссии. Затем, я заявил, что моему правительство особенно повезло в том, что мы изолированы и сильно удалены от всех возможных угроз других стран.
И что поэтому мы привыкли к прямой дипломатии, тогда как общая европейская дипломатия, возможно, находится под влиянием требований национальных страхов или национальных амбиций. Президент Калинин ответил, что настолько, насколько рассматривает этот вопрос сама Россия, у них нет страха перед внешней агрессией, так как они уверены, что армия и народ достаточно сильны, чтобы защитить себя.
Затем он выразил надежду, что у меня сложилось благоприятное впечатление. Я ответил, что Москва очень красивый город, что меня повсюду впечатлила активная деятельность, как признак нового строительства и прогресса. Меня сильно впечатлило поведение и внешний вид людей на улицах, которые большей частью выглядят в порядке, тепло одеты и в основном заняты делом.
(Примечание Мемуариста. Читателю 1941-го года понять этот пассаж Дэйвиса мудрено. Сегодня, к сожалению, понять посла нам гораздо легче. Дэйвис приехал из Америки в самый разгар Великой Депрессии.
По всей видимости, типичный вид улиц Нью-Йорка или Вашингтона тех дней – это очереди голодных оборванных безработных, без тёплых вещей, которые стоят за бесплатной похлёбкой. Документальной хроники тех лет сохранилось достаточно.
А тут эти большевики, явно сытые, прилично одетые и все при деле. Не слишком приятное для американца сравнение с родной страной. Продолжаем.)
Президент Калинин затем заявил, что они добились очень существенных достижений, их промышленный выпуск чрезвычайно сильно вырос, потребности людей стремятся удовлетворить настолько быстро, насколько возможно, но, спрос настолько велик, что подобен всепожирающему пламени. Оно поглощает предложение сразу по мере производства, чтобы покрыть нужды людей.
Затем он заявил, что они очень рады получить посла, который в силу своего профессионального опыта будет смотреть на ситуацию объективно и не склонен к скоропалительным оценкам, пока все факты не будут должным образом рассмотрены в перспективе.
Затем, он намекнул, что его правительство, вероятно, испытывает лёгкое предубеждение к чрезмерно дружелюбным людям и порой бывает приятно поражено теми, кто изначально холодны в общении. Он сказал, что поспешные и поверхностные суждения о ситуации обычно пристрастны.
Он проиллюстрировал это, сказав, что гость может увидеть пару пьяных на улицах Москвы и сделать из этого заключение, что все русские – пьяницы, что, разумеется, не соответствует истине. Он выразил надежду, что я увижу как можно больше из того, что они делают и стараются делать для народа, и буду оценивать это справедливо и объективно.
На это я ответил, что являюсь продуктом индивидуалистической и капиталистической системы, начинал с весьма скромных позиций, тяжело работал всю мою жизнь и мои симпатии на стороне простых людей, точно так же как и симпатии моего правительства. Я заверил их, моя цель стараться наблюдать открытым рассудком, справедливо приходить к заключениям и доносить их до моего правительства в точности.
В этом они могут быть уверены, так как это не только мои личные желания, но результат моего обучения и моей привычки мыслить таким образом, сложившейся за годы предшествующего опыта. Имею честь оставаться, с уважением, Ваш Джозеф Дэйвис.
Дневник, Москва, 25-е января 1937-го.
Калинин живёт в Кремле. Прихожая и кабинет, в который меня пригласили, опрятны и очень просто обставлены. Калинин производит приятное впечатление. У него серьезные глаза и простая любезная манера держаться. У него репутация очень популярного в Советском народе человека. Он начинал рабочим на одном из литейных заводов.
(Примечание Мемуариста. По всей видимости, имеется в виду работа Калинина токарем на заводе «Красный путиловец», он же – знаменитый «Кировский завод». Продолжаем.)
Он настолько комфортен в общении как «старый ботинок» из поговорки. Калинин произвёл на меня впечатление доброго, приятного и компетентного человека с простым обращением.
Неподготовленность Франции.
Журнал, Москва, 26-е января 1937-го.
В печати сообщается, что Рейно в Париже привёл некоторые любопытные факты о вооружённых силах Европы. Фактор скорости изменит всё. У Германии две тысячи аэропланов, у Италии тысяча девятьсот, у Франции же только тысяча триста.
Таким образом сделано было не многое: против каждых двух германских бомбардировщиков у Франции только один, а против нескольких сотен французских танков у Германии и России тысячи. Мне кажется, о неизбежности войны в Европе говорят все, но никто, кроме Германии и России, не принимает её всерьёз.
(Моим главным источником последних известий является радио на коротких волнах. Я прослушиваю его ежедневно и делаю заметки, чтобы иметь перспективу европейских событий. В моём карманном дневнике недостаточно места и я взял себе за правило вести записи в журнале, чтобы расширить отражение вопросов, которым не могу уделить достаточного внимания в дневнике.)
Дневник, Москва, 27-е января 1937-го.
Одиннадцать утра. Посетил японского посла Шигемитсу. Он инвалид и очень способный человек. Он рассказал о «Шанхайском инциденте», в котором лишился ноги и о помощи, которую оказал ему американский посол Нельсон Джонсон.
С четырёх до пяти вечера прогулялись с Марджори вокруг Кремля. Посетили в одном из музеев специальную выставку Рембрандта. Должно быть, там было представлено более тридцати полотен, включая Блудного сына, Рождение Христа и множество других. Весьма выдающаяся выставка.
Также мы посетили Третьяковскую галерею. Прекрасные картины Герасимова, "Орден Ленина", очень крупные полотна Сурикова, "Солдаты в Альпах" и тому подобное. Снежные картины Грабова, Юона и Шишкина. Посетил комиссионный художественный магазин и осмотрел картины современных Советских художников. Они поразительно интересны.
(Примечание Мемуариста. К своему стыду, имя Константина Фёдоровича Юона ничего мне не говорило. А ведь это известный академик Академии художеств СССР и лауреат Сталинской премии 1943-го года. Создавал совершенно удивительные, пронизанные светом пейзажи. Посмотрите в интернете – не пожалеете. А еще он нарисовал по рассказу Чехова замечательный советский мультфильм 1952-го года – Каштанку. Продолжаем.)
Дневник, Москва, 28-е января 1937-го.
Начал раунд официальных визитов: китайский, германский, персидский, турецкий.
(Примечание Мемуариста. Посол по старинке называет Иран Персией. Впрочем, это немудрено, название официально изменилось только в 1935 году).
Провёл ланч с турецким послом. После ланча мы с Марджори снова вышли в город, чтобы осмотреть другую выставку современных русских художников в мастерской. Мы с большим интересом провели там два часа. Приобрёл несколько замечательных работ маслом (снег, Революция и т.п.) для моей коллекции в Университете Висконсина.
Извлечения из издаваемого Ассоциацией выпускников Университета Висконсина каталога коллекции русских полотен и икон имени Дэйвиса, которая была передана послом Университету.
Письмо посла Дэйвиса от 9-го марта 1937-го ректору Ла Фолетту с предложением коллекции Университету.
Дорогой Фил!
С тех пор, как я приехал в Россию, у меня в голове крутится одна мысль и я хотел бы в связи с этим попросить твоего совета.
Русские картины по своей художественной выразительности, силе и красочности исключительны. Несмотря на то, что это в общем-то может и не быть характеристикой изящества работы художников других школ, тем не менее, они создали некоторое число великих картин.
С моей личной точки зрения, меня всегда больше интересовала история, которую рассказывает картина и впечатление, которое она производит на чувства, чем техника её исполнения.
Итак, я собрал некоторые из этих картин. Большей частью это оригиналы. В некоторых случаях это копии. Художники, как тебе известно, работают здесь на государство, но мне удалось получить разрешение от властей заказать копии этих картин, выполненные теми же самыми художниками.
Моей целью было получить собрание картин, более или менее описывающих различные сферы жизни и деятельности страны: народ, солдат, действия в революционные моменты, строительство гигантских предприятий и жизнь в удалённых уголках России.
Мне пришло в голову, что Университету Висконсина может быть интересным получить эту коллекцию. И я подумываю подарить её.
Эта коллекция, хоть и включает несколько выдающихся работ, не является со строго художественной точки зрения одной из самых значимых. Она может быть интересна и вызывать обсуждения.
При этом все иконы высшего класса этого вида искусства. Они исключительны и совершенно уникальны. Они отбирались ведущими техническими экспертами по иконам, связанными с Советским правительством и особенно с Третьяковской галереей. Они охватывают лучшие типы икон различных периодов.
Выдержка из официального объявления ректора Ла Фолетта о принятии коллекции от 20-го мая 1937-го.
Подарок посла Дэйвиса своей коллекции Университету – благородный и великодушный поступок. Это выдающийся художественный вклад в Университет, особенно ценный личностью дарителя.
Дневник, Москва, 29-е января 1937-го.
Одиннадцать дня. Нанёс визит посланник, старый добрый джентльмен. Обсуждали его отношение к процессу над изменниками. Он считает, обвиняемые виновны.
Двенадцать дня. Встречался с послом. Обсуждали экономическое развитие и золотые резервы. На некоторые утверждения он смотрит скептически, при этом считает, что по значимым вопросам они говорят правду.
(Примечание Мемуариста. Фамилии и страны посланника и посла умышленно опущены Дэйвисом. Это специально отражено в тексте. Характерно, что когда посол восхищается картинами или беседует о всякой ерунде, фамилии указываются. Как только появляются серьёзные государственные вопросы, фамилии публике знать не следует. Не так прост посол Дэйвис, как пытается казаться. Продолжаем.)
Час дня. Посетил последний день процесса. Слушал заключительные обращения к суду Радека, Сокольникова, Сюкинского, Серебрякова и других. Слушания закрылись в три пополудни.
(Примечание Мемуариста. Не вполне понимаю, кто такой Сюкинский. Среди семнадцати обвиняемых по этому процессу никого с похожей фамилией не было. Подозреваю, что в дневнике посол ошибочно так записал Пятакова. Далее в официальном докладе госсекретарю посол указывает фамилии обвиняемых верно. Продолжаем.)
Четыре дня. Приглашён с Марджори и Эмлен на чай к мадам Литвиновой.
Пять пятнадцать. Посетил турецкое посольство.
Пять тридцать. Посетил персидское посольство.
Девять вечера. Ушёл спать, устал смертельно.
Когда мы только прибыли, мадам Литвиновой не было в Москве. В сообществе распространялись типичные слухи, что она была ликвидирована, исчезла и т.п. Марджори, Эмлен и я были приглашены на чай в Спиридоновка Хаус, старинный особняк, используемый правительством для приёмов.
(Примечание Мемуариста. Посол опять всё перепутал. Спиридоновка – это название улицы, на которой располагался особняк. Сам дом известный – это усадьба жены Саввы Морозова, того самого фабриканта, что активно поддерживал социалистов до Революции.
Особняк выполнен в староанглийском стиле, со стрельчатыми окнами и вполне вписался бы в интерьер Лондона. Действительно, нарком Литвинов некоторое время там проживал. С 1938-го года в этом здании будет организован Дом приёмов министерства иностранных дел. Продолжаем.)
Мадам Литвинова приветствовала нас в манере очаровательной английской дамы, которой она и являлась. Она приехала с Урала, где преподавала "Бейсик Инглиш", которым очень сильно интересовалась.
(Примечание Мемуариста. Посол не шутит про английскую леди. Женой наркома Литвинова была Айви Лоу, гражданка Великобритании. Довольно известная английская революционная писательница.
Она действительно занималась изучением и преподаванием в Свердловске так называемого "Базового английского". Это такая упрощенная версия английского, одна из попыток создать язык международного общения вроде эсперанто.
Аббревиатура звучала красиво "Британо-американский научный международный коммерческий". Пока Черчилль не выступил с речью, что покорённые Британией туземцы не способны понимать приказы своих господ и срочно нужно придумать обрезанный английский для их обучения. Большого развития Бейсик Инглиш так и не получил. Продолжаем.)
Она ярко демонстрировала признаки очарования и ума, но при этом уделяла мало внимания внешности. Её руки были красными и обветренными. Она приходится сестрой моему старому другу, сэру Сиднею Лоу, с которым мы познакомились в Вашингтоне, во время Первой Мировой. С Литвиновым она познакомилась в Лондоне и вышла за него.
(Примечание Мемуариста. Дэйвис не мог знать, что грядёт еще и Вторая Мировая Война. Поэтому никто не употреблял устоявшееся у нас название Первой Мировой. Для Дэйвиса это была просто "Великая война". Продолжаем.)
Оборотная сторона московских процессов.
Номер пятьдесят семь, Москва, 17-е февраля 1937-го.
Достопочтенному государственному секретарю.
Процесс изменника Радека (с 23-го по 30-е января).
Совершенно секретно.
Сэр, имею часть доложить следующее по отношению к определённым деталям и моим впечатлениям от недавнего, так называемого, процесса изменников Троцкого-Радека.
Ближайшее политическое окружение.
Этот процесс является естественным следствием убийства Кирова первого декабря 1934-го. Киров, работавший в Ленинградской области, был одним из выдающихся лидеров партии и Сталинского правительства. В тот момент его убийство вызвало потрясение.
Доклады дипломатов департаменту того времени показывают, что это вызвало большое движение и беспокойство части руководителей правительства в Москве. Лично Сталин, Ворошилов – народный комиссар обороны и другие главы правительства поспешили прибыть на место преступления, по всей видимости опасаясь, что существует широко распространённый заговор с целью свержения Сталинского правительства.
С 19-го по 24-е августа 1936-го года в Москве состоялся процесс Каменева-Зиновьева, когда шестнадцать обвиняемых были привлечены к суду, признаны виновными и впоследствии расстреляны. Этот первый процесс также был следствием убийства Кирова.
