скачать книгу бесплатно
– А не говоришь ли ты это, чтобы я не делал шаги в сторону Одри?
Трэв ухмыляется себе под нос.
– Цени наличие здоровых ног.
– Ты всегда всем угрожаешь?
– Ага.
Чего ожидал? Я – не девчонка, не питаюсь иллюзиями на его счёт. Кросс мил в случае необходимости, а такие «ситуации» случаются крайне редко. До сих пор не понимаю, что разглядела Одри, как и многие другие, а может, всё совсем иначе, и мы видим только то, что он позволяет увидеть. В конце концов, он просто холоден к вниманию, а не груб к девушкам. По отношению женского пола Трэв всегда оставался сдержанным и достаточно обходительным, чего не сказать о нас – парнях – с нами не утруждается выражаться вежливо. Пассивная агрессия всегда была направлена на Одри, и сейчас понятно, по какой причине. Он свихнулся на ней, а мы все становимся безумцами, когда с отчаянием желаем чего-то или кого-то. Хотя признаю, наивно думал, что Одри пробудит его мягкую сторону к другим.
– Мой мальчик готовит для меня завтрак, – Рэй входит в кухню ленивой походкой и заглядывает за плечо Трэва. – Можешь не украшать и не тащить в постель, я уже тут.
– Отсоси.
Я смеюсь.
Трэв не поменяется, даже если сообщат, что это последний день его жизни. Ставлю сотню, он окончательно расхрабрится с большей уверенностью послав всех и всё на хрен.
– Он бесится, потому что его динамит Одри, – поясняет Рэй, как будто по части Кросса вообще требуются объяснения.
– Правда, что ли? – Интересуюсь я. – Почему?
– Потому что не ваше дело, – жёстко отрезает Трэв без намёка на юмор.
Ничего удивительного.
– Опять обидел её?
Жалею о вопросе в следующее мгновение, как только серебристые глаза врезаются в меня, словно остриё кинжала. Я набираюсь не иначе как спартанского духа и говорю:
– Мы живём под одной крышей, рано или поздно узнаем. Стены тонкие.
– У её отца нелёгкий период, кретин, – Трэв больше обращается к Рэю, нежели ко мне, но так или иначе, оповещает каждого присутствующего. – Недавно был инсульт, сейчас он лёг проходить обследование. Она не будет влетать сюда с песнями и плясками. А теперь заткнитесь на хрен и больше ничего не спрашивайте.
Я не считаю нужным что-то говорить. Трэв не тот, кому нужна словесная поддержка и моральное сопровождение. Причина его скверного расположения духа последние несколько дней приобрела уважительную причину. Одри переживает за отца. Он переживает за неё. Круг замкнулся.
Слабо бью его кулаком в предплечье, тем самым выразив немое «всё наладится». Позитивный настрой Рэя тоже скатился в задницу.
– Прости, мужик, не знал, – говорит он. – Тупо вышло.
Трэв не отвечает. Он даёт молчаливый кивок.
Я опускаю глаза на мобильник, лежащий на столешнице, и думаю, стоит ли написать Одри. Но отклоняю идею спустя минуту размышлений. Она никому ничего не говорила, виду не подала, что переживает, нацепила на лицо маску деланного спокойствия, а это означает лишь одно: она не желает, чтобы кто-то знал. Трэв, вероятно, единственный человек в мире, с кем она делится сердечными переживаниями, потому что вчера Вики беспечно улыбалась и смеялась вместе с нами. Никто ничего не знает, и Трэв дал понять, что так должно быть дальше.
– Я бегать, – отталкиваюсь от столешницы и направляюсь к выходу, желая убраться подальше от резкой смены атмосферы в доме.
– Попутного ветра, – ехидно вклинивается Трэв, позволяя читать между строк.
Я не оборачиваюсь. Показываю средний палец, видит он или же нет.
Глава 2. Джейн
– Пахнет невероятно, котёнок. Что у нас сегодня?
Я с благодарной улыбкой поворачиваюсь к папе, въезжающему в кухню.
Он ладонями отбивает ритм по подлокотникам инвалидной коляски и с любопытством заглядывает за мою руку. Папа не выносит, когда называю её инвалидной, ведь считает себя вполне полноценным человеком, разве что без возможности передвигаться на ногах, поэтому стараюсь как можно реже упоминать в речи всё, что связано с ограниченными возможностями. Он переполнен энергией, а мне не нравится расстраивать его ярлыками.
– Блинчики, – сообщаю я, подтолкнув массивный деревянный стул, мешающий проехать, в сторону окна. Тюль цепляется за спинку, взмывает к потолку и тут же сдувается, как только опускаю раму. На ткани остаётся несколько затяжек, но я знаю, как всё исправить.
Из бокового ящика кухонного гарнитура вытаскиваю пару ленточек с магнитами и собираю тюль гармошкой, косым взглядом зацепив выходящего на улицу Уилла. Длинные черные тайтсы с короткими шортами подчеркивают стройные ноги с идеальными икрами, спортивный лонгслив обтягивает рельефное тело подобно второй коже, отчего непроизвольно сглатываю, но не отвожу взгляд. Он натягивает свободную толстовку через голову и пятерней взъерошивает волосы, чему-то нахмурившись. Мне бы хотелось читать его мысли, узнать, что послужило смене настроения, ведь совсем недавно он очаровательно улыбался.
– Другое дело, – я поворачиваюсь к папе, когда Уилл превращается в точку и исчезает с горизонта. – Как будто ничего не было.
В зелени отцовских глаз мелькает искреннее недоверие, а также признательность. Морщинки становятся глубже, стоит ему прищуриться. Он чешет подбородок с отросшей щетиной в стиле Бена Аффлека[1 - Бен Аффлек – американский актер, сценарист и режиссер.], в дебрях которой едва можно разглядеть тонкие губы. Бриться папа не намерен, с недавних пор свято считает, что борода придаёт брутальности и в то же время добродушия. Всё дело во взгляде, – постоянно повторяет он.
– Слишком скучно для тебя, раскрывай тайную начинку.
Я отрицательно кручу головой и снимаю со сковороды последний блинчик, положив к остальным на плоское блюдо.
– Ни за что на свете. Пробуешь и угадываешь, помнишь?
– Подозреваю, что это игра на выживание, от которой разыгрывается мигрень. Однажды отравишь своего старика.
– Враньё, – смеясь, отмахиваюсь и ставлю блюдо на квадратный стол, маневрируя на небольшой территории, обычно натыкаясь на угол обеденного стола бедром. Я уже давно подумываю о круглом, чтобы не травмироваться каждый божий день, потому что синяк приобретает хроническую стадию.
Папа подъезжает к столу и с невероятной лёгкостью меняет коляску на стул. Он очень быстро приспособился, чаще всего его можно застать в излюбленном кресле у телевизора или же на стуле за рабочим столом у компьютера с наушниками на голове. Для кого-то такое передвижение может показаться едва ли не концом света, для папы же оно стало озарением, как далеко он зашёл. Комично, что инвалидная коляска спасла нас.
– М-м-м… – протягивает он, откусив кусочек.
Я улыбаюсь, с детской наивностью полагая, что это комплимент и благодарность за завтрак, как папа с любопытством нацеливает взгляд на мне, продолжив тщательно жевать. Столь пристальное внимание ставит в неловкое положение.
– Ты познакомилась с соседями?
Я не медлю, сую в рот в блинчик, чтобы в запасе было несколько секунд на обдумывание ответа, и киваю. Получается что-то среднее между да и нет.
– Не совсем, – я как можно равнодушнее пожимаю плечами, испытывая толику волнения. Самую малость, клянусь. – Насколько поняла, Одри тут не живёт. Один из соседей приходится парнем.
– Одри? – Папа удивлённо поднимает кустистые брови. – Вот уж не думал, что парня невзлюбили родители. Кстати, это голубика.
Я замираю на долю секунды, после чего делаю большой глоток апельсинового сока, прочищая горло и восстанавливая сердечный ритм, который заметно участился, кроме того, снова беру драгоценные секунды на размышление.
Конечно же, понимаю, кого папа имеет в виду. Должно быть, наблюдал из окна своей спальни. Она располагается на первом этаже по понятным причинам, а из окна виден двор.
– Мгм… Ты, наверное, об Уилле.
Папа весело улыбается.
– Ты даже не сказала, прав я или нет.
– Ты прав, – живо отзываюсь я.
– Так что там… с Уиллом?
Я надеялась, что он не продолжит. Но как бы не так.
– Помог снять провода. Всего-то.
Папа начинает смеяться и бросает в меня кусочек блинчика, чему изумляюсь до глубины души. Ни разу не видела его в игривом настроении, хоть мы и сблизились за последнее время.
– Ты покраснела, когда спросил, – подтрунивает он. – Никогда не видел ничего подобного. Этот парень нравится тебе, Джейн!
На фоне новых эмоций не отдаю отчёт себе и совершаю фатальную ошибку.
Я резко поднимаюсь на ноги и зачем-то сгребаю полное блюдо. Папа с забавой и в то же время обескураженно следит за моими действиями. Страшно представить, насколько абсурдно выгляжу.
Возвращаю тарелку на стол и опускаюсь на стул.
– Какой кошмар.
– Согласен. От влюблённости дуреют.
– Боже, папа! – Я громко возмущаюсь. – Ты всё преувеличиваешь! Невозможно влюбиться за пару минут!
– В среднем человеку хватает пятнадцати секунд, чтобы влюбиться.
– Однажды я перережу один из проводов компьютера или лишу нас электричества насовсем.
– Ты реагируешь также эмоционально, как твоя мама.
С произнесёнными словами на голову опускается тишина. Гробовая. Тяжёлая. Ранящая.
– Прости, котёнок, – папа накрывает мою ладонь своей, а в его глазах светится боль. – Я хочу сохранить о ней светлую память.
– Она жива! – Я выкрикиваю и только спустя мгновение понимаю, что повысила голос.
Моргнув, стараюсь избавиться от жжения в глазах. Опускаю взгляд в пол и выдавливаю.
– Прости…
– Тебе не за что просить прощения, Джейн. Я понимаю, как тебе не хватает её, потому что мне тоже. Приятно знать, что один из нас не теряет надежды, когда потерял второй.
Папа утешающе сжимает мою кисть.
– Я, как никто другой понимаю, почему ты каждую ночь оставляешь фонарь включенным.
Он пересаживается в кресло и покидает кухню со словами:
– Я уже должен быть на рабочем месте.
Для кого-то рабочее место – это личный кабинет или небольшой закуток в офисе, у папы – стол, компьютер и наушники. Он не отчаялся и нашёл заработок, чтобы не выживать, а жить. Мы не богаты, но и не сводим концы с концами, к тому же выручает любовь к садоводству, чтобы не голодать в любое время года.
Я провожаю его размытый силуэт из-за скопившихся слёз.
Слова задели за живое, но вовсе не те, что он мысленно похоронил её, а те, что потерял веру. Если смерть приносит скорбь, то неизвестность – надежду. Я живу надеждой, живу в неизвестности. Может быть, однажды, она постучит в дверь или раздастся звонок, что её нашли.
Завтракаю в одиночестве, что на деле сложно назвать завтраком. Я едва прикасаюсь к еде и повисаю на хлипкой ниточке отказаться от затеянной прогулки с Одри и её подругами. Настроение ни к черту, стоит вспомнить о маме.
Я скучаю по ней. Безмерно. Безумно.
Остаток времени в пределах десяти минут, собираюсь в школу, надев привычный наряд приведения. Конечно, слишком громко сказано, ведь я совсем не невидимая. Это из раздела не-выделяйся-из-толпы. Джинсы, поверх футболки флисовую рубашку в темно-красную клетку, переплетающуюся с чёрными вставками, и удобные полуботинки. Сверху накидываю тёплый пуховик и мягкую шапку. Не слишком броско. Не слишком мрачно. Золотая середина.
На выходе прощаюсь с папой и бегу в сторону остановки, минуя дом с четырьмя обитающими внутри парнями. К слову, которые ни разу не устроили шумную тусовку. Надеюсь, они и дальше не планируют нарушать тишину. Но душевное равновесие ломает резкий звук зажигания машины, стоит только пересечь подъездную дорожку и вздрогнуть от неожиданности, впав в ступор.
Парень Одри бросает огромную сумку на заднее сиденье и закрывает дверцу, следом скрывается в салоне. Я не запоминала его имя, но мысленно называю засранцем. Что ж, Одри тоже его так называет.
Заставляю себя продолжить путь, поэтому отвожу взгляд от машины и в следующее мгновение сталкиваюсь с другим соседом. Его имя тоже не запоминала, но именно его спутала с Уиллом при разговоре с Одри. Они чем-то похожи: короткие каштановые волосы, почти одинаковый рост приближённый к семидесяти дюймам или немного побольше, в то время как мой собственный равняется шестидесяти двум. Я смотрю на них задрав голову и кажусь незначительной галактической букашкой в бесконечном космическом пространстве. Но в отличие от парня Одри, этот выглядит куда более приветливее, хотя по сравнению с Уиллом, в его глазах читается хитрость. Он подмигивает, когда сдвигаюсь с места, и наверняка думает, что отпугнул заигрыванием. Отчасти, так и есть. Я страшусь кокетничать с ними. Во-первых, не умею. Во-вторых, флирт равен зелёному сигналу. Я включаю красный. Почти для всех.
Да, почти для всех, потому что Уилл вызывает симпатию. Я не в силах объяснить, почему так происходит, и каждый раз, когда вижу его силуэт в окне напротив, ощущаю некий трепет в области груди и живота. Мы не знаем друг о друге ровным счётом ничего, кроме имён. Или… может быть, я знаю больше дозволенного, но это всего лишь предположения Одри.
В автобусе занимаю привычное местечко у окна и включаю музыку в наушниках, скоротав дорогу до школы.
Прижимаясь лбом к стеклу, получаю небольшое холодное красное пятнышко от трения и выскальзываю на школьный двор последней. Мне некуда спешить. Занятия начнутся через полчаса, а прогулка исключена из-за холодов. Каждый раз переступая порог и пересекая длинный коридор школы, чувствую кипящую в нём жизнь. Громкие разговоры. Заливистый смех. Шутливые стычки. Я не участвую в них, и на мой мир опускается покой, когда на плечо ложится знакомая ладонь с кожаным браслетом на запястье.
– Думал, не застану тебя сегодняшним утром, – я улыбаюсь, когда в поле зрения попадает Киллиан.
Он поправляет лямки рюкзака, оттянув большими пальцами и удерживая в таком положении. А ещё он любит качаться на пятках, и сам того не замечает. Длинные русые волосы торчат в разные стороны, на носу чёрная оправа очков, на полных губах добродушная улыбка и такие же сияющие отзывчивостью голубые глаза. Засучив рукава серой толстовки с надписью Harvard, из-под которой выглядывает белая футболка, на нём самые простые чёрные штаны и старенькие Тимберленды. Киллиан ненамного выше меня и не настолько широк, чтобы закрыть обзор. Он слегка худощав, хоть и начал вливаться в спортивный режим, спонтанно записавшись в тренажёрный зал. Я приветствую его тягу преобразиться. И мне стоит поднять что-то тяжелее садовой лопатки и учебника.
– У нас математика по средам, забыл?
Он криво улыбается, будто что-то скрыл.
– Кхм… я выписался из группы, решил перевестись на придвинутый курс для поступления.
– Ладно, – не скрываю, новость расстраивает, но я никогда не была эгоисткой. Папа говорит, что во мне напрочь отсутствует данный ген. – Тогда я буду там одна.
Прозвучало с упрёком, потому что Киллиан оживает.
– Не хочешь со мной?
Я отрицательно качаю головой и хихикаю.
– Нет, ни за что.
– Так и знал, – он оглядывает меня с ног до головы и снова улыбается. – Встретимся после школы?
– Прости, сегодня пас. Другие планы.
