скачать книгу бесплатно
Не жалея своего голоса, он позвал её и заметался по маленькому клочку суши, совсем как недавний воробей. Волны были глухи и лишь шумели в ответ на его истошные вопли.
…Марина ничего не слышала, хоть и была рядом. Девушка была теперь глуха, как тетерев, и нема, как рыба. Красавица сидела на отмели и любовалась закатом. Алексей увидел её и остановился как вкопанный. Боясь, что безумная гонка начнётся вновь, он долго не решался приблизиться. Наконец, морально приготовившись ко всему, он сделал пару шагов, присел совсем рядом и обнял её за плечи. Девушка не шелохнулась, она всё так же смотрела вдаль, как?то очень грустно. «Откуда такая скорбь?» – подумал Алексей. И вдруг – будто из ниоткуда – посреди ясного, погожего, тёплого летнего вечера на них налетел жуткий ветер, пробирающий до самых костей, холод ворвался в души и посеял страх, ужас и понимание того, что произойдёт сейчас, осознание, что ему, этому леденящему душу холоду, уже ничто и никто не сможет помешать. Это стало ясно, как уже свершившийся факт и то, что ни к чему старания, мольбы и прочие ненужные действия. Это должно было произойти и было необратимо. И это началось. Марина стала превращаться в ледяного идола! По-садистски медленно и будто бы нехотя, холод стал овладевать её телом. Отвоёвывая и замораживая навек клетку за клеткой, он с каждой секундой веско и грубо заявлял, кто отныне хозяин этой красавицы. Марина всё так же неподвижно сидела на отмели и смотрела вдаль. Волны снова и снова накатывали на берег, солнце уходило за горизонт, а Алексей всё так же держал руку на её плече. Чувствовала ли девушка хоть что?нибудь в эти долгие минуты: невыносимую боль, жуткую пытку, терзающую муку – Бог ведает. Если даже это и было так – она стойко выдерживала всё, ни разу не вскрикнув, ни взмолившись о помощи – даже не шелохнувшись. Лишь в глазах застыло отражение вселенской скорби. Глаза… они оставались живыми до последнего. Алексей всё держал Марину и чувствовал, как этот холод, расползающийся по всему её телу, медленно подступает к плечам. Мгновение назад они ещё были тёплыми и полными жизни, но в следующее… лёд острым ножом пронзил руки Алексея. Он не отдёрнул их. Холод сковал пальцы, угрожая заморозить и его, но Лёша упрямо не желал опускать руки. «Какая разница, один идол или два», – думал он, глядя в глаза подруги. Он понимал, что не в силах помочь Марине, ненавидел себя за своё бессилие, но – не в его власти было остановить ледяное нашествие. Когда лицо Марины подёрнулось тонкой коркой холодного прозрачного стекла, он не выдержал и закрыл глаза.
И тогда огромная, высокая, страшная, будто поджидавшая этого момента волна поднялась с моря. Она швырнула их на каменную поверхность валуна, и последнее, что услышал Алексей, – был жуткий треск разбивающегося льда.
* * *
Наш герой очнулся в уже знакомом белом пространстве. Но теперь в нём не было ни девушки в коротком небесноголубом, воздушном платье, ни неподвижной глыбы бриллианта, загадочно переливающегося и прекрасно блистающего прежде. Что?то странное и непонятное оказалось на его месте… Полупрозрачное, трепещущее, бешено колотящееся – Сердце. Человеческое сердце. А в глубине этого чувствительного органа угадывались три слова – те самые, что обронил Алексей; те самые, что были «не совсем неправдой». Простые и ясные буквы ярко светились сейчас перед Лёшкой… Укоряли за поспешность? Или же наоборот – благодарили за долгожданное освобождение? Эх… не понять нам порой, как из совершенно простого получается причудливое и замысловатое.
А потом… Будто что?то лопнуло в этом пространстве. Раз, два, три… – всё раздавались и раздавались хлопки, будто кто?то протыкал воздушные шарики. Алексей насчитал ровно двенадцать таких маленьких взрывов. Он не отрываясь смотрел на бьющееся сердце; видел, как оно розовеет, становится всё краснее и краснее, как в один момент оно стало ярко-алым, багряным, будто вобрав в себя все цвета заката, а потом… вспыхнуло как спичка; воспламенилось, будто бензин; и высокий, беспощадный огонь начал стремительно распространяться. Пламя, отнюдь не то тёплое душевное, что так недавно лилось из глаз наших героев, стремилось своими языками выше и распространялось всё шире. Момент – и пространство из идеально белого превратилось в жёлто-оранжево-красный, бушующий, раскалённый океан. Стихия пожирала и расправлялась со всем, что посмело встать на её пути.
Алексей превращался в факел, однако не чувствовал боли. Он не отрываясь глядел на пылающее сердце, которое держалось и билось до последнего… как глаза Марины. Огонь был беспощаден и вскоре поглотил сердце, оставив от него лишь горсть пепла, а Алексей… ждал, когда огонь заберёт и его. Он догадывался, что произойдёт дальше.
* * *
«Ну конечно же», – подумал он и даже улыбнулся, обнаружив себя на коленях перед бриллиантом. Камень всё так же был прекрасен, переливался на свету и блистал всеми гранями.
– Красавец! – сказал Алексей, вставая и обращаясь к драгоценности.
Плакать и безутешно рыдать, как в тот раз, не хотелось. В голове почему?то всплыли последние слова Марины: «В мыслях своих ты порой заходишь слишком далеко, тогда как на деле – лишь в начале пути…» «И в чём же смысл этой ночной картины?» – Лёша уже понимал, что всё ещё находится в полуночном видении. Более того – он знал, что скоро проснётся и оно исчезнет, а ему ещё необходимо понять самое основное – в грёзах так бывает.
Он подошёл к камню и прикоснулся к одной из граней. Она была гладкой и холодной. «Идеал! – восхищённо подумал Алексей. – Но всего лишь камень – бездушный, неживой». «Не становись таким же!» – раздался в голове звонкий голос Марины.
Алексей закрыл глаза и увидел её – живую, целую и невредимую. Она была в том же лёгком, коротком небесно-голубом платье и смотрела на него своими глубокими, чистыми глазами, улыбалась и… была прекрасна! Будто богиня, нимфа или принцесса эльфов! Сначала Марина молчала, просто глядя на Алексея, а потом вдруг порывисто обняла его, как будто перед расставанием.
Они долго так стояли, словно хотели запомнить эти объятия навек. Образы, идолы, статуи. Они могут быть прекрасны, идеальны, божественны, и всё же они всего лишь камни – холодные, бессердечные, бездушные и хрупкие порой. Они вызывают восхищение, но… не более того! Люди – живые, сердца их – пылкие, и нельзя, чтобы они сгорали, черствея и каменея. Они ведь достойны, они ведь хотят – того, что по праву заслуживают!
…Сказочно-прекрасный свет, проникающий даже в самые отдалённые и тёмные уголки души, – он должен быть в жизни каждого. Любой из нас, живых, нуждается в тайнах, секретиках и в том друге, благодарном слушателе, замечательном собеседнике, с которым будет делить их. Чтобы встречаясь, вы находили счастье во всём: разговаривая о мелочах, многозначительно молча или мимолётно переглядываясь. В разлуке же одаривали бы друг друга бесценными подарками: уверенностью, которой хватит на двоих, и нежданными, но прекрасными мыслями, словами, стихами. В жизни каждый достоин ощущать доброту, нежность, ласку и понимание, лицезреть красоту, эту тонкую, загадочную, чувствительную и светлую натуру, улыбающуюся, но очень серьёзную леди. Так что – ищи своего золотого человека, свой бриллиант среди людей! Ищи ежесекундно, озираясь каждый миг, и не упусти – не упусти его – этот идеал, совершенство и негасимый свет!
После этого Алексей проснулся. Окончательно.
Глава 7. Пробуждение
Белый потолок, бежевые стены, рыжий ковёр. В комнату льётся ослепительный свет – новый день в разгаре. Алексей щурится от яркости и сладко потягивается на своём диване. Уже далеко за полдень.
Оглядевшись, Лёшка заметил провод, будто змейкой об-вившийся вокруг его шеи. Он вытаращил глаза в лёгком испуге, но потом улыбнулся и рассмеялся: ночью он забыл убрать наушники. Телефон валялся тут же. «И как это я не раздавил его во сне?» – подумал ещё сонный Алексей. На часах 13:25. «Ну и соня!» – без злобы обругал он себя. По телу побежали мурашки. Он осторожно повернул голову и шумно выдохнул: «Слава богу!» Воробья не было. Лишь не покорившийся детектив лежал рядом.
– Наконец?то! Я проснулся! – не в силах сдерживаться, прокричал наш герой. – А тебя, – добавил парень, обращаясь к книге и косясь на закладку, бывшую всё в том же месте, – я сегодня же прочту.
Алексей сорвал с себя простыню и вытянулся в струнку, вдохнув полной грудью. Мышцы отозвались лёгкой и приятной болью, и он даже тихо застонал от удовольствия. «Что же это было? Ведь назвать сном… язык не повернётся?» – думал лежащий на диване, часто хлопающий глазами человек с непонимающей миной на лице. В голове всё вертелись последние фразы ночной сказки. Или кошмара? «Почему же это меня так взволновало, заставило нервничать и переживать?» Ответ пришёл, но не удовлетворил Алексея. «Как же это понимать, скажите на милость? “Не совсем неправда”? – фыркнул он. – Как?то чересчур туманно. Другого не нашлось?» Нет, мой дорогой, уж поверь – искали, с ног сбились, по всем углам и закоулкам смотрели, но – не нашли. «И как же добиться того, чего заслуживаешь?» – всё не отставал Лёша.
«Всё не так уж и сложно, как кажется, только… Не надо усложнять жизнь… Она ведь и так не простая штука…» – услышал он внутри себя слабый голос Марины.
И после этого в горле почему?то встал ком. «А теперь, теперь?то что?» – с надеждой прокричал он, но ответа не было. И сил у Алексея тоже не было. Захотелось плакать. Хотя – зачем? Он не обижен и не оскорблён; ему не грустно, не досадно, а тогда – зачем лишний раз увлажнять подушку солоноватой водичкой? После такого короткого размышления захотелось смеяться: бегать, прыгать, кружиться, радоваться и кричать от счастья. Но опять же – зачем? Что он, выиграл миллион, его любимая ответила «да» на его предложение руки и сердца или он, на худой конец, получил долгожданный диплом бакалавра? Да нет вроде. Чего же всё?таки требует эта проказница-душа? НИ-ЧЕ-ГО. И в то же время – ВСЕ-ГО. Плакать навзрыд, но смеяться, как безумный; молчать как рыба или партизан, но говорить, рассказывать, нести чушь и пургу, плести околесицу, как в доску пьяный; лежать, будто смертельно больной, которому всё безразлично, но бегать, прыгать, кружиться, лазать по крышам, деревьям, ища выход той немыслимой энергии, что бурлит внутри. Чувства перемешались настолько, что трудно выбрать что?то одно. Солнце заливает комнату, ещё один погожий денёк настойчиво приглашает на улицу. Что ж, последуем мудрому совету, и вон с дивана, вон из квартиры, вон из города в поля, леса, к реке или морю! Оброненные слова, вспорхнувший воробей, «не совсем неправда». Что за ответ на такой, казалось бы, лёгкий вопрос? Думай! Думай, Алексей! Размышляй, мой герой! Мысли, копайся, вороши! Волнуйся, нервничай, не находи себе места, не переставай задавать вопросы: неужели, а вдруг, вправду ли?.. Не упускай нить тех оброненных слов, того вспорхнувшего воробья. Карауль, не разбрасывайся попусту! В этом и есть вся сложность жизни и вся простота существования.
Житие Анжелики
Глава 1
Я проснулась. Проснулась, значит, я. Только – зачем же я снова проснулась? Опять прятаться, дрожать от каждого звука, пугаться каждого шороха, сидеть в своей каморке и бояться не то чтобы нос высунуть, но даже пискнуть ненароком. Эх… Ладно! Как бы ни было трудно, попытаюсь отвоевать у жизни ещё хоть один денёк для себя. Запасов хватит на неделю, и, если, конечно, меня не убьют раньше, она должна пройти спокойно.
Я умылась и приступила к нехитрой, но очень вкусной трапезе, как вдруг…
– Здравствуйте, – послышался чей?то голос.
«Неужели и сюда проникли? – подумала я и забилась в угол. – Ну всё – пропала старая мышка».
– Прибейте лучше сразу! Только умоляю – не мучайте! – сказала я, готовая встретить смерть даже здесь, в самом тёмном закутке своей норки.
– Не собираюсь я вас убивать, а тем более – мучить! – заверил всё тот же голос.
Я немного успокоилась. Он (голос) показался мне добродушным, мягким, даже приятным, но… «Нельзя терять бдительность! От этих людей всего можно ждать!» – сказала я самой себе и тихонько вышла из укрытия. Осмотревшись, заглянув во все потаённые уголки своей «квартирки», я застыла в растерянности, так и не обнаружив моего неожиданного собеседника.
– Эй! – пискнула я чуть слышно. – Где вы? Кто вы?
– Не пытайтесь меня отыскать. Здесь только мой голос, а принадлежит он Автору, писателю, который хочет поведать миру о вашей жизни.
– Чего? – опешив, я недоумённо захлопала маленькими глазками. – А вы, часом, не сошли с ума? Я ж не святая, чтобы моё житие имело хоть какую?нибудь ценность.
– Как знать… – философски заметил Автор. – Да и обязательно ли быть служителем церкви или знаменитостью, чтобы твои воспоминания увидели свет.
– Не понимаю, зачем это вам, но если и вправду желаете – слушайте, мне не жалко.
Я уже хотела начать свой рассказ, обещавший быть не таким длинным и не столь интересным, как, наверное, рассчитывал этот странный писатель, но прервала себя на полуслове, прикинув, что из этого странного предприятия можно попробовать извлечь выгоду.
– Значит, вы хотите сделать меня персонажем вашей будущей книги?
– Не просто персонажем, а главной героиней!
– Хорошо… – хитро? и задумчиво протянула я. – А является ли Автор эдаким богом для действующих лиц своего произведения?
– Несомненно! – ответил писатель.
– И он может наделить их любыми способностями, какими только захочет?
– Конечно.
– Я готова рассказать вам историю моей жизни, но при двух условиях.
– Говорите. Я исполню все ваши желания!
– Во-первых, я хочу знать кошачий язык. Понимаете ли, хозяева этого дома уже прознали о моём существовании. Но дело в том, что я достаточно умная мышь: как они только ни пытались меня изловить, какими только приёмами ни пользовались, какие только ловушки ни изобретали – я лишь посмеивалась и обходила стороной все их заманчивые, привлекательные и такие соблазнительные кусочки, которые были приготовлены «специально для меня». Теперь они, кажется, поняли, что имеют дело с не самым обычным грызуном, и хотят обратиться за помощью к профессиональному «киллеру» – пушистому и мяукающему четверолапому. Я, если честно, не питаю какой?то особенной, жгучей ненависти к котам. Это забавные, очень милые и красивые существа. А если бы ещё и не убивали мышей, я бы вообще назвала их лучшими в мире животными (после нас, конечно же).
Писатель, не перебивая, выслушал меня и, согласившись, сказал, что наделяет меня этим даром. Я поверила ему на слово.
– Каким же будет твоё второе желание? Не хочешь ли ты знать ещё и человеческий?
Я задумалась. Предложение было, конечно, очень заманчивым.
– Нет, – уверенно сказала я. – За свой длинный (по мышиным меркам, конечно) век я научилась худо-бедно понимать этот язык. Да и говорящая мышь – такое только в сказках бывает! Чего доброго, за диковинку примут – в цирк отдадут! Будут показывать на арене, заставлять читать стихи наизусть, делая при этом какие?нибудь пируэты. Нет! Есть у меня одна мечта, хотя скорей всего – это лишь прихоть да блажь.
– Всё равно, не стесняйтесь – говорите.
– Имя я для себя хочу. Только не мышачье, типа Пик или какая?нибудь Серушка, а настоящее – человеческое.
– Быть может, мне назвать тебя Ларисой? – с участием отнёсся к моей просьбе невидимый Автор.
– Нет! Это имя знаменитой на весь мир крысы. Не гоже мне, престарелой мыши, воровать у неё – обидится ещё.
– Тогда… Джерри!
– Не-ет! – решительно отвергла я и это предложение. – Во-первых, такой персонаж тоже существует, а во?вторых, вот вы – кто?
– Человек, – непонимающе ответил голос.
– А на кого делятся люди? – спросила я прямо.
– На кого… – он задумался. – А! В смысле – на мужчин и женщин?
– Именно! И спешу вам сказать, что у нас, мышей, тоже есть разница полов. Также сообщаю: героиня вашего рассказа – мышь, особа женского пола в почтенном возрасте. А Джерри – это, скорее, мужское имя.
Подумав с минуту и не став спорить со мной, Автор предложил мне (о боже, тем самым он прочитал мои мысли!) самой выбрать себе имя.
Я не стала колебаться. С детства мечтая, чтобы хоть кто?нибудь, хоть когда?нибудь, хоть раз, разочек в жизни назвал меня так, я, однако, полагала, что это – глупая, дурацкая, несбыточная бредня. Но сейчас, на старости лет, если она может осуществиться… Нельзя упускать такой шанс!
Привстав на задние лапки, чтобы казаться выше своего малого роста, я с трепетом произнесла:
– Я хочу, чтобы в вашей книге меня звали Анжелика!
– Интересное имя, – удивился писатель. – Да какое красивое!
– Может, для ничтожной мышки оно слишком громкое, но пожалуйста! Я грезила этим именем с самого рождения!
– Хорошо, – просто сказал голос. – Я так полагаю, родственные и схожие имена, типа Ангелина или Анжела, неприемлемы для вас?
Я кивнула, забыв, что Автор не может видеть меня. Но он почувствовал это и произнёс фразу, которую я мечтала услышать всю жизнь:
– Ну что же, мышь Анжелика, расскажете ли вы мне свою историю?
– Конечно!
Господи, как же я была счастлива в этот миг!
Глава 2
Я появилась на свет в просторном амбаре, и первые дни моей жизни (напомню, что мышиный век намного короче человеческого) прошли вполне беззаботно. Еды было вдоволь, места тоже, и мы жили будто на дорогом курорте где?нибудь на Лазурном Берегу или Мальдивских островах. Я, правда, ничего не знаю об этих берегах, а тем более островах, но люди описывают эти места, словно там находится земной рай.
Единственное, что омрачило моё детство, так это скорая кончина моей матери. Но я горевала недолго (мы переживаем такие события куда легче, чем вы).
А потом об этом амбаре узнали или вспомнили люди и, конечно же, решили, что нам там не место.
Мои братья, которых было семеро, погибли… Двоим прищемило морду железным прутом мышеловки. Ещё трое умерли, польстившись на угощение, лежавшее под странным предметом, который двуногие называли банкой. Говорила я им: «Не лезьте вы под эту “банку”! Еды ведь и так навалом». Но – не послушали и, случайно задев монетку, на которой стояло это устройство, попались в ловушку и задохнулись, не сумев выбраться из-под купола этой проклятой банки. Шестого поймал и скушал на завтрак большой чёрный и, надо признать, очень красивый кот. Он был бы не против полакомиться и мной, но я сумела убежать, а мой братец – нет… Пушистый четверолапый оглушил его, вспорол брюхо, съел и даже удовлетворённо мяукнул, будто не ожидал, что мыши бывают такими вкусными.
А седьмой… С ним люди обошлись совсем уж по-садистски. Он был самым маленьким и, как водится, самым глупеньким и доверчивым. Один раз он увидел кусочек шоколадки. Позабыв обо всём, он подбежал к нему и… увяз в какой?то вязкой жиже (клее, по-вашему) – на полпути к заветному лакомству.
Он пищал, пытался вырваться из этой зыбкой субстанции, звал на помощь, но всё было тщетно! Никто не пришёл. Все понимали: попытаться спасти его – значит умереть вместе с бедолагой.
А он всё вопил и вопил, не понимая, почему заветная шоколадка так близка, но недоступна для него. Братишка чувствовал манящий запах, пытался снова и снова добраться до вкусности, но… вскоре он умер от голода, и я осталась одна.
Жизнь в амбаре, ещё недавно такая счастливая, радостная и сладкая, теперь стала невыносимой. Люди и коты постепенно завоёвывали наш мышиный рай, каждый день убивая и заманивая в ловушки членов нашей когда?то обширной братии. Я не в силах была смотреть, как гибнут мои родственники, друзья, знакомые, даже враги, и, однажды улучив момент, шмыгнула за дверь и убежала.
Глава 3
Оказавшись на просторе, я сначала очень испугалась и даже хотела вернуться обратно, туда, где пространство было ограничено четырьмя стенами. Но вспомнив, как люди обошлись с моими любимыми, особенно с маленьким братцем, я взяла себя в лапки, собралась с духом и побежала куда?то, куда глаза глядели, по бескрайним просторам нашей планеты.
Перебиваясь чем придётся, опасаясь ловушек, прячась от разных живых существ, я, однако, не могу сказать, что моя жизнь была ужасной. Где?то удавалось найти корку хлеба, там завалялся тощенький колосок пшеницы или ржи, а порой (эти дни можно пересчитать по пальцам, но всё же они были и становились праздниками для меня) на земле валялись кусочки сыра или шоколадки, случайно оброненные людьми. Я бомжевала, но, как пела ваша когда?то очень популярная группа, «Не жалейте меня, я прекрасно живу, только кушать охота порой» [5 - Слова из песни группы «Сектор Газа» «Бомж».] – жила не так плохо, а в иные дни и вовсе почти счастливо.
Только вот иногда, когда серым вечером налетал порывистый холодный ветер и шёл нудный противный дождик, становилось очень тоскливо… Я грустила и тихо плакала (не верьте, дорогой писатель, тем злым языкам, что будут уверять вас, будто мыши на плачут и у них нет чувств), мысленно возвращаясь в детство, в тёплый амбар, где было всё так знакомо и просто. Как же мне хотелось вернуться туда на денёк, на часок или хотя бы на минутку, посмотреть, что сталось с родным жилищем, уцелел ли хоть один из наших… Но отказываясь всякий раз от этой сумасбродной идеи, я всё бродила и бродила по свету; задрав голову, смотрела ввысь на огромные дома; удивлялась чудищам, которые с рёвом проносились мимо меня (люди, кажется, называют их машинами); пугалась резких звуков, исходивших от больших и маленьких животных, которых называли всякий раз по-разному: то Бобиком или Барбосом, то Спайком или Рексом. Эти существа не обращали на меня никакого внимания и, я так полагаю, вообще ни на кого не обращали внимания, кроме своих хозяев. Зачем они вообще существуют?
«Что ж, – думала я, продолжая странствовать по белому свету, – видно, суждено мне так и закончить свою жизнь: в вечных скитаниях и нужде. А с другой стороны – не такая уж и плохая эта судьба для маленькой, никому не нужной мышки. По крайне мере лучше, чем умереть голодной смертью, увязнув в липкой субстанции».
Но я ошибалась, и в житии Анжелики (так, кажется, дорогой Автор, вы собираетесь назвать своё произведение) было ещё много неожиданных поворотов.
Однажды солнечным днём я пряталась в каком?то подвале и, думая, что опасности нет, спокойно и неторопливо догрызая замечательную хлебную корку, уже собиралась покинуть своё укрытие, как вдруг – увидела человека, преградившего мне путь. Подумав, что пропала, я забилась в угол. Дрожа от страха в ожидании скорой смерти, я попыталась слиться со стеной и остаться незамеченной, но человек, увидев мой нехитрый манёвр, двинулся прямо на меня. Он взял меня за хвост, поднял в воздух и усадил на свою ладонь. Не замечая моего жалобного писка, он придирчиво осматривал меня, потом, видимо, оставшись довольным своей находкой, неожиданно сказал:
– А красивая мышка!
И признаюсь, я тут же растаяла от таких слов, потому что впервые за многие месяцы услышала что?то хорошее о себе. Голос у того мужчины был мягкий и совсем не страшный (совсем как у вас, мой Автор), и я, позабыв об осторожности, перестала бояться. Паренёк достал из кармана пакет, подтолкнул меня прямо внутрь, хотя я и не сопротивлялась.
Когда мы пришли к нему домой, он выпустил меня на стол, сел напротив и стал наблюдать. Сначала я долго осматривалась, изучая эту новую, необычную территорию. Потом, решив нарушить затянувшееся молчание, осторожно пискнула, привстала на задние лапки и посмотрела на него. Незнакомец просиял:
– Ты определённо очень милое создание! – сказал он и улыбнулся. – Таким прелестным мышкам не место в подвалах и на чердаках. Я бы и сам тебя приютил, но не могу – работа обязывает.
Он вышел на минутку и вскоре вернулся (о счастье!) – с целым ломтиком сыра. Моей радости не было предела! Я запищала от восторга, когда поняла, что этот ломтик – весь этот ломтик – только для меня!
– На здоровье! – приговаривал этот странный любитель мышей, глядя, как я с жадностью уплетаю предложенное угощение. – На дорогах такого, небось, днём с огнём не сыщешь.
А у нас в приюте, в который мы с тобой пойдём завтра, такой кусочек получают все мыши каждую неделю.
В тот день я впервые столкнулась с Честным Человеком – совершенно новой для меня породой живых существ. Этот парень не обманул меня, и на следующий день я попала в приют для животных, в мышиный «отдел», где пережила будто бы второе рождение. В амбаре моего детства жилось, конечно же, комфортнее, но, по сравнению с бездомным существованием, здесь был настоящий рай! Кормили хорошо, места было предостаточно, котов и прочих враждебно настроенных существ рядом не было. Что ещё надо для счастья маленькой мышке? Ну, разве что кусочек сыра по воскресеньям и праздникам. Эта традиция в пансионате существовала, и все мы (я и мои новые друзья), выучив за две-три недели, что воскресенье – это каждый седьмой день, с пятницы начинали ждать добрую тётеньку, которая заходила в вольер и всякий раз приветливо говорила:
– Дорогие мои, сегодня в нашем меню – сы-ыр-р!
Того Честного Человека, который принёс меня сюда, забрав из подвала, я видела довольно часто и в знак моей вечной благодарности всякий раз привставала на задние лапки у стен вольера и радостно пищала. Он узнавал меня, махал рукой и говорил что?то приятное типа: «Ну, как там поживает моя красотка?» или «Мышка моя, ты сегодня особенно прекрасна!»
Я жила в этом приюте и думала, что вот она – достойная старость, уготованная мне судьбой.
Но однажды в нашем мышином раю появился незнакомый человек и, оглядев поочерёдно всех, остановил свой взгляд на мне. Работники приюта были, конечно же, рады тому, что он решил забрать меня к себе, только вот я была абсолютно невесела от такой новости. Не готова я была к новым переменам, а особенно – к таким радикальным.
