скачать книгу бесплатно
– Совсем спятил!!! Ты кого убить собрался, дурья твоя башка! Сына родного? За что? Угомонись, старый черт! Судью позову, пускай решает! А мальчика калечить не дам. Ишь, придумал! Пьяница проклятый!
Мужчина выпучил глаза.
– Ты кого защищаешь??? Этого демона? Да я и тебя сейчас убью!
И в подтверждение своих слов он заревел и бросился к ним, тряся ремнем. Экономка запричитала, закрывая собой Деметрия, но тут произошла странная вещь.
Не пройдя и двух шагов, смотритель будто наткнулся на какое-то препятствие, будто с разбегу налетел на невидимую стену, отчего его отбросило назад с такой силой, что он отлетел к двери.
Приоткрыв глаза, Клара с удивлением обнаружила, что хозяин валяется у входа. Когда он приподнялся, то от ярости у него не осталось и следа, одно только недоумение отражалось на его опухшем, красном лице.
– Что такое… – пробормотал он. – Как это я тут оказался?
Экономка и сама не могла ответить на этот вопрос. Она находилась в таком же недоумении.
В комнате были только они вчетвером: двое взрослых и двое детей. София всхлипывала в своей кровати, а Деметрий находился у нее за спиной. Тогда кто оттолкнул хозяина?
Тут какая-то догадка закралась ей в голову, но затем она отмахнулась от нее, как от чего-то невообразимого.
Она взглянула на смотрителя, потом на Деметрия. Мальчик внешне был по-прежнему спокоен, но только очень бледен и легкая дрожь сотрясала его худое тело.
– Погоди-ка, – произнесла она, – я сейчас принесу воды.
Не обращая внимания на бормочущего смотрителя, который так же сидел на полу, оглядываясь и ощупывая свои руки и ноги, она сходила за миской с водой, промыла раны Деметрия и перевязала их чистой тряпкой.
– Ложись спать, – велела она ему. – Только к сестре не ходи, ты понял? Отца я уведу.
Мальчик кивнул. Он сильно ослабел и теперь ему самому хотелось отдохнуть. Пережитое отняло у него много сил и теперь он, потрясенный, стремился в лечебные объятия сна.
Наутро смотритель собрался и куда-то уехал, поругавшись с Кларой. Его не было два часа, а затем он вернулся, потирая руки и заявил тоном, не терпящим возражений:
– Ну, собирай его. Поедет жить к тетке. Хватит с нас дьявольских проделок.
Новость о переезде Деметрий воспринял неоднозначно. Самое страшное, что могло с ним произойти – разлука с сестрой. Этого вынести он не мог.
Что же ему теперь делать?
Когда отец пришел за ним, он сидел посреди детской, сжимая в кулачке любимую игрушку Софии и тихо что-то напевал себе под нос. Сама девочка стояла рядом с ним, гладила по волосам и утешала.
– Пора! – объявил смотритель.
Мальчик продолжал сидеть.
– Ты слышал меня, щенок?
Деметрий не шелохнулся.
– Задать бы тебе трепку, – заворчал Петер, – но старая ведьма права. Мал ты еще. Успеется.
Он прошелся по комнате, поглаживая усы пальцами.
– Ну, довольно. Софиюшка, деточка, иди сюда. Твоему брату надо уехать, но, может, так станется, что надолго. Это смотря как он себя вести станет. Да, Деметрий, что скажешь?
Губы мальчика затряслись, но он не заплакал. Не плакал он и когда отец усадил его в повозку.
Мать не вышла проводить сына. Она спокойно восприняла новость о том, что Деметрий уедет жить к сестре мужа. Раз Петер говорит, что для детей так будет лучше, значит, так оно и есть. А пока она свяжет для него еще одно шерстяное одеяльце.
Глядя вслед удаляющейся повозке, экономка, стоя на крыльце с Софией на руках, качала головой и все думала про себя, что за силы вмешались в тот миг, когда пьяный Петер собирался ударить мальчика?
Дар или проклятие
Брата и сестру разлучили, но оказалось, что между ними существует куда более прочная связь, чем мог вообразить их отец. Хотя София, казалось, всегда испытывала меньшую привязанность к брату, чем он к ней, и внешне ничем не показывала, что скучает, но теперь, когда он уехал, характер ее несколько изменился.
Порой она словно впадала в оцепенение, прислушиваясь к себе. Могла начать странно улыбаться, будто невидимый собеседник мог произнести нечто забавное.
Экономка заметила, что во время сна девочка могла что-то нашептывать, чуть хмуря брови. Но что именно говорила малышка, разобрать было нельзя.
В остальном это была прежняя София. Так же радостно встречала отца, была приветлива и не показывала тревоги или тоски.
Однажды экономка застала ее сидящей в самом углу комнаты. София вся скорчилась, плечи ее были напряжены. Клара окликнула ее, но девочка даже не повернулась. Клара тихонько подошла ближе и присела рядом с ней. Глаза ребенка ничего не выражали. Она смотрела в пустоту, машинально перебирая волосы куклы своими тонкими пальчиками. Губы ее чуть заметно шевелились.
Клара поинтересовалась, с кем та разговаривает, но девочка так и не ответила на вопрос. И только когда старушка легонько встряхнула ее за плечо, она застыла, заморгав, выпустила куклу из рук и, придя в себя, запрокинула личико наверх, широко улыбнулась. Это снова была ее София – ласковая и смеющаяся девочка. Экономка не знала, что и думать.
Отец и вовсе не замечал изменений в дочкином поведении. Слишком уж он был рад, что отослал сына жить к сестре. Робкий голос совести, взывавший к нему, он игнорировал, оправдываясь тем, что мальчику будет лучше у тетки.
«Лишь бы не было какого греха…» – эта мысль не давала покоя смотрителю. Более всего на свете он страшился тяжкой провинности перед Господом и адского пламени. Будь его воля, он бы мальчишку отправил еще куда подальше, ведь пока дети растут неподалеку друг от друга, они и встретиться смогут.
Впрочем, дальнейшая их встреча была неизбежностью. Хорошо это или плохо, можно будет судить из продолжения этой истории.
Первые недели разлуки с сестрой Деметрий бродил по чужому дому, заглядывая в окна и не обращая ни на кого внимания, в том числе и на ласковый тон его тетки Агаты.
Она рано вышла замуж и рано овдовела. Собственных детей у нее не было, а потому предложение Петера забрать мальчика она восприняла с радостью.
Агата не слишком размышляла о том, что толкнуло ее брата отдать ей племянника, а сам он в подробности не вдавался. Из его невразумительной речи она сделала вывод, будто мальчик плохо влияет на сестренку и таким образом детям лучше какое-то время пожить раздельно друг от друга.
Но…Деметрий был просто чудо!
Женщина не могла налюбоваться им. Ее даже не смущали его длительное молчание и замкнутость. С одеждой он был весьма аккуратен, сам раздевался и одевался, не зовя никого на помощь. Был тих и послушен, ел то, что ему предлагали, не капризничая. Мог просидеть у окна несколько часов или заняться какой-нибудь игрушкой в своей комнате, никого не тревожа и не надоедая взрослым по пустякам. Хотя Агата была бы даже рада, если бы этот чудный ребенок забрался к ней на колени с просьбой почитать ему книжку.
Она каждый вечер укладывала его спать, рассказывая разные сказки и волшебные истории, гладя по голове, а потом на цыпочках удалялась прочь, с нежностью глядя на спящего мальчика.
Истинный ангел. Оттого все невероятней казалась мысль, будто этот ребенок мог бы кого-нибудь обременять.
Порой она стала замечать, как Деметрий сосредоточенно что-то шепчет, закрыв глаза. Агата напрягала слух, чтобы разобрать слова, но напрасно. Или она стала слишком туга на ухо, или ребенок говорил на каком-то неизвестном ей языке.
«Что ты говоришь, деточка?» – спрашивала она, наклоняясь к мальчику. Деметрий открывал свои ясные чистые глаза, задумчиво глядя на тетку, и коротко отвечал: «Молюсь, дорогая тетушка. Молюсь», а затем смиренно склонял голову.
Она восторженно всплескивала руками, в умилении качала головой и повторяла: «Невероятный ребенок! Вот бы все дети были такими как ты, примерными и послушными».
Впрочем, это внешнее послушание длилось недолго.
Когда Деметрий окончательно понял, что его разлучили с сестрой намеренно, в его маленькой голове созрел простой план действий. Он не собирался плакать или причитать.
Из обрывков разговоров взрослых, исходя из собственных ощущений, он осознал, что по какой-то неизвестной ему причине отец поселил его у этой милой женщины – его тетки, чтобы он не смог видеть Софию. Точнее, причина была ясна, но что могло быть плохого в том, что он так любит свою сестру?
Открытие это, впрочем, не озлобило его.
Деметрий решил поступать так, как хочется ему. Мозг его работал совсем не так, как у большинства его сверстников. Казалось, он опережал их в развитии на несколько лет вперед. А еще, казалось, что он не нуждается ни в чьей любви, утешении или понимании. В этом мире исключением была одна лишь София.
Мальчик, с несвойственной ребенку его лет логикой, разработал некий план действий, который позволял бы ему беспрепятственно покидать дом тетки. Она обожала племянника, а так как вел он себя безупречно, брала его всюду с собой на прогулки, к подругам или в церковь. Любой, встретивший Деметрия, оказывался очарован его спокойным красивым лицом и его манерами. Взрослые то и дело трепали за щеки мальчика, норовили обнять и воскликнуть: «Ах, что за чудесный малыш!».
Деметрий же сносил все это молча, с легкой улыбкой, которую можно было бы принять за смущение. Он старательно запоминал все, что слышал и видел вокруг, а вскоре его удивительная память и врожденный острый ум помогли ему добиться желаемого.
Осторожный и предусмотрительный от природы, Деметрий выжидал. Он хотел убедиться, что ему доверяют.
Мальчик выяснил, что дважды в неделю от рыночной площади, что была видна из окон дома его тетки, к маяку отправлялась повозка с продуктами. Происходило это обычно ранним утром. Агата вставала из постели часов в десять утра, а то и вовсе ближе к полудню, кроме воскресенья, когда они вместе ходили на церковную службу.
Этим вечером в доме были гости и дамы позволили себе перед ужином немного больше хереса, чем обычно. Деметрий давно подметил, что стоит тетке выпить этой резко пахнущей жидкости, которую он сам не переносил, то спать ей крепким сном вплоть до самого обеда.
Перед рассветом нагруженная товаром повозка покинула рыночную площадь и двинулась в сторону побережья. Лошадь бежала резво, извозчик пребывал в хорошем расположении духа, весело насвистывая одну и ту же мелодию, и вот уже спустя полчаса повозка остановилась у маяка.
Из дома вышла немолодая женщина в белом чепце и заговорила с извозчиком. Они не заметили, как один из мешков накренился, и быстрая тень мелькнула и пропала за оградой и кустами облепихи.
Расположение комнат в доме Деметрий знал наизусть.
Хотя он и не собирался на этот раз проникнуть в дом, он мог бы с закрытыми глазами найти детскую комнату, из которой его изгнали год назад. Мальчик не рассуждал о справедливости этого поступка, лишь воспринял как данность свершившееся. Самое главное было сейчас то, что солнце взойдет, сестра проснется в своей кроватке и подойдет к окну, как обычно она это делала раньше.
Он зажмурился и представил ее спящей, в облаке кудрявых волос, обнимающей тряпичную куклу с пуговицами вместо глаз.
Деметрий разжал губы и зашептал: «София. София. София…». Он был уверен, что раз уж она слышала его, пока он был в доме у тетки, то услышит и сейчас, когда он совсем рядом с ней.
В спальне было тихо, только еле слышно тикали часы, но погруженная в глубокий сон девочка, внезапно села на кровати. На ее милом сонном личике была растерянность и радость. Она словно почувствовала что-то родное и очень близкое, будто кто-то позвал ее.
Ее босые ступни коснулись прохладного пола. В дреме София подошла к высокому окну, отодвинула занавеску и неподвижно застыла. Глаза ее были приоткрыты, а губы едва заметно шевелились. Подняв руку, она коснулась пальцами стекла, как раз там, где было ее отражение.
Непроницаемое лицо Деметрия осветилось легкой улыбкой. Зрачки расширились. Сестра услышала его зов.
Теперь, когда он удостоверился в том, что способен звать ее на расстоянии, Деметрий немного успокоился. Он понимал, что София неосознанно реагирует на его призыв, и что, скорее всего, днем она может и не вспомнит этого, но видеть ее, хотя бы издалека, было смыслом его жизни.
Теперь день и вечер он проводил с теткой, как обычно, путешествуя с ней всюду, а ранним утром убегал из дома, чтобы видеться с сестрой таким необычным образом. Повозка была уже и не так нужна ему. Не чувствуя усталости, словно черпая силы в своей невероятной привязанности к сестре, он прибегал к дому у маяка, где она являлась ему в оконном проеме в длинной белой рубашке с распущенными волосами – прекрасное, любимое видение.
Когда София подросла и ей минуло девять лет, ей было дозволено гулять рядом с маяком. Впрочем, строго-настрого запрещалось играть у обрыва и у самой воды, если рядом не было отца или няньки.
По сравнению с сестрой, Деметрий наслаждался относительной свободой. Он давно облазил здешние скалы и лес, побывал во всех уголках города и его окрестных деревеньках. Молчаливый, но такой рассудительный, мальчик вызывал у тетки полное доверие.
«Какой умный ребенок!» – то и дело восхищалась она, наблюдая за тем, как он обнаруживает одну способность за другой. Агата не скупилась на хороших учителей для своего крошки и негодовала на брата, который слышать ничего не хотел о сыне. Даже его значительные успехи в учебе не могли поколебать настрой смотрителя маяка.
«Бесовское все это», – говорил он, отмахиваясь от сестры. «Таких умных детей от Бога сроду не бывает. Мне лучше знать».
Ругая его про себя последними словами от досады на столь глупое толкование способностей мальчика, она перестала рассказывать Петеру об успехах Деметрия, убедившись в бесполезности своих доводов. Но это обстоятельство лишь усилило ее любовь к племяннику, в котором она и так души не чаяла.
Деметрий ходил всюду, где ему заблагорассудится. Не имея возможности играть с сестрой, он наблюдал за ней издалека, скрываясь на ветвях деревьев или за пригорком. София, если и чувствовала влечение к изгнанному брату, никак этого не показывала. Любимыми ее занятиями были игры с куклами и прогулки у океана в сопровождении отца.
Смотритель, суровый и властный, с ней становился совершенно покладистым. Он сажал дочь на колени и как всегда потчевал ее рассказами о дальних берегах, морских приключениях, быстрых кораблях и невиданных созданиях. Другой его излюбленной темой были наставления святых и неуклюжие попытки пересказать воскресные проповеди их маленькой церкви, стоявшей неподалеку от маяка. В его мозгу причудливо сосуществовали вера в русалок и Пресвятую Деву, о чем он мог долго и пространно рассуждать.
Как-то раз, когда Петер отправился прогуляться с дочкой, он хлебнул рома больше, чем обычно, а от палящего солнца его сморило под развесистым дубом. Тем временем, София расчесала волосы двум своим куклам, угостила их пирожными, слепленными из глины и земли, и немного посидела рядом с отцом, слушая его раскатистый храп.
Океан шумел так близко, а волны так искрились от солнечных лучей, что ей непременно захотелось поглядеть на берег, а может и набрать новых красивых раковин, обычно появлявшихся на песке после прилива.
Она знала, что отец запретил ей подходить к обрыву без него. Но разве она уже не большая? Разве не понимает, что это опасно? А потому она и сама очень осторожно подойдет посмотреть на океан с высоты, а потом спустится вниз за раковинами. Отец наверняка будет спать еще не меньше часа, а тем временем она успеет вернуться.
Девочка посадила кукол рядом с отцом, велев им никуда не уходить, а сама, жмурясь от ярких лучей, зашагала прочь. Шляпку она оставила в траве, там же, вместе с куклами, но возвращаться за ней София не хотела. Весна была в самом разгаре. Природа налилась свежей зеленью, а на полянах и холмах расцвело множество чудесных цветов.
София нарвала их целую охапку и уселась чуть дальше от самого обрыва, чтобы сплести себе красивый венок. Она скинула чулочки и башмачки, позволив траве щекотать ей ножки, и наслаждалась удивительным видом, открывавшимся отсюда.
Океан, маяк и городок были как на ладони. Теплый ветер развевал пряди ее волос, птицы в роще щебетали во весь голос, а океан нес свои прозрачные зеленые волны, с грохотом разбивая их о прибрежные камни.
Девочка чувствовала себя такой счастливой и такой свободной, что ей захотелось петь. Наконец-то она как взрослая, сидит тут без чьего-либо присмотра и просто радуется жизни.
Пальчики ее проворно вплетали один цветок за другой, пока не получилась длинная цветочная косичка. Она доплела веночек и ей захотелось украсить его своей шелковой ленточкой, чтобы тот стал еще красивее. София аккуратно распустила волосы и отвязала ленту с головы, но тут сильный порыв ветра выхватил ее из детских пальцев.
Лента сверкнула в солнечных лучах красным отблеском и взвилась в воздух. Девочка с криком вскочила, пытаясь схватить ее, но ветер уносил ленту все дальше.
Забыв об опасности, София побежала следом за ускользающей лентой, волосы хлестнули ее по лицу, мешая видеть.
Что за наказание с этим ветром! Длинные волосы будто змеи обвили ее!
София кружилась на месте, стараясь высвободиться из этого внезапного плена, но ей это не удавалось. Какое-то время она пятилась, неловко перебирая своими ножками, а затем, вдруг, потеряла опору, всплеснула руками и с криком отчаяния полетела вниз с обрыва.
Смотритель не слышал горестного крика дочки. Он все так же похрапывал, пребывая в сладких объятиях полуденного сна. Ему снились прекрасные морские нимфы, которые улыбались ему и танцевали, побрякивая нитками отборных жемчужин, каждая размером с добрый орех. Правда, после нимф ему приснилась сначала жена, а затем и старый священник, строго напомнивший ему о грехе сладострастия.
Было от чего проснуться, осеняя себя крестным знамением. Охая и вздыхая, он пришел в себя и огляделся.
Заметив брошенных кукол, он позвал дочь по имени. Когда она не ответила, он обошел дерево кругом, под которым спал, а потом и всю рощу, зовя ее. Никто не отзывался. Только ветер стал дуть все яростнее и было слышно, как бушующие волны набрасываются на берег, а чайки визгливо ругаются друг на друга, гоняясь за рыбой.
Петер ускорил шаг, приближаясь к обрыву.
Может, София пошла домой? Но тут он заметил венок и примятую траву, и похолодел. Все в нем так и обмерло.
Не в силах сдержать вопль ужаса, он подошел к самому краю и заглянул в зияющую пустоту, едва держась на ногах от налетающих порывов ветра. Трясясь от волнения, жмурясь от слепящего его солнца и отражавшихся от поверхности бурного океана солнечных лучей, он принялся вглядываться в бело-синие потоки воды и пены.
Судя по оголяющимся прибрежным камням, начался отлив. Малютку запросто могло сдуть отсюда, как травинку! Мысль была такой невыносимой, что смотритель застонал, скрипя зубами.
«Мое дитя! О, мое непослушное дитя!»
Петер присел на колени и подполз к самому краю, борясь с подступающей тошнотой. Он боялся вовсе не высоты, а того, что мог бы увидеть там, внизу. И, заглянув за самый край, он закричал изо всех сил: «София!!! София!!!».
Словно услышав его, волны схлынули с самой прибрежной части, обнажая камни, где сквозь пену морского прибоя, он разглядел крохотное тельце, облепленное белой мокрой тканью платья.
