скачать книгу бесплатно
– Объяснительную писать? – вздохнул Ермилов понятливо.
– Позже. Я замечал, что, когда ты каракули свои рисуешь, соображаешь лучше, – бесцеремонно сказал шеф. – А соображать нам с тобой придется. Должность обязывает.
– Я до сих пор не имею этой самой должности, – напомнил Ермилов, досадуя на всезнайство Плотникова, тем более в области таких «интимных» привычек, как рисование каракулей, стимулирующих умственные процессы. – Между прочим, я к вам в Департамент не рвался. Нет должностей, так зачем было переводить. – Он тут же с легким волнением подумал, что на подобное ворчание шеф может ответить нелицеприятно, в том смысле, что теперь вопрос о назначении на должность вообще зависнет.
– Не шуми! Рисуй и думай. Я тоже набросаю версии, только устно. Если абстрагироваться от твоей встречи с журналисткой, первое, что приходит на ум, – твоя прошлая работа в прокуратуре. Второе – твоя жена.
– В каком смысле? – Ермилов напрягся. – При чем тут Люська?
Плотников опустил голову, улыбаясь:
– Твоя Людмила – адвокат в частной адвокатской конторе.
Ермилов за недолгое время службы в ФСБ неоднократно сталкивался с тем, как быстро некоторые оперативники соображают, а он порой не успевал за ходом их мыслей в разговоре и сейчас буксовал, не сразу понял, к чему клонит шеф.
А когда дошло, начал лихорадочно прикидывать, чем занималась Люська в последние месяцы. Поскольку оплачивать адвоката ее уровня могли люди только очень состоятельные, то защищать ей приходилось всякий сброд – от уголовников-рецидивистов до погоревших на взятке чиновников. Она не так давно вернулась в адвокатуру, после многолетнего перерыва, и очень быстро отвоевала прежние позиции. На курсе, где они учились вместе с Ермиловым, Людмила Короткова была лучшей. Это служило камнем преткновения в домашних ссорах.
– Какие-нибудь угрозы? – намекнул Плотников. – Или она не рассказывала? Чего ты улыбаешься?
– Чтобы Люська удержала в себе хоть что-то мало-мальски интересное? Это выше ее сил. Нет, не говорила ничего такого, что заставило бы меня волноваться.
– Так, – произнес Петр Анатольевич задумчиво. – Так, – повторил он. – Ну тогда вернемся к тому, что лежит на поверхности, и попытаемся проанализировать.
– Вы про Меркулову? Пока я ехал на работу, подумал и об этом. Можно предположить, что слежка началась за мной до встречи с журналисткой, а я просто не заметил топтуна до сегодняшнего дня. При чем тут Меркулова?
– Я бы поставил вопрос иначе. Глупо отрицать, что есть связь между твоей встречей и началом слежки. Вопрос состоит в другом: намеренно она навела на тебя или сама не догадывается о наблюдении за ней и привела «хвост» по неведению?
Ермилов промолчал, убежденный, что Олеся не причастна к слежке. Но убеждать в этом шефа не стал, остерегаясь быть обвиненным в излишней симпатии к журналистке.
Плотников сложил кончики пальцев и смотрел на Олега, явно не ожидая ответа, а думая о своем. Когда после долгой паузы он заговорил, стало понятно, что его беспокоит:
– Петров. Александр Васильевич. Старший лейтенант. Служил научным сотрудником НИИ Министерства обороны. Отсидел за госизмену десять лет. Свалил на Запад. Это если вкратце. Чего вздыхаешь?
– Что-то мне подсказывает, что придется изучать дело предателя не вкратце…
– И что тебя не устраивает? – улыбнулся Плотников.
– Мне хотелось хоть в какой-то степени иметь отношение к оперативной работе. А я все с бумагами…
– Мы тебя выпросили к нам в отдел в большей степени за твои аналитические способности. К тому же ты немного опоздал с оперативной работой. Пусть молодые опыта набираются. Впрочем, – Петр Анатольевич окинул оценивающим взглядом Ермилова, – поживем, увидим. Ты с кем кабинет делишь? С Григорьевым? Вот с ним и займетесь этим делом.
– Каким? Что есть уже какое-то дело?
– Будем разрабатывать два направления – Петров и Меркулова.
– Со вторым пунктом более-менее понятно, – без энтузиазма согласился Ермилов. – А с Петровым-то зачем?
– Ты шутишь? – Плотников даже приподнялся в кресле и плюхнулся обратно с легким разочарованием на лице. – Петровым мы теперь будем заниматься в первую очередь.
– Ну да, – слегка обиженно улыбнулся Ермилов, – американцы от нас хотели, чтобы мы вспомнили о предателе, обратили внимание на его персону через Меркулову. И мы обратили.
– Ты чего-то недопонял. Предатель жив. Он сидит в американской тюрьме. Как американцы допустили, что их человека арестовали? Как ты думаешь?
– Это ваша прерогатива думать. А я – подчиненный, – хмуро ответил Олег, догадавшись, куда клонит шеф. – Но как мне кажется, допустить или даже инициировать его посадку американцы могли только в случае потери доверия к Петрову.
– Так-так, – оживился Плотников, довольный, что этот молчун Ермилов, с лицом обаятельным, но вечно обиженным, соображает так, как в представлении полковника Плотникова и должны соображать его оперативники. – Продолжай.
– Он чем-то насолил американцам. Хотя… – Олег потер подбородок в задумчивости. – Может, дело и не в Петрове вовсе? Он только повод, чтобы вызвать нас на какие-то действия.
– Чтобы понять это, мы и займемся вплотную Меркуловой и заодно Мораном. Какие предположения по поводу того, чем Петров насолил американцам?
Ермилов чувствовал себя как в школе перед строгим завучем, который выяснял, кто из учеников курил в туалете. У Плотникова наверняка были версии, но он не торопился их озвучивать.
– Если бы я оказался на месте его хозяев, к решению об его аресте меня могло подтолкнуть появление новой, неожиданной информация о личности Петрова или его действиях, о которых он мне не докладывал и которые скрывал. Другой вопрос, как могли вскрыться эти новые обстоятельства? Что послужило пусковым механизмом? Появление в Америке какого-то человека, сообщившего сведения о Петрове, противоречащие представлениям цэрэушников о предателе-старлее?
– Возможно, – покивал Плотников. – Надо будет проверить, кто из бывших носителей секретов выезжал в Америку или Европу за последнее время. До ареста Петрова в Америке. Кто из них мог в конце семидесятых – начале восьмидесятых пересекаться с Петровым по службе.
– То, что он подлец, – продолжил рассуждать Ермилов, увлекшись своей идеей, – для американцев не секрет. Они имеют дело только с такими субъектами, которых можно купить. Речь не о том, что им открылся вдруг его моральный облик.
– Нет конечно, – рассмеялся Петр Анатольевич. – Это ты загнул насчет морального облика. Открыться им могло то, что он работал и против них.
– Каким образом?
– Каким образом открылось или каким образом работал? – Плотников снял трубку зазвонившего телефона внутренней связи. Молча выслушал и попросил: – Давайте позже. Через полчаса. – Он поглядел на Олега: – У тебя ведь есть приятель в УБОПе, если я не ошибаюсь?
Ермилов кивнул, опустив глаза, сдерживая порыв спросить, откуда у шефа такая информация. «Обложили, – подумал он словами из песни любимого Высоцкого. Но в этой констатации факта не было ни настороженности, ни сожаления, а скорее, восхищение. – И до Славки добрались».
Он силился вспомнить, знал ли о Богданове прежний начальник из английского отдела Сорокин, но так и не вспомнил.
– Ты бы смог его отправить в частное агентство под благовидным предлогом? Прощупать Фотографа.
– Мы его не вспугнем? Ведь наблюдение за ним ведется. Может, лучше дождаться, когда он встретится с заказчиком. Кто-то же меня заказал.
– Нам надо чтобы не ФСБ заинтересовалось этим агентством, его сотрудниками и их делами. УБОП для таких целей хорошая легенда. Ты ведь Богданову доверяешь? И он не из болтунов? Обоснуй ему… – Плотников потер кончик носа. – Ну допустим, для какого-нибудь дела твоей Людмилы. Противники ее клиента угрожают ей, наняли детективов из агентства…
– А разве мы так делаем? – подразумевая под «мы» ФСБ, наивно спросил Олег. Поскольку Петр Анатольевич промолчал, Ермилов продолжил: – Использовать Богданова втемную? Цель? Установить личность Фотографа? Но в лицо его Богданов не знает. Понять, кто заказчик, что конкретно заказали? А если Фотограф занимался слежкой не через агентство, а в частном порядке? Тогда в документах их конторы не будет никаких следов – дат, фамилий, адресов.
– Не совсем втемную, – Петр Анатольевич покосился на телефон, который звонил несколько минут назад. – Наши попытались сунуться в агентство. Там просто бастион. Без записи вообще никого не пускают. Стационарных телефонов нет. На всех окнах металлические жалюзи. Ребята, прямо скажем, непростые. А вот если бы твой Богданов с собровцами устроил маски-шоу, и вместе с ними зашла бы в масках пара наших спецов из оперативно-технического подразделения.
– А ничего что для такого камуфляжного шоу нужна санкция?
Плотников скривил такую «понимающую» гримасу, что Ермилов притих. Они оба знали, что УБОПы действовали порой довольно резко и не слишком опасаясь быть обвиненными в незаконных действиях.
– Допустим поступило заявление от анонимного источника, что в агентстве хранится незарегистрированное оружие. И это надо сделать сегодня же. У нас мало времени. Кстати, фотография детектива, который за тобой следил, у нас уже есть. Нам необходимо установить прослушку и заодно проверить документы сотрудников. – Плотников заметил, что Ермилов, достав телефон, замешкался. – Звони, звони.
– Я хочу понять, стоит ли приплетать сюда Люську? Когда к группе собровцев присоединятся двое наших, вы полагаете, Богданов не догадается?
– Тебе видней, ты же его лучше знаешь, – пожал плечами шеф, поглядел на приоткрытое окно, поежился и, не вставая, натянул пиджак, висевший на спинке его кресла. – Найди для него подходящие слова.
– Разрешите мне позвонить из своего кабинета?
– Валяй, – махнул рукой шеф. – Только доложишь, когда договоришься. Нам же надо скоординировать действия.
– Не спугнем?
– А скрытно не получается. И времени нет. С твоими фотографиями детектив может пойти к заказчику в любой момент.
– Вы хотите их изъять? – удивился Ермилов. – Тогда с чем Фотограф пойдет к заказчику? Тут уж их подозрения будут обоснованы.
– Изъять надо и другие материалы из агентства, а среди них твои фотографии.
– А если Богданов опоздает и Фотограф выйдет из агентства?
– Будем решать проблемы по мере их поступления. Но мне не надо, чтобы мои сотрудники так глупо светили свои физиономии. К кому попадет твой портрет?
Олега беспокоил неоконченный разговор о Петрове, однако он понимал, что сейчас надо оперативно решать вопрос с сыскным агентством и его сотрудником. У двери он обернулся:
– Петр Анатольевич, а если он уже передал фотки по электронной почте?
– Если его заказчики те, о ком я думаю, то они будут встречаться. Детектив передаст материалы только лично и только на нейтральной территории.
– Американцы? – Олег догадался, куда клонит шеф. – Они разве могли пойти на то, чтобы следить в России за кем-то?
– Не лично, как видишь, а наняли детектива. Почему бы и нет? Гипотетически такое возможно. Но это пока только версия, продиктованная поведением твоей Меркуловой, ее контактом с Мораном и тем фактом, что он наматывает круги вокруг персоны Петрова, да и вокруг журналистки, которая освещала недавно дело Кедрова, используя, очевидно, осведомленного человека, компетентный источник, – Плотников живо подвигал бровями, как делают мультяшные герои, намекая на что-то.
Когда Ермилов ушел звонить Богданову, Плотников подумал в очередной раз об удивительной способности его нового подчиненного притягивать к себе события и, более того, оказываться в их эпицентре. Из ситуаций, складывающихся заведомо не в пользу Ермилова, тот выходил не то чтобы победителем, но с результатом определенно положительным. При этом, как уже успел заметить Плотников, Олег ворчал, стонал, как все плохо складывается, и все-таки выбирал оптимальный алгоритм действий. Что это? Интуиция, выработанное за годы на следствии, и пришедшее с опытом чутье?..
Ермилов лукавил, когда с Плотниковым заговорил о законности применения группы захвата. Работая в прокуратуре, он нередко прибегал к помощи Славки Богданова – человека незаменимого для спасения жизни и профессионального реноме, когда требовалась провести силовое и не всегда легальное мероприятие.
Вадим Григорьев, сосед по кабинету, с интересом слушал, как Олег договаривается с Богдановым по телефону. Он даже подпер ладонью пухлую щеку и флегматично взирал на полковника карими, крупными, с паволокой глазами. Прядь черных густых волос беспрестанно сползала ему на лоб, он пятерней приглаживал ее. Майор Григорьев был моложе Олега, но на той же должности старшего инспектора, на которую перевелся в отдел ДВКР Ермилов, но которую еще не получил.
Вадим – единственный из отдела не приставал к Ермилову с подколками о прокурорском прошлом. Флегматичный и занятный – и внешне, и по характеру, он воспринял «подселенца» доброжелательно. Помог переставить Олегу стол к окну, сам оставался сидеть в закутке у двери, поближе к могучему вишневого цвета сейфу.
Перед тем как открыть этот железный шкаф, Вадим всегда хлопал его по крышке и пророчил: «Продавит он когда-нибудь пол. Смотри, как паркет под ним просел. Сколько уговаривал начальство поставить сюда что-нибудь посовременнее, так меня игнорируют. А зря. Провалимся мы в тартарары, как пить дать. Сядем комендатуре на шею, если прямиком в подвал не улетим».
Григорьев не был полным, но плотным и круглолицым, напоминал херувима из дореволюционной детской книжки, которая хранилась у Ермилова дома. Такой же румяный и с пухлыми губами. Единственное отличие заключалось в том, что херувиму в книге один из сыновей Ермилова, Петька, пририсовал усы, за что получил от бережливого Олега трепку. Впервые увидев Вадима, Олег не мог сдержать улыбку, но Григорьев, видно, привык, что его не воспринимают всерьез. Он страдал заниженной самооценкой. Ермилов это понял через неделю их общения и посмеялся про себя: «Хорошая компания подобралась – один не верит в себя, а другой занимается самоедством».
Именно с ним Ермилову и предстояло тесно работать, не зная, как сложится в конечном итоге дело с Меркуловой и что делать с предателем разлива 1983 года. То «винцо» уж если не прокисло, то отдавало горечью и содержало какую-то тайну.
Григорьев по взволнованному виду соседа по кабинету заключил, что происходит нечто неординарное и спросил:
– Что, назначение пришло? – Его распирало любопытство. Но о большем он спросить не решился. Расспрашивать тут непринято.
– Слыхал про Петрова? Александра Петрова, старлея?
– Который предатель? – круглое лицо Вадима, наверное, выражало оживление, хотя любой бы, кто увидел его в этот момент, решил бы, что Григорьев спит с открытыми глазами. – Ну если мне память не изменяет, речь идет о начале восьмидесятых?
– Она тебе не изменяет. Главное, чтобы теперь тебе не изменило самообладание, потому что нам предстоит заняться этим Петровым вплотную.
– Так-так-так, – сказал Вадим индифферентно и открыл сейф с привычной мантрой: «Продавит он когда-нибудь пол». И вдруг выдал: – А ведь он жив еще, Петров этот. Сел молодым, – он потер лоб, вспоминая. – Вышел в начале девяностых. Отсидел полный срок – десятку. И кажется, первые три года его содержали в тюрьме.
– Как? – Ермилов собрался бежать к Плотникову, доложить о готовности Богданова, но остановился в дверях, услышав от Вадима наконец нечто внятное. – Из десяти три года тюрьмы? Это сурово. Чем, интересно, был такой приговор обусловлен?
Григорьев пожал плечами. Они успели выпить чаю, а через час позвонил Богданов:
– Я со своими бойцами на позиции. Кукуем в микроавтобусе на адресе. Ждем твоих парней.
– Ну ты метеор! За час собрал всех. Они же из Подмосковья. Как они так быстро подъехали, да по пробкам?..
Богданов сперва планировал собрать бойцов, которые сейчас не на дежурстве. Неофициально…
– Я переиграл наш первоначальный план. Перед выездом кое-что проверил. Ты сказал мне название конторы – «Досье». И мне оно показалось смутно знакомым. Так вот я вспомнил. Хозяин Костя Ростовский. Как ты понимаешь, Ростовский – не фамилия. Мы разрабатывали его еще лет пять назад. Да ты должен помнить!
– Костю я помню. Так каким он боком?
– Его контора. У него сейчас почти легальный бизнес, – Богданов кашлянул, а рядом с ним загоготали сидящие в микроавтобусе собровцы, то ли реагируя на слово «почти легальный», то ли смеялись над своими шутками. – Тихо вы, черти! – беззлобно осадил их Славка с явной улыбкой в голосе. – Это я к чему веду-то. Мы можем устроить проверочку, вполне имея на то основания. Я задействовал ребят, которые на сутках, чтобы все официально. Комар носа не подточит.
– И Костя не пойдет с жалобами к прокурору? – усомнился Ермилов, по опыту зная, что авторитеты, когда начинают наезжать на их «почти легальный» бизнес, оказываются самыми рьяными поборниками законности. Посылают везде своих адвокатов, составляют грамотные жалобы и настойчивы в борьбе за свои права.
– Вряд ли. Во-первых, мы наверняка там чего-нибудь найдем, а во-вторых, Костя меня помнит еще по тем годам, лихим и бандитским. Со мной связываться не станет. Тем более я сейчас замначальника УБОПа. Так что в плане того, как обставится, можешь не волноваться. Правда, я думал вы сами там крутые, – хохотнул Богданов. – Но гляжу, ты без старика Богданыча никуда.
– Славка, ты особо не резвись! Сейчас подъедут люди, скажут, что от меня. Делайте так, как они попросят. Лады? А с меня причитается.
– Пузырем не отделаешься, – пообещал Богданов. – А может, им сунуть в офис пару стволов для надежности?
– Ошалел?! – возмутился Олег.
– Ну ладно, ладно. Знаю я твою щепетильность! Прям уж инициативу проявить нельзя.
Вячеслав спрятал телефон в карман камуфляжного бушлата и покосился на краснолицего Смирнова. Тот хохотал больше всех. Через полчаса в борт микроавтобуса постучались и, когда отъехала в сторону дверца, Богданов увидел двоих молодых мужчин, неуловимо похожих друг на друга и в то же время с плохо запоминающимися лицами. Они переоделись в микроавтобусе в камуфляжные комбезы и куртки, натянули шлем-маски и бронежилеты и стали вовсе неотличимы от собровцев.
– У них дверь железная, – напомнил один из фээсбэшников.
– А то мы не знаем! – пожал плечами Богданов. Он уже выпрыгнул из микроавтобуса, поправляя на груди бронежилет. – «Сферы» наденьте, – попросил он фээсбэшников и мотнул головой в сторону заднего сиденья, где лежали два шлема. – Если я прав, то внутри нас может ждать теплый прием. Вы держитесь за нами, потому что безоружные. Саня ты давай с «ублюдком»[4 - «Ублюдок» (жарг.) – АКСУ – автомат Калашникова складной укороченный, предназначенный для ближнего боя и штурмовых операций.] на первый план. Если не заладится, Димон, будь наготове с болгаркой. У них охрана наверняка солидная.
Прохожие оглядывались и шарахались от группы вооруженных спецназовцев в камуфляже. Справа от двери Богданов нажал кнопку переговорного устройства, понимая, что охрана видит их на экране монитора.
– К кому? – спокойно спросил охранник, словно и не видел спецназовцев. А он их и в самом деле не видел – фээсбэшники отключили им камеры на несколько минут, но Богданову не сочли нужным сказать.
– Я от Кости, – пробасил Слава. – Открывай ворота!
Он и сам не ожидал, что откроют без уточнений и верительных грамот. Да и охрана особого сопротивления не оказывала, видно, осознали серьезность намерений собровцев.
Богданов без энтузиазма препирался с замдиректора агентства, изображая туповатого, но настойчивого убоповца, впрочем, он таким и был, за исключением тупости. Замдиректора совал ему брошюру статей уголовного кодекса, а Вячеслав в ответ твердил:
– Поступил сигнал, мы обязаны проверить. Уважаемый, не тычьте мне в нос свои книжонки.
– А, ну да, вы и читать не умеете.
