скачать книгу бесплатно
– Чем же? – Он снова склоняет голову набок.
– Вы и не пытались меня отговорить. А как же статья за оставление в опасности и все такое?
– С чего бы мне вас отговаривать? Вы разве чувствуете какую-то опасность?
– Отнюдь.
– И вы хотите умереть, не так ли?
– Хочу.
– Значит, решено. А раз так, хорошо бы вам, пока есть время, побольше узнать о себе. Итак, вы будете выполнять по одному домашнему заданию перед каждой встречей со мной. Терять-то вам все равно нечего, да, Сильви? На этой неделе вы должны совершить что-нибудь необычное, что вам не свойственно – абсолютно не в вашем духе. Вот вы, например, стеснительны?
– Крайне.
– Тогда сделайте то, что вгонит вас в краску.
– Чего же вы от меня хотите? Чтоб я вышла голой погулять?
– Лично я ничего не хочу, решать вам. До встречи через неделю, Сильви.
Он вежливо, с улыбкой, выставляет меня за дверь.
Сказать по правде, я немало ошарашена. Совсем не такого ожидала. Впрочем, я вообще не знала, чего ждать, но уж этого точно не могла себе представить. Получилось как-то неинтересно даже. Ну, значит, двадцать пятое декабря. А я-то все переживала, что мне опять нечем будет заняться на Рождество. Не пора ли заказывать памятник у моего похоронного агента?
«Здесь покоится Сильви Шабер. 22 января 1970–25 декабря 2015 (между 14:30 и 16:30)».
Меня пробирает дрожь. Надеюсь, это не вирус. Ненавижу болеть!
4
Призадумалась я о том, что могло бы стать самым страшным ударом по стыдливости, и тут же невольно вспомнила мою ассистентку Лору. Она из тех женщин без комплексов, что весь день напролет рапортуют о своей жизни в мельчайших подробностях: тут и газы в кишечнике мужа, и последний выпуск телешоу «Голос», и ее менструальные боли, и менопауза у свекрови – полный набор. Так вот, если не ошибаюсь, чаще всего она трещит о глубокой эпиляции. Любимая тема. По ее словам, это прямо-таки лифт на седьмое небо, не иначе. Между нами, я бы не отказалась на том небе побывать. Хоть один оргазм до двадцать пятого декабря пришелся бы мне очень кстати. Я слышала немало положительных отзывов об оргазмах, но лучше судить по собственному опыту. В любом случае, при том, что я ни разу не делала эпиляцию интимных мест, для меня будет немалым испытанием выставить свою клумбу на обозрение какой-то незнакомой тетки. Да еще и косметолога. Я-то без таблетки успокоительного даже к гинекологу не хожу, а тут – дама, посвятившая себя вырыванию чужих волос и удалению черных точек с чужих лиц… Мне уже дурно. Однако делать нечего: я прилежная ученица и всегда выполняю задания. Ни к чему огорчать Франка, раз уж он пришелся мне по сердцу. Потом, он прав, что я теряю? Ну, увидят мою «кисулю», как ее Лора называет, и ничего страшного. Кисуля! Удивительно, с какой теплотой она относится к этой части своего организма. Или это я такая бесчувственная?..
От страха я перед эпиляцией пропустила два-три «кир рояля» залпом. А поскольку я вообще не пью, тут же окосела, да и пусть. Терять-то мне нечего – вот мой новый девиз! Резко толкнула стеклянную дверь маленького салона красоты и едва не упала внутрь. Все, разумеется, немедленно повернулись посмотреть на перепугавшую их кобылу. Ладно, не получилось по-тихому проскочить.
Меня встречает Синди; так, во всяком случае, гласит ее бэйджик.
– Вам классическую эпиляцию, среднюю или глубокую?
Вот обязательно кричать об этом во все горло? Мы же с ней тут не одни. Какое дело до моих волос арабке, кошелке и бабульке, которая, несомненно, пришла избавляться от усов? Все три сидят в ряд, будто горошины в стручке, на малюсенькой скамеечке и в едином ритме листают старые журналы «Гала».
– Глубокую… – лепечу я.
Уши горят, сердце выпрыгивает – то ли спьяну, то ли со стыда, прожигающего насквозь. Синди приглашает меня втиснуться в рядок горошин. Сажусь, красная, как рак, и сразу утыкаюсь в статью о неизвестной мне старлетке-вегетарианке, страдающей булимией. Журнал описывает ее пышные пиры с бургулем и цветной капустой. Судя по ее груди на фото, можно точно сказать, что хозяйка оной – чистый продукт телевизионной реальности. То есть абсолютно чуждого мне мира. Статья переносит меня прямиком в мечту о пироге с козьим сыром и шпинатом на ужин… И тут меня зовет Синди:
– Сильви, проходите, располагайтесь поудобнее.
– Мне как, раздеваться догола?
Вижу, соседки по скамье обменялись улыбочками. У меня талант задавать идиотские вопросы.
– Нет, только низ снимайте.
Ну, разумеется, верх-то ей на что? Голова кружится; боюсь, либо в обморок упаду, либо меня вырвет. Наверное, мне стало дурно от этой истории про булимию. И еще от нахального бюста Синди размера 95D. Рядом с ней я чувствую себя дряблой, старой и страшной. Стыдливо стягиваю трусы и комкаю их в правом кулаке, из последних сил стараясь сохранять лицо. И так уже выставила себя на посмешище. Бросив взгляд вниз, на свой лобок, я ощущаю новый укол стыда: что за позорная мочалка! Я раньше не замечала, какая у меня там густая флора, прямо дерево бонсай. Омерзительные черные заросли запущены, как джунгли Амазонки. Хорошо хоть необитаемы. Я прячу глаза от Синди.
– Больно будет?
Мне трудно говорить, «кир рояль» подступает к горлу. Жалкое зрелище.
– Так вы в первый раз? – Кажется, ее это возбуждает.
Я нарвалась на садистку. Она самоутверждается посредством выдирания волос.
Улыбаюсь, как дура.
– Что ж, не обессудьте. Тут надо много убирать.
Выдавливаю нервный смешок. И как это я забыла, что мне вообще нельзя пить?
– Не переживайте, у вас еще не худший вариант! Сначала будет неприятно, а потом притерпитесь.
– Простите, выпила немного для храбрости… Я такая трусиха!
– Раздвиньте пошире ноги.
Экзекуция пока не началась, а я уже обливаюсь потом. Должна сказать, что так называемая «поза лягушки» страшно неудобна: бедра у меня дрожат от напряжения, приводящие мышцы держатся из последних сил. Девица, с которой мы еще десять минут назад не были знакомы и у которой нет никакого медицинского диплома, теребит мне половые губы, чтобы почище их ободрать. Я себя чувствую, как кусок говядины на столе мясника. Надо было вусмерть напиться. Во рту сухо, в висках стучит… Не припомню, чтобы хоть один мужчина видел меня когда-либо среди бела дня, раскоряченную под таким углом. Да еще при таком гадостном освещении. Глаза не открываю – лучше не усугублять.
– Ааааааай!
Я ору как резаная. Это просто адская боль! Сначала обжигает – кошмар, я же там вся покроюсь волдырями! А стоит жжению чуть стихнуть, девица сдирает с меня разом целую полосу волос! И, по-моему, вместе с кожей… Нормально – живого человека освежевать?!
Синди весело поглядывает на меня и продолжает мазать горяченным воском. Смейся, палач! Ужас в том, что ей действительно смешно.
Кусаю себе руку, чтоб не переполошить криками весь квартал. Только мазохисты могут такое терпеть без общего наркоза. Подобно ведьме на костре, я в душе проклинаю Франка и весь его род до седьмого колена.
– Видите, как хорошо пошло! Подтяните к себе ноги, переходим к анальной области.
Все, больше не выдержу. Меня трясет от хохота. Еще и задний проход надо выставить напоказ! Лежу, будто гигантский младенец на пеленальном столе, разве что анус мой уже не похож на нежную розочку. Что ж, светило психотерапии может мной гордиться: такому унижению я не подвергалась никогда. Главное, все это – ради какого-то дрянного эксперимента, ради испытания на стыдливость, чтоб ее! И ведь надо было остановить выбор именно на глубокой эпиляции! Учитывая, что результат подвига мне абсолютно некому предъявить!
– Ну вот, теперь все гладенько. И не так уж страшно, правда?
Сейчас упаду в обморок.
И упала. А очнувшись, увидела над собой красивого молодого человека и решила, что я наконец-то в лифте на седьмое небо. «Вазовагальный обморок», – сказал врач. Хорошо, что я не купила абонемент в этот салон садо-мазо, на пушечный выстрел к нему не подойду. Да и Синди вряд ли будет рада меня видеть: не лучшая реклама – машина «Скорой помощи» у дверей. В ней-то мне и пришлось одеваться, на радость всей бригаде, которая сегодня пополнила свою коллекцию отличным новым анекдотом. Они предлагали отвезти меня домой, но я с трудом убедила их этого не делать. Появиться у дома в такой компании будет для меня еще одной пыткой, так что я дошла сама, по стеночке. На душе гадко, внизу все гладко. Ветер свободы поддувал между ног.
Дома я первым делом махнула виски залпом, чтобы хоть немного прийти в себя от всех этих потрясений. А потом начала ржать. Ржала, как пьяная лошадь, и с души словно камень упал. Вот дура-то! Да, ничего не скажешь, испытание стыдливости удалось на славу. Она у меня прошла огонь и воду и даже вышла из берегов. Перестав хохотать, я с любопытством рассмотрела свою покрасневшую промежность, в самом деле, гладкую и нежную, как детская попка. Неожиданно меня это утешило. Будто я повстречала старого друга, с которым не виделась много лет. Выглядит непривычно, но не так уж и плохо. По крайней мере, не омерзительно. Я-то боялась, что буду похожа на тех голых кошек, но нет. Эх, жаль, никто не увидит! Может, сфотографировать и показать Франку как доказательство моего героизма? Нет, идея, мягко говоря, неудачная. Спишем ее на действие алкоголя или преждевременные эротические рефлексы. До чего же я все-таки жалкая…
5
– Вы можете гордиться мной!
Двое суток я сгорала от нетерпения рассказать ему о подвиге века. Неистребимый синдром отличницы, жаждущей заполучить еще одну пятерку в дневник.
– Да, и чем именно?
– Я выполнила ваше задание, испытала свою стыдливость.
– И как?
– На пять! Очень стыдно было.
– Но вам, как я вижу, приятно об этом говорить.
– Да, мне приятно, впервые могу рассказать о себе хоть что-то забавное. Был момент, когда я вас проклинала и ненавидела даже. Для меня это оказалось самым страшным кошмаром – раскорячиться с голым задом в затрапезном салончике. Я даже выпила для храбрости перед походом туда.
– В самом деле?
– Сейчас, когда уже все позади, смешно об этом вспоминать. Еще бы не смешно – такое жалкое зрелище! Им даже пришлось вызвать «Скорую», чтобы привести меня в чувство.
– Вы потеряли сознание?
– Да, выпила «кир рояль» на голодный желудок и чувствовала себя так нелепо с растопыренными в воздухе ногами, что у меня закружилась голова и я отключилась.
– Настоящее приключение!
– Да, все благодаря вам!
– Вы об этом жалеете?
– И да, и нет. Тогда мне было очень плохо, но, оглядываясь назад, я смеюсь сама над собой. Сцена-то просто уморительная, до сих пор не могу поверить, что это была я. Совсем на меня не похоже.
– Так вы и не знали, что можете быть забавной?
– Ну, скажем прямо, это не самый подходящий эпитет для меня.
– Какой же подходит вам больше?
– Даже не знаю. Мне кажется, я довольно скучная. Правильная такая. Бунтарство не в моем характере. С детства я четко выполняла все, что родители велели. Надо было слушаться, соответствовать их ожиданиям и ни в коем случае не раздражать. Потом надо было хорошо учиться по всем предметам, нравились они мне или нет. Вот сейчас говорю все это и понимаю, что ни разу не сошла с пути, на который они меня поставили. Когда я была еще маленькой, отец повесил над моей дверью плетку. Он ею так и не воспользовался, но один ее вид до смерти меня пугал. Просто пройти под ней уже было немалым испытанием, и я из кожи вон лезла, чтобы отцу не пришлось ее оттуда снять. Так и стала отличницей, лишь бы понравиться родителям. И плетка не понадобилась, я всегда знала, как надо поступать. Они постоянно твердили, что нужно хорошо учиться, потом найти хорошую работу, но никогда – о том, что нужно быть счастливой, веселиться и находить друзей. Похоже, мои родители сами не знали счастья. Не уверена, что у меня было счастливое детство. Или хоть один счастливый день.
– Ваших родителей больше нет.
Жаль, что в стоимость сеанса не входит простая ласка. Больше всего на свете я бы сейчас хотела, чтобы он покрепче обнял меня своими мускулистыми руками, и я бы тогда ощутила, что еще жива.
– Да, их нет, и я растерялась. Мне сорок пять лет, а я чувствую себя старенькой девочкой, которую забыли в магазине.
– А какой женщиной вы себя чувствуете?
– Ну… если б не боялась показаться вульгарной, сказала бы, что на таких женщин, как я, у мужчин не встает.
– Прямо ни разу? Ни у кого не вставал на вас?
Я покрываюсь краской.
– Нет, не то чтоб совсем ни у кого… Мне очень неловко, я напрасно употребила это выражение.
– Вас смущает тема эрекции? Но ведь это нормальное явление: если женщина нравится мужчине, у него встает пенис. Это можно считать лучшим комплиментом, – уверяет тот, у кого на меня не встанет никогда.
– Не сомневаюсь.
– И все же вас это смущает. Вам непривычна такая прямота?
– Именно! – Он считает меня старой девой. – Хотя у меня тоже были романы, вы не подумайте…
– Я ничего и не думаю, Сильви, я слушаю вас.
Он безумно сексуален.
– Хорошо, давайте на сегодня закончим, но я дам вам новое задание.
Молодец, быстро сообразил, что прилежная ученица не станет увиливать от заданий.
– Насколько я понял, вы послушный человек и никогда не нарушаете правил. Так вот, я вас прошу совершить какой-нибудь неприемлемый и наказуемый поступок.
– О господи, что вы меня заставите делать на сей раз?
– Я? Ничего, только вам решать. До встречи через неделю, Сильви!
Понятно, иди отсюда и выпутывайся как хочешь. А я ни разу в жизни не проехала «зайцем», ничего не стащила, никого не обогнала и даже на желтый свет не проехала! Воплощенное благоразумие. Ну вот какое преступление мне совершить?
Кажется, я всегда мечтала украсть что-нибудь в магазине. Мои подруги детства вовсю подрезали помады, игрушки, конфеты, а порой и шмотки! И потом хвастались своими трофеями, жутко гордясь собой и радуясь, что сумели так легко всех обдурить. Они были просто в эйфории после мощного выброса адреналина. А я восхищалась ими. И даже не пыталась представить себя на их месте – столь невозможно дерзкими казались их поступки. Не было у меня и сотой доли их уверенности и отваги, чтобы совершенно безнаказанно обманывать взрослых. Я бы точно попалась: не могла бы сдвинуться с места от страха, вот и все. Или нет, не все, могла бы еще описаться. Да вообще, я буквально умерла бы со стыда, не успев даже увидеть разгневанные лица родителей. И папину плетку.
Но, в самом деле, родителей уже нет на свете. А мне далеко не восемь, и я вроде бы научилась контролировать работу мочевого пузыря. В крайнем случае, можно ведь сослаться на рассеянность и заплатить, правда? Как велик соблазн! Вряд ли бывает что-то хуже глубокой эпиляции. Может, попробовать? Может, я до этого наконец доросла? И главное, в сотый раз повторю, мне осталось-то всего полтора месяца.
Терять нечего, порадовать Франка хочется, так что я решила проявить чудеса отваги и обокрасть не какой-нибудь магазин «Монопри», а соседний, в который постоянно хожу. Знай наших!
Приду вроде как за продуктами и что-нибудь сопру. Пока не знаю что – пусть лучше инстинкт подскажет. Я, как хищник, наброшусь на самую доступную добычу – любую пачку жвачки или коробочку «Тик-Така», что попадется на моем пути. Меня трясет заранее. Все-таки первый раз.
Ладно, это все пока теория, до практики еще нужно дойти. Что касается инстинкта, он велит мне без промедления забыть всю эту клоунаду и садиста-психотерапевта, который подавляет меня и мнет, как глину (о да, Франк, сомни меня!). Вот так же маленьким девочкам доставляет удовольствие кромсать ножницами свои куклы. Потому что унижение в паршивом салоне красоты – это еще куда ни шло, но опасность ареста – совсем другое! Сорок пять лет мне удавалось не привлекать внимания соседей, и ради чего, чтобы перед самой смертью клептоманкой прослыть? Это станет моим новым кошмаром…
В детстве меня мучил другой: будто я вдруг оказалась посреди школьного двора абсолютно голой. Ребята меня окружали, показывали пальцами и ржали при виде моей маленькой попки, дрожащей от страха и холода, как желе. А я, бедная малютка, плакала, безуспешно пытаясь прикрыться худыми ручонками. И чем больше ревела, тем сильнее дрожала попка и тем громче был хохот вокруг. Я просыпалась в холодном поту. Так вот, нынешний мой кошмар не слишком отличается от прежнего. Кровь стынет в жилах от мысли, что охранники магазина поймают меня и будут обыскивать при всех (нет ли здесь эротического подтекста?). Вместо школьников теперь на меня глазеют покупатели: тычут пальцами, называют убогой, чокнутой и бесстыжей, какую не отмоешь и «Керхером». Их дети смеются мне вслед, когда меня уводят в наручниках – смущенную, раздавленную, оплеванную и осмеянную завсегдатаями «Монопри». Я пройду крестный путь, словно Доминик Стросс-Кан, только в моем скандале не будет ничего сексуального. Пора бы задуматься: а не выдает ли этот фильм-катастрофа у меня в голове подспудную жажду оказаться в центре внимания? При том, что я центрального положения нигде никогда не занимала.
Людей, вроде меня, бесцветных и невзрачных, обычно не замечают. Так что если я не заявлюсь туда в наряде активистки «Фемен», у меня будут все шансы выйти сухой из воды. Люблю находить в своих недостатках достоинства. Сейчас мне надо поглубже вдохнуть, как боксеру перед выходом на ринг, и подготовиться к битве с самой собой. Я не воровка, я всего лишь самоубийца, которая хочет определить меру своих возможностей. И это просто упражнение, практический эксперимент в рамках когнитивной психотерапии. Я глина в руках безумно сексуального садиста, я жертва психологической девиации. И никто, тем более какой-то недалекий охранник супермаркета, не помешает мне раскрыть мое Глубинное Я!
6
Ох, мамочки! Я пойду на это. Прерву сорокапятилетний стаж примерного поведения. Все, иду. Надеваю плащ и вперед. Главное, чтобы мысли не сковали мне тело. Прогнать их вон из головы и двигаться на автомате. Ну вот, я пошла. Только захлопнула за собой дверь, как тут же ладони вспотели, сердце заколотилось, и, кажется, я сейчас взорвусь. Интересно, как настоящие грабители успокаивают нервы? Я так скучно живу, что даже самое простенькое нарушение закона (тоже мне, подвиг – конфету стащить, с этим и младенец управится, не вылезая из коляски!) повергает меня в смятение. Я при одной мысли о правонарушении дрожу от ужаса как осиновый листочек.
Неведомая сила парализует мне ноги, но безумным напряжением воли я заставляю себя доползти до «Монопри». А дальше плыву в потоке своего страха. Опускаю голову, делаю вид, будто очень спешу, и, как всегда, прохожу в магазин, никем не замеченная. Полусонный охранник даже головы не повернул. Надо пройтись по моим любимым отделам, чтобы прийти в себя. Полки с чаем всегда действуют на меня эйфорически. Люблю подолгу разглядывать их. Есть сорта чая, которые словно уносят в далекое путешествие: аромат, яркие цвета упаковок и тонкие причудливые буквы на них завораживают, словно картонные миражи, приманки для туристов. В этом отделе меня слегка отпускает, но не настолько, чтобы я позабыла о цели визита. Глубокий вдох. Для укрепления духа воображаю, как в Рождество выпью большой стакан воды с нужной дозой снотворного. Конечно, живот и без того у меня будет раздут после праздничного торта, и глотать белые пилюли не доставит особого удовольствия, при моих-то проблемах с желудком, но я все равно сделаю это. Рука не дрогнет, рот не выплюнет, горло не отрыгнет. Затем я надену свой самый красивый купальник, погружусь в ванну и спокойно усну в теплой пене, испустив последний счастливый вздох, чтобы уже не проснуться. Эта пленительная картина придает мне мужества. Раз уж не боишься умирать, прекрати бояться жить. Хоть ненадолго. За очередной порцией вдохновения направляюсь в отдел банных принадлежностей. Не хочу умирать в облаке дешевых искусственных запахов апельсина или персика, мне нужен мягкий и успокоительный аромат для последнего пути. Мадагаскарская ваниль, например. Но хватит мечтать: прежде чем вновь потревожить бригаду «Скорой помощи», я должна выполнить все задания. Давай, Сильви! Тебе это по плечу!
