скачать книгу бесплатно
– Я иногда остаюсь работать ночами, – развел руками Аристарх; поскольку было похоже, что речь пойдет об экономии, он быстро потерял интерес к вопросам «коллегии».
– Да, мы наслышаны об этом, – кивнул заместитель. – Я не могу сказать, что партком против подобных инициатив… Это похвально, что столь заслуженный сотрудник использует свое свободное время на благо советской науки… Хотя режиму дня надо бы тоже внимание-то уделять…
Гранин поморщился. Ради этого его оторвали от дела?! Ради того, чтобы ему, взрослому человеку, объяснять, в котором часу следует спать ложиться?! Там, в лаборатории, он, быть может, именно в этот момент нащупал бы искомое!..
Бубнящий заместитель секретаря поймал взгляд Аристарха и даже вздрогнул от удивления, но быстро справился с собой, заговорил тверже и по существу:
– С ночными сменами понятно. Однако, если верить следующей докладной, со вторника перерасход энергии по вашей лаборатории происходит и в дневное время. Вы можете как-то это объяснить?
– Со вторника? – переспросил Гранин. – А сегодня какой день недели?
Рядом, разряжая обстановку, от души рассмеялся приведший сюда Аристарха член профсоюза.
– Заработался ты, Аристарх Филиппович! – громко и радостно провозгласил он. – Вы бы видели, товарищи, в каком состоянии я его сегодня застал в лаборатории! Сомнамбула! Лунатик! Глаза ничего не видят, но руки – руки-то все делают как надо!
Заместитель секретаря неодобрительно на него покосился и продолжил:
– Сегодня пятница, товарищ Гранин. Далее: во вторник же, по данным склада, вы принесли для утилизации несколько разбитых приборов. Список, если необходимо, я могу продемонстрировать. Вы по-прежнему утверждаете, что никаких эксцессов в лаборатории не случилось?
Аристарх вновь пожал плечами. Кажется, действие кофе кончалось, а исследовательский зуд, наоборот, возобновился – ему очень хотелось поскорее покинуть актовый зал, чтобы кое-что проверить. Ему вдруг показалось, что он пропустил двадцать восьмое деление шкалы. Методичность методичностью, но он действительно очень устал, так что мог случайно прокрутить диск сразу на два деления вместо одного. Однако он понимал, что, не получив ответы, его отсюда не отпустят.
– Я ленив, простите. И педантичен. Если какой-либо аппарат выходит из строя – я не бегу тут же на склад, особенно если в этот момент увлечен экспериментом. Чаще всего в лаборатории можно найти запасной прибор, а с вышедшим из строя заняться на досуге. Зачем утилизировать имущество, когда его можно починить?
– Вы хотите сказать, что все эти осциллографы, тестеры и вольтметры разбились не во вторник, а скопились в лаборатории за некий продолжительный срок?
– Именно.
Заместитель секретаря и кое-кто из присутствующих опустили глаза. Они не верили Аристарху и даже в какой-то степени стыдились его вранья. Что же они знают?
– А генератор, который сгорел? – все еще не глядя ему в лицо, сердито спросил кто-то из техотдела. – Генератор – это вам не финтифлюшка, это дорогостоящее оборудование! Лично мне вообще непонятно, для чего вы его использовали. Разве он необходим для калибровки? Или вы им пользовались для каких-то других… может быть, личных целей?
Ага, значит, им известно про генератор…
– Это дорогостоящее оборудование, – закипая, начал Аристарх, – я собрал в свободное время собственными руками из подручных материалов, которые в избытке нашлись в отделе. На балансе нашей лаборатории генератор не числится! Упреждая ваш возможный вопрос, сразу отвечу: он легко разбирается, и все подручные материалы возвращаются на свои места. По сути, выгорел один-единственный блок… Копеечный блок, прошу заметить!
– Аристарх Филиппович! – повысил голос заместитель секретаря, от дружелюбия которого не осталось и следа. – Хочу напомнить вам, что партия является контролирующим органом как на производстве, так и в процессе испытания различных приборов. Копеечный блок или не копеечный, а разбазаривать государственное имущество без серьезной необходимости…
– Не нервничайте так, Ким Эрастович! – неожиданно вступил в разговор руководитель тематической группы и непосредственный начальник Гранина, и Аристарх наконец узнал, как зовут безымянного доселе заместителя секретаря парткома. – Девятая экспериментальная лаборатория для того и существует, чтобы тестировать аппаратуру в самых разных, подчас экстремальных режимах. Мы же с вами не хотим, чтобы однажды где-нибудь на производстве разработанный нами прибор вышел из строя просто потому, что мы чего-то не учли, не проверили, не предусмотрели? В девятой лаборатории предохранители, конденсаторы, лампы, реле и целые блоки горели, горят и будут гореть! Только так мы можем выдать результат, которого ждет от нас партия, – методом проб и ошибок, намеренно рискуя и добиваясь оптимальных показателей опытным путем.
Аристарх, почувствовав себя под защитой, начал отключаться. Где-то гудели голоса, а он был уже не здесь, он буквально видел перед собой строчки из записной книжки: вот он зафиксировал данные по двадцать седьмому делению… а вот двадцать девятое. Скорее, скорее надо вернуться на рабочее место и проверить, есть ли запись по двадцать восьмому!
– Аристарх Филиппович! – Заместителю секретаря пришлось постучать карандашом по стакану, чтобы обратить на себя внимание руководителя лаборатории. – Потерпите, у нас осталось не так много вопросов. Значит, тестирование всегда шло и идет в штатном режиме? Но разве штатный режим не предполагает, что за калибровкой должен наблюдать лаборант? Разве это не обязанность научных сотрудников – расшифровывать данные с самописцев? Вот ваши работники сетуют, что вы работаете в одиночестве, а их услали из лаборатории…
– Так уж и услал! – нашел в себе силы отреагировать смертельно уставший, засыпающий Гранин. – Я им поручил заниматься другими, не менее важными делами.
– И все это тоже случилось во вторник… – недоверчиво мурлыкнул Ким Эрастович. – Вы не находите это подозрительным, товарищи? Перерасход электроэнергии, выведенные из строя приборы, использование мощного генератора, который, по заявлению представителя техотдела, не требуется для производимых товарищем Граниным исследований… В конце концов – отрыв от масс, от коллектива!
– А в чем конкретно вы подозреваете моего сотрудника? – вскинулся руководитель тематической группы. – Вы можете точнее сформулировать и озвучить свои претензии? Со своей работой Гранин справляется…
– Это просто совпадение! – с трудом произнес Аристарх, обдумав наконец фразу про отрыв от коллектива… и еще про что-то. Язык у него ощутимо заплетался, глаза слипались.
– Да вы поглядите! – простер к нему руку Ким Эрастович. – Как он может справляться с работой, если спит на ходу?! Может, у проблемы ноги растут именно отсюда? Как вы давеча сказали? Сомнамбула? Лунатик? Может, и перерасход энергии – разгильдяйство? И разбитые приборы – халатность? Может, и сотрудников он услал, чтобы они не видели его в таком состоянии? А что вы скажете на это? – Заместитель секретаря парткома снова покопался в ворохе бумажек и вытянул одну. – По словам вахтера Мурзина Эс Пэ, ветерана войны и героя труда, в ночь с понедельника на вторник он встретил товарища Гранина в коридоре института на первом этаже. Сейчас… вот: «Вид гражданин Аристарх Филиппович имел непотребный, за дверью лаборатории слышался шум и грохот…»
– Ему показалось! – почти беззвучно выдавил Аристарх, вспоминая, какое деление он только что имел в виду.
– Показалось? Значит, в ту ночь никаких эксцессов не произошло, эксперимент шел в штатном режиме… Так?
– Так.
– Тогда почему вы, – торжествуя, расплылся в улыбке Ким Эрастович, – почему вы во время эксперимента находились вне лаборатории?! Разве не предписано инструкцией не оставлять без присмотра столь сложное оборудование?! И не нужно рассказывать мне сказки: товарищ Мурзин прекрасно видел, как вы обесточили аппаратуру – вы сделали это уже после того, как он застукал вас праздношатающимся по коридору! После того, как, по его словам, в лаборатории раздался шум и грохот! Что вы на это скажете?!
Неизвестно, что сказал бы на это Аристарх, но в этот момент сбоку от сцены, в кулисах, зазвонил настенный телефонный аппарат, и Гранина будто подбросило: вот оно! Вот то самое недостающее звено! В ту ночь, непосредственно перед взрывом, в лаборатории зазвонил телефон! Возможно, звуковые колебания и спровоцировали… Это требовало немедленной проверки!
Ни слова не говоря, он сорвался с места и выбежал из актового зала.
– Аристарх Филиппович! Товарищ Гранин! – угрожающе крикнул вдогонку Ким Эрастович и, не дождавшись ответа, театральным жестом простер руку – дескать, вы это видели?
– Ким, он же ученый, – примиряющим тоном, мягко сказал член профсоюза. – У него такое в голове, что нам с тобою и не снилось!
Заместитель секретаря побагровел.
Глава 2
Сентябрь 1973 года
Ведунья Танечка, приходящий сотрудник районного Ночного Дозора, только-только закончила уборку в кабинете. Собственно, уборки той – переломить пару специальных амулетов, и вот уже бумажки с отчетами легли на угол стола ровной стопочкой, пыль исчезла словно по волшебству (хотя почему – словно? именно по волшебству и исчезла!), полы засверкали чистотой.
Довольная собой и чуть-чуть уставшая (ох уж эти заботы по хозяйству!) Танечка плюхнулась на широкий кожаный диван, закинула ногу на ногу и совершенно случайно замечталась.
Ночное дежурство прошло без приключений. Исполняя в отсутствие Евгения обязанности старшего в районном отделении, она всякий раз побаивалась: вдруг что-нибудь случится? Что она, канцелярская мышка, сможет сделать, если произойдет что-то по-настоящему серьезное? В лучшем случае – позвонить в область, позвать кого-нибудь на подмогу. Но райцентр был городком спокойным, да и в окрестных селах особо не шалили, так что в эти несколько дней и ночей собственные опасения были самым серьезным, с чем Танюше пришлось справляться. Один раз заглянул на регистрацию Светлый, не состоящий в Дозоре и приехавший в командировку по работе – обычной, человеческой. Пару-тройку раз звонил Сашка Богданов из родного областного отдела – неофициально, не за рапортами, а просто так, узнать, все ли у нее в порядке. Разумеется, делился новостями, да только было тех новостей… Все руководство, все самые умелые маги находились сейчас в Загарино и окрестностях, вели поиск Иных, пропавших без вести после первых атак Ворожея-Неваляшки, опрашивали бывших членов секретной общины, пытались разобраться с мотивами и нынешним местонахождением виновника всех бед – основателя магического совхоза, Хозяина, предположительно – сына Первого Шамана Дога. Богданов мог рассказать Танюше только то, что ему самому стало известно с чужих слов, а испорченный телефон у Иных подчас был куда более затейливым, нежели у сплетников из числа людей, и зачастую самые простенькие факты, передаваемые из уст в уста, обрастали чудовищно неправдоподобными подробностями.
К слову, одним из первых слухов такого рода стал душераздирающий рассказ о том, как Евгений Угорь пал смертью храбрых в бою с Ворожеем, и якобы куча народу видела, как глава Томского областного Ночного Дозора Сибиряк, не скрывая слез, не стесняясь рыданий, лично нес его тело на руках через весь лагерь объединенных отрядов Темных и Светлых. Но в тот момент Танюша уже знала, что Женя жив. Как, откуда знала – непонятно, потому что вроде бы даже не пыталась выяснить это через Сумрак. Просто внутри поселилась уверенность, что с руководителем районного отделения все в относительном порядке, и скоро жизнь станет прежней: она будет приезжать сюда из Томска два-три раза в неделю, ругаться на него за то, что безвылазно торчит в кабинете (когда не патрулирует, разумеется), составлять за него отчеты о проделанной работе, привозить ему книжки с легендами и мифами… Ох, поскорее бы.
Однако сейчас у Тани был другой повод помечтать. А тут еще и Муслим Магомаев из приемника принялся торжественно и проникновенно рассказывать под музыку:
Это было во все времена,
Очень близкие или далекие,
Когда ты оставалась одна,
Одинокая, одинокая…
На первом же припеве Танечка пригорюнилась – вот она, бабья доля! Даже если ты умеешь плести чары и заглядывать в Сумрак – от одиночества не застрахована ни одна волшебница, ни одна ведунья.
А на втором припеве дверь в кабинет стремительно распахнулась, и на пороге появился Угорь.
– Физкульт-привет работникам сумеречного труда! – улыбнулся он.
Танечке показалось, что улыбка вышла вымученной, но в первый момент она не стала ничего анализировать – подхватилась с места, с воплем восторга кинулась Евгению на шею.
– Угореооочек! Как я рада тебя видеть! Ты почему так похудел? Ты отчего такой смурной? Ой, что было-то, что там было, а? Вы же победили? А его поймали, да? А наши – все целы?
Дав вволю пощебетать и повисеть на нем девушке, от избытка чувств даже не слушавшей его ответы, Угорь мягко отстранил Татьяну и огляделся.
– Я смотрю, у тебя тут образцовый порядок, – с улыбкой констатировал он очевидное. – Чаем-то напоишь своим фирменным?
– И напою, и накормлю! – засуетилась Танечка, захлопотала и вдруг остановилась. – Жень, – внимательно наконец посмотрев на него, встревоженно произнесла она, – тебе бы лечь. Ну-ка, давай-ка на диван! Тебе помочь?
– Что за глупости?! – возмутился сконфуженный Евгений. – Присесть – присяду, а лежать сейчас некогда. Чаю попью – и займусь текущими делами…
– Ну, какие дела, Жень? Все тихо и спокойно, райцентр в твое отсутствие враги не захватили. А даже если б и так – ты же едва на ногах держишься! Ты вот для чего сюда приперся, а? – Танечка уперла руки в бока; сейчас, когда волна неконтролируемой радости схлынула, она вновь превратилась в прежнюю Танечку – деловую, строгую и воинственную, какой ей всегда хотелось выглядеть на работе. – Так, быстро: ноги в руки – и на выход! Сегодня у тебя отсыпной, завтра – выходной, я так решила. Угорь, да ты слышишь ли меня?!
– Слышу, слышу… – уныло откликнулся Евгений. – Поспать – это да, это неплохо было бы.
– И не только поспать! Полечить бы тебя… – Танюша оглядела кабинет, словно искала, что могло бы ей пригодиться в процессе лечения дозорного. – Так, все, пошли.
– Куда? – удивился Угорь.
– Домой тебя провожу. Ляжешь, а я поколдую немножко.
– Колдовать сейчас нельзя! – запротестовал Евгений. – Сейчас в Сумраке черт-те что творится!
– Знаю, сообщили, уведомили в первый же день, как только Ворожей «воды в движение привел». Ну, это не помеха. Это ведь вы, маги, напрямую с Сумраком работаете. А у нас на любой случай – амулетик, заранее заряженный, травка сушеная, настоечки разные…
– У меня дома травок и настоечек нет, – на всякий случай предупредил Евгений.
– Вот дурной! Пошли уже, у меня все с собой.
Дозорный с подозрением осмотрел ведунью, которая даже дамскую сумочку не стала забирать из кабинета, и мысленно пожал плечами: с собой – так с собой, а где именно – не его дело. Впрочем, едва выведя под ручку на крылечко, она прислонила Евгения к стеночке и со словами «Стой смирно, я сейчас!» ненадолго вернулась в кабинет. Стоять в сонной неподвижности и ничего не делать неожиданно оказалось занятием приятным. Городок (а точнее, его центральная часть) располагался на возвышенности, и отсюда дозорному были видны не только дома на окраине, но и поросшие кедрачом холмы вдалеке. Неяркое сентябрьское солнце пробивалось различимыми отвесными столбами света сквозь облачную хмарь, подкрашивало контуры крыш, обрисовывало тут и там силуэты случайно избранных деревьев, оглаживало лица прохожих, растворялось в глянцевом блеске луж и капотов работяг-грузовиков, ползущих по объездной трассе. Неуловимые пылинки-паутинки танцевали в этих световых полосах, подталкиваемые прохладным ветерком. Скребли тротуар подсушенными коготками съежившиеся разноцветные листья кленов…
Только сейчас Евгений осознал, как он устал и соскучился.
Сюда его подвезли на машине знакомые оперативники из Новосибирска, возвращавшиеся домой аккурат мимо райцентра. Поскольку свою – вернее, служебную – «Волгу» Угорь «утопил» в Сумраке неподалеку от Загарино, попутка оказалась весьма кстати. В дороге дозорные, включая Евгения, все еще находились под впечатлением от недавних событий, живо обменивались историями, информацией, результатами поисков пропавших сотрудников, всевозможными слухами и планами на будущее. Угорь не только не отставал от них в активности – наоборот, он находился в центре внимания, как Иной, довольно близко видевший Ворожея и Хозяина в орлином облике, с одной стороны, и хорошо знакомый с Сибиряком, Аесароном и Денисовым – с другой. Пока обсуждались вопросы, пока рассудок все еще был настроен на их решение, а тело – на действия, об усталости не думалось. Некогда сейчас уставать, дел невпроворот! Но стоило переступить порог собственного кабинета, стоило услышать Танюшин щебет и подумать: «Я дома!» – все. Будто выключатель сработал. Даже добраться отсюда до съемной квартирки сейчас казалось огромной проблемой. Может, стоит вернуться на старенький кожаный диван, такой удобный и такой близкий… И как же хорошо, что сегодня отсыпной, а завтра – выходной! На самом деле Сибиряк приказал отдыхать три дня, но Угорь считал, что управится и за полтора. Конечно, в Сумраке сейчас такой ураган, такой водоворот, что местные Темные не осмелятся сунуть туда даже кончик носа, поэтому пакостей в ближайшие несколько суток от них можно не ждать. Но все же. Да и Танечка – не железная. Она и так несколько дней и ночей дежурила в полном одиночестве, без поддержки и подстраховки.
А еще дозорный, подставив лицо тусклому, ласковому полуденному солнышку, размышлял о том, что он действительно рад возвращению в этот, по сути, чужой для него город. За неполный год он изучил тут каждую улочку, каждую подворотню. Ему нравилось здание вокзала, он полюбил резные ставенки в окнах деревянных домов на окраине, привык к скромной архитектуре в центральной части, он всерьез тосковал по запахам яблок и поздних осенних цветов, доносящимся со стороны рынка. Он соскучился по гвалту мальчишек, гоняющих в пыли мяч, и разноцветным бантам в косичках девчонок, прыгающих через скакалку… Может, кто-то резонно возразил бы ему, что подобного добра в любом городке хватает. Ну да, верно. Вот только о других городках он давно уже не тосковал, а в этот его тянуло.
Танюша, вернувшись из кабинета и заперев его на обычный замок в реальном мире, уверенными и не терпящими возражений движениями «повесила» правую руку Евгения себе на плечи, сама же левой рукой, просунув ее под курткой, крепко обняла его за пояс. Теперь, по мнению ведуньи, они напоминали парочку, прогуливающуюся после киносеанса, – местные влюбленные именно так и ходили, полуобнявшись. Единственным отличием было то, что гулять они предпочитали в сумерках, скромно уходя подальше от широких улиц и фонарей, но у Евгения с Татьяной выбора не было. К тому же объятиями назвать это можно было лишь с большой натяжкой – Танюша поддерживала дозорного, а он опирался на нее, будто раненый на медсестру, но если не приглядываться…
– Вот оно когда все проявляется! – недовольно бубнила ведунья, стараясь попадать в такт неловким от усталости шагам оперативника. – Раньше попросить прохожего помочь – ничего не стоило! Ну, стало плохо человеку – кто же откажется поддержать, довести до дома?! Ни один сознательный гражданин не откажется! А теперь…
Угорь и сам уже задумывался об этом. В случаях крайней необходимости, когда иных вариантов не было, он без раздумий мог воспользоваться случайно подвернувшимся человеком – что-то принести, куда-то отвезти, рассказать о чем-то и так далее и тому подобное. При этом он не испытывал никаких угрызений совести – он же не для себя, не просто так, не попусту воздействует! Но вот возникли непредвиденные обстоятельства, нет сейчас возможности произвести вмешательства самого мелкого уровня для служебной надобности – и все, и потерялся Иной. Даже поймать на улице попутку и попросить подбросить – как-то совестно. Это словно расписаться в собственном бессилии. Одно дело – бессилие Иного: сейчас все в такой ситуации варятся, всем прогулки в Сумраке на ближайшее время заказаны. Другое дело – оказаться слабее обычных людей. Что-то унизительное было в этом.
– Скорее бы уже все «воды» пришли в норму! – продолжала выказывать недовольство ведунья. – Мне кажется, еще пару недель – и мы все с ума дружно посходим.
Евгений хмыкнул. Танечка встрепенулась, вывернула шею, заглянула ему в глаза:
– Что, скажешь – не так?
– Ты не застала, наверное. Одиннадцать лет назад случился Великий Холод. Тоже, кстати, осень стояла…
– Что за Великий Холод? – с подозрением спросила ведунья, которая считала, что раз уж она инициирована в середине шестидесятых и работает в областном отделении – значит, знает все-все на свете, а если вдруг о чем-то не слышала, то следует искать подвох.
– Карибский кризис помнишь? Ну, вот. А ему предшествовала крупная провокация обоих Дозоров одним безумцем[10 - Великий Холод и события времен Карибского кризиса описаны в романе Николая Желунова «Дозоры не работают вместе».]. Причем провокация такая… в международном масштабе. Угроза ядерной войны – это только одна сторона того кризиса. Поначалу мы куда больше опасались, что начнется глобальная битва в Сумраке – между Темными и Светлыми. Настолько глобальная, что… – Он жестом попросил Таню притормозить, постоять минутку, отдышаться. – В общем, тогда вынуждена была вмешаться Инквизиция и наложить запрет на использование магии на территории всей Евразии – от Владивостока до мыса Рока. – Танюша по-прежнему смотрела недоверчиво, и Угорь ввернул для убедительности: – Да ты у Сибиряка спроси при случае, он тебе подробнее расскажет, поскольку летал в Москву по этому поводу, был практически участником тех событий…
Ведунья подумала-подумала – и кивнула, соглашаясь.
– И что – совсем-совсем нельзя было магией пользоваться?
– Ну, те магические процессы, которые были запущены до наступления Великого Холода, продолжали действовать. А вот новые заклинания творить не получалось. Ощущение было такое, словно руки за спиной наручниками сковали… И так – целый месяц!
– Ужас какой! – искренне прониклась Танечка.
Они поковыляли дальше. После продолжительного молчания ведунья наконец не вытерпела:
– Угоречек, а ты сколько лет в Дозоре?
– Шесть, – усмехнулся Евгений, уже предвидя, каким будет следующий вопрос любопытной сотрудницы.
– Значит, в шестьдесят втором ты… Жень, а и правда – чем ты занимался, когда не состоял в Дозоре?
– Разным! – ответил он, стараясь, чтобы прозвучало весело и беззаботно.
– Ты ведь понимаешь, – насупилась Танечка, – что после такого ответа я просто обязана буду заглянуть в наш архив, как только вернусь в Томск!
– Та-аня, – укоризненно протянул Угорь. – Неужели ты до сих пор этого не сделала?
– Издеваешься, да?! – возмутилась девушка, поправляя на своих плечах неожиданно тяжелую руку оперативника, и многообещающе покивала: – Ла-адно…
Евгений улыбался. Ему нравилась Танюша – особа романтичная, впечатлительная и любопытная. Славная, симпатичная девчонка! Ее внезапный интерес и угроза – все это выглядело забавно и даже комично – в хорошем смысле этого слова. Что же касается архива… Ну, какую-то информацию она там непременно выудит. Да только вряд ли ее допуска хватит, чтобы узнать действительно все.
Про Сибиряка и его поездку в Москву во времена Большого Холода он ляпнул наобум: просто предположил, что фигура такого калибра не могла оставаться в стороне от событий. А сам Угорь был… далеко он был в тот момент и не без оснований сомневался, что информация о его тогдашнем местонахождении содержится не то что в областном архиве Дозора, но даже и в центральном.
Квартира, которую занимал Евгений, располагалась в здании бывшей школы. Когда-то это длинное одноэтажное здание с высоким каменным цоколем и деревянными стенами было поделено на три класса, учительскую и вытянутый общий коридор. Впоследствии, когда в центре городка отстроили двухэтажную кирпичную восьмилетку со столовой и спортзалом, старую школу было решено переделать под служебное жилье для приезжих специалистов. Классы полностью изолировали друг от друга, в коридоре поставили перегородки, и для каждой из четырех получившихся квартир сделали отдельный вход со двора. Евгения поселили в самой крайней, самой маленькой каморке – бывшей учительской. Здесь была всего одна комната и закуток за печкой-голландкой, который Угорь использовал как кухоньку. Правда, в печи не готовил – попросту не умел. Зато на колченогом столике, доставшемся от прежних постояльцев, стояла электроплитка с двумя спиралями. Очень удобно: на одной он обычно варил себе яйца или макароны, на второй кипятил чайник.
Комната напоминала жилище аскета; собственно, Угорь таковым и являлся. Пара скрипучих стульев, шкаф для одежды и белья, книжная полка и топчан – по мнению Евгения, этого было более чем достаточно для сна и отдыха. Все остальное время он проводил либо на рабочем месте, либо в патруле.
Вновь прислонив руководителя районного отделения Ночного Дозора к стеночке, Танюша скинула туфли и по-хозяйски затопотала босыми пятками по крашеным лиственничным половицам – туда-сюда, туда-сюда. За полторы минуты она успела обнаружить, что, кроме заварки и пшеничной крупы «Артек» с изюмом, в закромах Евгения ничего нет, что сложенных возле голландки дров хватит на одну закладку, что за водой придется сходить, а топчан необходимо передвинуть ближе к округлому боку печки.
– Зачем топить? – раздеваясь, вяло интересовался Угорь. – Тепло же! Кто ж в сентябре избу протапливает?
Танюша и с перестановкой справилась сама, и за водой сходить ему не дала. И пусть чувствовал он себя крайне неловко, сопротивляться сил не оставалось, дремотное состояние все сильнее захватывало его. Опустившись же на топчан, он и вовсе сразу же отключился. Сквозь сон до него едва-едва доносился приглушенный скрип дверных петель, лязг ведерных ручек, шипение воды в чайнике и треск сухих поленьев. В этой квартирке никогда не пахло домом и уютом, а тут вдруг – запахло.
В какой-то момент он понял, что Танечка стягивает с него рубашку, и даже попытался помочь ей в этом, поскольку в комнате становилось жарко. Ведунья непринужденно, будто тюк с тряпьем, перевернула его на живот, снова застучала по полу босыми пятками, а потом он почувствовал на спине что-то горячее, почти раскаленное.
– Ай, – равнодушно пробормотал он и поежился.
– Не трепыхайся! – приказала Таня. – Терпи! Иначе толку не будет.
