скачать книгу бесплатно
– Приступим к сеансу?
– Если ты готова…
***
Эрих бросил быстрый взгляд на Николь. Вид лежащей на кушетке красивой женщины напомнили ему о Елене и студеных зимних вечерах, которые они зачастую проводили у камина в гостиной. Воспоминания нежданно всплыли из глубины на поверхность и отвлекли от подготовки к сеансу.
Николь нервно сжимала и разжимала заледеневшие от страха пальцы. Поездка в Англию и посещение могилы Кей дали ей стойкое понимание правильно выбранного пути, но сомнения в проведении нового сеанса все еще просачивались в сознание, выстраивая новые доводы. Сможет ли она психологически справиться с увиденным под гипнозом, ведь женщины ее семейства отличались излишней впечатлительностью и слабой психикой.
– Эрих, – тихо позвала Николь. – Приступим?
– Конечно, – встрепенулся Краузе, разложил атрибуты, необходимые для сеанса и сел напротив кушетки.
Когда Николь погрузилась в гипноз, Эрих померил ей пульс и дал установку пройти через туннель.
Николь увидела себя сидящей в лодке со скрипучими веслами. На этот раз атмосфера в туннеле царила мрачная. Лодку со всех сторон окружал вязкий туман, сквозь который еле проглядывали очертания сводчатых каменных стен.
– Двигайся все быстрее и быстрее. Семь! Шесть! Пять! Стены начинают светлеть.
Робкие лучи прорезали тьму, Николь судорожно гребла веслами. Вода забурлила и понесла лодку к свету. Сердце громко билось о грудную клетку, эхом отражаясь от барабанных перепонок. Николь пробил озноб, она так тряслась от страха, что хлипкое суденышко болтало из стороны в сторону. Лодка опасно накренилась, пытаясь сбросить ее в черную пучину. Николь чудом удержала равновесие и, недолго думая, налегла на весла.
– Четыре! Три! Стены почти белые. Яркий, ослепительный свет застилает тебе глаза. Два! Ничего не бойся. Иди на свет.
С каждым мгновением в туннеле поднимался уровень воды. Течение ускорялось. Николь прищурилась от света и прикрыла ладонью глаза.
– Один! Выход! Ты снаружи. Тебе комфортно, ты в безопасности. Ты слышишь меня?
– Да.
– Что ты видишь?
В кромешной темноте гулко завывал ветер и трепал ее волосы. Создавалось впечатление, что она стоит на открытом пространстве. Николь поежилась от ужаса и промозглого ветра, обхватила себя руками.
– Я в темноте.
– Темнота рассеивается. Ты все видишь и слышишь.
Желто-оранжевое светило медленно закатывается за горизонт. Все вокруг пропитано ароматами экзотических цветов. Шатер украшен красным полупрозрачным пологом. От удушливого зноя лицо покрылось мелким бисером пота. Николь видит светловолосого мужчину средних лет, который ей что-то старательно втолковывает, поправляя на переносице диссонирующие с его крупным лицом крохотные круглые очки. Вопрос Краузе не дает ей вслушаться в беседу.
– Николь, где ты?
– Я в Индии. В штате Ассам. Нам выделили дом в городке под названием Диспур.
– Ты мужчина или женщина?
Николь оглядела свое пышное, без намека на загар тело, одетое в платье из муара. В руках платок, которым она то и дело промокала лицо и шею. Непривычная жара заставляла ее переодеваться по три раза на дню. Прислуга посоветовала ей примерить сари, но она из принципа отказалась, с гордостью заявив: «Англичанка не будет подражать полураздетым рабам».
– Женщина.
– Как тебя зовут?
– Бони Янг.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– Ты замужем?
– Да. За Томасом Янгом.
– У тебя есть дети?
– Двое: Алиса и Клиффорд.
– Какой сейчас год?
– 1824-й.
По ходу сеанса Краузе делал пометки в блокноте и открыл на планшете карту штата Ассам того времени.
– Откуда ты родом?
– Из Лондона. Моя мать – младшая дочь генерала Барлоу, – с гордостью поведала Николь, – а отец преподает в Кембриджском университете.
– Как ты оказалась в Индии?
– Мой муж – известный ботаник – осваивает новые плантации по выращиванию чая.
– Давно ты в Индии?
– Мы приехали пару дней назад.
Эрих подумал, что примечательным фактором было то, что три жизни его пациентки связаны с Англией, о чем он сделал пометку в блокноте, решив проанализировать этот вопрос после сеанса.
– Что сейчас происходит с Бони?
Внимание Николь вернулось к беседе с мужчиной в очках.
– Ты должна запомнить о простом правиле: правая рука здесь, в Индии, предназначена для чистых дел, а левая для нечистых. Поэтому индийцы едят правой рукой. Они складывают ладонь горстью и очень ловко, не проливая ни капли, подхватывают даже жидкий суп. А левой, к примеру, выбрасывают нечистоты и подмываются после туалета.
– Меня просвещает Джон, двоюродный брат мужа. Он здесь живет уже год, приехал в Ассам в прошлом году с генерал-майором Робертом Брюсом. Недалеко от границы с Бирмой они нашли плантацию дикорастущего чая сорта Camellia sinensis.
– Что он говорит?
Бони продолжает внимать рассказу родственника.
– Каждая варна имеет свой символический цвет. Брамины – самое высокое сословие – священнослужители, врачи и ученые. Их цвет белый. На следующей, более низкой ступени, стоят кшатрии. Это преимущественно представители органов власти, а также воины. Их символ – красный цвет. Вайшьи – торговцы и земледельцы. Цвет этой варны желтый. Остальные – те, кто работает по найму и не имеют собственного земельного надела – шудры. Их цвет черный. По строгому обычаю всем мужчинам предписано носить пояс своей варны. Так вы легко их сможете опознать.
Николь передает Эриху суть разговора, а тем временем Джон продолжает:
– Кроме того, в этой стране велик процент населения, не имеющего крепких родовых корней. Это неприкасаемые. Тоже своего рода каста. В нее входят переселенцы из других стран, а также местные жители, изгнанные из своих каст за совершенные проступки или преступления. К слову сказать, убийства здесь не редкость. К неприкасаемым относятся и люди, занимающиеся грязной работой: охотники, рыбаки, кожевники и все, кто связан с обрядами смерти.
– Бони счастлива в браке? – задал следующий вопрос Краузе.
Николь насупилась и с неохотой ответила:
– Я бы так не сказала. Брак для Бони – долг, который она выполняет с усердием. Мать хорошо ее подготовила ко всем жизненным перипетиям, но даже она не могла предположить, куда судьба забросит ее дочь.
Бони слушала с неохотой, мечтая скорее увидеть детей, которые уехали с отцом на плантации.
– Намасте – это знак приветствия, которым индийцы сопровождают свои встречи с друзьями. – Джон сложил ладони вместе и слегка поклонился, прикоснувшись указательными пальцами ко лбу. – Это символическое выражение фразы «божественное во мне приветствует божественное в тебе».
«Божественное в рабах? Джон слишком проникся к аборигенам», – мысленно усмехнулась Бони, а вслух сказала:
– Давай продолжим завтра, Джон, я не спала половину ночи. Не знаю, привыкну ли когда-нибудь к этой жаре.
Бони зевнула, прикрыв холеной ручкой маленький рот и поднялась с софы, которую привезла с собой из Англии, как и другие предметы мебели, полагая, что в варварской стране не на чем будет спать и сидеть. Раскрыв веер, она нервно помахала им перед лицом и отправилась в спальню, где прилегла на кровать и позвала служанку.
Николь поведала Эриху, что беседа закончилась и он скомандовал:
– Николь, перенесись в следующий важный день Бони!
Гостиная украшена цветами. Разодетое семейство Янг застыло в идиллической позе перед художником. Дети позировать не хотят, никакие уговоры на них не действуют, и Томас приказывает двум няням-индианкам крепко держать детей. Между делом супруг рассказывает о планах на ближайшие дни и Бони понимает, что ей снова предстоят одинокие ночи. Она подавляет рвущееся наружу недовольство, скрывая его за неестественной, вымученной, полной печали улыбкой.
Если бы не посторонние, она бы набралась храбрости и спросила, с кем делит ложе ее муж, когда месяцами пропадает на плантации. Сомнения в его неверности у нее начались год назад, когда отлучки мужа стали затягиваться, а общение с ней и детьми сводились к двум-трем дням в месяц. Ночи, которые Бони ждала с нетерпением, Томас проводил за рабочим столом, старательно излагая в письмах коллегам-ботаникам проблемы, с которыми ему приходится сталкиваться, осваивая новые сорта чая и территории. А вернувшись под утро в их спальню, он был холоден и при ее прикосновениях ссылался на то, что устал и хотел бы поспать хоть пару часов до пробуждения детей.
Откровенного разговора с мужем она одновременно жаждала и боялась. А что, если она узнает правду, которая ей не понравится? Она не может вернуться в Англию к родителям, заявив, что ушла от мужа по причине его неверности. У ее отца было много любовниц, и мать всю жизнь закрывала на это глаза. К тому же Томас никогда ее не отпустит. Без его одобрения она даже не сможет сесть на корабль.
Николь рассказывает Эриху о терзаниях Бони, как меняются с каждым месяцем отношения между супругами. Перемены коснулись даже детей. В очередной раз, провожая отца семейства, Бони и дети расплакались. Первыми не выдержали дети, а Бони подхватила их настрой. На минуту Томас замер, изучая семейство, потом схватил Бони под локоть, отволок в спальню, швырнул на кровать и злобно прошипел:
– Ты доводишь детей до исступления, если не прекратишь, я вынужден буду написать твоему отцу.
Угроза возымела действие, Бони вскочила и прижалась к стене, будто ей отвесили пощечину, и мгновенно остыла. Грубость мужа была для нее таким шоком, что она даже не вышла его проводить. Если бы не дети, она проплакала бы на кровати до утра.
– Николь, перенесись в следующий важный день Бони. Что происходит дальше? – напомнил о себе Эрих, когда пауза затянулась.
Николь видит, как Бони выскочила из дома на крик прислуги. С лошади спрыгнул Джон и бросился к ней с виноватым видом.
– Бони, с Томасом несчастье! – он сжал ее руки и с сочувствием посмотрел на испуганную женщину. – У него сыпь, жар, лихорадка, мы подозревали малярию, вызвали врача, но он сказал, что никогда с таким не сталкивался. Состояние с каждым часом ухудшается.
– Я должна его увидеть!
– Он запретил тебе приезжать, – запротестовал Джон, отпустил ее руки и отошел назад на пару шагов.
– Почему? Ты же сказал, что его состояние ухудшается.
– Он боится заразить тебя и детей.
Его виноватый вид подсказал Бони, что это не единственная причина, по которой муж не хочет ее видеть, а ведь, по словам Джони, есть риск, что это последние часы его жизни.
– К тому же после дождя размыло дорогу. Повозка не проедет.
– Я поеду верхом! – категорично заявила Бони и крикнула конюху: – Динеш, оседлай мою кобылу!
– Путь долгий, я еду с вами, госпожа, – Динеш помог Бони взобраться на белую кобылицу.
– Николь, не молчи. Что происходит?
– Мы едем на чайную плантацию. Мне сказали, что Томас заболел.
После часа пути всадники поравнялись с группой обнаженных мужчин, вымазанных в грязи, а поверх нее чем-то белым. Их длинные волосы, никогда не знавшие гребня, свалялись в крученые пряди. При ходьбе на их шеях бренчали ожерелья из костей. Самый рослый из них держал в руке человеческий череп с отсутствующими передними зубами. При виде путников здоровяк зашипел, как нападающая змея, и выставил вперед череп. Лошадь Джона встала на дыбы, чуть не скинув всадника.
– Кто это? – с ужасом спросила Бони у Динеша.
– Это агхори – святые, победившие смерть и поклоняющиеся богу Шиве. Они вымазаны белым пеплом, значит, где-то совершился обряд погребения.
– Религиозные каннибалы, – дал свое объяснение Джон, наконец-то усмиривший своего коня. – Не смотри на них, Бони! Это плохой знак.
Но Бони будто приковали к тому, кто держал череп. Их взгляды скрестились. Сердце замерло, по телу Бони пробежал озноб.
– Они похожи на чертей, – Бони поежилась от неприязни.
К обеду трое всадников достигли плантации. Джон помог Бони слезть с кобылы и повел в большой шатер, из которого доносились разные голоса. Рядом с шатром сидели три пожилые индианки в красных сари и плакали навзрыд. Всю дорогу Бони крепилась духом, готовя себя к самому худшему, но то, что она увидела, сокрушило ее выдержку и напрочь выбило из равновесия.
Томас лежал на тигровой шкуре. Рядом находился его секретарь, доктор и служанка, которая обтирала от холодного пота лицо больного. Голова его металась из стороны в сторону, он что-то шептал и стонал.
Бони подошла ближе, окликнула его, он на минуту замер, а потом залепетал уже громче:
– Маниша… иди ко мне… любовь моя… Маниша…
Все расступились, в шатер вошла молодая индианка с младенцем на руках. Каждый ее шаг сопровождался бренчанием браслетов на руках и ногах. Большие карие глаза были наполнены слезами. Сначала ее притягательная красота вызвала у Бони восхищение, потом зависть, а следом злобу. Она оказалась права! Но Томас не просто делил с ней ложе, он ее полюбил и даже позволил родить от него ребенка.
Маниша передала малыша служанке, а сама легла рядом с Томасом и стала поглаживать его плечи и лицо.
Увидев это зрелище, Бони скомандовала выйти всем из шатра.
– И вы тоже! – кинула она злобно врачу, будто он был повинен в том, что у нее сначала отобрала мужа похотливая индианка, а теперь и болезнь.
Все, кроме красавицы Манишы, покинули шатер. Ее неподчинение вызвало у Бони неконтролируемый прилив гнева.
– Вон! – прокричала она во все горло и сама удивилась силе, которая скрывалась в ней до этого момента.
Маниша вскочила и дерзко выкрикнула:
– Ты его жена там, в белом мире, а я здесь. Я не уйду. Уезжай! Жди, когда привезут его тело. Сейчас моя очередь!
Только сейчас Бони увидела большой портрет, стоявший на деревянной подставке. На нем был изображен Томас в традиционной индийской одежде, а рядом с ним Маниша. Это был свадебный обряд.
