скачать книгу бесплатно
ИЛЬЯ. Я знаю.
МАРАТА. Я вот тебе книжку принесла. Там на полке лежала.
ИЛЬЯ. Да зачем она мне?
МАРАТА. Не нужна тебе эта книжка? «Славянская… эта…
ИЛЬЯ. Нет.
МАРАТА. Ну я положу там на полках. Просто я убираю. Бу-бу-бу-бу.
(Марата выходит.)
ИЛЬЯ. Дверь!!!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена представляет современную кухню. Страшный бардак. На электрической плите варится манная каша.
Явление первое
(Марата Абрамовна и ее внук Санька.)
МАРАТА. Это что? Кабачки. Буду жарить кабачки. Ты разве не любишь кабачки жареные? У нас редко кабачки бывают. Где у нас масло? Тише, ты головой стукнешься. Нельзя этого… Оставь, оставь масло! Сейчас разольешь… (Санька роняет бутылку.) Ну вот – я же говорила тебе, гадина. (Хныкает над текущим маслом.)
САНЬКА. Я что – нарочно?
МАРАТА. Вечно он вытаскивает не то, что нужно. Кху-кху-кху. Иди руки мыть, а не убирать, гадина. Вот тебе, вот тебе, вот тебе.
САНЬКА. Ну ты…
Явление второе
(Входит Илья.)
ИЛЬЯ. Что это еще за «ну ты»? А вы – что ему под руку зудитесь. От вашего нытья даже робот уронит. Кого вы из него растите? Оставьте, это самое… свою опеку. Лучше бы бутылку подняли – течет.
МАРАТА. Потому что он ничего не…
Явление третье
(Входит Фаина.)
ФАИНА. Мама, иди в свою комнату, чтобы я тебя не слышала. Что тут случилось?
МАРАТА. Я должна молчать, когда он масло разлил? А вчера он разбил яйца, и я ничего не должна говорить?.. Не наступай в масло, гадина, тебе ничего нельзя давать – вот тебе! – обязательно все испортишь.
ИЛЬЯ. Остановитесь, Марата Абрамовна.
МАРАТА. А я тебя прошу прекратить мне делать замечания.
ФАИНА. Мама, заткнись.
МАРАТА. Гадины, рот затыкают…
(Фаина выталкивает мать, хлопает дверью, но тягучая интонация блаженного плача по рассеянным чадам дома Израйлева проникает в каждую щель: бессовестные, неблагодарные, я все делаю, делаю, бу-бу-бу… В это время Санька потихоньку пытается привести пол в порядок.)
ФАИНА (к Саньке). Гадина ты такая! Ты хоть понимаешь, что теперь эта грязь так навсегда и останется? Потому что некоторые поступки уже невозможно исправить!! В том числе и разлитое масло… Что ты возишь тряпкой? Ты думаешь, что так холодной водой можно что-то сделать? Особое мне удовольствие полы за тобой мыть! Я прошу меня от него избавлять. (К Илье.) А ты чего расставил свои сапоги на дороге, когда есть раздевалка?
ИЛЬЯ. Сейчас уберу. Но ты успокойся. Не ори при Саньке.
ФАИНА. А ты мне чего указываешься. Тоже лезешь со своими педагогиями. Ты бы лучше сам последил за собой. Ты сам вечно его лупишь – так что он тебя боится!!! И орешь на него – нельзя, нельзя!!! Нель-зяаа! Скотина!
ИЛЬЯ. Слушай, заткни это самое ну… я тебя сейчас прибью…
Явление пятое
(Входит Марата.)
МАРАТА. А ну прекратите немедленно. Что это такое, бессовестные? Я не знаю, что это такое, я вам запрещаю…
ФАИНА. Мама, ну чего ты лезешь? Не лезь! Заткнись, помолчи хоть минутку. Ну неужели ты не понимаешь, что лучше тебе помолчать? Ты глухая, ты не хочешь понять, что ты меня мучаешь! Ты нас всех мучаешь! Всех! Му-ча-ешь!!! Поняла?
МАРАТА. Ай, ай, ай… Ай, кашка убежала. (Бежит к плите, скользит на масле, падает.)
РАЗГОВОРЫ В АНТРАКТЕ
Старенькая бабушка, конечно, глупа, но умеет создать атмосферу, умеет держать всех в руках. В ее лице древний род выявил и отшлифовал изощренные приемы подначки и истерики. Она, бедненькая, хвать и за то и за это… Ну, казалось бы, кашка всего лишь подгорела, убежало молоко. Но в кашке ли дело? Это с виду лишь каша, а на деле – ведьмино варево перезрелых эмоций, в котором варятся все члены этой несчастной семьи. Не от молока этот чад, а от трав Палестины, собранных в дни бесприютных скитаний мертвецами Мараты Абрамовны. Великие страшные предки-основатели рода – это они сейчас причитают, вселившись в нее, приносят жертвы ее руками себе и обоняют дым этих жертв. Бог уже усмотрел себе агнца – вот в чем загвоздка. А потомки свихнулись.
В дыму одержимые общим безумьем мечутся все – Илья, и Фаина, и Санька. Воют жертвы общей истерики. Некромантия в полном разгаре. Великолепная симфония одержимых безумными мертвецами душ. Марата больше всех жертвенна, чувствует себя просто праматерью, дирижирует. Подбежит с плачем, скажет словечко, казалось бы, и нельзя глупей, но – зашипело в кастрюльке, запенилось, потекло через край… Нет, эта ее ложная химия имеет систему. Взглянешь со стороны и вот – видишь: нельзя было эту капельку капнуть рассчетливей, как раз в нужный момент. И это как раз то, что нужно отцам, чтобы извлечь квинтэссенцию бурных страстей в своих детях.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Декорации те же, что в предыдущем действии, но все затянуто волокнистым чадом.
Явление первое
(Марата, Фаина, Илья, Санька.)
ФАИНА. Да когда же это кончится, мама?
ИЛЬЯ. Хоть снимите кастрюлю с огня и вытрите…
Явление второе
(Влетает дед Абрам, глаза стеклянные, мечется в экстазе, схватил половую тряпку, которой только что вытирал разлитое масло, возит ею по плите, по кастрюлям, размазывая убежавшую кашку. Чад усиливается.)
ФАИНА (принимая в тумане деда Абрама за мать). Что ты делаешь, мама? Сколько раз тебе говорить: не лезь!
МАРАТА. Я не лезу, бессовестная.
ДЕД АБРАМ (плаксиво). Я все делаю, делаю, а вы всем недовольны.
Явление третье
(Входит отец Ильи. Заспанный, в цветастой женской пижаме.)
ОТЕЦ. (принимая Марату за деда Абрама). Но… эта… Бросьте тряпку. Бедлам! Отойдите от печки. Что вы делаете? Ей Богу, честное слово… Вас же не просят эта… лезть…
Явление четвертое
(Входит бабушка Рива.)
БАБУШКА РИВА. Ну ты, рожа поганая, заткнись, не могу!!! Не могу больше слышать твой голос.
ДЕД АБРАМ. Я не буду больше с вами возиться. Вы неблагодарные.
Явление пятое
(Входит Анна Ивановна, бабка Ильи.)
АННА ИВАНОВНА. Да вас только об этом и просят.
БАБУШКА РИВА. А что ты орешь на старую женщину?
ИЛЬЯ. А кто ее просил?..
АННА ИВАНОВНА. Ишь расходились. Устроили дом сумасшедших. Кончай вакханалию – уж видно, на что вы способны.
БАБУШКА РИВА. Слушай, ты, если не заткнешь свою пасть немедленно…
АННА ИВАНОВНА. Что? (Достает револьвер. Фаина хватает кастрюлю с остатками каши и бросает в Илью. Тот увертывается.)
Явление шестое
(Входит Полина, сестра Ильи. Кастрюля, пролетевшая мимо Ильи, бьет ее по лбу.)
СЕСТРА (вытирая лицо). Так, ну вы доигрались…
ДЕД АБРАМ. Ничего, я сейчас сбегаю в магазин, принесу еще молока.
СЕСТРА (опрокидывая стол со всем содержимым). Не надо. Достаточно. Я вас: ыыыыыыыыы…
(В это время бабушка Рива получает от Анны Ивановны по зубам рукояткой револьвера – раз, другой, третий – вылетает вставная челюсть… Но Рива, не обращая на это внимания, пытается подставить ножку Илье, бегающему, выпучив глаза, за Фаиной и вокруг отца, стоящего с заведенными скорбно глазами и поднятыми кверху руками. Общий гвалт.)
ОТЕЦ (как сомнамбула). Гу-гу-у, герои какие. Расходились.
МАРАТА. Гады!
ДЕД АБРАМ (хлопая в ладоши). Ура! Хе-хе-хе, не догонишь, бандит.
САНЬКА (кричит). Бабушка, бабушка, у тебя тряпка горит!
(Все на миг замирают, глядя на половую тряпку, оставленную на раскаленной плите.)
Явление седьмое
(Входит сосед, загримированный под Маркса.)
СОСЕД. Что у вас тут случилось?
ВСЕ (перебивая друг друга). Ничего. Ничего. Все в порядке. Идите отсюда. Не мешайте… (Сосед уходит.)
СЕСТРА. Так… (берет дымящую тряпку в руки). Значит, вредительством занимаетесь (задумчиво) … Право-левая оппозиция. Ну держитесь. (Начинает лупить всех подряд вдруг вспыхнувшей тряпкой, размахивая ею налево и направо, как мечом архангела, поставленного сторожить вход в рай. Общий вой и зубовный скрежет усиливается тысячеватными установками.)
ИЛЬЯ (перекрикивая весь шум). Нет, так нельзя – надо сматывать. (Порывисто уходит со сцены. Звук отключается. Потасовка продолжается в гробовой тишине. Через несколько минут за сценой слышатся истошные вопли Ильи, переходящие в звериное рычание. Бой останавливается.)
ГОЛОС ИЛЬИ. Ааае!!! Аай!!! Бля!!! Собаки, сволочи, гниды, вашу мать. Ах гады! Где этот кот? Я убью его…
(На сцену, вращаясь, впадает Илюшин сапог, орошая всех присутствующих обильной кошачьей мочой. Зрители должны на себе ощутить этот пронзительный запах.)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
К концу этой главы Илья делает неудачную попытку встретиться с Дарьей. Он три часа слоняется на декабрьском морозе у ее дома и, конечно, простужается. Кроме того – постоянно такое ощущение, что его как будто бы кто-то на что-то подталкивает. Уж не те ли Трое из пустыни? И, наконец, Стечкин знакомит Илью с Александрой Моросовой, журналисткой, опубликовавшей недавно статью о таких отщепенцах, как Илья Слепнев.
Ты курица моя и красишь ногти лаком. И обезьяна броски наш. И одеяло, и оранжевый автобус. И бурундук, сундук, шкатулка… Но мальчик – стук. И свечка, и горит она. И освещает. За ящиком не броско мне. Ты топишь печку. Юкакаракрара какаракук. Сторонка моя неистова. Штраф празднуй. Крудил неброси ушел крудаль. А тумбочка стоит и не ушла. Ковер лежит – он самолет. А ставенки лесные. И ставки не нужны. А стул небось стукол. Ну-ку-ку-ку-ку… Уходи, не мешай!
Когда сын Ильи был еще совсем маленьким, ползая по всей квартире в записанных ползунках, подбирая корочки хлеба, упавшие со стола, он иногда заползал и к Илье, чего-нибудь там читавшему или писавшему – очень занятому. Илья немного поиграет с ним, а потом говорит: ну теперь уходи, не мешай. И это было так неприятно Саньке, что в конце концов словечко «уходи» стало для него ругательством. В отчаянии, когда его обидели или когда он ударится и ему очень больно, он кричал: «уходи». Это, пожалуй, для него было именем существительным, заклинанием. А Фаина с Илюшей смеются ласково: дурачок-мальчишечка, глупенький. Ну почему же – глупенький? А если и глупенький, почему родители этому радуются? Почему вы так рады глупости и смеетесь над тем, что невыносимо ему? Уходи… Куда вы его посылаете?
А ну хватит смотреть телевизор! Лентяй – что из тебя дальше будет?.. Ишь барчук. Ну-ка давай эта – что-нибудь делай! Лень-матушка впереди тебе родилась!
Конечно, родичи получали какое-то удовольствие от Илюшиного замешательства и слез обиды. Об этом можно судить хотя бы по тому, с каким сладострастием, впадая в прострацию, сам Илюша орет теперь на своего сына: ну-ка иди, ей Богу, отсюда – уткнулся в ящик, сыч. Это можно бы и иначе сказать, но говорит сейчас не Илья, а как раз вот глас рода. Илья же – только транслятор, и у него нет сомнений в его правоте. В правоте его рода. У рода нет сомнений, и ему ничего не объяснишь. Он глух, как милиционер, составляющий на вас протокол. Он действует методично.
ОДЕРЖИМЫЙ БЕСОМ ОТЦОВСТВА
– Ну что тебе тут непонятно, ей Богу, чего тут еще объяснять? Ты купил сто конфет. Из них четверть отдал бабушке. Сколько конфет у тебя осталось?
– Это надо сто разделить на четыре.
– Ну, и что ты узнал?
– Сколько конфет у меня осталось.
– Нет еще…
– И отнять четыре?
– От чего?!
