скачать книгу бесплатно
– Разумно, мистер Эндрюс. Тогда не смею вас задерживать. Астрид придет завтра к полудню.
Роберт надеялся «переспать» со свалившейся на его голову информацией и откланялся к себе домой, ощущая, как зарождается внутри предвкушение чего-то дивного и бесконечно-прекрасного, как те самые белые цветки на теле загадочной Астрид Стенфилд.
Глава вторая
Ввиду столь скоропостижного развития мира, которого явно не учли последователи мальтузианства[1 - Согласно теории мальтузианства, население планеты увеличивается в геометрической прогрессии, в то время как производство средств к существованию – лишь в арифметической, что неизбежно приведет к социальным потрясениям], жизнь человека стала проще и, самое главное, – длиннее. При выдвигании своей великой теории Мальтус был ограничен своим временем, поэтому само же время опровергло его доводы, позволив человечеству наряду с демографическим ростом изобретать все новые способы добычи ресурсов, необходимых для жизни. Прогресс так или иначе не стоит на месте, открытие за открытием – и завтра человечество уже не то, что было день назад. Роберт искренне верил в силу открытий и в то, что одно из них привнесет в мир он сам. Он никогда не являлся жертвой низкой самооценки, а наоборот – поощрял в себе амбиции, мысленно гордился собой, осознавая, какой даровитостью наградили его природа и ежедневный – вместе с еженощным – труд. И вот когда он увидел Астрид, то подсознательно, на фоне настигшего его шока, подумал, что это ни что иное, как научный вызов, брошенный ему, Роберту, непосредственно самой судьбой. Что-то подсказывало ему, с долей тщеславия нашептывая на ушко, что он непременно заберет Нобеля. Конечно, в голову лезли всякие картины, наподобие его официального возвращения в науку под бурное рукоплескание зевак, старых коллег по цеху и даже его бывшей жены.
На самом деле Роберт не был чрезмерно тщеславным хотя бы потому, что каждый второй ученый наблюдал за собой нечто подобное, и это считалось нормальным для столь благородных представителей общества, а в науке действительно было благородство, поскольку она и только она служит миру с такой самозабвенческой страстью. По крайней мере, так Роберт считал.
Он нисколько не умалял таких наук, как та же самая социология или, например, философия, к тому же, все науки между собой связаны. Просто сам он горел так истово лишь точными науками, в которых формула и расчет сродни Священному Писанию. И вот, стоя напротив Астрид Стенфилд, с готовностью высвободившей свою цветочную шею из-под струящегося бирюзового платка, Роберт с благоговением предвкушал предстоящие исследования.
Астрид пришла одна и известила Роберта о том, что тетушка появится с ней завтра.
– Присаживайся, Астрид, – предложил Роберт, кивнув на стул, стоящий у рабочего стола в кабинете, и присел сам напротив.
С неподвижностью каменного изваяния юная девушка неуверенно опустилась на край табуретки.
– Расслабься, я не кусаюсь.
– Разве мы не должны быть в вашей лаборатории, чтобы… приступить?
Роберт мягко рассмеялся этой почти детской ограниченности и наивности.
– Сначала я хочу с тобой поговорить, – наконец произнес он добродушно. – Мне нужно услышать историю о твоих собственных наблюдениях.
Роберт заметил, как Астрид напрягла сжатые в кулаках тонкие руки. Очевидно, в силу своей робости, она не знала, с чего начать, и Роберт решил ее направить.
– Когда ты в первый раз заметила эти лепестки на своей коже?
– Мне было пять лет.
– Отлично. В каком месте?
– На запястье, – она хотела было, как и положено в ходе разговора, продемонстрировать место, но что-то вдруг ее остановило, едва она шевельнула рукой.
Роберт заметил ее зажатость.
– Теперь расскажи мне про цвет. Он был белый, как я видел в прошлый раз?
Астрид молчаливо кивнула.
– Чаще всего они белые.
Роберт непроизвольно приподнял брови.
– Чаще всего? Бывают и другие цвета?
– Белые, когда я спокойна, фиолетовые – когда грущу. Зеленые, когда…
– Когда? – Роберт участливо подался вперед. – Смелее, Астрид.
– Когда я зла. Но это бывает нечасто.
– Счастье? Может, сексуальное возбуждение?
Этими словами он вогнал ее в краску, что, в общем-то, было ожидаемо, поскольку она создавала впечатление неопыленного и невинного во всех смыслах цветка.
– Когда я счастлива, то появляется оранжевый.
– Возбуждение? – переспросил Роберт.
Астрид замолчала.
– Мне нужно знать данную информацию, чтобы начать исследование. Мне нужно знать все.
Астрид задвигала закушенной нижней губой.
– Знаете… пудровый такой. Ох!..
Когда Астрид воскликнула, Роберт весь встрепенулся вместе с ней. Он не понял, в чем дело, пока та не извернула свою руку локтем к себе. Сперва невозможно было ничего увидеть, но секунда-другая – и чудо произошло на глазах Роберта: прорывая пору на руке, наружу лезло нечто микроскопическое и едва заметное. Нежный гиацинт был цвета бирюзы, и он рос-рос-рос, пока не достиг размера ноготка детского мизинца.
Роберт оказался ошарашен в очередной раз, он смотрел на происходящее как умалишенный, однако взял себя в руки и, достав из ящика стола увеличительное стекло, взял Астрид за покрывшееся мурашками предплечье, чтобы рассмотреть лепестки получше.
Они произрастали из самой глубины, через все слои кожи. Так Роберт предполагал.
– Тебе очень больно?
Астрид покачала головой.
– Я привыкла. Просто это было неожиданно. Обычно я чувствую, когда это начинается, но сейчас отвлеклась…
– Какие эмоции передает этот цвет? Волнение? Ты волнуешься?
Казалось, сейчас вот-вот прокусит себе губу, так сильно она сжимала ее зубами.
– Нет причин для волнения. Я просто ученый, который хочет тебе помочь, и я не собираюсь класть тебя на пыточный стол, если ты вдруг об этом подумала, – увидев, что его слова возымели ноль реакции, он улыбнулся. – Пойдем, покажу тебе мой скромный уголок.
Когда Роберт встретил Астрид на пороге своего дома, уже тогда она выказывала чистейшее любопытство, переливами сверкающее в ее небольших, но невероятно серых глазах. Внешне она оставалась спокойной, словно ничто не могло потревожить ее детской невозмутимости, но глаза… Глаза выдавали ее.
И теперь, шагая по дому Роберта, Астрид то и дело оглядывалась равнодушным поворотом головы, будто кто-то ей запрещал проявлять чуть больше участия. Ей было семнадцать лет, однако вела она себя как ребенок, который наслушался от дурных родителей псевдосоветов о том как можно и как ни в коем случае нельзя. Для Роберта она, конечно, и была ребенком, но не до той смехотворной степени, когда человек мыслит и ведет себя как пятилетнее дите, не соответствуя реальному возрасту.
Проведя ее через гостиную, Роберт заметил ее восхищенный взгляд, направленный на огромный, двухметровый в ширину, камин с догорающими там поленьями. Возле камина стояли два кресла, между ними – журнальный столик. Чуть поодаль расположились удобная софа, обитая тканью цвета красного дуба, и книжные полки с идеально ровно выставленными в ряд антикварными книгами. Люстра над всей этой красотой была сделана из настоящего хрусталя.
Всю эту роскошь, гармонично вмещенную в двухэтажный дом, Роберт нажил непосильным трудом, еще будучи работая с Клаудией при одной известной лаборатории. Платили им немало, да и Роберт занимался частными уроками – ходил по домам сильных мира сего и обучал естественным наукам их чад.
Астрид неуверенно плелась за ним на своих тонких, почти дистрофических ногах, и продолжала озираться, впитывая в себя этот сдержанный шик. Роберт про себя усмехался – это она еще сад не видела.
Говоря, что его лаборатория – скромный уголок, Роберт значительно приуменьшил. Лаборатория занимала по площади две комнаты. Так было в действительности, потому что однажды поняв, что ему не хватает места, Роберт снес стенку, отделявшую одну комнату от другой. Теперь перед ними красовался последний писк передовой технологии: габаритная аппаратура, всяческие приборы, конструкции и прочее-прочее… Все, что нужно было ученому, находилось в пределах его комфортабельного жилища.
Астрид замерла на пороге лаборатории и, на мгновение растерявшись, слабо тряхнула головой и вошла вслед за Робертом.
– Располагайся, – сказал он, снимая с себя пиджак и несколько небрежно кинув его на спинку стула за одном из столов. – Пока я достану все необходимые предметы.
Удобным для себя местом Астрид, видимо, посчитала жесткую тумбу, стоявшую подле окна. Может, она была настолько забитой, а может, просто ей хотелось смотреть в окно. И она смотрела. Смотрела неотрывно, пока Роберт доставал необходимые пробирки, стетоскоп и прочие вспомогательные вещи.
За окном с этой стороны дома не было видно шикарного сада, поэтому сложно сказать, на что Астрид смотрела так меланхолично. Наверное, на одинокое высокое дерево, которое в летние дни загораживало солнце и которое Роберт так и не смог до сих пор спилить. Руки не доходили. Словно все шло против того, чтобы от этого дуба остался только пенек, и Роберт часто думал о его скрытой, неизвестной никому сакраментальности, ведь прошлые хозяева дома тоже жаловались на это дерево, но никак не могли от него избавиться. Вероятно, Астрид ценила самую сущность одиночества.
– Сейчас я должен буду провести стандартные процедуры: взять у тебя кровь, измерить давление, проследить мощность работы сердца, – ему пришлось отвлечь ее от долгого созерцания. – Подойди поближе.
Астрид повиновалась. Она встала с тумбы, и ее внимание моментально переключилось, словно до этого она не предавалась своим пространным мыслям.
Подойдя к Роберту, она спокойно и покорно опустила руки вдоль туловища, мол, делайте со мной, что хотите.
– Задери рукав кофты, пожалуйста. И присядь на этот стул.
Все было сделано. Роберт тонометром измерил ее давление, которое, к слову, оказалось самым обыкновенным, а затем попросил ее задрать кофту, чтобы пустить в ход стетоскоп. Когда Астрид выполнила просьбу, Роберт на мгновение замер, как и всегда при виде чего-то ошеломляющего.
Цветки изменили свое положение – то бишь выросли уже в другом месте: теперь бирюзовые лепестки облюбовали себе место на левом боку, волнообразным завитком беря свое начало у ребра и заканчивая у верхней области таза.
– Они выросли только что?
Астрид кратко покачала головой.
– Иногда вырастают новые, а иногда старые меняют цвет. Эти – вчерашние.
Роберт пообещал себе записать все необходимые данные немного позже, чтобы хоть как-то структурировать возникший в голове хаос, вызванный фактами, которые очень сложно сопоставить друг с другом.
Упорядочив мысли, Роберт примерился к грудной клетке, облаченной в черный тканевый топ.
– Дыши, как дышишь обычно.
По итогу этих незамысловатых осмотров выяснилось, что все, в общем-то, стандартно: никаких сбоев, в легких везикулярное дыхание, без хрипов, тоны сердца ясные и ритмичные. На сегодня осталось последнее, самое малоприятное и колющее в самом буквальном смысле.
Роберт достал запакованные шприц и иглу, медицинский спирт, пробирку.
– Знаю, скверная штука, но так надо.
Астрид даже не шелохнулась в ответ.
После всех подготовительных манипуляций иголка вошла в вену четко, в одно мгновение, словно не было ничего естественней в этом мире. Кровь оказалась красной – уже хорошо. Но удручающе то, что одним только забором крови, которая к тому же оказалась нормальной на вид, нельзя определить первоисточник феномена. Быть может, он что-то найдет непосредственно в самом составе, но до результата его отделял только завтрашний день, поскольку сегодня, после того как Астрид уйдет, он планировал заняться своими делами. Если это ему, конечно, удастся, учитывая, насколько захватывающ и интересен процесс разгадки цветков на коже этой юной девушки. Роберт не исключал, что может потерять сон, как это было много раз, стоило ему вдруг взяться за нечто необычное.
– Вот и все, – приговаривал он, наклеивая пластырь поверх пропитанной спиртом ваты. – Теперь ответь еще на несколько вопросов, и на сегодня мы закончим.
– Да, мистер Эндрюс.
– Ты когда-нибудь болела ветрянкой, простудой?
– Болела, мистер Эндрюс.
– Процесс болезни шел тяжело?
– Не могу вспомнить. Но простудой я иногда болею до сих пор.
– Значит, все в норме… – пробормотал Роберт, не зная, рад он данному факту или нет. – Сейчас я отпущу тебя, но завтра ты должна быть готова к более напряженной работе. Нам предстоит многое изучить.
Астрид кивнула.
Роберт проводил ее до коридора и кинул взгляд на ее мимолетно расслабившиеся полуразжатые кулаки.
На ладони, пересекая линию жизни, расцветала красная полоса.
***
Любимый табак горчил. Роберт не помнил, когда в последний раз курил легкие сигареты, да и не нужно было помнить это детское позерство, лишь бы покурить вместе с одноклассниками, но так, чтобы глотку не жгло, а легкие не захотелось выплюнуть. Теперь все наоборот. В терпкости он видел некое очищение, очищение мыслей прежде всего, а его голова была набита ими под завязку, как котомка бывалого отшельника.
Роберт сидел у себя в гостиной и курил, слушая про успехи Александра на научном поприще. Тот рассказывал, наливая им обоим виски на донышки стаканов, и был так увлечен, что не видел чужой отстраненности. В другое время Роберт обязательно бы порадовался за своего протеже, но сейчас мозг был занят совершенно другим.
– Ты веришь в невозможное?
Запнувшийся на полуслове Александр изменился в лице, став более серьезным, словно его вызвали к доске как школьника, не смевшего не оправдать возложенные на него ожидания.
– Почему вы спрашиваете?
– Просто ответь.
– Ну, – немного подумал Александр, донеся таки стакан до Роберта. – Я считаю, что сам факт наличия того, что мы называем невозможным, делает невозможное возможным.
– Я знаю, что ты поклонник философии, но не мог бы ты ответить чуть менее пространно?
– Что есть явления, если не плод философии? Не просто так ее зовут царицей наук.
– Спустись на землю и стань на мгновение материалистом. Представь, что физическое тело человека подвержено неким странным… аномалиям.
– Уточните специфику вопроса, мистер Эндрюс, – Александр сел в кресло напротив, смочив губы виски и по-детски поморщившись.
– Уточняю. Ты веришь в то, что, скажем, кожный покров человека способен стать своего рода цветочной поляной?
– Тогда это уже не философия и не наука, а сумасшествие, согласны?
– И тем не менее, – развел руками Роберт, стараясь не выкладывать сразу все карты на стол. – Мы живем в удивительном мире, нам еще многое неизвестно.
– Даже если допустить, что на коже человека растут цветы, то это будет обосновано только тем, что это не цветы вовсе, а нечто похожее по виду, но различное по составу, некое производное организма.
В ходе своего простенького в своей логичности, но емкого рассуждения Александр подал ему блестящую идею. Точнее, навел его на мысль о том, что, возможно, никакого чуда нет и быть не может. Это бы успокоило пытливую натуру Роберта, определенно. Для него лучше найти феномену объяснение, чем уверовать во всякие чудеса.
– Вот что, Александр, – подытожил Роберт разговор. – В три часа у нас будут гости. Ты должен присутствовать.
Конечно, он собирался рассказать обо всем Александру, как своему доверенному, приближенному лицу, но до этого момента не знал, как это преподнести, пока не понял, что метод «в лоб» всегда являлся самым лучшим. Ошарашивать – так сразу, не размениваясь на сладкую пощаду.
