На Охоту

Дарья Гайнц

На Охоту

Пацан

Стоял густой туман. Такой густой, что можно было бы слепить из него снеговика. В этой местности постоянно были туманы, а голубое небо и солнце встречались лишь раз в пару месяцев. Однако этот туман был особенный. Зеленоватый едкий, он душил.

– На-ка вот, подержи, – проговорил Вованыч сквозь противогаз и сунул мне дешёвую потрёпанную временем сумку-холодильник. Такие в наше время были редкостью. Даже если они были облезлые, рваные и еле работали, притягивали к себе взгляды, сопровождаемые одобрительным возгласом "Вещь!".

Вованыч, косоглазый старик с папилломой на нижней губе, достал из-за пазухи нож, с виду обычный кухонный, но на деле тот был острее бритвы. Он сделал надрез на жёлтой груди мужчины, который бездыханно валялся на мостовой.

– Ещё теплый, – с ноткой злого веселья произнес старик.

Резким движением руки маленький кровоточащий надрез обернулся багряной линией длиной в четверть метра. Вованыч отложил нож на брусчатку, не надевая перчаток и фартука, опустил руки в расщелину в теле мертвеца и достал оттуда сердце. Кости истощились, и сломать их не составляло никакого труда. Пару раз и мне, четырнадцатилетнему мальчишке, удостоилось распотрошить Гнилого. Однако после случая, когда труп неожиданно начал дышать, я отказался от данной привилегии. Оказалось, человек только начал Гнить.

Единственное, что отличает Гнилых от вонючих книжных зомби, – то, что они уже не оживут и не попытаются вас съесть. Однако нельзя назвать их простыми мертвецами. Само Гниение начинается не с мягких тканей, как это принято, а с верхних покровов: кожа, сосуды, мышечная ткань, кости и только потом органы. Гнилые быстро разлагаются, уже через час после смерти от них остаётся лишь прах, поэтому необходимо успеть вытащить органы для продажи не меньше, чем за двадцать минут, и опустить в холод. С чем конкретно связана их смерть не понятно. Ученые всё пытаются разобраться с этим, но пока безрезультатно. Ясно одно, Взрыв сыграл не последнюю роль. Это может случится с каждым в любую секунду, и от этого спасения нет. Это словно оторвавшийся тромб в кровеносном сосуде.

Кстати говоря, тех, кто потрошат Гнилых, называют Мародерами. Нас не почитают, но свежие органы разлетаются, как горячие пирожки. И пускают наш товар как раз на пирожки. Людской орган стоит немалых денег, как деликатес. Стал бы кто использовать органы Гнилых в качестве донорских. Ага щас, много чести! Использовать их органы мерзко и низко. Ну, а если с практической точки зрения смотреть на ситуацию, то органы Гнилых всегда отторгаются организмом, а субъект после операции в скором времени сам оборачивался Гнилым.

Вованыч бережно положил ещё горячее сердце в сумку-холодильник. Оно тут же зашипело и начало испускать облачка пара. Старик вновь навис над трупом, кряхтя засунул руку в разрез, что-то ощупал, затем разочарованно вытащил её обратно.

– Ничего. Всё остальное сгнило, – он пару минут помолчал, нависая над телом, затем снял противогаз. Вздохнул и криво улыбнулся мне: – Ну, что, пацан, не пора ли нам домой?

Я кивнул в ответ.

Вованыч

Дорога домой не длинная и не короткая. Она просто есть и все на этом. Путь достаточно долгий, чтобы успеть проголодаться или чтобы суставы начало ломить, но чересчур мал, чтобы успеть обдумать мысль.

Сегодня было довольно тихо, и никто не посмел сбить внутренний монолог, ни мой, ни пацана. А бывало, что какие-нибудь Быки в своих говнодавах понабегут и требуют черт пойми чего, да и угрожать удумают – машут своими клюшками да бритвами. Хотят, небось, денег. А нету денег! Таким добром уж давно не пользуемся, а повадки у них остались. Ну как Быку такое объяснишь? Бык он же неразумный. Так и приходится подмазаться к нему: "Что ты, друг мой? Ну сдались тебе ребенок да старик! А хочешь подарок? Конечно, хочешь. Держи!" – и кидаешь Быку припрятанный давеча камень, а он и рад. Бывало и иначе, попадётся на пути агрессивный Бык, и дым у него из ноздрей валит, и глаз кровью наливается – всё как положено. Тут ты переговорами не спасёшься, подарком не умаслишь. Тут бежать надо. Бежать быстро и не оглядываясь. Быку надоест погоня, он и отстанет. С каждым годом словно больше и больше становится Быков. А делать-то что с ними? Расстреливать? Да не законно же! Зря что ли Общество строили?!

Шли, в общем, тихо. Ветхая лачуга, которую стыдно домом назвать, встретила нас открытой дверью. Непорядок. Кому ж вздумается шастать в доме Мародера? Только Бык способен на брата моего тявкать, да мозгов у него не хватит дверь взломать.

– Ну-ка, пацан, постой, – схватил мальчишку за плечо. Ладонь без труда обвила кольцом тонкую ручонку. Эх, дистрофик мой, где ж еды тебе найти?

Пацан смирно стоял, держа в руках холодильник. Лицо его не отображало эмоций, было совершенно спокойным, но костяшки пальцев, обвивших ручки сумки, побелели – нервничает.

Схватив ржавую грязную лопату возле сарая, бесшумно подошёл к порогу дома. Слышно было изнутри шуршание.

– Выходи, окаянный! – крикнул, вскинув лопату.

Из-за перегородки шаркающей походкой вышло лопоухое чучело в обносках.

– Шурик? Ты почему старика так пугаешь? Что б тебя черти…

– Да не пыхти ты, почем зря, Вованыч. Ты тож хорош. Кто ж на друга старого лопату грязную наставляет? – повседневным тоном говорит он.

Махнул я пацану рукой, мол, идти можно, забрал у него сумку и взамен вручил лопату, чтоб на место унёс. Сам прошёл за стол, где уже стояли два стакана и бутылка беленькой.

– А мне, что, помыть её следовало, прежде чем по шее ударить тебе?! – чувствовалось, как кровь приливает к лицу, давление поднялось. – Ты что забыл здесь, старый пердун?

– Сам ты старый! Мне товарища нельзя повидать, что ли? Как с гостем ведёшь себя? – Шурик седыми патлами кивает на бутылку. – Вот как уйду сейчас!

– Гости обычно не вламываются в дома. Да сядь ты, угомонись.

Рассказчик

– Вованыч, – икнул Шурик, – вот скажи, какой год ты живёшь?

– Високосный, Шурик, – мутный глаз старика не без труда сфокусировался на бутылке и сумел разглядеть в ней остаток самогонки, – Ви-со-кос-ный!

Шурик потупил взгляд, пытаясь осознать полученный ответ.

– Давай по последней и спать! – ладонь Вованыча с грохотом рухнула на стол. Он перевёл взгляд на скамейку у стены.

Пацан уже давно посапывал на скамье, подложив под щеку руку. Шурик заметил взгляд собутыльника и издал приглушённый смешок и разлил остатки не только по стаканам, но и по столу.

– Ну что ты ржешь, пугало?

– А не надоело ли тебе с пацаном возиться? – крикнул Шурик, но после продолжил тише: – Сам жуешь лишь корку хлеба, да сопляку свой кусок отламываешь. Вот на кой он тебе?

Действительно, зачем мальчишка старику? В голове Вованыча всплыли воспоминания, как давным-давно он распотрошил мать мальчика. Тогда трехлетним ребёнком он лежал у нее под Гниющим боком. Большими глазами цвета опала он смотрел на Вованыча. Мальчик не кричал и не выказывал каких-либо эмоций. Он просто смотрел. Сиротских приютов нет со времён Взрыва, поскольку государство не в состоянии материально поддерживать кого бы то ни было, да и мертво уж государство. Вованычу и в голову не пришло оставить ребенка у кого-нибудь на крыльце. И он призрел мальчика.

– Иди домой, Шурик, – устало произнёс Вованыч.

Шурик не стал спорить. Встал. Залпом осушил стакан. И шаркающей походкой по скрипучим половицам направился к двери.

Вованыч пустым взглядом смотрел на пустую бутылку. Минуту или час, не имело значения. Он резко встал, кинул грязную тряпку на место пролитой самогонки и вышел на крыльцо. В кармане штанов мерно стучал коробок спичек о маленькую баночку с табаком. Скрипя суставами, Вованыч опустился на ветхую скамейку, которая под тяжестью его тела прогнулась. Старик сделал самокрутку и закурил. Сиреневый дымок изгибаясь растворялся в воздухе. Вованыч не был романтиком. Он не обращал внимание на дымок сигареты, который извивался в танце. Не видел выглянувшей из-за зеленых облаков луны. Не слышал, как вода бьется о сломавшийся лед. Вованыч думал о том, как ему продать свежую добычу, как протянуть очередной день, как прокормить мальчишку. Все чувства старика сточились о время, потому он не расстроился, не стал горевать о своей судьбе, а принял всё, как должное.

Утро вновь сковал мороз. Вся грязь и слякоть оледенела, хоть коньки надевай. Второе воскресенье – базарный день. Хочешь – не хочешь, а идти придется. Пацан встал ещё до восхода солнца, Вованыч храпел в кресле. Мальчик вскипятил воду и кинул туда высушенную в прошлом году траву. Вышла, как всегда, вязкая горькая жижа, но без неё Вованыч не мог проснуться. Почувствовав запах, так называемого, чая, старик разлепил глаза и залпом осушил стакан, словно то был спирт. На сборы они не тратили много времени, как никак нужно занять лучшее место на ярмарке, несмотря, что к прилавку Мародера всегда стоит длинная очередь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.