Глубина тихих вод

Дарья Абдулкеримова

Глубина тихих вод

Глава 1

Меня зовут Оливия. Мое имя трактуется с латинского языка, как «несущая мир», потому что именно оливковая ветвь в древности считалась символом мира. Было бы обидно, если бы имя не значило ничего, кроме дерева и растущих на нем оливок отвратительного вкуса, превращающихся в не менее противные маслины. Мама назвала меня так в честь британско-австралийской актрисы и певицы Оливии Ньютон-Джон, очень популярной в семидесятые годы. В детстве мы смотрели вместе мюзикл «Бриолин» семьдесят восьмого года, где она играла одну из главных ролей вместе с Джоном Траволтой. Мама любила фильмы и музыку в стиле ретро, еще любила такую мебель, книги, одежду, прически. И, видимо, мужчин – папа старше ее на 16 лет.

Я не похожа на Оливию Ньютон-Джон, большеглазую блондинку с голубыми глазами, широкой, задорной улыбкой и милыми щечками. Мне достались папины зеленые глаза странного оттенка и тёмные, густые волосы. А еще его характер. Мама имела куда больше сходств со своим кумиром, чем я. Мне ближе французская актриса Ева Грин, с ней мы немного похожи – цветом и разрезом глаз, оттенком волос. Мне нравятся героини, которых она играет в кино, поэтому я часто пересматриваю фильмы с ее участием, иногда делаю похожий макияж, хоть и не люблю краситься.

Моя мама умерла два года назад. По печальной иронии в один месяц и один год со своим кумиром – в августе две тысячи двадцать второго. Только Оливия Ньютон-Джон умерла от рака молочной железы, а мама от редкого генетического заболевания – фатальной семейной бессонницы. Это очень редкое наследственное заболевание, как я уже сказала, неизлечимое. Еще его называют фатальной семейной инсомнией. «Семейной» потому, что мутация, а вместе с ней и болезнь, передаются детям от их родителей практически всегда. Ученые делают попытки изобрести генную терапию, но пока безуспешно.

Болезнь вызвана мутацией, которая приводит к атрофии таламических нейронов – клеток той части мозга, которая отвечает за регуляцию сознания и сна. Папа объяснял, что таламус это своеобразная «релейная станция», или «переключатель», головного мозга для сенсорной информации, поступающей от кожи, мышц, глаз, ушей и так далее. Вся информация в этой части мозга приобретает эмоциональную окраску, там регулируются наше поведение, речь, а еще ритмы сна и бодрствования. Папа много чего мне рассказывал об устройстве нервной системы, но я плохо разбираюсь в биологии, физиологии и анатомии. В этом мы с ним не похожи. Мне ближе литература, история, музыка и немного архитектура. Я также пробую рисовать, но пока у меня лучше получаются здания и скетчи.

Когда человек болен фатальной инсомнией, он не может спать, его мозг постепенно как бы разучивается это делать. Такой человек страдает паническими атаками, галлюцинациями и депрессией. Постепенно начинает спать все меньше и меньше, пока не разучится совсем и не сойдет с ума, разучившись двигаться, говорить, самостоятельно есть и пить. Ни одно снотворное от такой бессонницы не помогает. Не помогут и антидепрессанты, седативные, транквилизаторы, антипсихотики – ничего из препаратов, продающихся в аптеках. В мире описано около тридцати или сорока семей с этим редчайшим заболеванием. Впервые его описал какой-то итальянский врач, наблюдавший как от бессонницы умирали родные сестры его жены. Моей маме не повезло родиться в такой семье, где есть мутация. Болезнь развивается в разном возрасте, обычно после тридцати или пятидесяти лет, и прогрессирует с разной скоростью. Однако, всего за пару лет всё это приводит к слабоумию и инвалидности, как болезнь Альцгеймера или деменция, например. Мама заболела после тридцати пяти, но не дожила до момента, когда болезнь окончательно разрушила бы ее мозг и личность. Она покончила с собой, когда недуг только начал проявляться, но об этом позже…

Мой отец танатолог. Обычно люди пребывают в недоумении, когда слышат это слово. Хотя многие знают, что на древнегреческом языке «танатос» обозначает «смерть», и от этого непонимание только усиливается. В детском саду, когда я готовила рассказ о том, кто по профессии мои родители, недолюбливавший меня мальчик выкрикнул, что "отец этой ненормальной говорит с мертвецами». Вскоре прозвище «говорящая с мертвецами» прилипло и ко мне клеймом, хотя ни с одним я ни в жизни не заговаривала. Повзрослев, я не стала говорить «судебно-медицинский эксперт», «коронер», «криминалист» и даже «патологоанатом», мне нравится смотреть на их обескураженные лица. Вы замечали, какой различный спектр эмоций возникает у людей, когда речь идет о смерти? Как в воздухе начинает витать страх и отвращение, которое испытывает человек к такому, казалось бы, естественному и неизбежному явлению? Явлению, через которое придется пройти каждому. Это как замужество, рождение детей, колледж, первый поцелуй, первая поездка на море. Только если эти вехи своей жизни мы в праве выбрать или отказаться от предложения, то со смертью такое не прокатит.

Танатология – обширная и интересная наука. Она изучает смерть и процесс умирания с разных аспектов: биологических, этических и психологических. Поэтому ученые-танатологи работают в разных областях и занимаются не только медицинской практикой. Они изучают вопросы эвтаназии и ассистированного суицида. Есть даже доулы смерти. Это такая новая профессия в тенденциях современности, как доула, которая помогает женщине подготовиться к рождению ребенка и поддерживающая ее в этом процессе, только тоже самое в отношении умирающего и его семьи. Мне кажется это странным, ведь есть психологи и психотерапевты, похоронные агенты, ну или хотя бы близкие родственники, моральная поддержка которых важнее постороннего человека. Я нахожу это новым уровнем маркетинга, который вмешивается не только в жизнь, но и в смерть. Иногда мне приходят на ум шутливые рекламные баннеры, которые могли бы размещать подобные фирмы и агентства.

Мой отец занимается вопросами умирания и смерти в биологическом смысле. Ну и немного в эстетическом. Он работает судебно-медицинским экспертом. А еще владеет собственным небольшим ритуальным агентством. Я тоже кое-что умею, поэтому без труда могла бы проконсультировать вас, какую урну для праха лучше выбрать, как сохранить лицо трупа наиболее красивым на похоронах и многое другое. В десять лет я узнала, чем причина смерти отличается от ее механизма, как отличить повешение или удушение, определить время смерти по тем или иным признакам. Не думаю, что ребенок должен это знать, но так сложилась моя жизнь.

Когда я была маленькая, я придумала себе развлечение от скуки у папы на работе: внимательно рассматривала мертвецов, подготовленных к погребению, и представляла, чем они занимались в жизни, с какой манерой разговаривали, как вели себя, как радовались, грустили или злились, какой была их семья. Мне запомнилась маленькая девочка с кудрявыми каштановыми волосами, одетая в небесно-голубое платье с белыми оборками и тонкие колготки молочного цвета. Она была похожа на фарфоровую куклу, казалось, если поднять ее, она откроет глаза и что-нибудь скажет. Мне было семь, и я мало что понимала, мне просто хотелось поиграть с ней. Я представляла, как было бы здорово и весело, будь она моей подружкой, но вряд ли бы такая девочка, похожая на принцессу, захотела бы со мной дружить. Тогда мне очень захотелось посмотреть и узнать, какого цвета у нее глаза: карие или голубые? Я аккуратно встала на носочки и, заглядывая в маленький гроб, протянула руку, чтобы быстренько взглянуть, но в этот момент в зал для прощаний вошла высокая женщина в длинном черном платье. Наверное, это была ее мама или бабушка. Она жутко рассердилась, то кричала, то плакала, сильно напугав меня этим. Папе пришлось разруливать ситуацию, объясняя, что я еще ребенок и не понимаю, что делаю. Потом он заставил меня просить прощения у этой женщины, и это было унизительно. Я не понимала, что же такого я сделала плохого.

Вы, наверное, задаетесь вопросом, если у меня эта мутация, вызывающая смертельную бессонницу? Мне самой интересно, что чувствует человек, зная, что когда-то ему придется столкнуться со смертельным заболеванием, хуже смерти от которого могут быть те мучения, через которые предстоит пройти. Как он принимает неизбежность? Что выберет: жить на полную катушку или погрязнуть в стадии отрицания или гнева? Папа рассказывал мне об этих стадиях столкновения с горем, их проходит не только тот, кто болеет, но и вся его семья. Пребывание в одной из стадий может затянуться. Мне уже пятнадцать. В какой-то статье по генетике я читала, что чем раньше проявляется любая из наследственных болезней, тем тяжелее протекает. А еще, чем дальше уходит поколение семьи, чем шире разрастается крона семейного древа, тем выше риск, что заболевание будет проявляться у потомства всё раньше и раньше. У бабушки болезнь проявилась после пятидесяти, у мамы симптомы начали проявляться в тридцать пять лет, значит мне уготован более ранний дебют. Когда врачи с серьезным видом произносят слово «дебют», имея в виду начальные признаки заболевания, в моем воображении появляется красивая худая девушка в балетной пачке, с блестящей диадемой в безупречно собранных волосах, с блеском хайлайтера на аристократично выступающих скулах. Вот она выходит на огромную сцену в пуантах с атласными завязками, ее ореолом окутывает свет софитов. Вместо переполненного огромного зала перед ней темнота, она не видит тысячи глаз, восхищенных ее красотой и грацией. Она предвкушает свою партию, прогоняя в голове отточенные движения. Наверное человек, ожидающий свою болезнь чувствует тоже самое, потому что окружающие предпочтут, чтобы он не видел их глаз.

Простите за это балетное отступление. Я не больна, у меня нет мутации. Я уверена в этом, даже не сдавая генетический анализ. Конечно, когда это случилось с мамой, у меня возник такой вопрос, потому что я погуглила все об этом заболевании. Папа долго отпирался от объяснений, почему сдавать анализ мне не стоит. Сначала я подумала, что это бесполезно, ведь фатальная инсомния проявляется даже при наличии одной дефектной копии гена. То есть, если один родитель болен, ребенок точно унаследует мутацию. В генетике есть какое-то сложное понятие, объясняющее такой процесс, когда некоторые болезни очень трудно избежать, потому что они всегда передадутся детям от родителей. Думаю, если бы у ребенка такой пары был выбор, вряд ли бы он решил, что ему стоит паковать чемоданы на этот свет.

Именно так, в свои тринадцать лет я узнала о том, что моя мама не является мне родной. У отца не было другого выбора, чем открыть мне правду. Сказать честно, сначала я обрадовалась. Обрадовалась тому, что меня не постигнет эта участь, и я полностью здорова. Увы, радость была недолгой. Вскоре она сменилась смятением и чередой вопросов, на которые я не получила ответов, но намерена их получить. В голове сложился паззл: почему папа, будучи врачом и понимая ответственность, решился завести ребенка с женщиной, имеющей такое опасное генетическое заболевание, почему на детских фотографиях мама появляется рядом со мной только с возраста моих трех лет, почему в семейном альбоме нет фотографий с выпиской из роддома, почему не смотря на одинаковый с отцом цвет волос и глаз, мои черты лица не очень то похожи ни на одного из родителей. Эта новость не стала рубежом, разделяющим мое отношение к маме. Я по-прежнему люблю ее и скучаю. Но теперь в моей душе образовалась пустота, будто в огромном доме, в котором я жила всю жизнь, вдруг обнаружились комнаты, о которых я не знала, а ключей от них у меня нет. Пока я не могу открыть их и заглянуть внутрь, чтобы узнать, кто в них жил.

Это не все вопросы, мучающие меня. Например, я хотела бы знать, придумала ли мама историю с моим именем, уже данным другой женщиной, или же меня звали как-то иначе, а затем переименовали. Вам может показаться странным, что это волнует меня ровно столько же, как и вопрос о том, кто моя настоящая мать, или почему отец ни разу не заговорил со мной о ней. Он всегда тщательно хранит все свои документы. Пока я не смогла найти, как ни старалась, ни дневников, ни писем, ни фотографий, чтобы пролить свет на эту странную историю. Но отступиться вот так я тоже не могу, ведь это и моя история, моя правда, которая по праву принадлежит мне в равной степени с моей семьей.