Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль»

скачать книгу бесплатно

Вечером курили сигары и пели под аккомпанемент гитары. Сеньориты сидели кучкой в углу комнаты и не ужинали с мужчинами.

Об этих странах писали так много, что рассказывать об лассо и бола почти излишне. Лассо (аркан) состоит из очень крепкой, но тонкой веревки, плотно сплетенной из сыромятных ремней. Один конец лассо прикреплен к широкой подпруге, которой соединены сложные части рекадо, или седла, употребляемого в пампасах; на другом конце – кольцо, железное или медное, сквозь него продевается петля. Когда гаучо собирается пустить лассо в ход, он оставляет небольшой сверток веревки в левой руке, а в правой держит петлю; петля обыкновенно делается очень большою, около 8 футов в поперечнике. Оставляя петлю открытою, гаучо быстро вертит ее над головой и потом с большою ловкостью накидывает на выбранную цель. Когда аркан не нужен, его свертывают узлом и привязывают к задней части седла.

Бола, или шары, бывают двух родов. Самые простые, употребляемые обыкновенно для ловли страусов, состоят из двух круглых камней, обтянутых кожей и соединенных вместе тонким плетеным ремешком, около 8 футов длиною. Более сложные бола отличаются только тем, что вместо двух, в них три шара, соединенных ремнями в общем центре. Гаучо держит самый маленький из трех шаров в руке, а остальные быстро вертит над головой; потом прицелясь, бросает их в воздух. Шары, падая на какой-нибудь предмет, обвиваются вокруг него, перекрещиваются и плотно обматывают свою жертву. Величину и вес шаров изменяют, смотря по цели, для которой они предназначены. Каменные шары, даже всего только с яблоко величиной, наносят такой сильный удар, что могут переломать ногу лошади. Я видел деревянные шары с репу величиной, предназначенные для того, чтобы ловить лошадей, не причиняя им вреда. Иногда шары делаются железными, и в этом случае их можно бросать на огромное расстояние.

Наезднику, употребляющему аркан или шары, очень трудно на всем скаку и на быстром повороте вертеть их верною рукою над головой и метко прицеливаться; пешему же очень легко и скоро дается это искусство. Однажды я, пустившись скакать верхом на лошади, попробовал кружить эти шары над головой. Случайно один из шаров ударился о куст; потеряв таким образом свое вращательное движение, шар упал на землю и мгновенно обвился вокруг ноги моей лошади; другой шар выскочил у меня из рук, и лошадь была поймана. К счастью, конь был бывалый; он тотчас понял, в чем дело, и остановился. Гаучосы помирали со смеху и кричали, что им случалось ловить на аркан всяких зверей, но еще ни разу не доводилось видеть, чтобы человек поймал самого себя.

В течение следующих двух дней я добрался до намеченного конца исследуемой местности. Страна носила всё тот же характер, и однообразная зелень лугов сделалась для меня несноснее пыльной, неровной дороги. Мы везде встречали множество куропаток. Эти птицы не ходят здесь стаями и не прячутся, как в Англии. По-видимому, это преглупые создания. Всадник, объезжая их всё меньшими и меньшими кругами, может набить их ударами по голове столько, сколько захочет. Обыкновенно их ловят маленьким арканом, сделанным из ствола страусового пера, прикрепленного к длинной палке.

Мальчик на смирной старой лошади может наловить их штук до тридцати или сорока в день. В холодном поясе Северной Америки индейцы ловят таким же способом зайцев, обходя их по спирали. Полдень считается самым лучшим временем для этой охоты, потому что солнце стоит тогда всего выше, и тень от охотника всего короче.

В Мальдонадо мы возвращались другой дорогой. Рано утром мы взобрались на Сиерра де лас Анимас. При свете восходящего солнца картина была весьма живописной. Обширная плоская равнина простиралась к западу вплоть до самой горы, лежащей около Монтевидео, а к востоку тянулась холмистая местность Мальдонадо. На вершине горы лежали кучи камней; по-видимому, они лежали там уже много лет. Спутник мой уверял меня, что камни эти были сложены индейцами еще в очень старые времена. Кучки эти, хотя и в миниатюре, напоминали собранные в груды камни, которые часто встречаются на горных вершинах в Уэльсе. По-видимому, желание ознаменовать важное происшествие каким-нибудь памятником, поставленным непременно на самой высокой точке страны, свойственно всему человечеству. В настоящее время в этих краях нет ни одного ни дикого, ни цивилизованного индейца, и едва ли здесь остались еще какие-нибудь памятники их существования, кроме этих небольших столбов на вершине Сиерры де лас Аминас.

Замечательно, что во всей области Банда Ориенталь почти нигде нет никаких деревьев. На некоторых скалистых холмах, правда, встречаются кусты, да по плоским берегам больших рек, особенно к северу от Лас Минас, довольно часто видишь ивы. Мне рассказывали, что близ Аройо Тапес есть пальмовый лес; одну пальму, и даже довольно большую, я видел близ Пан де Асукар под 35° южной широты. Кроме этих деревьев да тех, которые посажены испанцами, в стране почти вовсе нет леса. Из числа искусственно разведенных деревьев следует упомянуть о тополе, масличном, персиковом и других фруктовых деревьях. Персики принялись так хорошо, что составляют главнейшее топливо города Буэнос Айреса.

На таких плоских равнинах, как пампасы, вообще редко растут деревья. Это можно объяснить или силой ветров, или быстрым высыханием земли. Но в окрестностях Мальдонадо между скалистыми горами лежат защищенные от ветра места, и почти в каждой долине встречаются ручьи; а глинистая почва, непроницаемая для воды, должна поддерживать влажность. Думают, и очень справедливо, что развитие лесов зависит от годичной суммы влажности, но в этой стране лето хотя и сухое, зато зимою бывают сильные дожди[1 - По мнению некоторых лиц, в этих странах годовое количество дождей больше, чем в Испании. (Прим. Дарвина.}]. Известно также, что почти вся Австралия покрыта высокими деревьями, хотя там более сухой климат, чем здесь. Следовательно, этому безлесью надо искать какие-то другие, пока неизвестные причины.

Если бы мы судили по Южной Америке, то невольно пришли бы к убеждению, что деревья могут расти только в очень сыром климате, потому что здесь граница лесной полосы точно совпадает с пределами распространения влажных ветров. В южной части материка, где господствуют западные ветры, несущие влажность с Тихого океана, каждый островок около западного берега, начиная от 38° южной широты до самого конца Огненной Земли, густо покрыт непроницаемыми лесами. На восток от Кордильер, под теми же широтами, где голубое небо и ровный климат доказывают, что воздух, прошедший через вершины гор, утратил свою влажность, – сухие равнины Патагонии отличаются крайне бедной растительностью. В более северных частях материка, в пределах постоянных юго-восточных пассатов, восточная сторона покрыта великолепными лесами, в то время как западный берег можно по справедливости назвать пустыней. На том же самом западном берегу, к северу от 4° южной широты, где пассаты теряют свою правильность и периодически выпадают сильные дожди, берега Тихого океана, столь пустынные в Перу, одеваются той роскошной растительностью, которой так прославились Гваякиль и Панама.

Итак, в южной и северной частях материка лесистые и пустынные местности расположены по ту и другую сторону Кордильер, что, очевидно, зависит от направления господствующих ветров. Середину материка занимает широкий переходный пояс, заключающий в себе центральную часть Чили и те провинции Ла Платы, где влажные ветры, приносящие дожди, не встречают препятствий в виде высоких гор; здесь нет ни голой пустыни, ни сплошных лесов.

Во время стоянки в Мальдонадо я собрал несколько четвероногих, восемьдесят видов птиц и много пресмыкающихся, в том числе девять видов змей. Из крупных туземных млекопитающих в настоящее время существует только один вид оленя, но зато он очень многочислен и встречается небольшими стадами в местах, прилегающих к Ла Плате и к северной Патагонии.

Если ползком подобраться к стаду, то олени сами подходят к человеку и с любопытством его рассматривают. Таким образом я сам убил трех животных из одного стада. Однако, несмотря на их доверчивость и любопытство, олени очень боятся верховых. Здесь никто не ходит пешком, и олень видит в человеке врага только тогда, когда человек сидит на лошади и притом с бола в руке. В Байа Бланка, новом поселении северной Патагонии, я с удивлением заметил, что олени совершенно не боятся ружейных выстрелов. Однажды я стрелял в оленя десять раз сряду, и каждый раз он гораздо больше удивлялся тому, что пуля бороздит землю, чем звукам выстрела. Так как у меня не было больше пороха, то я поневоле встал, – немалый стыд для охотника, который может бить птиц налету, – и кричал до тех пор, пока олень не убежал.