Скорлупа

Владислав Даркшевич

Скорлупа

I

Хотя я и работаю в отделе аналитической химии и по долгу службы должна быть воплощением холодной рассудительности, я не могу с уверенностью сказать, что именно напугало меня в ту мрачную дождливую ночь. И уж точно причиной моего полуночного бегства из стен исследовательского института был не только психологический шок. Считать так – значит проигнорировать все те ужасы, что обрушились на меня за последние недели. Исчезновение профессора Николая Шварца и жуткие обстоятельства смерти институтского кота Нерона – лишь последние по времени, но далеко не первые таинственные происшествия, случившиеся в минералогическом музее за поразительно короткий срок.

Я всей душой предана науке, и мне страшно даже заикаться о тех сверхъестественных выводах, к которым я пришла в ходе своего расследования. Поэтому всё, что мне остаётся, – это изложить всё известное мне в этих записях, которые я завещаю обнародовать лишь после своей смерти. А выводы пусть сделают те, кто их прочтёт. Шокирующие подробности этой истории, несомненно, вызвали бы смятение в обществе, но из-за своей невероятности они, скорее, спровоцируют смех и недоверие. Тем не менее, я чувствую свой долг перед институтом и настаиваю на публикации. Кроме того, надеюсь, мои записи привлекут внимание властей к канализационной системе Москвы и руинам древнего Сарай-Берке, которые, на мой взгляд, требуют особого контроля и даже охраны от посторонних.

Всё началось с небольшой заметки в журнале Русского физико-химического общества, где Николай Шварц опубликовал результаты исследования, недавно поступившего в музей Царевского метеорита. Согласно его данным, материал – точнее, сплав нескольких элементов – не поддался спектральному анализу, что сделало невозможным определение его точного состава. Как специалист могу заверить: это крайне нетипично для метеоритного железа. Подобное возможно, лишь если материал обладает аномально высокой температурой плавления и прочностью. Разумеется, эту новость тут же подхватили жёлтые газеты, опубликовав серию скандальных и душещипательных статей. Заголовки варьировались, но суть была одной: «Царевский метеорит – неведомый гость из космоса!» или же совсем нелепый – «Учёные в тупике: загадка метеорита, описанного Ибн Баттутой». Хотя содержание этих статей не вызывало у меня доверия, сама заметка профессора меня заинтересовала, и я решила обратиться к нему за разъяснениями. Так, в августе 1963 года, я впервые услышала странную легенду.

Кабинет Николая Шварца находился неподалёку от моего, так что навестить его не составляло труда. Мы были хорошо знакомы, но поскольку наши научные интересы редко пересекались, беседы обычно были краткими. Профессор, несмотря на возраст, отличался крепким здоровьем и стремительной походкой, а лёгкая седина и небольшой акцент придавали ему истинно джентльменский облик.

В ходе беседы профессор признался, что газетные публикации могут серьёзно запятнать его репутацию и привлечь в музей нежелательное внимание со стороны оккультистов и мошенников. Это было понятно – подобные статьи часто порождают спекуляции и обман. Под конец разговора я набралась смелости спросить его о незнакомом мне Ибн Баттуте, чьё имя то и дело мелькало в заголовках. До сих пор помню, как профессор вздрогнул, едва заслышав это имя. В тот момент зазвонил телефон, и наш разговор прервался.

Позже, когда кошмар остался позади, мне пришлось обратиться к коллегам и экспертам из разных научных областей, чтобы восстановить легенду во всех деталях и проследить связанные с ней события. Возможно, её подробности прольют свет на причину загадочной метаморфозы Царевского метеорита.

II

Абу Абдуллах Мухаммад ибн Абдуллах ат-Танджи, более известный как Ибн Баттута, в 1334 году стал свидетелем падения небесного болида, рухнувшего в самый центр Сарай-Берке (также известного как Сарай аль-Джедид) – столицы Золотой Орды. По его словам, упавший камень уничтожил сердце города, оставив после себя дымящийся кратер, а взрывной волной разрушило несколько домов и центральную мечеть. Когда небесное тело наконец остыло, Ибн Баттута лично его осмотрел. В своих записках путешественник отмечал, что болид был покрыт ужасающими богохульными символами, смысла которых он опасался описывать. И это было вдвойне непостижимо, поскольку к раскалённому метеориту, состоявшему почти целиком из железа, никто не мог подступиться целую неделю!

По неизвестной причине Ибн Баттута решил остановиться неподалёку от Сарай-Берке, но в отдалении от городских стен. И на то были веские основания: поползли жуткие слухи о «чёрном безумии», замеченном в городских водопроводах и каналах. Решив, что речь идёт о чуме, Ибн Баттута и его спутники предпочли не рисковать и избегали приближаться к жилым кварталам. Спустя три недели путешественник упоминает о странных переменах в поведении горожан. Население города насчитывало сто тысяч человек, но после падения метеорита люди всё неохотнее покидали свои дома. Он также описывал случаи светобоязни и закрытия даже некоторых мечетей. Находились и те, кто считал падение небесного камня божественным знамением, и призывал поклоняться «Лейлат Савда» – камню «Чёрной Ночи» – и совершать жертвоприношения. Для мусульман подобное было немыслимо!

Ибн Баттута с несколькими спутниками попытался выяснить, в чём же дело, и, углубившись в город, узнал, что людей поразила неведомая доселе болезнь. Первыми жертвами чёрного недуга стали уцелевшие дома, находившиеся ближе всего к кратеру, оставшемуся после падения метеорита. «На полу и стенах коих мы узрели омерзительные чёрные лианы, чуждые миру сему, что стволами оплетали тела и души жертв своих, питаясь ими», – писал Ибн Баттута. После кошмарного происшествия, в ходе которого один из его спутников погиб «смертью ужасной и противоестественной», Ибн Баттута в страхе бежал из Сарай-Берке.

Спустя время ворвавшийся в город Тамерлан почти сразу повелел разрушить Сарай-Берке под предлогом вспышки «персидского огня» (как тогда называли сибирскую язву). Однако всем летописцам было строжайше запрещено упоминать о находках, сделанных Тамерланом. Всё же один из писцов ослушался приказа, за что и понёс суровую кару. Несмотря на это, его еретические записи о «Лейлат Савда» спустя века попали в руки современных археологов. В манускриптах безымянного и, несомненно, безумного летописца говорилось: «…войдя в город, некоторые воины в ужасе бежали прочь, ибо не могли вынести зрелища, представшего их очам: на главной площади, возвышался холм из человеческих костей и обрывков одежды. Сцену сию усугубляло то, что в городе не осталось ни единого живого человека».