скачать книгу бесплатно
Девушка смотрела на старую фотографию и снова и снова возвращалась к тому, над чем уже думала несчетное число раз. Она не помнила матери, но знала, что произошло и кто действительно виноват в ее ранней смерти – а умерла она через два года после ее, Анжелы, рождения.
Анжела была совершенно уверена, что отец пьет именно по этой причине. И искал он спасения в вине, во-первых, потому, что не мог смириться с кончиной жены, а во-вторых, потому, что считал себя виновным в этом.
Дни шли и шли, и потихоньку приближался момент отъезда Анжелы в город к дяде для продолжения учебы. Все это время Анжела проводила с Мирелой, которая, в отличие от нее, была поменьше ростом и не такой стройной, однако хорошо сложенное тело, тугие косы до бедер и большие темные глаза делали ее довольно привлекательной.
В то время, в начале восьмидесятых годов, танцы, на которых играла местная любительская группа, были единственным развлечением для молодежи в поселке. Мирела уговаривала подругу сходить на танцы хотя бы один раз.
– Я не сомневаюсь, что все будет нормально! – увещевала Мирела.
– Но я боюсь, на самом деле боюсь! – отвечала Анжела, сжимая ее локоть. – Ты ведь знаешь, какой у меня отец! А если ему кто-то скажет!? Или, может, его лучше спросить? Но ведь ни за что не пустит! Ах, была, не была!.. – возбужденно решилась Анжела.
– Ты просто прелесть! – радостно взвизгнула Мирела, вскочив, чмокнула Анжелу в щеку и помчалась домой.
Анжела еще немного постояла возле забора и не спеша пошла к дому. Она была задумчива и немного растеряна. Вдруг осозналось: все, что ее окружает, постепенно уходит из ее жизни, что это уже почти прошлое. И Мирела, милая сердцу подруга, – тоже прошлое. Впереди новая, совсем другая и пугающая неизвестностью жизнь. Вдруг остро захотелось остаться, никуда не уезжать. Душа судорожно держалась за эти места и людей, так хорошо знакомых и привычных – и в то же время жаждала новой, лучшей жизни и счастья – где-то там, далеко, в большом городе…
Следующий день начался с чудесного утра. Ничто не предвещало ненастья. Люди с побережья, особенно рыбаки, могут неплохо предсказывать непогоду. Однако даже этот, накапливавшийся веками опыт, не гарантирован от ошибок. В открытом море он может подвести даже бывалого рыбака.
Вечером этого дня Франко с двумя товарищами вышел на лодке в море. Время от времени налетал легкий ветерок. Его порывы словно подчеркивали и усиливали ритм вечного танца моря.
К этому время Анжела закончила с ужином и, прибрав стол, налила для отца бокал вина, и – по его требованию – и себе немного: он считал, что это полезно для сна.
Девушка, присев к столу, сделала маленький глоток и, бросив быстрый взгляд на стоявшие на комоде часы, решила, что подходящий момент наступил:
– Знаешь, что, папа?.. Можно мне сегодня лечь в комнате Франко?
– Зачем? – Паоло удивленно взглянул на дочь. – А чем тебе не нравится твоя?
– Франко все равно вернется только завтра, а мне Мирела дала интересную книжку. Вот, посмотри! Ты ведь не любишь, когда у меня горит свет, потому что через витражную дверь он пробивается в твою комнату, вот я и подумала… – скороговоркой выпалила Анжела, надеясь, что это усыпит его бдительность.
– А!… – Паоло прикусил губу, как будто припоминая что-то. – Та самая Мирела? Ты опять водишься с ней? Не говорил ли я, что она тебе не пара?
– Да, говорил, папа. Этого вправду больше не будет! – Анжела покраснела от собственной лжи.
Мирела в свои двадцать лет, действительно, не пользовалась славой добропорядочной девушки. Говаривали, что видели ее с какими-то парнями, что она уже довольно искусна в любви, да и есть в кого: недалеко, мол, ушла от матери… и другие малоприятные вещи. Конечно, большей частью эти сплетни были далеки от истины. Анжела это знала, по крайней мере, верила ей, но, тем не менее, именно такая Мирела и была ей нужна.
Паоло никак не мог решиться: с одной стороны, он хотел как-то оградить дочь от «дурного общества», с другой, прекрасно понимал, что в пьяном виде это «общество» ничуть не лучше. Да-да, он не заблуждался на собственный счет, хотя никому в жизни не признался бы в этом.
Он уже несколько дней не пил ни капли, ни разу не зашел в излюбленный трактир, чтобы опрокинуть чарку после работы. В тот злопамятный вечер, когда он обидел Анжелу, Паоло был на поминках по поводу смерти одного из коллег и его жены в дорожной аварии. Компания так усердно и дружно заливала скорбь по безвременно ушедшему товарищу, что им втайне стало чуть ли не жаль, что такие (или подобные) поводы не представляются чаще.
Паоло обычно не помнил отдельных деталей своего поведения в пьяном угаре. Однако синяк под локтем Анжелы не мог остаться незамеченным, да она и не пыталась этого сделать.
Он разрешил ей лечь в комнате Франко, но это было более искуплением вины за случившееся, нежели благородным порывом души или уступкой.
Приморский поселок почти погрузился во мрак, когда Анжела тихонько выбралась наружу из окна комнаты брата, предварительно убедившись, что отец уже заснул. Она знала, что без особых причин он не поднимется до утра. Легко скользнула в ночь, чтобы встретиться с Мирелой у ручья, не обращая внимания на пронизывающий ветер. Вдали слышался шум сердито разбивающих о скалы волн.
Вдруг ее что-то насторожило. Она остановилась и прислушалась. Внезапно вдоль позвоночника будто током ударило: из темноты послышался голос Мирелы – несвязный, возбужденный. Слова обрывались неистовством чувств в любовной игре двух обнаженных тел на вершине страсти, будто выбрасывая их из орбиты собственного «я» в глубины мироздания и затем вдруг приведя любовников в блаженное состояние расслабленности, удовлетворенности и счастливого забытья.
Так Анжела стала невольным свидетелем незаурядного события – чужого счастья.
Она смотрела на подругу в объятьях неизвестного мужчины, и по телу ее разлилось чудесное тепло. Одновременно ее легко возбуждали мягкие, как морской прилив, волны похоти. Сердце быстро застучало в груди и, неосознанно царапая ногтями кору скрывающего ее дерева, она почувствовала, что тихий огонь внутри может бесконтрольно разгореться до страшных размеров.
Вероятно, так бы и произошло, если бы не начавшийся ливень. Одна, вторая, третья… и вот уже целый град капель стер границу между небом и землей. Невдалеке бесновалось возмущенное море, и волны, разбиваясь о камни, добавляли в и без того сырой мельчайшую изморось, которая смешивалась на берегу с дождем под аккомпанемент завываний ветра.
Анжела поспешила домой. Сначала шла, потом побежала, упала, и, поднявшись, снова побежала и снова упала. Поняв, что уже вся насквозь промокла и перепачкалась, смирилась и остаток пути до дома просто шла неторопливым шагом.
Подойдя к дому, точнее, к окну покинутой ей комнаты, она попыталась открыть раму. Окно не поддавалось. Анжела с ужасом поняла, что его кто-то закрыл изнутри. А это мог быть только отец…
Дыхание перехватило. Девушка в панике представляло то, чем может теперь закончиться встреча с отцом. Анжела лихорадочно пыталась придумать оправдание своему поступку, но в голову ничего подходящего не шло. Этой ночью она должна была быть в комнате Франко – это то, что знал ее отец. Остальное просто не имело права случиться!
Анжела подошла к входной двери и в нерешительности остановилась: может, убежать, уйти из дома? Будь оно все проклято!
Уже изнемогая под дождем, собралась с силами – будь что будет! – и повернула дверную ручку.
Счастье благосклонно к неопытным. Что же произошло?
Ушедший с приятелями в открытое море Франко уже после нескольких пройденных миль, убедился, что об улове думать не приходится. Погода быстро портилась, и они вернулись на берег. Не зная, что сестра его должна была ночевать в его комнате и полагая, что она уже давно спит у себя, он закрыл оставленное неплотно закрытым окно и лег в постель.
Войдя в дом, Анжела сразу поняла, что ее ночное приключение пока еще может сойти ей с рук безнаказанно. Если бы дело обстояло иначе, отец бы так мирно не похрапывал. Она тихо сняла себя мокрую одежду, высушила полотенцем волосы и подтерла все следы. Затем блаженно улеглась на кровать под шум все еще не прекращающего дождя и завывание ветра. Где-то громыхал гром.
– Ох, как страшно сейчас на улице! – подумала она, поежившись, и с этой мыслью уснула.
II
Настал день отъезда. Анжела со слезами на глазах беспокойно прощалась с близкими на перроне маленькой станции. Наконец, она вошла в вагон, едва волоча за собой огромный чемодан, и расположилась в свободном купе.
Раздался свисток, локомотив загудел и легко тронул состав, и вскоре поезд развил полную скорость.
Было раннее утро. Убаюканная ритмичным покачиванием вагона, Анжела задремала. Время тянулось медленно, как обычно это и бывает в поездках, но зато со свойственной всем видам транспорта ощутимой размеренностью и уверенностью. На полустанках сменялись пассажиры, но в купе Анжелы пока никто еще не заходил. И только во второй половине дня проходивший по коридору вагона высокий крупный мужчина средних лет в темных очках обратил внимание на одинокую девушку, на миг задумался, и, справившись, свободно ли, расположился напротив, впрочем, так и не дождавшись ответа.
Анжела окинула его взглядом и вновь направила отсутствующий взор за окно. Мужчина снял очки и после недолгого, украдкой, изучения спутницы, нашел, по его мнению, подходящий момент для вопроса:
– Далеко едете, девушка?
– До конца! – ответила та не особо приветливо.
– Да, действительно… В сущности, мы все идем до конца. Но вы, девушка, только в начале пути, перед вами вся жизнь. Надеюсь, долгая и счастливая! – проговорил с улыбкой незнакомец.
– Вообще то я имела виду последнюю станцию! – Анжела сделала как бы оправдывающийся жест рукой и дружелюбно улыбнулась
– О, чудесно! Это большой красивый город. Вы впервые едете туда?
– Да, первый раз. Продолжу там учебу и буду жить у дяди, – объяснила Анжела.
– Ну, раз так, то разрешите мне представиться, поскольку мы теперь жители одного города, – сказал ее спутник, протягивая визитную карточку. – Я Романо Сандоза. Фотограф. Делаю снимки фотомоделей для известных журналов.
– О, это, наверное, интересная работа, – откликнулась Анжела, перед этим назвав и свое имя.
– Да, увлекательная и хорошо оплачивается. Много девушек, хорошеньких и привлекательных, таких вот, как вы, прославились после того, как я их открыл для публики, – заметил Романо и добавил: – Они стали манекенщицами.
Она задумалась, поглядывая в потолок купе, как бы оценивая что-то.
– Я буду изучать медицину. Думаю, что дефилирование в чужих нарядах – это последнее, чем бы могла заняться. Только глупышки идут на это, поскольку ни на что другое и неспособны! – не без гордости высказала свою позицию Анжела.
Такой поворот несколько озадачил Романо, но он спокойно заметил:
– Знаете ли, красивая девушка как раз глупа, если не использует свои чары, потому что красота Богом дана, впрочем, как и разум тоже.
Анжела выслушала это, кивнув головой, и вновь перевела взгляд за окно. Не ответила ничего. Задремала.
Когда девушка вновь открыла глаза, уже смеркалось. Огни большого города в долине и по окрестным горам неожиданно засияли в полную силу, вызывая невольное чувство преклонения перед грандиозностью и красотой дела человеческих рук. Гудок локомотива предупредил о прибытии поезда на вокзал, где хаотично двигалось множество людей.
Анжела почувствовала холодок под сердцем, тревожно подумав о том, что ее могут не встретить. К счастью, это продолжалось всего несколько секунд, пока Анжела не увидела в окне дядю Франциско и радостно замахала ему рукой. Поезд еще скрипел тормозами, замедляя ход. Анжела поднялась. Встал и Романо. Он подхватил ее чемодан, и они вместе вышли на перрон. Дядя уже спешил навстречу. Анжела бросилась к нему в объятия, а после обмена поцелуями обернулась к Романо и попрощалась с ним, обещая, как он и просил, обязательно посетить его.
Дядя Франциско, мужчина уже солидных лет, среднего роста, был в сером пиджаке и суконных брюках. Белая сорочка и галстук, дополняющие его наряд, выдавали педантизм и строгость его натуры. Многолетний труд на должности почтового служащего придавал его движениям и речи сдержанность и умеренность, а манерам некоторую натянутость, что вкупе с неизменно серьезным выражением лица внушало уважение и недвусмысленно указывало на принадлежность к поколению «старой закалки».
Он был предан покойной сестре и считал своим долгом оказать всевозможную помощь Анжеле, во всяком случае, обеспечить ее дальнейшую учебу.
Через полчаса езды на машине они подъехали к дому – двухэтажному зданию с высоким первым этажом. Построен он был еще в середине века посреди большого сада, огороженного живой изгородью. Правое крыло первого этажа занимал гараж с большими двустворчатыми воротами из полупрозрачного шероховатого стекла в металлических рамах. К гаражу от решетчатых чугунных входных ворот вела бетонная дорожка – шириной как раз, чтобы проехать автомобилю – и длиной около десяти метров. Сразу над гаражом сияло стеклами большое окно кухни, также находившейся на первом этаже. Слева от гаражных ворот – деревянные входные двери, покрашенные зеленой краской, к которым вели несколько ступенек.
Слева от дверей, несколько углубленных в дом, располагалось двустворчатое окно гостиной комнаты. Вся фронтальная часть второго этажа начиналась террасой, обрамленной кирпичом по пояс высотой. Большие стеклянные балконные двери вели в спальню, в которой находилось брачное ложе и мебель белого цвета. Из спальной комнаты имелся выход в широкий коридор, заканчивавшийся с одной стороны ведущей вниз деревянной резной лестницей, и двумя почти одинаковыми комнатами с другой.
Одна из этих комнат, которая располагалась справа и была чуть больше, предназначалась для Анжелы. В ней был даже небольшой балкончик с видом на сад со столь аккуратно подстриженной живой изгородью, что было похоже, будто бы только этому и уделяли главное внимание хозяева. Все дышало свежестью и глубоким спокойствием.
* * *
Мирной кажется и долина неподалеку от города. Тихая темная ночь без малейшего дыхания ветерка. Темнота. Ни луны, ни звезд, никакого искусственного освещения. Лишь иногда пронесется поверху поезд, останавливающийся под аккомпанемент резкого визга тормозных колодок. Поезд рушит тишину из-за маленького полустанка между двумя туннелями, которые и ограничивают по ширине долину. В километре от железнодорожного полотна, проходящего по самому краю котловины, окруженной крутыми склонами, – речушка, которая, журча, выбегает откуда-то из горы, чтобы исчезнуть в другом конце в ущелье, из которого только по единственной узкой дороге можно добраться до долины, а потом и до игрушечной церквушки.
Из ущелья появляется автомобиль и останавливается перед железными воротами. Включен дальний свет фар, слышно ровное урчание мотора. Кто-то выходит со двора. Хотя человек заметно хромает, он все же старается быть попроворней. Когда хромой оказался у ворот и стал открывать их, водитель погасил фары и подошел к нему, закашлявшемуся от спешки, но раболепно склонившемуся перед приезжим, всем своим видом демонстрируя готовность выполнить любое его приказание.
– Все ли собрались? Все ли готово к обряду? – спросил его прибывший.
– Да, хозяин, все! Только вас ждут! – ответил хромой, всматриваясь в ветровое стекло машины, где, как ему показалось, кто-то сидел на пассажирском месте.
– Хорошо! Сейчас поставлю машину, и ты отведешь девушку, которая приехала со мной, в дом. Потом закрой ворота и спусти доберманов! – приказал тот и вошел в лимузин.
Когда автомобиль двинулся к церкви, сидящая рядом с ним девушка пожаловалась:
– Мне как-то не по себе, Николо! Почему все так мрачно?
– Не беспокойся, Ванесса! Все, что происходит впервые, всегда немножко страшно, потому что неизвестно, но, увидишь, тебе понравится! – ответил Николо, останавливая свой шикарный автомобиль возле небольшого садика, заросшего и неухоженного.
Они вышли из машины, и Николо подошел к девушке. Во мраке едва угадывались два силуэта, слившихся в поцелуе. Внезапно из-за тучи выглянул месяц, осветив и их, и все вокруг. Но только на миг – почти сразу же он снова исчез за облаком. Резкий женский крик пронесся над сонной долиной.
– Что случилось? – вздрогнул Николо.
– Ах! Там, в траве, какая-то могила! – воскликнула Ванесса, судорожно прижимаясь к нему.
– Ты все еще маленькая девочка! Но сегодня вечером ты станешь взрослой и зрелой, да так, что тебе и не снилось! – сказал Николо. В этот момент к ним подошел старик и открыл церковные двери.
Он взял Ванессу за руку и ввел в церковь. Николо подождал, пока они войдут и, путаясь в густой траве, направился к садику, где остановился возле могилы. На большой надгробной каменной плите было высечено чье-то имя. Он тихо коснулся шершавых букв. Затем встал на колени, сдвинул могильную плиту и шагнул вниз.
Старик провел девушку в церковь, где горело несколько свечей. Впрочем, нигде не было видно ни одного креста, и это строение скорее лишь напоминало церковь.
– Сначала ты переоденешься. Смелее, моя золотая! Не стесняйся! Сегодня вечером ты будешь невестой самого дьявола! – проговорил старик, подавая ей белое прозрачное подвенечное платье и исчез во мраке, откуда теперь появился некто в белой мантии.
– Страшно, девочка? Успокойся и расслабься! – донесся женский голос из-под мантии.
– Кто вы, ради Бога? – воскликнула Ванесса, все еще держа в руках платье, нерешительно озираясь и всматриваясь в непроглядную темень. – Почему все должно быть так странно? – спросила она скорее саму себя.
– Только так и никак иначе! – ответила, женщина в мантии. Ее глаза сияли подрагивающим, как у свечи, огнем, который на мгновение осветил ее лицо. Увидев, насколько она красива, Ванесса сразу прониклась к ней и всему происходящему доверием и начала сбрасывать одежду, уже не думая ни о каком сопротивлении.
Вскоре вся одежда в беспорядке лежала на полу и она, нагая, в сладостном умиротворении, стояла, опустив глаза. Женщина натирала ее тело какой-то мазью с незнакомым, но приятным запахом, которая нежно, как весенний ветерок, несущий цветочную пыльцу, холодила тело. «Именно пыльца и опыление как своего рода оплодотворение в каких-то пестрых цветах» – крутилось в ее голове. Вроде маленького бутончика, опыленное на мелких волосках таинство открылось и пахнуло знакомым, вызывающим мужское желание, духом… Женщина наклонилась и поцеловала чарующий треугольник.
– Невеста молодая! Властелин тьмы будет твоим ночным спутником! Примешь его во всей красе, силе и величестве. Примешь семя его в своей утробе и станешь верной ему, потому что именно тебе выпала честь затяжелеть и родить от него в этом году.
Ванесса пыталась представить себе этого гения Зла: по сравнению с ним, огромным и вечным, она ведь такая маленькая и хрупкая! Но именно то, что он, столь мощный и всесильный, без начала и края, желает ее, обычную и простую, впрочем, красивую девушку, внушало ей острое желание безоговорочно отдаться ему и всячески ублажить. «Как бы то ни было, он должен оплодотворить меня, – рассеянно думала Ванесса. – Но ведь оргазм, а вместе с ним и выброс семени у мужчины во время сладостного завершения и опадания плоти заключают в себе, по сути, и поражение! Именно в этом цель женской привлекательности и сексуальности! Женщина как чудесный сад, благородная и плодородная почва, в которую так неодолимо хочется посадить собственное семя! Но если это так у мужчин, то зачем это дьяволу? Он ведь всемогущ и мог бы вызвать зачатие у меня как-нибудь другим способом, не говоря уж об удовольствии. Зачем именно я ему понадобилась!?»
– Готова ли ты, невестушка? – спросила молодая помощница, надев на Ванессу тонкое прозрачное одеяние.
– Веди меня! – решительно сказала Ванесса, протянув ей дрожащую от возбуждения руку.
И они растворились во мраке.
III
До начала занятий оставалось немногим более полутора месяца, и Анжела использовала это время для прогулок и знакомства с городом. Не забывала и о домашних делах, желая произвести благоприятное впечатление на своих новых покровителей. Пришлось быстро приспособиться к новым условиям: в доме был заведен строгий и ясный порядок. Все знали свои обязанности, а у каждой вещь было свое, строго определенное место.
Дядя Франциско уходил на работу рано утром, а возвращался после обеда. Приняв душ, недолго отдыхал (при этом он обычно пил персиковый или абрикосовый сок), а затем, облачившись в зеленый комбинезон, спускался вниз по своим делам в сад. Обычно план работ он намечал заранее, и он никогда не был слишком объемным: час-два каждый день, за исключением субботы и воскресенья. Однако результаты его труда были впечатляющими, и особенно приятно было видеть ту основательность, с которой все было сделано. Субботу он посвящал семье, стараясь в первую очередь угодить всем желаниям Анны, будь то снабжение продуктами, помощь в домашних делах или посещение недавно вышедшей замуж их единственной дочери Аналиссы, которая теперь жила в другом конце города.
По воскресеньям дядю не интересовало ничего, кроме «выходных» изданий его любимых газет, в увеличенном по случаю выходного дня объеме, с множеством приложений познавательного и развлекательного содержания. В течение недели он не покупал никакой прессы, зато все воскресенье проходило в чтении, причем, «от корки до корки». В общем, это воскресное пребывание на любимой софе в гостиной с перелистыванием кипы газет напоминало священный ритуал, который вряд ли кто-нибудь осмелился бы нарушить.
Нет, он не был своенравным. Напротив, спокойный и несколько замкнутый человек. Нечасто можно было услышать его, разговаривающего на повышенных тонах. Он жил по некоей осмысленной и одобренной самим для себя программе, чем, очевидно, был вполне удовлетворен. Тетушка Анна уважала такой жизненный ритм супруга, тем более что это никому не приносило никаких неудобств.
Пожалуй, единственным, кто всерьез побаивался Франциско, был отец Анжелы – Паоло. Франциско и ранее того недолюбливал, но когда погибла его сестра и он уверился в непосредственной вине Паоло в этой трагедии, то просто взял пистолет и направился пристрелить его.
Он сделал это без особого шума и угроз. Ни один человек, кроме его Анны, находись он тогда рядом с Францисско, не заподозрил бы в его поведении никаких преступных намерений.
Впрочем, и хорошо знающая его Анна не заметила каких-либо признаков столь сурового плана. Правда, подсознательно она чувствовала, что именно такой, как ее Франциско, который и муравья не обидит, в некоторых ситуациях может оказаться гораздо опаснее тех, кто шипит от злости и растрачивает силы на шумные угрозы.
После получения трагического известия Франциско очень страдал, и это было заметно невооруженным взглядом. А несколько дней спустя он просто исчез из дома. Это было совершенно необычно для него, и встревоженная Анна первым делом проверила, на месте ли оружие. Убедившись, что пистолета нет, она отбросила первую пришедшую в голову мысль о возможном самоубийстве мужа, как совершенно необоснованную – тому не за что было казнить себя, – и поняла, что дело в ком-то другом. Но кто это, если не Паоло!?
Анна немедленно поделилась своими подозрениями с полицейским инспектором – и, как оказалось, вовремя: Франциско задержали уже на юге, когда он выходил из поезда. Разрешение на ношение оружия у него было в порядке, и с этой стороны придраться к нему было нельзя, а что касается намерений, то доказать их было затруднительно. Да никто и не задавался такой целью. Так это дело и утихло…
Воскресенье – день, когда дядя Франциско занят газетами, но это не означает запрета на гостей. В первое со дня приезда Анжелы воскресенье к ним приехала Аналисса. Она была всего на год старше Анжелы, но девушки никогда не встречались. Правда, однажды, будучи еще совсем ребенком, Аналисса гостила в домике тетки на юге страны, но по стечению обстоятельств двоюродные сестры тогда не встретились.
От матери Аналиссе достались энергичность и проворство, и они прекрасно сочетались с унаследованной от отца приятной внешностью. В отличие от Аналиссы, ее мать Анна была классической представительницей того рода женщин, который в представлении обывателей накрепко связан с понятием «хозяйка домашнего очага». Так, когда вы договариваетесь по телефону с хозяйкой о комнате, которую хотели бы снять и слышите в трубке голос такой женщины, как Анна, ваше воображение рисует крупную женщину с огромным бюстом, переходящим, минуя талию, в солидную «кормовую часть». Не предвещающие ничего хорошего «руки в боки», соответствующий наклон головы – чтобы получше слышать того, кто посмел ее побеспокоить, – в общем, ждите скорого перехода в нападение.
Впрочем, подобные женщины, обычно беззлобны, если поведение домочадцев не выходит за рамки их убеждений и правил. При этом они не станут цепляться к мелочам в поисках повода для перебранки.
