скачать книгу бесплатно
Тень. Часть бесконечности
Дария Аетернум
То, что всегда следует за тобой, то, что не можешь назвать вслух, то, что постоянно на расстоянии одного пальца, и то, что называют болезнью…Он рядом.Оглянись.Что ты будешь делать, когда руки падают на твои плечи и ты, зная, что где-то в другой вселенной это уже было, но не с тобой, вновь привязываешься, без силы отпустить.Он.Здесь. Книга содержит нецензурную брань.
Тень
Часть бесконечности
Дария Аетернум
© Дария Аетернум, 2023
ISBN 978-5-0060-1428-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1 Глава
Давай, просто будем?
Над спящим городом белым туманом, прозрачным утром, поднимается солнце. Поджигая небеса, оно медленно ведёт меня к окну, по лучикам, светлым нитям. Так низко, но такой вид…
Здесь всё красиво. Начиная от природы, до того, что создал человек.
Сегодня смотрины. Сын новоиспечённого мужа моей матушки.
Муж…
Матушка…
Ненавижу.
Болезненные воспоминания свежие, словно мокрый песок на душе. Липко и холодно, но не жжет, словно нагретый знойным летом асфальт.
Я закрывала веки, и, не так, как сейчас, появлялся он.
Всегда рядом, всегда согревает и любит. Всегда. Иногда, когда слышны шаги в пустой комнате, также как сегодня во мне, становится страшно и я не дышу. Замираю. Хоронюсь. Но от нежности и тепла идут мурашки по позвоночнику. Я забываю о проблемах. Растворяюсь в нём. Свет выключается, слетают предохранители, а я забываюсь. Тревога ложится плоскостью, больше не имея возможности схватить меня за лодыжку.
Несколько лет назад он пришел ко мне, маленькой несмышленой девочке, он окружил меня заботой. Безграничное чувство защищенности, что так необходимо мне в промозглом, колючем мире.
Всё его внимание – было мною. И я перестала ждать человека из плоти и крови в свою жизнь, со всем мог справиться безликий силуэт на светлой стене, исходящий от лампы ночью. Я не заметила тонкую грань под босыми ступнями, переступая её. И вдруг глаза привыкли к такому образу, он стал материален. Мысленное общение превратилось в слух. Я рассказывала обо всем на свете.
Я помню больницу. Что-то белое, так усердно забытое. И я одна.
Люди столь злые, ты знал? Они устрашающе смотрят, и говорят, уверенна, и думают.
Улицу. Там росли розовые азалии. Так вкусно пахли, он говорил мне, что лучше белые. Белые всегда лучше.
Он был рядом. В моих чувствах на максимум, мы держались за руки. Большой палец всегда поглаживал ребро маленькой ладони.
Была ночь. Я смотрела в бескрайность, лежа на узкой твёрдой кушетке, и, как мне не пытались доказать обратное, она такой и была. В синеве – океаном, в нём голубым пятном, словно северное круговое сияние над верхушками густых сосен и невысоких лип. Мне что-то давали. Не говорили, но знаю. Наступала апатия, и ты не приходил.
Часы очень медленно тикали. Стрелка, кажется, не сдвигалась вовсе. У меня спрашивали воистину странные вопросы. Как мне объяснить, как ты выглядишь? Когда ты приходишь, если я сама не отслеживаю этого момента? Спрашивали дух ли ты или же человек. Совсем ничего не смыслят. И от непрерывных, мучительно долгих разговоров не понимаю ничего уже я, голова болит, хочется на свежий воздух. Посмотреть на яркое солнце. Или же в твои глаза, чтобы убедить себя в том, что внушаемые сомнения беспочвенны.
Мы проводили тренинг. Сеанс терапии. Вы когда-нибудь представляли, как высокое окно вдруг разлетается в щепки, и самый большой осколок стекла попадает аккурат между лбом и затылком. Крови мало. Но сознания напротив больше нет. Я так надеялась, что моё мыслительный процесс не читается так явно в глазах.
Двери закрывались, и я оставалась тет-а-тет. Пожалуйста, можешь прийти сегодня? Пусть это будет не сейчас. Но к вечеру? Ночью? Я села в закрытую позу, прикрывала глаза.
Я часто в ней раньше сидела.
– Надо же, ты действительно пришел. – Я улыбнулась.
– Как я мог не прийти, тебя мучают… – Услышала в голове. Нет. Я не это имела ввиду.
Раз за разом меня убеждали, что он плод больного воображения, предмет моего подсознания, странная фантазия, и всё. Ладно. Пусть жестокие, глупые люди, говорят, что им вздумается. Но разве можно говорить о таком собственному ребёнку? За что? Я так и не нашла ответа.
Был разговор. Она снова приходила. Говорила, что выходит замуж. Что у неё всё хорошо, пока я переваривала речь о чужом счастье, взамен моего. Невысказанная обида, что можно всем, кроме меня. Любить…
– Это всё ненадолго. Скоро всё закончится. Лишь бы эти лекарства помогли, – Тогда я в сотый раз прикрывала глаза.
Однажды мне сказали:
– От того, что я есть, ты страдаешь.
Мне уже не понравился тон и взгляд, с которым ты смотришь. Я не ошибаюсь. Хочу, но нет.
– Мне с тобой всегда хорошо.
– Правда из уст, а на душе острый куст.
Свет мигал.
– Я уйду.
Ты не можешь меня оставить.
Душно в бреду. Меня подтягивали к тёплому широкому телу, обнимали, приглашали заткнуться, насладиться последними минутами.
Я врала, что его больше не вижу, твёрдо осознавая, моя болезнь никуда не денется. Не компетенция людей. Я плакала во мраке, просила посетить меня на чуть-чуть.
Каждый раз, как шевелились плотные занавески, как проникал лунный свет в комнату, как стояла тень за моей спиной, ты обещал, что я не увижу, не услышу, но, что всегда будет рядом. Всегда.
Было 12 мая. Я обвела этот день в подсознательном календарике чёрным, траурным. И помню по сей день. Он решил всё сам.
– До встречи в другой вселенной.
Кто-то добрый и сердобольный мог закрыть мне глаза, я бы молилась на него. Но таких не было. Ни тогда, ни потом.
Пепел, что улетает от туманного тела. И тает. Прах превращается в пыль и разгоняется в открытое окно, не оставляя мне даже такую малость. Безысходность.
В ту ночь были страшные крики, взбудораженные пациенты, вмиг пооткрывавшиеся болезни, бессонная ночь у всех, кроме палаты №13, где слезы катились по щекам в темноту, а тело спало. Не мозг.
Ночное светило сопутствовало моему горю, уныло заглядывая в окно и укрывая мое лицо своими лучами, чтобы никто не увидел, как моя боль угасающим пеплом, как и он, падает на пол…
Я долго училась превращать стекло из глаз, отражение моей души, в нечто живое, но каждый раз находила себя в чужих объятиях, сомкнутых губах, улыбки в сантиметре. Выше я никогда не поднимала взор. Зачем?
На фразу «наконец-то вы здоровы», я могла лишь про себя – да, да. Все так как вы говорите, только больше не ломайте меня, не выкручивайте и не вбивайте гвозди в то, чего нет. Мне и так хорошо.
Месяц назад был звон бокалов, огромный торт и «долго и счастливо», длящееся по сей день.
Станет ли встреча с его сыном мне судьбоносной? Продлятся ли эти отношения долго? И станут ли счастливыми? Мои романы были лишь недостаточно прикрытой ширмой, иллюзией обмана самой себя. В объятиях, что должны быть нежным мёдом, я вязла, а имел он исключительно тёмный цвет. Бессмертный мотылёк, что погряз в утешении и ласки, без возможности взлететь и наконец-таки найти свой свет.
Завершением этих этюдов были расставания без прощаний. Я находила себя со звенящей трубкой в руках, но даже не смотрела на экран. Открыто молчащей в знакомые профили, искренне непонимающими, что произошло за два выходных, в которые мы не ссорились.
Снежной королевой морозила словами и действиями.
Я бы тоже ушла.
Где долгожданный конец?
Одной сложно, несмотря на ощущение прямой угрозы от человека, которому я не доверяю, с доверием тоже сложно. В итоге избыток и недостаток мужского внимания, плюс первые стадии андрофобии. Остаться бы одной, но с кем-то. «Ты хоть сама поняла, что сказала?» У меня дихотомия…
В дверь цвета слоновой кости постучали. Она была самой дальней в узком коридоре с коврами темно-зеленого цвета, лампами, напоминающими гроздья винограда и белыми стенами.
На пороге лежал конверт с красивым прямым почерком. Не было в крючках и волнах души. А может её не было у меня. Я устало прикрыла глаза.
«Может прогуляем ужин?» Простой вопрос поставил меня в тупик. На диету я садиться не собиралась, а до холодильника слишком далеко идти, да и муторно самой готовить, отложив, обратно запаковав бумагу, на тумбу, последний раз глянула в окно, на распростёртые широкие дубы и сочную листву, подсвеченную солнцем, обогнула густые кудри тополя и улыбнувшись отправилась вниз.
На деле же мне просто хочется оказаться недалеко от тех высоких деревьев, где виднеется тропка, ведущая далеко-далеко отсюда в сказочную страну. За наивными и лёгкими мыслями, расправила подол светло салатного сарафана и присела за стол, где уже было накрыто на две персоны.
На том конце, почти в другой вселенной, отделённой двенадцатью стульями с каждой стороны, сидели счастливые и влюблённые. Там даже аура собственная, что уж говорить о нас, бренных, отсаженных на другой конец света…
Я вздрогнула от скрипа пола рядом с собой.
– Мадам, моё почтение, – Почему-то напомнил он мне кота из «Мастера и Маргариты». Я склонила голову в ответ, наблюдая из полуопущенных ресниц за своим новым братом, рассматривала все выделяющиеся черты. Он совершено не похож на своего отца с бледными зелёными глазами, из-за которых просто врезаются резкие черты лица, терракотовые крупные кудри спускаются до подбородка, худощавое тело и курносый нос. И не скажешь, что ему уже совершеннолетие стукнуло.
– Антер, – представился он шёпотом, расстилая белоснежную салфетку на коленях.
– Кейли.
Я принялась за еду, но на несколько минут выпадая из реальности, и совсем не почувствовала её вкуса.
– Прогуляемся? – Не дожидавшись ответа утянул меня за собой.
Не скажу, что некрасивый. Просто, наверное, я привыкла немного к другой цветовой гамме, что внешность впереди идущего не колыхнула во мне струн. И едва тёплая ладонь на предплечье не смущала, не смотрелась странно. Просто была.
Мы прошли молча холл с высокими потолками и гобеленами, а за хрустальную ручку, за которую не то, что взяться, я боялась дыхнуть, он грубо вцепился, что внутри почти всё перевернулось. Некстати вспомнился мультик, где кто-то украл с неба солнце. Когда я его смотрела, было похожее ощущение.
В лицо дыхнул ветер, разгоняя медные волосы по плечам и спине. Как-будто из тюрьмы вырвалась. Вот бы никогда не возвращаться. Светило уже спряталось за лесом, окрашивая небосвод и всё, что под ним в приятный голубой оттенок. А пахнет как, я глубоко вдохнула.
Перед нами простиралась яркая аллея, с уже закрывающимися одуряющими бутонами.
Меня подозрительно направленно ведут вглубь парка, под сгибающимися деревьями, мимо разросшихся на пол дороги кустарников, туда, где темно и тихо. Совсем скоро смеркнется. Представляю: я, ночь и маньяк… огромный сад и хладный труп. Красиво, идём дальше.
Мы слишком прерывисто остановились гранитными изваяниями, и лишь сердце билось от прерывистого движения быстро, показывая, что мы всё ещё живы, не в пример возвышенности впереди. Белая скульптура. Застывшая в вечности, грустно смотревшая в даль, увидавшая несомненно важное в своей жизни. А из её раскрытых ладоней пробивалась весенняя сакура, с длинными корнями до самого подола её сероватого наряда, уверенна, это растение цветёт не единожды в год. Маленькие полумесяцы с загнутыми краями плавали в низком уровне воды подле её ног. Захватывает и заставляет думать. Думать больно.
– Это моя мама, – совсем безжизненно проговорил сводный брат. И меня пробил озноб. Напряжение ощутимой плитой повисло между нами. Я готова была в любой момент выхватить свою руку.
Совершенно не ко времени, в довершение к до ужаса странной обстановке, меня сковали цепи страха, место, которого он касался, стало нестерпимо жечь и чесаться. Моя боязнь мужчин дала о себе знать, через столько времени и в столь неподходящий момент! Я чертыхнулась про себя, вспоминая проклятия на китайском, потом тяжело выдохнула. Драсте, я не скучала. И дальше спокойно прожила бы и без тебя.
Мне бы что-то ответить, но бледное лицо и воззрившаяся я, на оказавшуюся убивающую хватку сопровождающего, этому не способствовали.
– Она умерла при родах. Я никогда её не видел, но мне было интересно, какой она человек.
Всё это, конечно, прекрасно, но отпусти меня сейчас же. Я точно здесь окочурюсь. Только я решилась оторвать ненужную конечность со своей, как он обернулся и сам отпустил. Я не сдержала облегчения.
– Как же меня раздражаете, – вдруг выдал. А зачем ты тогда меня сюда тащил?!
– И чем же? Что теперь любят кого-то кроме тебя?
– Да на кой мне любовь сдалась? В моё завещание вы не вписываетесь. Я не собираюсь делиться с бедными «родственничками», – выплюнул, не глядя на меня. Я правильно поняла. Вечер хорошо не закончится.
– Мне оно и даром не нужно. Без вашего разрешения, я пойду.
– Нет, ладно, стой. – Разом изменился он, напугав меня ещё больше. Я задержалась, боковым зрением смотря на каменную брусчатку позади него. Может через кусты полезть?
Два шага навстречу, и у меня подкашиваются ноги и сбивается дыхание. Не подходи. Я загнанной птицей, готовила когти, чтобы избежать человека.
Столько лечилась. И на тебе! Бедовый он какой-то.
– И что ты хочешь?
– Это я чего хочу? Это ты позарилась на мои деньги.
А ничего, что моя мама, а не я, вышла замуж за его отца, мне он как шёл, так и едет. Можно всё это высказывать кому-нибудь другому?
– Подпишешь, что отказываешься от наследства?
Мне одной кажется, что он своего «любимого» папу, раньше времени хоронит? Может он больной? С больными надо мягко, вот примерно, как со мной в психушке.
– Дорогой, а пошли домой, тебе отдыхать надо – ласково начала я. В светлых глазах что-то переменилось, лицо вытянулось, такое близкое сходство со змеей. Не знаю почему, но я побежала. Мне вдруг померещились недружелюбные тени хвоста и, когда он повернулся, ничего человеческого от него не осталось.
Ветер как-то странно подул, заморозив каждую крупицу моего сознания, что я даже моргнуть не могла. Живая изгородь стала опасным лабиринтом, желающая меня вывести в капкан своего хозяина. Не заметила, как щеки намокли от слёз.
На первом этаже свет не горел, это к лучшему, меня никто не увидит в таком состоянии. Домчалась, не оглядываясь до своей комнаты, закрыла дверь на два замка.
Две собственные комнаты не радовали. Гардеробная теперь отзывалась не предвкушением, что надеть, а как хорошо в ней можно спрятаться.
Сев, сползая спиной по стене, обхватила себя руками и заплакала. Мне просто так хочется жить, просто жить… Нормально. Неужели нельзя так?
