скачать книгу бесплатно
Нона заметила, как Зияди ликовал и наслаждался – он никогда не хотел бы с ними расставаться, другими словами он жил тогда, когда он был в этой среде – его стихии и его мечте.
– Дорогие мои, – начал Сулико, поднимаясь из-за стола. – В правой руке он держал рог с чачей. – Я вам расскажу один случай из жизни Зияди, что говорит о его душе, о его любви, о его большом сердце.
Зияди дрогнул, а Нона застыла, не в силах догадаться, о чем может пойти речь, но ей не понравилось выражение «большое сердце» как во врачебном диагнозе. Только не это.
– Это случилось лет десять назад. – Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что все его слушают. – Как мы знаем, Роза училась в Ростове, но когда она ехала поступать, Зияди и Нони провожали ее на вокзале в Тбилиси с неспокойным сердцем, потому что она там никогда не была и никого там не знала. Посадив ее на поезд и вернувшись домой, Нона говорит: «Зияди, мне так плохо и боюсь за дочь. Кто ее встретит? Как она поступит?». Итак, Зияди едет в аэропорт и покупает билет в Ростов. Вы можете себе представить глаза Розы, когда она увидела отца на перроне в Ростове с охапкой цветов, который прилетел из Тбилиси, чтобы встречать ее с поезда на перроне?
Все зааплодировали. Нона хмыкнула и опустила голову, чтобы раствориться в воспоминаниях.
– Теперь загадка: я хочу всех спросить, кто самый любимый певец у Зияди? – Все зашевелились. – Зияди, ты молчи.
Гоги поспешил первым:
– Ясное дело – Марья.
Сулико отрицательно покачал головой.
– Меладзе, – уверенно произнес Гоги. Сулико:
– Нет. Это «Виноградная косточка». Встречайте и включите телевизор.
Сразу после того, как закончилась песня, Сулико, повысив голос:
– Это не всё, – он щелкнул пальцами и во двор стала заходить группа молодых людей.
У всех перехватило дух, когда увидели молодую, прелестную девчушку в национальном одеянии в сопровождении двух молодых ребят с гитарой и барабаном. Они артистично зашли во двор, подошли к столу, забрали свободные стулья, чуть отошли в сторону и началось такое – зазвучала народная песня про любовь.
Роза расцвела среди полей,
Лепестки раскинув широко.
С болью в сердце подошел я к ней.
И спросил: «Не ты ли Сулико?»
И цветок невиданной красы
В знак согласья голову склонил.
И, как слезы, капельки росы
На траву густую обронил…
Через минуту все, как один, хором начали подпевать. Нона на фоне горы засмотрелась на профиль мужа и видела, как его глаза наполнились слезами от непередаваемого чувства душевного удовольствия – чего еще желать от жизни: его друзья радовались и разделяли его чувства.
– Спасибо, Сулико, – сказал Зияди, после того, как песня закончилась, тронутый вниманием. – Спасибо, брат.
Слово предоставили Гоги, и он, взяв в руки бокал с вином, долго молчал, глядя на поверхность вина, которое блестело серыми оттенками: он там собирал свои мысли:
– Зияди, ты занимал высокие должности и летал высоко, но ты никогда не смотрел на людей свысока. Я… я всегда гордился, что у меня есть такой друг. Ты прожил красиво семь десятков и желаю, чтобы ты прожил еще столько же.
Получился настоящий праздник.
Гости разъехались, оставив за большим столом двоих: Зияди и Нону.
– Вот видишь, как все хорошо получилось? – заявил Зияди с гордостью. – Спасибо тебе, милая, – он осмотрелся по сторонам, – Батраз тоже ушел? Надо было ему дать шашлыка детям. Я ему даже спасибо не сказал, – с сожалением в голосе добавил он, потом, отведя взгляд, добавил. – А девочки даже не поздравили.
– Поздравят. Еще успеют. Там же часовые пояса. Может, там ночь.
– Да, – выдохнул Зияди, – ДЕТИ – НАША САМАЯ БОЛЬШАЯ НАДЕЖДА и САМОЕ БОЛЬШОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ.
– Не унывай! – прервала его Нона, желая отвлечь от досады. – А Батраза, утром отблагодаришь, когда он придет, – произнесла Нона. – Она встала, опершись обеими руками о стол. – Пошли домой! – Нона увидела на лице мужа странное выражение, как будто он смотрел сквозь нее куда-то вдаль. Ее сердце ёкнуло.
– Нет, – устало произнес Зияди, – я домой не хочу. – Голос ровный. – Нона, можно я здесь останусь.
– Нет, – отрезала Нона, – по ночам холодно.
– Тогда принеси мне плед. – Он нежно смотрел на жену. – Пожалуйста!
Нона скривилась и с минуту стояла, изучая его черты, которые изменила мягкая ночная тень. И ей показалось, что что-то толкает ее исполнить его желание. Он просит.
– Тогда два пледа, милый: один – тебе, другой – мне.
– Неплохая идея, – произнес Зияди. – Вспомним молодость, как мы грелись у ночного костра, – сказал он.
Ночь, украшенная россыпью мелких звезд, была нежной, ласковой. Тепло убаюкивало. Нона уснула крепким сном, держа теплую, до боли знакомую руку любимого в своей руке, и она даже не почувствовала, как через некоторое время она охладела.
Друзья настояли, чтобы на надгробном камне написали: «Красиво жил и красиво умер».
Иногда лучше работать руками, чем головой
(табасаранская поговорка)
К десяти часам утра солнце поднялось высоко над горизонтом, и в воздухе не было ни малейшего дуновения ветра. Несмотря на это, сельчане все как один вышли на сенокос, кроме одного – тридцатилетнего Мази, с темными, глубоко посаженными глазами, низким лбом и с никотиновым налетом на зубах.
Он сидел на застекленном балконе дома, созерцая красоту родного края: два горных хребта дугой спускались вниз, как бы замыкая пространство вокруг села, заполненного фруктовыми деревьями и зелеными лугами, а внизу далеко, на линии горизонта, тонкой синей полоской красовался берег Каспийского моря.
За плетеной оградой спереди его дома промелькнул сосед Экпер с косой, накинутой на плечо. Вслед за ним прошла и его жена в широком цветном складчатом платье и белом платочке с веревкой в руке, свернутой в узелок. Мази, сделав смачный глоток горячего чая, еще дальше откинулся на спинку стула, ощущая приятное давление на позвоночник, затем взмахом руки прогнал от себя кучку назойливых мух, зевнул и сомкнул отяжелевшие от скуки и лени веки.
Дверь открылась, и жена по имени Сельми, красавица с миндалевидными темно-зелеными глазами, появилась рядом с ним.
– Спишь? – спросила она с возмущением. – Люди уже собрали сено и дома скирдуют, а ты?
– Тихо! – перебил ее Мази и стал прислушиваться. Издали донесся гул грузовика. – Интересно, что за машина?
Вскоре по дороге, огибающей его дом, на скорости пронеслась колхозная машина с тюками сена. А когда через несколько минут промчался второй такой же грузовик, Мази встал и, глядя на жену, сказал:
– Знаешь, что? – он прищурился, изображая умный вид. – Чтобы запастись сеном, некоторые работают, чтобы не думать, а я буду думать, чтобы не работать.
Лицо Сельми вытянулось.
– Ты не понимаешь, – продолжал Мази. – Я имею в виду, что можно заполучить по тюку с каждой проезжающей машины. Это просто как три копейки.
Сельми покосилась на мужа, приподняв одну бровь.
– Как?
Мази рассказал свой быстро созревший план.
Сельми подозрительно прищурилась, мучаясь в сомнениях: она уже давно убедилась, что в жизни ничего так легко не дается.
– По той дороге водители гоняют машины на высокой скорости, и ты не успеешь кинуть веревку, – произнесла Сельми.
– Подумаешь, большая проблема, – небрежно произнес Мази. – Все просто: я брошу каменную глыбу посередине дороги, и им придется сбавить скорость, чтобы объехать. Так что под ореховым деревом машина Усейбега будет ползти, милая.
Жена вышла провожать своего находчивого мужа, она стояла со скрещенными на груди руками, прислонившись к стене и недоверчиво глядя на него.
– Как только пройдет машина, подбегаешь и уносишь, – приказал Мази. – Тут всего два шага.
– Нет, – коротко отказалась Сельми. – Если увидят – стыд какой. Все работают, а ты…
– Да брось ты. Что тут такого. Надо искать легкие пути. Два часа развлечений и сено на зиму готово. Нет, и вправду, что тут такого.
– Ты как хочешь, а я не пойду, – твердо решила Сельми. – Во-первых, воровать это уже нехорошо. Во-вторых, милый, у тебя не такие уж мозги, чтобы все рассчитать до мелочей, а то был бы каким-нибудь начальником.
Мази раздраженно нахмурился.
– Начальником, начальником, – пролепетал Мази, – ты, что, телевизор не смотришь? – Воруют все, кому не лень: и губернаторы, и прокуроры. А вот такими руками, – он выставил грубые ладони мохнатых шершавых мозолистых рук напоказ, – никто еще не разбогател. – С надутыми венами на шее Мази, продолжая распутывать веревку и обидевшись на жену, пробубнил себе под нос: «Мозга нет», – тоже мне! Зато ум есть!»
Махнув рукой и уходя за угол дома, Сельми добавила:
– Еще не забывай, что соседка Месме всегда на страже.
– В этом тоже есть плюсы, – сказал Мази под нос самому себе, с азартом распутывая веревку, – если она увидит, я привлеку ее. Пополам – пусть помогает. Она такое не упустит, не то, что ты. Честная, порядочная.
Все решено. Нельзя было терять время. Он быстро спустился вниз и направился в сарай. Через несколько минут он появился во дворе в полном снаряжении: на ногах – резиновые цепкие галоши, на голове – шлем мотоциклиста (какой предусмотрительный парень – это, если он вдруг упадет с ветки вниз головой). На лице самодовольное выражение: глаза торжествуют, губы смеются.
Мази быстро добрался до задней калитки приусадебного участка по тропе, проложенной между высокими стеблями кукурузы. Закрыв калитку, он огляделся по сторонам и, убедившись, что соседей и других завистливых глаз нет, стремглав пересек дорогу и залез на ореховое дерево, потом как мартышка забрался на ветку, которая как нельзя кстати нависала над дорогой. Он затаился.
Воздух был полон разных звуков, с которыми надо было разобраться; какая-то настырная птица злорадно ликовала в тени под листвой; где-то невдалеке залаяла собака; в центре села кто-то бензопилой заготавливал дрова; отовсюду было слышно кукареканье петухов; справа – соседский мальчик орудовал молотком, видимо, чинил деревянные яблочные ящики. Мази удивился, потому что всего лишь несколько минут назад ничего не было слышно. Но самое главное, он не мог уловить гул машины – он начал расстраиваться. «Неужели вывезли все сено», – про себя с сожалением рассуждал он, и тогда все приготовления напрасны.
Ждать пришлось недолго. Он радовался как ребенок, когда, кинув трезубец с веревкой на кузов машины, сорвал первый тюк. Он быстро спрыгнул с дерева. Схватил тюк и, с опаской глядя по сторонам, утащил его домой. Первая победа. Он лишний раз убедился, что расчет был верным, и таким образом к концу дня сарай будет полный. Только есть одна проблема: когда стаскивал тюк, веревка чуть не выскользнула из рук. Он решил надеть пояс электрика и привязать к ней конец веревки. А жена: «У тебя не хватит мозгов… Дура».
Удача улыбалась Мази. Сегодня его день. Он представил на секунду, как селяне все как один, косят траву, изнемогая от жары и усталости. Идиоты. Следующая попытка преподнесла еще один сюрприз или ошибку в расчетах: когда стаскивал очередной тюк, его сильно качнуло, и он чуть не свалился с ветки. «Вот будет смех и потеха в селе», – подумал Мази. Не дождутся. В голову Мази пришла очередная идея: он решил привязать петлю на поясе электрика с другой стороны еще и к ветке.
«Шаг за шагом я иду к совершенству», – думал Мази. – А жена моя: “У тебя не хватит мозгов, чтобы все рассчитать”. Вот дура».
Удача улыбалась Мази – через некоторое время в его сарае было приличное количество тюков. Он, уставший, потный, целеустремленный, был горд своей изобретательностью и находчивостью.
Всеслышащая и всевидящая соседка Мази по имени Месме установила наблюдение через окно своей кухни в надежде, что обогащение соседа просто так вот-вот прекратится. Но, похоже, Мази об этом и не думал. Тогда она решила выйти на свет и разоблачить вора.
Мази, не ожидавший, что его кто-то мог застукать, чуть не упал с дерева, когда сзади услышал крик.
– Эй, кто там? – строгим голосом Месме заявила о себе.
Мази высунул голову из листвы и покраснел – Месме стояла в нескольких шагах от дерева в длинном обесцветившемся платье. Из-под зеленой косынки выбиваются черные завитки волос. Маленькое круглое лицо поднято к дереву. В серых глазах затаилась завистливая злость. Руки в боки. Она ждет ответа.
– А, это ты, Месме? – виновато отреагировал Мази, оценивая прозорливость жены, – присоединяйся.
– Что ты предлагаешь? – она сделала шаг вперед.
– Если хочешь сена, перейди на ту сторону дороги и, когда я стащу тюк, немедленно хватай его и исчезай. Один тебе, один мне. Хорошо?
С минуту Месме застыла, обдумывая дельное предложение, потом согласилась.
Солнце стояло в зените, неподалеку замычал теленок и запел жаворонок, но слух Мази ничего не хотел различать, кроме гула грузовика.
Грузовик приближался так быстро, неся за собой облако пыли, что Мази не на шутку забеспокоился. Он проявил изобретательность, несколько раз оттолкнувшись от ветки, – остался довольным, потому что ветка его хорошо держала. Он привстал, оставалось несколько метров до цели, через лобовое стекло машины он увидел загорелое и целеустремленное лицо Усейбега, лихача-водителя, который, может быть, заподозрил, что его обворовывают и решил проскочить через каменную глыбу. В следующую секунду машина оказалась под веткой, и Мази резким движением руки бросил зацепку на кузов. Но случилось невероятное: трезубец зацепился за трос, которым скреплялись борта машины. Сосредоточенный Мази в доли секунды уловил просчет, вспомнив про трос, и как в замедленном кадре с ужасом в глазах увидел, как трезубец с металлическим звуком входил в зацепление с тросом. В этот же момент взбудораженная соседка бросилась в клубящуюся за колесами машины пыль за тюком, который еще не упал.
Мази почувствовал разрывающую боль в пояснице и услышал треск ломающейся ветки, потом – свободное падение.
Месме, ничего не успев увидеть в облаке пыли, попала в адскую передрягу: ослепившая пыль, душераздирающий мужской крик, треск дерева и тупую боль в плече.
Когда водитель подбежал назад, остановив машину, он увидел трагическую картину. Мази, опутанный цепью, со стоном, валялся на земле. Месме, слегка угодившая под ветку, орала как резаная, так и не поняв, что могло случиться за доли секунды.
* * *
Мази пришел в себя на больничной кровати, когда человек в белом халате прикоснулся к его глазам.
– Надо же додуматься, – произнес доктор возмущенным голосом. – Самоубийца. – Сопровождавшие его лица смеялись.
– Доктор, вы ему сделали трепанацию черепа? – тихим голосом спросила Сельми. Она, не шевелясь, стояла у изголовья кровати, держа одну руку на хромированной стойке.
– Да, – выпалил доктор с возмущением. Воображаемый сумасшедший ход событий расплывался и вращался перед его глазами.
– И что там было? – робко спросила жена. Доктор, отворачиваясь от самоубийцы, с трудом справляясь со вспышкой возмущения, ответил:
– Мозг видел, а ума – нет.
Все засмеялись. У Мази на перевязанном лице половина губы сдвинулась в виноватой усмешке. Лицо бледное как мел. Голова в марлевой обертке. Кровь запеклась в уголках обесцветившихся губ. А что остается ему делать?
Когда все ушли, Сельми, пригнувшись к лицу мужа, прошептала о скрытно вынашиваемом убеждении, которое дошло до точки кипения:
– Говорила я тебе: лучше работать руками, чем твоей головой.
Кофе и тетя Мотя
Тетя Мотя – полная, невысокого роста, трудолюбивая женщина пожилого возраста с энергией молодой девушки изо дня в день начинала колдовать на своем кофейном аппарате, примерно в 12 часов 15 минут. К этому времени в столовой, расположенной в полуподвальном помещении Даниловского корпуса университета, к буфету уже подходили первые, самые голодные посетители. Далее они проходили в зал, где можно было расслабиться вместе с кофе. Здесь за одним столом непринужденно могли сидеть преподаватели и студенты, среди которых буквально час назад бушевали нешуточные баталии по поводу «незачета» или «двойки» в зачетной книжке. За столом же никаких обид – полная демократия. Это была территория тети Моти. В каждом уголке кофейни был слышен ее звучный голос, особенно когда она шутила и смеялась. Для нее не существовало авторитетов, и в особых случаях эта чудная женщина вполне могла себе позволить даже крепкое словцо. Один раз я видел собственными глазами, как она очаровывала самого ректора Станиса, который заглянул в столовую вместе с гостями. Были у тети Моти и любимцы, обычно такие же, как и она сама – с чувством юмора. Таких счастливчиков она обычно обслуживала вне очереди. Серьезных и сердитых посетителей она обслуживала молча и с безразличием. Тетя Мотя была неутомима: несмотря на большие очереди, она не ведала усталости и не упускала из виду те мелочи, которые могли повлиять на качество изготавливаемого ею напитка. Шутка ли – на пяти варках за 40 минут обслужить сотни студентов и преподавателей! Ее размеренные и уверенные движения рук были доведены до идеального автоматизма. Сегодня у тети Моти было хорошее настроение.
– Следующий! – произнесла она, продав очередную чашку кофе. Перед прилавком остановился высокий худой африканец, которого она видела в первый раз. Он пообедал и только что подошел к раздаточному столу, бросил копейку на монетницу и пальцами барабанил по прилавку в ожидании своей очереди. – Один… кофе… – громко и выразительно произнес студент. Тетя Мотя с уважением посмотрела на молодого человека.
– Молодец! Ты молодец! – громко похвалила она парня так, чтобы услышал весь зал. – Слышите, вы, советские? Даже этот иностранец знает, как правильно склонять слово «кофе». Оно мужского рода, и я не хочу, чтобы вы обижали это слово.
Зал воспринял слова тети Моти с пониманием, некоторые преподаватели даже согласно покивали. «По сути, – подумал я, – это слово играет огромную роль в жизни этой женщины. Ведь она варила кофе в этом буфете еще задолго до того, как я поступил в университет. Именно поэтому для нее бережное отношение к этому слову так важно». Студент обрадовался и смутился, когда все обратили внимание на его особу. Когда первые впечатления от грамотности иностранного студента немного поутихли, тетя Мотя ласково спросила парня:
