скачать книгу бесплатно
скуластым лицом и солидными усами, выслушав Зияди, обалдел и долго не мог ничего говорить. Через минуту, когда все осмыслил, он
засмеялся.
– Такое может придти только в твою голову, Зияди, – сказал он, мотая головой. – Ты занесешь себя
в книгу памяти. Что ж, я за! – он гордо покрутил
усы за кончики.
В середине дня Зияди пожаловался на боли в
сердце, и Нона позвала медсестру, чтобы сделать
укол. Та, взяв в руки ампулу и уставившись на нее
тупым взглядом, застыла, переведя ошарашенный
взгляд на Нону.
– А что, дяде Зияди так плохо?
– Врач сказал, что у него увеличенное сердце, –
произнесла Нона. – Я не знаю: Зияди шутит и говорит: «У больших людей бывает большое сердце». –
Она застыла с минуту. – А что, сильное лекарство?
– Ну, да – морфин.
Нона вздохнула и отвела взгляд.
К вечеру дня во дворе Зияди все шуршало: стол,
стулья, посуда, мясо, костер. Сам Зияди, поглощенный великолепной идеей и счастливый, вертелся
как маленький мальчик. Забыв про всякие болезни,
12
он разжигал костер, разделывал мясо и все время
напевал старую грузинскую песню.
Нона следила за ним украдкой, с горечью вспоминая прошлое, которое пролетело бесследно, как
один миг. Вспышка света. Блеск молнии. С годами
стали блекнуть даже яркие события в жизни, такие
как свадьба, дни рождения детей. Все позади, впереди только воспоминания и неизвестность.
Первым на «поминки» приехал Гоги из Семендари с венком как положено с красными глазами. С
ним прошло детство и вся взрослая жизнь. Он выразил соболезнования Батразу с непередаваемым
чувством потери.
Зияди неожиданно вышел из-за угла и сияюще
стал в костюме и галстуке с распростертыми руками, готовый принять Гоги в свои теплые братские
объятия.
– Генацвали, Гоги…
Гоги выронил венок, и у него отвисла челюсть.
Он, обуреваемый чувствами, с минуту стоял как
вкопанный, не в силах произнести ни одного слова.
– Хм. Зияди. Ты так больше не шути, – сказал
Гоги наконец. – У меня сердце не железное.
Вторым подрулил к дому Зияди его старый друг
из Тбилиси Саба, семидесяти лет, богатый, как
черт и взрывоопасный, как вулкан. Он буквально
залетел во двор, быстро проговорив что-то Батразу,
устремился в дом, чтобы увидеть в последний раз
лицо покойного друга. Но вместо этого он лбом
наткнулся на живого Зияди. Он оторопел с открытым ртом, не совсем понимая, что происходит. Обретая дар речи и обнимая Зияди, он выругался:
– Старый козел, я хотел приехать с подарками
на юбилей, а ты взял и все испортил. А ты и не догадаешься, что это.
Зияди прищурился.
– Неужели, это правда? Ты хотел подарить мне
мундштук, из которого курил Сталин?
13
– Хорошо, что мозги твои еще не высохли, –
сказал Саба. – Ты догадался. Я обещал подарить
его тебе на юбилей.
– Ну, ничего, – сказал Зияди. – Есть много вещей, о которых нам стоит жалеть. Я подожду еще
десять лет.
Третий был Сулико из Гори с седой шевелюрой
и лицом, изрезанным морщинами. Великий оптимист и человек твердых убеждений. Он вошел во
двор с букетом цветов и подарками. Он осмотрелся
по сторонам. Несмотря на то, что у всех были нарисованные скорбные лица, он улыбался, потому
что каким-то образом узнал про розыгрыш: таких
не проведешь – он не сомневался, что это был розыгрыш старого хохмача. И вскоре он в этом убедился, когда Зияди закричал:
– Сулико! Брат, как ты догадался?
– Птицы донесли.
Друзья в сборе. У каждого столько накопилось
слов и новостей, хоть сиди до самого утра. Застолье у грузин – дело традиции и особого отношения, когда люди отбрасывают прочь неприятности,
проблемы, тревогу. Молчание и равнодушие, обособление не приветствуются – это может восприниматься как обида. Нигде на Кавказе нет столько
тостов и правил поведения, относящихся как к тамаде, так и рядовым…
Гости начали рассаживаться вокруг стола, установленного в саду под абрикосовым деревом: Зияди
во главе, а Нона – рядом сбоку. Одна половина стола
была в тени, а другая – под тускнеющими лучами
солнца, яркость которых отбирали сумерки наступающего вечера. Так она могла видеть и чувствовать
локоть мужа, о здоровье которого пеклась.
Гоги выглядел несокрушимым и с трудом сдерживал молчание, чтобы потом взорваться, когда наступит весомый момент. Он это сделает с тактом и глубоким юмором, так что смеяться будут все. Его любимая
14
тема, каким он был богатым в советское время, когда
работал завскладом стройматериалов. Он продавал
кафель упаковками, но умудрялся вытаскивать из каждой упаковки по одному кафелю, и вот так он сделал состояние и разбогател. Было время, когда к нему
прицепилась кличка «Кафель». Потом он иронично
добавлял: «Не рассказывайте никому, а то не дай бог
услышит тот, кому не положено это знать».
Саба, как ни странно, держался проще, оставив
свою театральность в долине Алавани, которая
всегда завоевывала сердца людей своей открытостью и дружелюбием. Он даже в простых вещах
так искусно находил величие, что каждый мог бы
отнести это на свой счет. Он умело покупал человеческое внимание – люди потом безрассудно начинали ему верить. Гений общения и романтик,
жизнь которого оказалась далека от романтики.
Нона заметила, как Зияди ликовал и наслаждался – он никогда не хотел бы с ними расставаться,
другими словами он жил тогда, когда он был в этой
среде – его стихии и его мечте.
– Дорогие мои, – начал Сулико, поднимаясь изза стола. – В правой руке он держал рог с чачей. –
Я вам расскажу один случай из жизни Зияди, что
говорит о его душе, о его любви, о его большом
сердце.
Зияди дрогнул, а Нона застыла, не в силах догадаться, о чем может пойти речь, но ей не понравилось выражение «большое сердце» как во врачебном диагнозе. Только не это.
– Это случилось лет десять назад. – Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что все его
слушают. – Как мы знаем, Роза училась в Ростове,
но когда она ехала поступать, Зияди и Нони провожали ее на вокзале в Тбилиси с неспокойным сердцем, потому что она там никогда не была и никого
там не знала. Посадив ее на поезд и вернувшись домой, Нона говорит: «Зияди, мне так плохо и боюсь
15