Женщины и мужчины

скачать книгу бесплатно


– Да вроде пока нет причин его бояться.

– Вы на меня так смотрите, и у вас никаких неприличных мыслей не возникает?

Я смутился и стал смотреть на амариллисы.

– Ладно, идите уж. Но если вечером надумаете с нами пива попить, то приходите. А мужа не бойтесь. Я с ним разберусь, если что!

В это день я не написал письмо. Но зато в своей ячейке нашел тоненький конверт из Москвы. В конверте, сложенный пополам, лежал листок в клеточку, вырванный из общей тетради. На листке большими круглыми буквами было написано, чтобы я не торопился назад, что она с подругой уезжает в Крым и что она еще скучает и ждет нашей встречи осенью.

Я так и не понял, читала ли она мои письма про цветы и пыльные листья. Подаренную лилию я поставил в стакан с водой, лег на кровать, уставился в потолок и стал думать о женщине из палисадника с лилиями и амариллисами.

Последняя осень

– Ты уверена, что тебе с ним будет лучше?

– Давай будем только о нас.

– Но мы договорились, что не будем выяснять отношений, когда раздражены.

– А говорить о нас – это только выяснять отношения?

В парке ветрено и холодно. Мокрые бурые листья на дорожках и скамейках. Самые крепкие болтаются на почти голых ветвях кленов. Хотелось посидеть в тепле, но эти двое избегали даже мысли об этом. Если пойти в кафе, то надо будет поддерживать разговор, а говорить больше не о чем. Вспоминать прошлое? Это больно, их счастье никогда не повторится. В ней уже не было загадки, а он больше не способен даже на маленькие подвиги.

Будущего тоже не было. Их совместного будущего. Они оба это понимали, но не могли говорить на эту тему. Они не хотели даже думать о завтрашнем дне.

Все тянулось уже несколько месяцев. Было страшно вот так все бросить и остаться один на один с новой жизнью, где не будет их встреч, звонков и мимолетных, пусть даже холодных поцелуев. Никто не мог первым хлопнуть дверью, уйти, не оборачиваясь, не боясь одиночества среди постылых дождей и темного, низкого неба.

У него уже была другая женщина, а у нее другой мужчина. Но пока все несерьезно, пока все обратимо, пока просто прогулки и разговоры. Смогут ли они заменить то, что было между ними? Будет ли она дрожать и сжиматься от страха и удовольствия, когда ее коснется новая мужская рука? Будет ли он, улыбаясь, бежать к метро, вспоминая гладкость женской кожи, освобожденной от одежды? Наверное, нет… Это бывает один раз. Потом будет что-то другое, от чего не стучит сердце, не перехватывает дыхание, от чего не забываешь о времени, делах, учебе, друзьях, погоде…

Пришла взрослость? Может быть. Они не боялись взрослости. Впереди еще бесконечность этой взрослости, и все можно успеть. А вот если бы сохранить их первую встречу в длинном шумном коридоре, первый поцелуй в этом парке, первые прикосновения к запретному и желанному. И уйти с этим во взрослую жизнь, начать сначала, но сохранить возможность позвонить, встретиться, взять друг друга за руки и пойти по этой аллее. Пусть даже такой холодной, неприветливой, мокрой…

Что этому мешает? Обида? Ревность? Страх, что их прошлое помешает новой жизни? Что оно будет тянуть назад, в недавнее детство, в мелькнувшее и ушедшее счастье? От этого ныло сердце, невозможно было сосредоточиться, радоваться внезапному осеннему солнцу, улыбаться друзьям при встрече. Все изменилось. Уже не ждешь звонка и откладываешь свой звонок. Уже спрятаны старые фотографии, уже порваны письма.

– Мне холодно… пойдем назад.

– Дать тебе мою куртку?

– Нет, я не хочу, чтобы ты простудился.

– Я бы лежал с температурой, а ты бы меня лечила. Ты помнишь…

– Не надо про «помнишь»!

– Не буду. Ты не сердись…

– Я не сержусь, просто устала и хочу домой.

В метро шумно, они совсем замолчали. Она вошла в вагон, обернулась, помахала ему рукой и стала пробираться внутрь. Двери зашипели, захлопнулись, поезд загудел и стал набирать скорость. Он смотрел на исчезающие в темном туннеле огни и понимал, что это все. Больше ничего не будет. Он никогда ей не позвонит и не будет ждать ее звонков. Их просто не будет. Ну и хорошо. Надо жить дальше, мир такой большой, он не замкнут на ее словах и взглядах. Это раньше все остальное было расплывчато и неважно. А теперь будет важно!

Он взъерошил слипшиеся от дождя волосы и пошел к лестнице перехода на другую линию.

А она ехала в гудящем вагоне, прислонив висок к стеклу двери, смотрела на мелькающие за окном лампы, связки кабелей и плакала. Она тоже поняла, что никогда больше не увидит его. Она почувствовала, что осталась одна, что ее маленькая власть кончилась, что он не будет больше ждать ее звонков, не будет волноваться, если она будет опаздывать на свидания. Ах, да… какие теперь свидания.

Она вытерла слезы и стала пробираться к выходу. Это была не ее станция. Но она знала, что если позвонить по номеру на визитке, вложенной в записную книжку, то через десять минут к этой станции подъедет темно-синяя машина, в которой будет тихо, сухо и тепло.

Жареная картошка

– Ты ведь знаешь, с какой гадостью мне приходилось иметь дело? Едкая, ядовитая, канцерогенная. Поэтому я любил работать по вечерам, когда в лаборатории никого не оставалось. Так было спокойнее и безопаснее: у тяги никто не толкался, никто не лез с расспросами, никто не звонил и не звал на какие-то совещания. В один из вечеров это и случилось. Я стоял у тяги, сливал два раствора, и тут вошла Марина. Я в резиновых перчатках, в защитных очках, стараюсь сдерживать дыхание, а она подходит сзади, обнимает меня, кладет голову на плечо и говорит, чтобы я закрыл дверь на ключ.

– У тебя хоть рука не дрогнула?

– Нет! Я стиснул зубы и аккуратно поставил все колбы на место. Иначе, сам понимаешь… Ты вот рассказывал про студента, который радиоактивный фосфор у ваших весов рассыпал, а тут можно было весь корпус отравить. В общем, когда я повернулся… Дальше, рассказывать не буду, сам все знаешь.

Мы выпили, и я пошел к плите помешать шипящую на сковородке картошку. Мне нужно было переварить рассказ Андрея. Марину я помнил хорошо. В то время она уверенно разменивала свой шестой десяток, но посторонние никогда бы в это не поверили. Марина не была красавицей, но она привлекала внимание сразу, в любой компании, в любой ситуации. При ней все остальные женщины казались или тусклыми, или вульгарными. Она была чуть полновата, каштановые волосы всегда немного растрепаны, широко расставленные синие глаза смотрели изучающе, ласково и только на тебя. Потом ты замечал, что она смотрит и на других, но было ощущение, что это случайно, что скоро ее взгляд снова встретится с твоим, что она сегодня искала именно тебя, чтобы сказать важное для вас обоих.

Но это ощущение было обманчивым. Было известно, что Марина обожает своего мужа, что она никому не позволяла переступить некую черту в отношениях, что она необычайно добра, и почти весь наш корпус ходил к ней обсуждать семейные проблемы. Мы знали, что все сказанное, останется между нами, что она будет хранить наши маленькие секреты лучше нас самих, что все ее взгляды означали только желание узнать, нужна ли тебе ее помощь.

И тут вдруг – Андрей! Нескладный, работающий по двенадцать часов в день, вечно пристающий к нам со своим мнением о происходящих в стране событиях, мечтающий выиграть в лотерею большую сумму, чтобы дальше можно было спокойно работать, не думая о грантах и зарплате. Андрей был женат, в семье все было хорошо: красавица-жена, две чудесные дочки… На чужих женщин он не заглядывался, и услышанная новость меня шокировала. Я помнил то время. Андрею было тогда тридцать с небольшим, мы с ним часто пересекались по работе, но мне и в голову не приходило, что он являлся героем такого необычного романа.

– Ну и что дальше? – спросил я, раскладывая картошку по тарелкам. – У меня такое чувство, что у вашего романа не было продолжения.

– Да, – Андрей достал из банки огурец и разлил водку по рюмкам. – Ты прав, интимных отношений у нас практически не было. Не нужно это было ни мне, ни ей. Нам было хорошо в своих семьях. Только один раз нам снова захотелось побыть наедине. Я тогда попросил у тебя ключ от квартиры.

Я помнил этот день. Андрей начал договариваться за неделю. Он страшно волновался, очень не хотел, чтобы я узнал, с кем он придет, говорил, что никак не обременит меня, что принесет свое белье и оставит квартиру в идеальном состоянии, а ключ – в почтовом ящике. Я смеялся, говорил, что ему придется сделать капитальный ремонт, иначе идеального состояния квартиры ему так просто не достичь. Я провел этот вечер у знакомой, а когда вернулся домой, то ахнул! Вся квартира была убрана, пыль вытерта даже на книжных полках, плита и раковина на кухне сверкали, а на подоконнике стояла бутылка нераспечатанного коньяка в окружении пяти крепких желтых лимонов. Было ощущение, что любовники приезжали не для того, чтобы побыть друг с другом, а чтобы навести порядок и доставить мне удовольствие.

На следующий день я нашел Андрея и попросил его приезжать каждую неделю. Он посмеялся, сказал, что дальше он будет появляться только за деньги, причем большие, потому, что мне пора менять ванну и циклевать паркет. На том мы и порешили.

Потом судьба разметала нас по разным странам, и когда мы встретились, то первые дни говорили только о работе, политике и детях. Другие женщины в наших разговорах не присутствовали, мы хранили наши маленькие тайны, и то, что Андрей рассказал о Марине, было… Я не знаю, какое слово тут подобрать, это был рассказ не о страсти, не о случайной влюбленности, тут было что-то другое. Я ждал и боялся продолжения его рассказа. Андрей сам позвонил и попросил меня его выслушать, обещав принести бутылку хорошей водки и взяв с меня обещание, что я обеспечу соленые огурцы, копченую колбасу и большую сковородку жареной картошки.

– Хорошая у тебя картошка! – сказал Андрей и встал, чтобы положить себе добавки. – Румяная и мягкая. А у меня она всегда какая-то бледная и слипшаяся.

– Научить?

– Нет, не надо, я лучше буду к тебе чаще приходить.

За окном стало темнеть, мы долго сидели молча, потом Андрей продолжил.

– Да, мы не были любовниками в общепринятом смысле. Просто иногда, проходя мимо, мы касались друг друга, улыбались, и мне становилось от этого так хорошо, что ты не можешь представить! У меня сразу все начинало получаться, уходило раздражение. Ты помнишь, какой был тогда везде бардак? Так вот, везде бардак, все злые, а я как на крыльях летаю. А спроси почему – не отвечу. Просто хорошо мне и все!

– А она?

– Я ее как-то спросил, почему она тогда выбрала меня. В ответ она рассмеялась и сказала, что сама не знает. Просто почувствовала, что мне это надо. И сейчас у нее появился смысл ходить на работу. Наукой она не очень интересовалась, зарплаты сам помнишь… а тут она чувствует, что ее присутствие делает меня счастливым. Вот так и сказала. Она ходила на работу, чтобы мне было там хорошо!

Мы выпили еще по рюмке, и я зажег свет.

– Слушай, погаси! – попросил Андрей. – У меня от компьютеров глаза уставать стали, а в темноте хорошо.

Я снова подошел к выключателю и увидел, что Андрей напряженно смотрит на меня.

– Ты, наверное, ждешь, что я буду про своих женщин рассказывать. Но я не буду. Я никогда…

– Я знаю, – перебил Андрей, – я тоже никому ничего не рассказываю, а сейчас смотрю на тебя и не понимаю, ты не догадался, почему мы пили не чокаясь?

Я прислонился к стене, сердце сжалось и на какое-то время перестало биться.

– Когда?

Андрей посмотрел на остатки водки в бутылке, забыв про меня, налил себе рюмку, как-то неуклюже сглотнул и тихо сказал:

– Это все наша проклятая химия. Она никому ничего не говорила. Просто таяла тихонько, пока я по своим дурацким «европам» мотался… Но однажды позвонила в лабораторию, сказала, что простудилась и недельку посидит дома. А в конце недели… Год назад это было… Я себе никогда не прощу, что меня с ней не было в последние дни. Ты пока не понимаешь, как важно быть вместе в последние дни…

– Понимаю, Андрей. Я сразу понял, но верить не хотел. Ждал счастливого конца истории.

– А конец счастливый, – вдруг произнес он. – Я от нее письмо получил. Хорошее такое. Она писала, что ей легко и она счастлива. Просто счастлива, что у нее все было. И лучше ничего не будет и не надо. Она это письмо подруге передала, а та меня нашла. Давай теперь по-настоящему выпьем! Картошка вроде у тебя осталась. Ты, кстати, должен еще знать, что мы тогда у тебя картошку жарили. Всю плиту маслом забрызгали и стали порядок наводить. Теперь в этот день я всегда буду жареную картошку есть.

Я пошел в комнату и достал из шкафа бутылку дорогого французского коньяка. Это был мой неприкосновенный запас на особо важный случай. Сегодня был именно такой…

Он был похож на Бельмондо

Вадим Сергеевич был похож на Бельмондо.

– В нем сильное мужское начало! – говорила Таньке Людмила. – Но все это пропадает без должного употребления.

Людмиле было уже двадцать семь, и она знала про мужчин всё. Небольшого роста, с темными смеющимися глазами, худенькая, она умела давать убийственные характеристики и смело комментировать то, о чем Танька даже думать стеснялась.

Таньке было семнадцать. В институт она не поступила, и знакомый отца устроил ее в конструкторское бюро. Танька неплохо рисовала, поэтому ее поставили у кульмана чертить какие-то балки и стойки. Ей давали карандашные эскизы, а она должна была красиво переносить их тушью на кальку. Таньке это нравилось – думать во время работы можно было о чем угодно. В обед они ходили всем отделом играть в настольный теннис или бегали по магазинам в поисках всяких мелочей и вкусностей.