Дарья Донцова.

Дневник пакостей Снежинки

скачать книгу бесплатно

© Донцова Д. А., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

– Если мужчине предстоит серьезный разговор, он думает о том, что скажет, если женщине предстоит серьезный разговор, она бежит выбирать платье.

Маша посмотрела на Феликса, только что произнесшего эту фразу.

– Ну в нашем конкретном случае ты не прав, похоже, Дегтярева совершенно не волнует то, о чем он будет беседовать с начальством, и…

Договорить Манюне не дал полковник, он вбежал в гостиную с куском коричнево-фиолетовой ткани в руке.

– Что это? – закричал Александр Михайлович.

– Какая-то тряпка, – пожала я плечами.

Толстяк встряхнул «тряпку».

– Ой, это брюки, – удивился Маневин, – цвет немного… э… депрессивный. Но зимой вполне сойдет. Чьи они? Манечка, твои штанишки?

– У меня такого ужаса никогда не было, – возмутилась Маруся, потянулась к коробке, взяла конфету и уронила ее.

К шоколадке немедленно кинулась собака Мафи, она всегда следит во все глаза – не упадет ли на пол что-то вкусное. Но Мафушу совершенно неожиданно опередил мопс. Апатичный Хучик, который ходит медленно с видом монаршей особы, на сей раз проявил чудеса ловкости вкупе со скоростью и слопал трюфель в тот момент, когда Мафуша подлетела к столу. На морде Мафи появилось выражение искреннего недоумения, в глазах застыл вопрос: «Эй, что происходит? Я прекрасно видела, как вкуснотень спланировала на пол».

– Это мой выходной костюм, – заявил Дегтярев.

– Я вижу только брюки, – сказал Феликс.

– Похоже, ты в них в последний раз выходил на парад в честь победы войск Кутузова над Наполеоном, – хихикнула Манюня, – вид у штанишек… э… слов не могу подобрать.

– Антикварный, – подсказал мой деликатный профессор.

– Жуткая шмотка, – вздохнула Манюня, – думаю, что десять первых ее владельцев скончались от глубокой старости.

– Обноски – устаревшее понятие, – загудел Маневин, – так говорили до девяностых годов прошлого века. Нынче это слово исчезло из обихода. В наши дни то, что висело в гардеробе пятнадцать лет в ожидании, когда хозяйка похудеет, называется винтаж и стоит дороже нового.

– Костюм новый, я надевал его один раз, – возмутился полковник.

– Когда? – искренне удивилась я.

– В день получения диплома о высшем образовании, – заявил Дегтярев, – он прекрасного качества, производства ГДР, ему сносу нет. Материал настоящая шерсть. Костюм отлично сидит.

Юра оторвался от компьютера.

– А почему ты его не носил?

Полковник встряхнул ужасные брюки.

– Он достался мне по блату. Стоил дорого. Я, когда за ним в подвал шел, в темноте споткнулся о трубу канализации и упал. Но это не помешало мне костюм забрать, я схватил пакет и дал деру. Лечу к подземке и думаю: «Что там? Какой цвет? Фасон?» В метро испугался: вдруг он клетчатый? Или в черно-белую полоску? Дома с замиранием сердца развернул обертку.

О! О! О! Шедевр! Мечта! Я оказался самым модным на курсе! Даже у ректора костюм был хуже!

Глаза Юры расширились.

– Ты его украл?

Александр Михайлович вскинул подбородок.

– Более идиотского вопроса никогда не слышал. Хоть и разных людей встречал. Я? Украл? Я, отдавший жизнь борьбе с нарушителями закона? Я спер? Юра, очнись!

– Извини, – промямлил мой зять, – ну… ты так вдохновенно описал процесс: подвал, темнота, труба канализации, упал, взял пакет, ты не знал, что в нем. Вот я и решил, что ты стырил костюм и ушел огородами. А что такое блат?

Я стиснула зубы, чтобы душивший меня смех не вырвался наружу.

– Блат? – повторил Маневин. – Ах, блат!

– Полковник сказал: получил по блату, – пустился в объяснения Юра. – Ты заказал костюм за границей? Это онлайн-покупка? Ты не видел фото в каталоге, поэтому не знал, какой у него цвет?

– Юра, блат – это не название интернет-магазина, – заговорил Феликс, – блат – это отношения людей. В советское время в магазинах почти не было качественных товаров.

– Помню, – кивнул Юра, – мы с мамой стояли за сливочным маслом, мне, наверное, было лет пять, на моей ладошке какая-то тетка номер написала. А я расстроился, стал плакать…

– Ты вспоминаешь начало девяностых, – остановил его Феликс, – а я о более ранних временах говорю. Купить в семидесятых годах, например, импортный мужской костюм можно было только по блату. Допустим, ты покупатель, а я продавец в магазине одежды. Ты приходишь и спрашиваешь: «Где можно найти Феликса?» Отвечаю: «Это я». Ты продолжаешь: «Здрассти, я племянник Марии Ивановны из детской поликлиники. Она вашему сыну Вадику зубы лечит. Мне нужен выходной костюм». Я говорю: «Есть двойка из ГДР и из Финляндии. Вторая дороже». Ты выберешь что-то, узнаешь цену, и мы обменяемся. Ты получишь пакет, я денежки. Недешево тебе обновка обойдется, ценник выше, чем в торговом зале, но в магазине жук и жаба на вешалках. А если что-то вдруг «выбросят» на прилавок, люди стоят в очереди целый день. Вот это блат. Покупка по знакомству. И чаще всего операция «деньги-товар» проходила в подвале, в подсобке, в туалете. Не на глазах у всех.

– Понимаю, ты хранил брюки как память о молодости, – сказала я. – Но зачем сейчас их вытащил?

– Если кто забыл, у меня скоро день рождения, – надулся Дегтярев.

– Помним, – хором ответили все.

– Хочу праздника! – заявил Александр Михайлович.

– До юбилея еще далеко, – удивилась я.

Полковник налетел на меня, как дятел на гусеницу.

– По-твоему, я имею право весело проводить время с гостями раз в десять лет?

– Ты неправильно меня понял, – возразила я.

– А как еще можно интерпретировать слова «до юбилея еще далеко»? – надулся Дегтярев.

– Просто я удивилась, – стала оправдываться я, – знаю, что ты терпеть не можешь гостей, всегда сердишься, когда я собираю компанию, которая тебя поздравить хочет. До твоей даты больше полугода.

– Хочу праздника, – повторил толстяк, – чтобы было много людей, подарки, все меня хвалили бы, пили за мое здоровье.

– Прекрасная идея, – обрадовалась я и осеклась. – Эй! Никак ты задумал нарядиться в день рождения в брюки, которые сейчас притащил?

– А что? – покраснел Дегтярев. – Чем ты опять недовольна?

– Ну… они катастрофически тебе… – начала я.

– …плохо смотрятся, – перебила меня Манюня, – они не модные. Широкие у талии. Заужены книзу. С манжетами. Лучше их спрятать. Через десять лет они снова будут на пике моды, и ты их выгуляешь.

– Да? – протянул полковник. – Такие сейчас не носят?

– Жуть фиолетовая, ее похоронить надо, – неожиданно снова брякнул всегда молчаливый Юра. – Ой!

Услышав последнее восклицание, я догадалась, что Манюня или незаметно ущипнула мужа за бок, или наступила ему под столом на ногу.

– Помнишь, со мной в одном классе училась Рита Головина? – зачастила Манюня. – Она сейчас байер, поедем к ней завтра, подберем тебе прекрасный костюм. Ритка скидку сделает.

– Конечно, помню ее, – кивнул полковник, – очень даже хорошо помню.

Мне стало смешно. Если учесть, что Александр Михайлович был в школе у Маши от силы два раза за все годы ее учебы, то он непременно, конечно же, вспомнил, о какой Манюниной подруге идет речь. Когда Дегтярев врет, у него слегка косит левый глаз, он и уехал сейчас в эту сторону.

– Но я не надену кожаный комбинезон с капюшоном, – выпалил толстяк.

– И правильно, – одобрил Маневин, – это не твой стиль.

– А кто говорил о таком наряде? – изумилась Маша.

– Ты, – удивился полковник, – решила познакомить меня с девушкой-байкером.

– Байером, – по слогам произнес Маневин, – слова похожи, но Рита не фанатка мотоциклов. Байер закупает вещи за границей и привозит их для продажи в Москву. Люди этой профессии диктуют моду, от них зависит, что обычные граждане носить будут.

Маруся хотела продолжить, но не успела, потому что в комнату со словами:

– Простите, на дорогах сплошные пробки, – вошла женщина в дорогом костюме от Шанель, на плече у нее висела новая вариация сумки Диор, такая стоит около десяти тысяч евро, в ушах сверкали серьги с бриллиантами, на пальце было кольцо им в пару. По самым скромным подсчетам, гостья оделась-украсилась не на один миллион рублей.

Она окинула нас взглядом и продолжила:

– Ждали меня? А вот и он!

Незнакомка поставила на пол нечто круглое, смахивающее на небольшой перевернутый тазик из нержавейки. Она стукнула его ладонью.

– На сердце рана у меня, на сердце рана, – визгливо завопил тазик и резво поехал в сторону Манюни.

Она живо поджала ноги. Странный агрегат прокатился под ее стулом и направился в сторону гостиной, распевая что есть сил:

– Моя любовь полна травой…

– Неправильные слова, – заметил Маневин, – в оригинале «твоя любовь полынь-трава».

– Что это? – спросила я. – И как вы в дом попали?

Глава 2

– Так дверь у вас нараспашку, вы ждете меня, и вопрос «что это?» меня немного удивляет, – выпалила незнакомка, – это же он, тот, что вам нужен, автономный электронный уборщик дома, экономит грузовик нервов и денег. То, о чем вы мечтали! В доме есть горничная?

– Сейчас нет, – грустно призналась я, – никак не могу подобрать подходящего человека.

– Ну и зачем она вам? – спросила гостья. – Наймете бабу, а та окажется воровкой, алкоголичкой-тихушницей, украдет деньги, перебьет посуду, начнет подкатывать к вашему мужу!

Дама показала пальцем на полковника.

– Разве он откажется от гнилого яблока, которое само в руки падает? Результат? Обкрадена хозяйка по всем фронтам: ни денег, ни брака, ни косметики, ни продуктов. О как! А наш уборщик с вашим супругом спать не будет!

– Перестаньте в меня пальцем тыкать, – разозлился Дегтярев, – я не женат на Дарье.

– А зря, – пропела тетка, – упускаете свое счастье.

– Настало лето, знойное лето, – завыл аппарат и наехал на Мафи.

Мирно спавшая псинка вскочила, шарахнулась в сторону и налетела на журнальный столик. Тот незамедлительно упал. Послышался стук. По полу рассыпались шахматы, в которые играют Феликс и Юра, детектив Смоляковой, его положила туда я, и Дуняшина бутылка с компотом.

– Немедленно остановите свой агрегат, – потребовала я.

– А как еще продемонстрировать его идеальную работу? – спросила дама. – Обратите внимание! Все рассыпалось? И! И! И!

Из «тазика» высунулось что-то вроде шланга с широким раструбом. Песня стихла, вместо нее послышалось тихое причмокивание.

– Хуч! – возмутилась я. – Ты опять грызешь плед? Поверь мне, он не вкусный.

– Хучик сидит у меня на коленях, – сказал Маневин, – и ведет себя идеально.

– А кто чавкает? – спросила я.

– Бутылка с компотом! – подпрыгнула Маруся. – Он ее сожрал. Во дает!

– Кто? – осведомилась я.

– Ваш электронный помощник, – гордо пояснила тетка, – и не съел, а убрал. У вас тут все расшвыряно. Порядка нет, сейчас мы его наведем.

– Шахматы! – ахнул Юра. – Теперь пылесос их лопает. Эй, а ну отдай.

– Где мои брюки?! – завопил полковник.

– На тебе, – успокоила я его.

– Нет, нет, – засуетился Дегтярев, – я имел в виду костюмные. Висели на спинке стула, а теперь нет их!

Раздался гудок паровоза.

– Что это? – вздрогнула я.

– Мой телефон, – объяснила незнакомка, – я специально звонок такой поставила, чтобы слышать клиентов. По сто раз в день меня беспокоят! Остался последний уборщик. Берите, а то его другие купят. Алло!

– Где мои брюки? – недоумевал Александр Михайлович.

– Эй! Прекратите разбой, – попросил Маневин. – Он шахматы съел.

– Новая Смолякова! – закричала я. – Еще прочитать не успела!

– Музыкальный привет вам. Иги-иги-иги-го-го-го, – запел пронзительный голос, – го-го-го-иги-иги-иги… а-а-а… ик-ик-ик… а-а-а… ик-ик-ик-го-го-го… о-о-о!

Понять, мужчина или женщина выводит сей набор бессмысленных звуков, было невозможно. Пение оказалось таким пронзительным, что у меня мигом заболела голова, а перед глазами замелькали черные пятна.

Маша встала и решительным шагом направилась к «тазику», который успел проглотить, в прямом смысле этого слова, детектив Милады.

– Немедленно выключите то, что принесли, и избавьте нас от прослушивания сей мантры, – потребовал Феликс.

Но странная гостья никак не отреагировала на его слова. Она держала в руке телефон и безотрывно смотрела на экран. Мне стало не по себе. Лицо дамы вытянулось, заострилось, нос стал длиннее, а глаза больше.

– Го-го-го… иги-иги-иги, – звенело в комнате, – а-а-а… ик-ик-ик…

Маневин вскочил.

– Мы просили прекратить безобразие, но вы не внемлете нашим просьбам. Посему я сам провожу вас до двери. Любезная, прошу на выход. Ваше присутствие в нашем доме неуместно. Мы не приглашали к себе торговца бытовыми приборами.

Несмотря на то что у меня от головной боли смыкались веки, я улыбнулась. Мой муж никогда не теряет вежливости. Кто-то другой просто схватил бы непонятно откуда явившуюся дамочку за шиворот и вытолкнул бы ее вон без лишних слов. А Феликс никогда так не поступит.

Гостья задрожала.

– Вам плохо? – спросила я. – Сядьте скорей.

Особа, которая нагло вошла в нашу столовую, молчала. И тут раздался оглушительный звук выстрела. Я присела и прикрыла голову руками. Через секунду перед моими глазами появились две ноги в плотных черных колготках, они били пятками по полу. Противная мелодия стихла, вместо нее раздался голос Феликса:

– Юра, скорее неси нож, тупой, не для мяса! Для масла!

Я встала и увидела, что незнакомка лежит на спине. Тело ее изгибалось в разные стороны, Маша держала беднягу за руку.

Юра подал Маневину столовый прибор. Тот быстро сунул его лезвие между челюстями дамы.

– Диспетчерская, – закричал в трубку Дегтярев, – «Скорую» к нам. Приступ эпилепсии.

Я схватила бедняжку за щиколотки и попыталась удержать ноги. Но несчастную женщину колотило с такой силой, что моя затея не удалась.

– Надеюсь, врачи быстро приедут, – пробормотал Юра.

– Клиника в десяти минутах езды, – уточнил Дегтярев, – похоже, приступ прекратился.

В ту же секунду я увидела, что ноги незнакомки лежат неподвижно.

– Надо подсунуть ей под голову подушку, – посоветовал Юра.

– Нет, – остановила его Манюня, – я ветеринар, людей не лечу, но, если у собаки случился приступ и он самокупировался, лучше первое время не трогать псинку. Думаю, с людьми так же.

Мы молча смотрели на незнакомку, мне вдруг почему-то стало страшно. В доме повисла тишина, никто не произносил ни слова.

– Где «Скорая»? – возмутилась через какое-то время Маруся.

– Дома есть кто? – раздался женский голос.

– Приехали, – обрадовалась я и поспешила в холл.

– Приступ эпилепсии? – переспросила врач, присаживаясь около незнакомки. – Ну-ну.

– Имя, фамилию больной назовите, – попросил медбрат.

– Мы с ней не знакомы, – ответила я.

– Она лежит в вашем доме, – напомнил медбрат.

Феликс рассказал, как странная тетушка очутилась в нашей столовой. Дегтярев тем временем сходил в свою комнату и вернулся со служебным удостоверением. Лицо медбрата потеряло суровое выражение.

– Я Сергей. А врач – Надежда Михайловна.

– Не нравится она мне, – воскликнула доктор, – лучше ее забрать. Сережа, запроси место.

Парень вынул телефон.

– Если не можете предоставить никаких сведений о больной, – продолжала Надежда Михайловна, – и у вас нет ее паспорта и полиса, я обязана сообщить в полицию.

– То, что я тут, вас не устраивает? – нахмурился полковник.

– Простите, нет, – вежливо, но твердо заявила врач, – есть служебная инструкция. Я обязана ей следовать.

– Сумка! – осенило меня. – Наверное, она валяется на полу.

Юра показал на трубку, которая лежала возле гостьи.

– Айфон.

– И что? – не поняла я.

Зять взял телефон.

– Можно найти ее близких.

– Кто у нее в избранных? Банк, дом, Зяма… Секундочку.

Юра потыкал пальцами в экран.

– Мамуля? – спросил детский голос. – Ты где?

– Вы Зяма? – задал свой вопрос Юра, он включил громкую связь.

– Эй! Где вы взяли телефон моей мамы? – возмутилась девочка.

Александр Михайлович отобрал у Юрца сотовый.

– Полиция. Полковник Дегтярев беспокоит.

– Ой! – испугалась девочка.

– Все в порядке. Вашей маме стало нехорошо, «Скорая» отвезет ее в больницу.

– Ой!

– Сообщите ее паспортные данные.

– Не знаю, где паспорт, – всхлипнула малышка.

– Просто назовите ее имя, отчество, фамилию.

– Зиновьева Алевтина Михайловна.

– Полис у нее есть?

– Не знаю.

– Вы россияне?

– Да.

– Живете в Москве?

– Да. Не зовите меня на «вы», я маленькая, – заплакала девочка.

Я отняла у полковника трубку.

– Зяма!

– Да.

– Солнышко, не расстраивайся.

– Мама умрет?

– Нет, нет, все будет хорошо. Сколько тебе лет?

– Пятнадцать.

Я опешила. Пятнадцать?! Подростки в этом возрасте, как правило, не говорят «я маленькая», наоборот, изо всех сил стараются казаться взрослыми. Но на удивление времени не было.

– Где ты живешь?

– Не помню, – разрыдалась девочка, – ой, мне страшно. Папа умер! А у мамы голова два дня болела.

– Деточка, ты одна дома?

– Да-а-а!

– Сейчас я к тебе приеду.

– Да-а-а! Пожалуйста! Мне жутко!

– Зиновьева Алевтина Михайловна зарегистрирована в Красногорске, – сообщил Юра, который смотрел в свой ноутбук, – в поселке Солнечный рай.

– Зяма, – позвала я.

– Что? – спросила девочка.

– Слышала адрес?

– Да.

– Он ваш?

– Да.

– Скоро я приеду. Но не указан номер дома.

– В поселке имена. Наш коттедж «Снежинка», он стоит самым последним у леса, – прошептала девочка.

– Уже выезжаю, – воскликнула я.

– Мы ее оформили, – сказала Надежда Михайловна, увидев, что я прекратила беседу, – попросите дочь привезти паспорт и полис матери.

– Она в шоке, – заметила я, – не очень удачная идея просить ее приехать в клинику.

– Я великолепно управлялась с двумя маленькими братьями в тринадцать лет, – сердито сказала врач, – мать постоянно моталась в командировки, Петя и Толя на мне висели. Утром в садик их отведу, бегу в школу, после уроков домой, ужин готовлю, мальчиков приведу, спать уложу, ночью домашние задания делаю. Нынешняя молодежь изнеженная! Чуть что, у них депрессия. До тридцати лет они малыши, потом лентяи. Кто-то из ваших мужчин поможет больную в машину отнести?

– Конечно, – хором ответили все.

Глава 3

– Кто там? – спросил из домофона тихий голос.

– Зяма, это Даша, я говорила с тобой по телефону, – представилась я.

Замок щелкнул, я вошла в просторный холл. Похоже, Алевтина Михайловна ни в чем не нуждалась. Дом, в котором она живет, это таун-хаус на две семьи, находится он в поселке, расположенном в лесу. В прихожей, где я нахожусь, на полу уложен фигурный паркет, стоит дорогая вешалка, висит роскошное зеркало в бронзовой раме и люстра ему под стать. На дорогой консоли лежала толстая тетрадь. Я прочитала вслух надпись на обложке: «Дневник радостей Снежинки».

– Я записываю сюда все хорошее, что случилось за день, – объяснила Зяма, – если по-моему ничего замечательного не произошло, мама велит подумать, и хорошее всегда находится. Солнце светит – радость, дождик идет – радость. Мама жива?

– Да, не беспокойся, – сказала я, – она поправится. Ты, наверное, будущая балерина?

– Как вы догадались? – удивилась Зяма.

– Ты стоишь, вывернув ступни, и мне стало понятно, что ты каждый день занимаешься экзерсисами, – объяснила я, – если я попробую принять ту же позу, мигом шлепнусь.

– Я учусь в академии танцев Степана Лукина, – прошептала девочка. – Что вы от меня хотите?

– Найди, пожалуйста, паспорт и полис Алевтины Михайловны, – попросила я, – их надо отвезти в больницу.

– Да, – сказала девочка, – я уже нашла их. Где мама?

– В клинике на улице Шляпина, – пояснила я.

– Это где?

– На улице Шляпина, – повторила я.

– Как туда попасть? – спросила Зяма.

– Наверное, на автобусе или маршрутке, – предположила я.

– Там надо деньги платить?

– Конечно.

– У меня их нет, – шмыгнула носом Зяма, – вообще ни копейки. Мама не разрешает мне деньги трогать. Они грязные. Можно заразиться, заболеть и умереть. В общественном транспорте полно микробов. Сейчас бушует эпидемия гриппа. И в больнице можно вирус подцепить. Я одна из дома теперь не выхожу. Раньше ходила в академию, правда, пару раз ключи теряла. Хотите чаю?

Я кивнула.

– Умеете его заваривать? – задала совсем уж неожиданный вопрос девочка.

– Конечно, – улыбнулась я.

– Пойдемте в столовую, – пригласила Зяма.

Я пошла за ней и очутилась в большой комнате со столом, стульями, буфетом – мебель была дорогой, итальянского производства.

– Вот банка, – пролепетала Зяма, – и чайничек.

– Похоже, ты не любишь готовить, – заметила я, включая электроприбор.

– Мама не разрешает, – сказала Зяма, – я могу пролить кипяток, обожгусь, попаду в больницу, умру…

– Тебя, наверное, одну не выпускают в город? – предположила я.

– Нет! Мы с мамой всегда вместе.

– Алевтина Михайловна не работает?

– Она дома рисует. Мама иллюстратор детских книг. Отведет меня в академию и пишет картинку.

Я села за стол.

– Зяма, как тебя зовут?

– Зяма.

– Навряд ли так в паспорте написано.

– По документам я Светлана.

– Очень красивое имя, – сказала я.

– Маме не нравилось.

Глагол в прошедшем времени резанул слух.

– Света, твоя мама жива.

– Вы уже говорили. Я знаю.

– Почему тогда сказала: «Не нравилось»? Не нравится, – поправила я.

– Нет. Не нравилось, – возразила девочка, – мама так говорит: «Имя Светлана всегда мне не нравилось, но папа так тебя назвал. Противное имечко». Вот. Я Зяма. Можете мне чаю налить?

– С удовольствием, – ответила я, – у тебя есть какие-нибудь родственники?

– Нет. Папа умер. Вот. Бабушек-дедушек, тетей-дядей, слава богу, нет!

– Почему «слава богу», что нет родных? – удивилась я.

– Так мама говорит.

– Зяма, Алевтина Михайловна приехала к нам с пылесосом-роботом. Мы приняли ее за дилера, который ходит по людям и предлагает им делать покупки, получая за это процент от фирмы.

– Нет. Мама художник.

– Зачем тогда она привезла нам агрегат? И вела себя как коммивояжер?

скачать книгу бесплатно