Дарья Донцова.
Дневник пакостей Снежинкискачать книгу бесплатно © Донцова Д. А., 2018 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019 Глава 1– Если мужчине предстоит серьезный разговор, он думает о том, что скажет, если женщине предстоит серьезный разговор, она бежит выбирать платье. Маша посмотрела на Феликса, только что произнесшего эту фразу. – Ну в нашем конкретном случае ты не прав, похоже, Дегтярева совершенно не волнует то, о чем он будет беседовать с начальством, и… Договорить Манюне не дал полковник, он вбежал в гостиную с куском коричнево-фиолетовой ткани в руке. – Что это? – закричал Александр Михайлович. – Какая-то тряпка, – пожала я плечами. Толстяк встряхнул «тряпку». – Ой, это брюки, – удивился Маневин, – цвет немного… э… депрессивный. Но зимой вполне сойдет. Чьи они? Манечка, твои штанишки? – У меня такого ужаса никогда не было, – возмутилась Маруся, потянулась к коробке, взяла конфету и уронила ее. К шоколадке немедленно кинулась собака Мафи, она всегда следит во все глаза – не упадет ли на пол что-то вкусное. Но Мафушу совершенно неожиданно опередил мопс. Апатичный Хучик, который ходит медленно с видом монаршей особы, на сей раз проявил чудеса ловкости вкупе со скоростью и слопал трюфель в тот момент, когда Мафуша подлетела к столу. На морде Мафи появилось выражение искреннего недоумения, в глазах застыл вопрос: «Эй, что происходит? Я прекрасно видела, как вкуснотень спланировала на пол». – Это мой выходной костюм, – заявил Дегтярев. – Я вижу только брюки, – сказал Феликс. – Похоже, ты в них в последний раз выходил на парад в честь победы войск Кутузова над Наполеоном, – хихикнула Манюня, – вид у штанишек… э… слов не могу подобрать. – Антикварный, – подсказал мой деликатный профессор. – Жуткая шмотка, – вздохнула Манюня, – думаю, что десять первых ее владельцев скончались от глубокой старости. – Обноски – устаревшее понятие, – загудел Маневин, – так говорили до девяностых годов прошлого века. Нынче это слово исчезло из обихода. В наши дни то, что висело в гардеробе пятнадцать лет в ожидании, когда хозяйка похудеет, называется винтаж и стоит дороже нового. – Костюм новый, я надевал его один раз, – возмутился полковник. – Когда? – искренне удивилась я. – В день получения диплома о высшем образовании, – заявил Дегтярев, – он прекрасного качества, производства ГДР, ему сносу нет. Материал настоящая шерсть. Костюм отлично сидит. Юра оторвался от компьютера. – А почему ты его не носил? Полковник встряхнул ужасные брюки. – Он достался мне по блату. Стоил дорого. Я, когда за ним в подвал шел, в темноте споткнулся о трубу канализации и упал. Но это не помешало мне костюм забрать, я схватил пакет и дал деру. Лечу к подземке и думаю: «Что там? Какой цвет? Фасон?» В метро испугался: вдруг он клетчатый? Или в черно-белую полоску? Дома с замиранием сердца развернул обертку. О! О! О! Шедевр! Мечта! Я оказался самым модным на курсе! Даже у ректора костюм был хуже!Глаза Юры расширились. – Ты его украл? Александр Михайлович вскинул подбородок. – Более идиотского вопроса никогда не слышал. Хоть и разных людей встречал. Я? Украл? Я, отдавший жизнь борьбе с нарушителями закона? Я спер? Юра, очнись! – Извини, – промямлил мой зять, – ну… ты так вдохновенно описал процесс: подвал, темнота, труба канализации, упал, взял пакет, ты не знал, что в нем. Вот я и решил, что ты стырил костюм и ушел огородами. А что такое блат? Я стиснула зубы, чтобы душивший меня смех не вырвался наружу. – Блат? – повторил Маневин. – Ах, блат! – Полковник сказал: получил по блату, – пустился в объяснения Юра. – Ты заказал костюм за границей? Это онлайн-покупка? Ты не видел фото в каталоге, поэтому не знал, какой у него цвет? – Юра, блат – это не название интернет-магазина, – заговорил Феликс, – блат – это отношения людей. В советское время в магазинах почти не было качественных товаров. – Помню, – кивнул Юра, – мы с мамой стояли за сливочным маслом, мне, наверное, было лет пять, на моей ладошке какая-то тетка номер написала. А я расстроился, стал плакать… – Ты вспоминаешь начало девяностых, – остановил его Феликс, – а я о более ранних временах говорю. Купить в семидесятых годах, например, импортный мужской костюм можно было только по блату. Допустим, ты покупатель, а я продавец в магазине одежды. Ты приходишь и спрашиваешь: «Где можно найти Феликса?» Отвечаю: «Это я». Ты продолжаешь: «Здрассти, я племянник Марии Ивановны из детской поликлиники. Она вашему сыну Вадику зубы лечит. Мне нужен выходной костюм». Я говорю: «Есть двойка из ГДР и из Финляндии. Вторая дороже». Ты выберешь что-то, узнаешь цену, и мы обменяемся. Ты получишь пакет, я денежки. Недешево тебе обновка обойдется, ценник выше, чем в торговом зале, но в магазине жук и жаба на вешалках. А если что-то вдруг «выбросят» на прилавок, люди стоят в очереди целый день. Вот это блат. Покупка по знакомству. И чаще всего операция «деньги-товар» проходила в подвале, в подсобке, в туалете. Не на глазах у всех. – Понимаю, ты хранил брюки как память о молодости, – сказала я. – Но зачем сейчас их вытащил? – Если кто забыл, у меня скоро день рождения, – надулся Дегтярев. – Помним, – хором ответили все. – Хочу праздника! – заявил Александр Михайлович. – До юбилея еще далеко, – удивилась я. Полковник налетел на меня, как дятел на гусеницу. – По-твоему, я имею право весело проводить время с гостями раз в десять лет? – Ты неправильно меня понял, – возразила я. – А как еще можно интерпретировать слова «до юбилея еще далеко»? – надулся Дегтярев. – Просто я удивилась, – стала оправдываться я, – знаю, что ты терпеть не можешь гостей, всегда сердишься, когда я собираю компанию, которая тебя поздравить хочет. До твоей даты больше полугода. – Хочу праздника, – повторил толстяк, – чтобы было много людей, подарки, все меня хвалили бы, пили за мое здоровье. – Прекрасная идея, – обрадовалась я и осеклась. – Эй! Никак ты задумал нарядиться в день рождения в брюки, которые сейчас притащил? – А что? – покраснел Дегтярев. – Чем ты опять недовольна? – Ну… они катастрофически тебе… – начала я. – …плохо смотрятся, – перебила меня Манюня, – они не модные. Широкие у талии. Заужены книзу. С манжетами. Лучше их спрятать. Через десять лет они снова будут на пике моды, и ты их выгуляешь. – Да? – протянул полковник. – Такие сейчас не носят? – Жуть фиолетовая, ее похоронить надо, – неожиданно снова брякнул всегда молчаливый Юра. – Ой! Услышав последнее восклицание, я догадалась, что Манюня или незаметно ущипнула мужа за бок, или наступила ему под столом на ногу. – Помнишь, со мной в одном классе училась Рита Головина? – зачастила Манюня. – Она сейчас байер, поедем к ней завтра, подберем тебе прекрасный костюм. Ритка скидку сделает. – Конечно, помню ее, – кивнул полковник, – очень даже хорошо помню. Мне стало смешно. Если учесть, что Александр Михайлович был в школе у Маши от силы два раза за все годы ее учебы, то он непременно, конечно же, вспомнил, о какой Манюниной подруге идет речь. Когда Дегтярев врет, у него слегка косит левый глаз, он и уехал сейчас в эту сторону. – Но я не надену кожаный комбинезон с капюшоном, – выпалил толстяк. – И правильно, – одобрил Маневин, – это не твой стиль. – А кто говорил о таком наряде? – изумилась Маша. – Ты, – удивился полковник, – решила познакомить меня с девушкой-байкером. – Байером, – по слогам произнес Маневин, – слова похожи, но Рита не фанатка мотоциклов. Байер закупает вещи за границей и привозит их для продажи в Москву. Люди этой профессии диктуют моду, от них зависит, что обычные граждане носить будут. Маруся хотела продолжить, но не успела, потому что в комнату со словами: – Простите, на дорогах сплошные пробки, – вошла женщина в дорогом костюме от Шанель, на плече у нее висела новая вариация сумки Диор, такая стоит около десяти тысяч евро, в ушах сверкали серьги с бриллиантами, на пальце было кольцо им в пару. По самым скромным подсчетам, гостья оделась-украсилась не на один миллион рублей. Она окинула нас взглядом и продолжила: – Ждали меня? А вот и он! Незнакомка поставила на пол нечто круглое, смахивающее на небольшой перевернутый тазик из нержавейки. Она стукнула его ладонью. – На сердце рана у меня, на сердце рана, – визгливо завопил тазик и резво поехал в сторону Манюни. Она живо поджала ноги. Странный агрегат прокатился под ее стулом и направился в сторону гостиной, распевая что есть сил: – Моя любовь полна травой… – Неправильные слова, – заметил Маневин, – в оригинале «твоя любовь полынь-трава». – Что это? – спросила я. – И как вы в дом попали? Глава 2– Так дверь у вас нараспашку, вы ждете меня, и вопрос «что это?» меня немного удивляет, – выпалила незнакомка, – это же он, тот, что вам нужен, автономный электронный уборщик дома, экономит грузовик нервов и денег. То, о чем вы мечтали! В доме есть горничная? – Сейчас нет, – грустно призналась я, – никак не могу подобрать подходящего человека. – Ну и зачем она вам? – спросила гостья. – Наймете бабу, а та окажется воровкой, алкоголичкой-тихушницей, украдет деньги, перебьет посуду, начнет подкатывать к вашему мужу! Дама показала пальцем на полковника. – Разве он откажется от гнилого яблока, которое само в руки падает? Результат? Обкрадена хозяйка по всем фронтам: ни денег, ни брака, ни косметики, ни продуктов. О как! А наш уборщик с вашим супругом спать не будет! – Перестаньте в меня пальцем тыкать, – разозлился Дегтярев, – я не женат на Дарье. – А зря, – пропела тетка, – упускаете свое счастье. – Настало лето, знойное лето, – завыл аппарат и наехал на Мафи. Мирно спавшая псинка вскочила, шарахнулась в сторону и налетела на журнальный столик. Тот незамедлительно упал. Послышался стук. По полу рассыпались шахматы, в которые играют Феликс и Юра, детектив Смоляковой, его положила туда я, и Дуняшина бутылка с компотом. – Немедленно остановите свой агрегат, – потребовала я. – А как еще продемонстрировать его идеальную работу? – спросила дама. – Обратите внимание! Все рассыпалось? И! И! И! Из «тазика» высунулось что-то вроде шланга с широким раструбом. Песня стихла, вместо нее послышалось тихое причмокивание. – Хуч! – возмутилась я. – Ты опять грызешь плед? Поверь мне, он не вкусный. – Хучик сидит у меня на коленях, – сказал Маневин, – и ведет себя идеально. – А кто чавкает? – спросила я. – Бутылка с компотом! – подпрыгнула Маруся. – Он ее сожрал. Во дает! – Кто? – осведомилась я. – Ваш электронный помощник, – гордо пояснила тетка, – и не съел, а убрал. У вас тут все расшвыряно. Порядка нет, сейчас мы его наведем. – Шахматы! – ахнул Юра. – Теперь пылесос их лопает. Эй, а ну отдай. – Где мои брюки?! – завопил полковник. – На тебе, – успокоила я его. – Нет, нет, – засуетился Дегтярев, – я имел в виду костюмные. Висели на спинке стула, а теперь нет их! Раздался гудок паровоза. – Что это? – вздрогнула я. – Мой телефон, – объяснила незнакомка, – я специально звонок такой поставила, чтобы слышать клиентов. По сто раз в день меня беспокоят! Остался последний уборщик. Берите, а то его другие купят. Алло! – Где мои брюки? – недоумевал Александр Михайлович. – Эй! Прекратите разбой, – попросил Маневин. – Он шахматы съел. – Новая Смолякова! – закричала я. – Еще прочитать не успела! – Музыкальный привет вам. Иги-иги-иги-го-го-го, – запел пронзительный голос, – го-го-го-иги-иги-иги… а-а-а… ик-ик-ик… а-а-а… ик-ик-ик-го-го-го… о-о-о! Понять, мужчина или женщина выводит сей набор бессмысленных звуков, было невозможно. Пение оказалось таким пронзительным, что у меня мигом заболела голова, а перед глазами замелькали черные пятна. Маша встала и решительным шагом направилась к «тазику», который успел проглотить, в прямом смысле этого слова, детектив Милады. – Немедленно выключите то, что принесли, и избавьте нас от прослушивания сей мантры, – потребовал Феликс. Но странная гостья никак не отреагировала на его слова. Она держала в руке телефон и безотрывно смотрела на экран. Мне стало не по себе. Лицо дамы вытянулось, заострилось, нос стал длиннее, а глаза больше. – Го-го-го… иги-иги-иги, – звенело в комнате, – а-а-а… ик-ик-ик… Маневин вскочил. – Мы просили прекратить безобразие, но вы не внемлете нашим просьбам. Посему я сам провожу вас до двери. Любезная, прошу на выход. Ваше присутствие в нашем доме неуместно. Мы не приглашали к себе торговца бытовыми приборами. Несмотря на то что у меня от головной боли смыкались веки, я улыбнулась. Мой муж никогда не теряет вежливости. Кто-то другой просто схватил бы непонятно откуда явившуюся дамочку за шиворот и вытолкнул бы ее вон без лишних слов. А Феликс никогда так не поступит. Гостья задрожала. – Вам плохо? – спросила я. – Сядьте скорей. Особа, которая нагло вошла в нашу столовую, молчала. И тут раздался оглушительный звук выстрела. Я присела и прикрыла голову руками. Через секунду перед моими глазами появились две ноги в плотных черных колготках, они били пятками по полу. Противная мелодия стихла, вместо нее раздался голос Феликса: – Юра, скорее неси нож, тупой, не для мяса! Для масла! Я встала и увидела, что незнакомка лежит на спине. Тело ее изгибалось в разные стороны, Маша держала беднягу за руку. Юра подал Маневину столовый прибор. Тот быстро сунул его лезвие между челюстями дамы. – Диспетчерская, – закричал в трубку Дегтярев, – «Скорую» к нам. Приступ эпилепсии. Я схватила бедняжку за щиколотки и попыталась удержать ноги. Но несчастную женщину колотило с такой силой, что моя затея не удалась. – Надеюсь, врачи быстро приедут, – пробормотал Юра. – Клиника в десяти минутах езды, – уточнил Дегтярев, – похоже, приступ прекратился. В ту же секунду я увидела, что ноги незнакомки лежат неподвижно. – Надо подсунуть ей под голову подушку, – посоветовал Юра. – Нет, – остановила его Манюня, – я ветеринар, людей не лечу, но, если у собаки случился приступ и он самокупировался, лучше первое время не трогать псинку. Думаю, с людьми так же. Мы молча смотрели на незнакомку, мне вдруг почему-то стало страшно. В доме повисла тишина, никто не произносил ни слова. – Где «Скорая»? – возмутилась через какое-то время Маруся. – Дома есть кто? – раздался женский голос. – Приехали, – обрадовалась я и поспешила в холл. – Приступ эпилепсии? – переспросила врач, присаживаясь около незнакомки. – Ну-ну. – Имя, фамилию больной назовите, – попросил медбрат. – Мы с ней не знакомы, – ответила я. – Она лежит в вашем доме, – напомнил медбрат. Феликс рассказал, как странная тетушка очутилась в нашей столовой. Дегтярев тем временем сходил в свою комнату и вернулся со служебным удостоверением. Лицо медбрата потеряло суровое выражение. – Я Сергей. А врач – Надежда Михайловна. – Не нравится она мне, – воскликнула доктор, – лучше ее забрать. Сережа, запроси место. Парень вынул телефон. – Если не можете предоставить никаких сведений о больной, – продолжала Надежда Михайловна, – и у вас нет ее паспорта и полиса, я обязана сообщить в полицию. – То, что я тут, вас не устраивает? – нахмурился полковник. – Простите, нет, – вежливо, но твердо заявила врач, – есть служебная инструкция. Я обязана ей следовать. – Сумка! – осенило меня. – Наверное, она валяется на полу. Юра показал на трубку, которая лежала возле гостьи. – Айфон. – И что? – не поняла я. Зять взял телефон. – Можно найти ее близких. – Кто у нее в избранных? Банк, дом, Зяма… Секундочку. Юра потыкал пальцами в экран. – Мамуля? – спросил детский голос. – Ты где? – Вы Зяма? – задал свой вопрос Юра, он включил громкую связь. – Эй! Где вы взяли телефон моей мамы? – возмутилась девочка. Александр Михайлович отобрал у Юрца сотовый. – Полиция. Полковник Дегтярев беспокоит. – Ой! – испугалась девочка. – Все в порядке. Вашей маме стало нехорошо, «Скорая» отвезет ее в больницу. – Ой! – Сообщите ее паспортные данные. – Не знаю, где паспорт, – всхлипнула малышка. – Просто назовите ее имя, отчество, фамилию. – Зиновьева Алевтина Михайловна. – Полис у нее есть? – Не знаю. – Вы россияне? – Да. – Живете в Москве? – Да. Не зовите меня на «вы», я маленькая, – заплакала девочка. Я отняла у полковника трубку. – Зяма! – Да. – Солнышко, не расстраивайся. – Мама умрет? – Нет, нет, все будет хорошо. Сколько тебе лет? – Пятнадцать. Я опешила. Пятнадцать?! Подростки в этом возрасте, как правило, не говорят «я маленькая», наоборот, изо всех сил стараются казаться взрослыми. Но на удивление времени не было. – Где ты живешь? – Не помню, – разрыдалась девочка, – ой, мне страшно. Папа умер! А у мамы голова два дня болела. – Деточка, ты одна дома? – Да-а-а! – Сейчас я к тебе приеду. – Да-а-а! Пожалуйста! Мне жутко! – Зиновьева Алевтина Михайловна зарегистрирована в Красногорске, – сообщил Юра, который смотрел в свой ноутбук, – в поселке Солнечный рай. – Зяма, – позвала я. – Что? – спросила девочка. – Слышала адрес? – Да. – Он ваш? – Да. – Скоро я приеду. Но не указан номер дома. – В поселке имена. Наш коттедж «Снежинка», он стоит самым последним у леса, – прошептала девочка. – Уже выезжаю, – воскликнула я. – Мы ее оформили, – сказала Надежда Михайловна, увидев, что я прекратила беседу, – попросите дочь привезти паспорт и полис матери. – Она в шоке, – заметила я, – не очень удачная идея просить ее приехать в клинику. – Я великолепно управлялась с двумя маленькими братьями в тринадцать лет, – сердито сказала врач, – мать постоянно моталась в командировки, Петя и Толя на мне висели. Утром в садик их отведу, бегу в школу, после уроков домой, ужин готовлю, мальчиков приведу, спать уложу, ночью домашние задания делаю. Нынешняя молодежь изнеженная! Чуть что, у них депрессия. До тридцати лет они малыши, потом лентяи. Кто-то из ваших мужчин поможет больную в машину отнести? – Конечно, – хором ответили все. Глава 3– Кто там? – спросил из домофона тихий голос. – Зяма, это Даша, я говорила с тобой по телефону, – представилась я. Замок щелкнул, я вошла в просторный холл. Похоже, Алевтина Михайловна ни в чем не нуждалась. Дом, в котором она живет, это таун-хаус на две семьи, находится он в поселке, расположенном в лесу. В прихожей, где я нахожусь, на полу уложен фигурный паркет, стоит дорогая вешалка, висит роскошное зеркало в бронзовой раме и люстра ему под стать. На дорогой консоли лежала толстая тетрадь. Я прочитала вслух надпись на обложке: «Дневник радостей Снежинки». – Я записываю сюда все хорошее, что случилось за день, – объяснила Зяма, – если по-моему ничего замечательного не произошло, мама велит подумать, и хорошее всегда находится. Солнце светит – радость, дождик идет – радость. Мама жива? – Да, не беспокойся, – сказала я, – она поправится. Ты, наверное, будущая балерина? – Как вы догадались? – удивилась Зяма. – Ты стоишь, вывернув ступни, и мне стало понятно, что ты каждый день занимаешься экзерсисами, – объяснила я, – если я попробую принять ту же позу, мигом шлепнусь. – Я учусь в академии танцев Степана Лукина, – прошептала девочка. – Что вы от меня хотите? – Найди, пожалуйста, паспорт и полис Алевтины Михайловны, – попросила я, – их надо отвезти в больницу. – Да, – сказала девочка, – я уже нашла их. Где мама? – В клинике на улице Шляпина, – пояснила я. – Это где? – На улице Шляпина, – повторила я. – Как туда попасть? – спросила Зяма. – Наверное, на автобусе или маршрутке, – предположила я. – Там надо деньги платить? – Конечно. – У меня их нет, – шмыгнула носом Зяма, – вообще ни копейки. Мама не разрешает мне деньги трогать. Они грязные. Можно заразиться, заболеть и умереть. В общественном транспорте полно микробов. Сейчас бушует эпидемия гриппа. И в больнице можно вирус подцепить. Я одна из дома теперь не выхожу. Раньше ходила в академию, правда, пару раз ключи теряла. Хотите чаю? Я кивнула. – Умеете его заваривать? – задала совсем уж неожиданный вопрос девочка. – Конечно, – улыбнулась я. – Пойдемте в столовую, – пригласила Зяма. Я пошла за ней и очутилась в большой комнате со столом, стульями, буфетом – мебель была дорогой, итальянского производства. – Вот банка, – пролепетала Зяма, – и чайничек. – Похоже, ты не любишь готовить, – заметила я, включая электроприбор. – Мама не разрешает, – сказала Зяма, – я могу пролить кипяток, обожгусь, попаду в больницу, умру… – Тебя, наверное, одну не выпускают в город? – предположила я. – Нет! Мы с мамой всегда вместе. – Алевтина Михайловна не работает? – Она дома рисует. Мама иллюстратор детских книг. Отведет меня в академию и пишет картинку. Я села за стол. – Зяма, как тебя зовут? – Зяма. – Навряд ли так в паспорте написано. – По документам я Светлана. – Очень красивое имя, – сказала я. – Маме не нравилось. Глагол в прошедшем времени резанул слух. – Света, твоя мама жива. – Вы уже говорили. Я знаю. – Почему тогда сказала: «Не нравилось»? Не нравится, – поправила я. – Нет. Не нравилось, – возразила девочка, – мама так говорит: «Имя Светлана всегда мне не нравилось, но папа так тебя назвал. Противное имечко». Вот. Я Зяма. Можете мне чаю налить? – С удовольствием, – ответила я, – у тебя есть какие-нибудь родственники? – Нет. Папа умер. Вот. Бабушек-дедушек, тетей-дядей, слава богу, нет! – Почему «слава богу», что нет родных? – удивилась я. – Так мама говорит. – Зяма, Алевтина Михайловна приехала к нам с пылесосом-роботом. Мы приняли ее за дилера, который ходит по людям и предлагает им делать покупки, получая за это процент от фирмы. – Нет. Мама художник. – Зачем тогда она привезла нам агрегат? И вела себя как коммивояжер? скачать книгу бесплатно |