Silence

скачать книгу бесплатно


– Спокойной ночи, шериф Шеридан, – уже заходя в комнату, не оборачиваясь, но слегка запрокинув голову, отозвалась я, после чего закрыла за собой дверь.

Может быть я и хотела есть, так как ела сегодня всего один раз, но другие чувства и желания сейчас подавляли этот позыв моего организма: я действительно слишком сильно устала и неожиданно сильно хотела спать. Как будто я не знала, что как только моя голова коснется подушки, меня сразу же накроет своим удушающим полотном бессонница. Я и на своей-то кровати не могла спокойно уснуть, а здесь еще и новое место… В общем, без шансов, но лечь в постель мне просто необходимо, хотя бы для того, чтобы не свалиться с ног. Последние несколько недель я толком не спала, у меня был ночной перелет на трещащем по швам кукурузнике и часовой переезд сквозь безлюдный лесной массив, затем эта ужасная ситуация у реки и дальше по накатанной… Просто хочется немного полежать…

Поспешно найдя в диване постельное белье, пару подушек, одеяло и плед, я, не раскладывая дивана, на скорую руку оформила себе спальное место и огляделась по сторонам. Найдя розетку у изголовья дивана, установила мобильный на зарядку, после чего решила начать раздеваться, но вовремя остановилась, сбросив на пол только куртку (кроме дивана и мягкого персидского ковра под ногами, выполненного в красном цвете, в комнате больше ничего не было). Панорамное окно занимало большую часть стен, вернее сказать, являлось главной составляющей этой комнаты: стена из бруса была только слева от входа в комнату, впритык к которой и стоял диван, и еще деревянным был непродолжительный участок стены справа от двери, на котором были размещены выключатели и терморегулятор, остальное пространство, не учитывая потолка и пола, занимали стеклянные панорамные панели, выложенные полумесяцем от стены до стены. Этакая крытая веранда, только теплая и оттого отлично подходящая для спальни.

Увидев луну, показавшуюся сквозь рваные облака, я решила не завешивать окна тяжелыми светонепроницаемыми шторами темно-зеленого цвета. Вместо этого я выключила свет, проверила, закрыла ли я дверь на защелку, и начала раздеваться. Сложив всю одежду на пол у подножия дивана, я даже не попыталась найти свою пижаму в дорожной сумке – помнила, что положила её на самое дно, и ворошить все вещи не хотела. Стащив с себя лифчик и оставшись в одних трусах и майке, я наконец залезла под прохладное одеяло и, как только моя голова коснулась благодатно мягкой подушки, с облегчением выдохнула. Завтра я закончу здесь: после вскрытия наконец смогу официально оформить несчастный случай и, если повезет, уже вечером буду на полпути к Бертраму и девочкам. Так, нужно посмотреть записи с видеокамер Оуэн-Гринов, всё равно ведь бессонница не даст заснуть.

Потянувшись к сумке и достав из нее свой планшет в изрядно потрепанном чехле, я открыла файл с видеозаписями, которые успела поместить “в облако” еще пребывая в полицейском участке. Пока система подгружалась, я бросила взгляд в окно и следующие несколько секунд любовалась белоснежным лунным светом: из-за быстро плывущих облаков он казался рваным и каким-то диковинным.

Вернув взгляд обратно к планшету, я начала просмотр видеозаписей, каждая из которых обрывалась на одном и том же времени: 13:07 – 31.10.20**. Я была уверена в том, что досмотрю все пять записей, и я их определенно точно досмотрела, убедившись в том, что в них невозможно найти ничего, что было бы связано с вечеринкой, состоявшейся в доме Оуэн-Гринов в Хэллоуин с 21:00 – 31.10.20** до 00:01 – 01.11.20**. Однако я совершенно не помнила, на каком из моментов во время повторного просмотра очередной записи отключилась. Проснувшись только утром, с планшетом на животе, я сначала не поняла, что произошло. Лишь спустя полчаса я осознала, что впервые за последние четыре месяца смогла проспать всю ночь без единого пробуждения и нервного сна, и при этом умудрилась выспаться чуть ли не за все предыдущие четыре месяца болезненного недосыпа.

Какое-то чудо.

Глава 10.

Афина Фрост.

Мой отец обожал греческую мифологию, отсюда и клички всех когда-то живших в нашем доме собак: Гектор, Талай, Балий и Ксанф, Лелап. Отсюда и моё имя, которое, как рассказывала моя мать, он выбирал с величайшим трепетом.

Моя мать умерла, когда мне было пять лет, незадолго до моего перехода из детского сада в школу. Возможно поэтому у меня позже были проблемы с дисциплиной. Или возможно потому, что отец, так больше никогда и не женившийся, воспитывал меня без женской помощи. У него, конечно, в разные периоды жизни имелись связи с разными женщинами, но все они были непродолжительными, обычно длились не больше года и никогда не развивались на моих глазах. Мать так и осталась единственной женщиной, которой отец позволил переступить порог своего дома. Позже из девочки в женщину превратилась я, что мой отец совершенно проморгал. Даже когда у меня начал расти живот, он не мог до конца осознать, как такое возможно.

Когда я залетела в колледже, отец не свирепствовал, как обычные отцы в подобных случаях. Ему, конечно, было печально оттого, что его юная дочь решила примерить на себя роль матери-одиночки, но он поддержал меня в моей тогда еще подростковой уверенности родить ребенка для себя, а уже спустя месяц после моего ухода из колледжа и возвращения в город и вовсе не скрывал своей радости. После поступления в колледж за тридевять земель от Маунтин Сайлэнс – специально забралась так далеко, чтобы “посмотреть мир” – я впервые за год приехала к отцу в гости. И хотя мы созванивались с ним каждый день, отец так сильно скучал по мне, что когда я сообщила ему новость о том, что я приняла решение уйти из колледжа, чтобы вновь заселиться в отчий дом и уже через семь месяцев родить ему здесь внука, он сначала едва не подпрыгнул от радости и только потом спросил про отца ребенка, потом опечалился, потом понял, что не всё у меня в жизни будет гладко, однако и это осознание вскоре сменилось неподдельной, какой-то по-мужски детской радостью.

Отец был владельцем единственного в Маунтин Сайлэнс кафетерия и по совместительству бара, так что в деньгах мы никогда не нуждались. Даже после рождения Камелии у нас не возникло никаких финансовых трудностей: отец обустроил для своей первой внучки самую красивую детскую спальню в округе, позволил мне купить для ребенка недешевое преданное, разрешая приобретать для его внучки детское белье только из натурального хлопка, он осыпал Ками куклами и книгам… Как же много книг он тогда купил! Оформил целый стеллаж с детскими сказками, с каждым годом взросления внучки обновляя эту пёструю коллекцию. Так Ками и осталась у того книжного стеллажа с книгами, заготовленными для нее дедом на десятилетие вперед. Сейчас ей остается прочесть всего пятьдесят семь книг из трехсот тридцати, оставленных ей дедом, а она лежит в состоянии комы на больничной койке, с аппаратом искусственного дыхания, покрывающего её миленький курносый носик… Я ужасная мать. Никакая.

Я родила Ками в девятнадцать лет. Отцом ребенка стал молодой и красивый профессор колледжа, в котором я училась, грезя стать первоклассным менеджером по работе с клиентами. Естественно наши встречи были тайными – если бы на работе моего любовника узнали о том, что он встречается со студенткой, его бы определённо уволили, лишив права преподавать в других учебных заведениях. И тем не менее он был готов рисковать своей карьерой ради страстных ночей со мной. Мне нравилось в нем это. Ему же нравился мой смех и громкий голос, которым я сводила его с ума нашими длинными ночами. А потом я узнала, что забеременела. А он узнал о том, что его пригласили преподавать в университет. Перевод из колледжа в университет – отличная ступенька в преподавательской карьере. Я хотела ему сказать, что беременна, но он сказал мне о своём повышении первее. Мне не хотелось, чтобы он произнес вслух просьбу избавиться от ребенка, не хотелось, чтобы он разрушил свой улыбчивый образ – мне хотелось его сохранить таким для себя навсегда. Мы отпраздновали его повышение бурной ночью, затем на рассвете он уехал в другой город, пообещав, что расстояние не сможет разрушить наши отношения, которые, по сути, сводились к одному лишь сексу, так как ходить держась за ручки по кинотеатрам и паркам мы не могли, опасаясь быть замеченными общими университетскими знакомыми, я же тем же утром отправилась в колледж, забрала из него документы и уже спустя сутки тряслась на заднем сиденье автобуса, возвращаясь к отцу в Маунтин Сайлэнс. Спустя полтора года я опомнилась, вернее, меня заставил посмотреть на эту ситуацию под другим углом отец. Когда Камелии исполнился год, я вернулась в город и попыталась разыскать её отца, чтобы всё рассказать ему, но время уже было упущено. При помощи старых подруг, продолживших своё обучение в колледже, я узнала, что спустя четыре месяца после перевода моего молодого профессора в университет, находящийся в ста милях от моего колледжа, он воспользовался какой-то университетской программой и улетел преподавать куда-то в Японию. Так его следы и затерялись окончательно, и бесповоротно. В течении жизни я предпринимала спонтанные и совершенно необоснованные попытки найти его через интернет, но каждый раз никого не находила. Этого человека словно и не существовало никогда. Прекрасный принц, порожденный моим воображением и породивший моего ребенка. Как странно…

С отцом мы жили душа в душу: большой дом с цветущей лужайкой, успешный гастрономический бизнес, два подержанных автомобиля, новый и последний отцовский щенок Лелап, породы ретривер – вот оно счастье. И если в детстве отец воспитывал меня приблизительно той же манерой, которой можно было бы успешно воспитывать сына, к своей внучке он относился так, словно в ней была заточена дюжина нежных девочек. Настолько трогательна была их связь, что и тогда, и сейчас я уверена в том, что столь тонкой связи я никогда не обрету ни с одной из своих дочерей. Такое может быть только между дедом и внучкой: любовь, растворенная в пространстве и времени, перекрывающая прошлое и опережающая будущее, существовавшая до появления одного из них, будущая существовать и после ухода последнего из них. Непостижимая человеческим умом. Нить клубка вечности.

Свои следующие отношения я начала лишь спустя пять лет после столь неудачного разрыва первых. И дело было не в том, что я жила вместе с отцом и мне было бы сложно приводить парней в дом, просто я постоянно была сосредоточена на чем-то более важном: ночные пробуждения Ками, её первые шаги, первый зуб, её первый поход в детский сад, эта ужасная ангина и блохи, у которых я ежегодно до её десятилетия отвоевывала её чудесные каштановые волосы, доставшиеся ей от её отца. Как же сильно в детстве Ками была похожа на него. С возрастом черты её лица, конечно, заметно изменились, но волосы остались чисто отцовскими.

На то, что мне необходимо завести “мальчика”, указал мне именно отец. Мы стояли посреди магазина детской одежды и выбирали новую шляпку для Ками, взамен той, что погрыз Лелап, когда он вдруг заметил, как смотрит на меня мальчишка продавец. В ответ на эти слова я только фыркнула, но с этого момент стала замечать мужское внимание, умышленно направленное в мой адрес. Претендентов, как ни странно, на меня, как на мать-одиночку с пятилетним ребенком на руках, оказалось немало: пять с половиной парней (половиной я называю того козла, который не стеснялся за мной таскаться не смотря на наличие у него подружки с его годовалым сыном). В итоге уже спустя два месяца после этого отцовского замечания я занималась сексом с самым привлекательным из пяти с половиной ухажеров на заднем сиденье его минивэна. Джошуа Сафиан был единственным сыном местного шерифа Бенджамина Сафиана, на пять лет старше меня, учитель истории в местной школе, преданный бывшей подружкой, отдавшей предпочтение более финансово обеспеченному представителю мужского пола, делающему скромную карьеру юриста в Дэф Плэйс. Что тут скажешь, видимо слабость у меня на учителей. Спустя три месяца беспрерывного секса в минивэне и квартире Сафиана я забеременела из-за порвавшегося презерватива. Иными словами: наступила на эти грабли снова. Вот только на сей раз я не стала скрывать от мужчины жестокую правду: Джошуа узнал о моей беременность спустя пять минут после того, как тест на беременность выдал мне две полоски, получив этот самый тест в свои руки. Странно, но не смотря на то, что эта беременность не входила в его планы, он был счастлив этой неожиданности в его жизни. Больше него были счастливы только наши родители. Благо у родителей Джошуа не было других детей и сам он был из позднорожденных, так что Бенджамин и Пальмира Сафиан души не чаяли в моём растущем животе.

Я не хотела жить в маленькой квартирке Джошуа, да и Камелии бы не нашлось места в этой каморке, но долго уговаривать своего мужчину переехать в дом моего отца мне не пришлось: всего три страстные ночи и пара романтических ужинов, и мы уже спим в моей когда-то бывшей детской спальне на втором этаже, а отец с Ками разделяют между собой весь первый этаж, пожертвовав пространство второго этажа для нас и новорожденной малышки. Белинда родилась, когда Ками было шесть, но не смотря на разницу в возрасте сестры отлично поладили друг с другом.

Джошуа никогда не предлагал мне оформить наши отношения официально, а я сама не “рвалась”, как большинство женщин, сделаться официальной женой, так как мне было вполне достаточно того, что меня любят, и совершенно неважно, делают это официально или нет. С Джошуа я была счастлива тем типом счастья, которое можно назвать повседневным: он возил меня за покупками в Дэф Плэйс, я пришивала пуговицы к его рубашкам, он забирал Ками из детского сада, я жарила ему на завтрак яичницу с беконом, у нас был неплохой секс, если нам этого хотелось, если же не хотелось, мы могли спокойно пить пиво перед телевизором, пока отец укладывал девочек спать. Повседневность меня не нагнетала и я даже радовалась тому, что у меня всё так стандартно складывается: я помогаю отцу вести дела в кафетерии и у меня это отлично получается, мой парень живет со мной и нашей общей дочерью, и отлично ладит с моей старшей дочкой, мы пьём вино и пиво, смотрим дурацкие телешоу и периодически испытываем сексуальное влечение друг к другу. Ничего особенного или хотя бы чуть-чуть необычного, но для меня этого было более чем достаточно. А потом Джошуа пошел на эту треклятую охоту, на которой сорвался со склона и сломал себе шею. Ему было всего лишь тридцать три, Белинде только три – он не мог просто так взять и уйти из этой жизни! Тем не менее, он именно это и сделал. И я снова стала матерью-одиночкой. Только на сей раз у меня уже было два ребенка, девяти и трех лет, а мне всего лишь двадцать восемь… В тот период своей странной жизни я рисковала впасть в серьезную депрессию, если бы не мой отец и не родители Джошуа. Они буквально оторвали меня от бутылки, на дне которой в первый месяц после ухода Джошуа я пыталась найти ответ на вопрос о том, почему он посмел меня так жестоко кинуть.

В итоге я смогла прийти в себя раньше, чем это удалось сделать родителям Джошуа. Хотя иногда мне кажется, что им прийти в себя до конца так и не удалось.

Благодаря отцу я могла себе позволить продолжать чувствовать себя защищенной как в материальном, так и в моральном плане: он поддерживал меня во всём, даже в моём нежелании заводить новые отношения. Но и эта моя сказка оборвалась в самый неподходящий момент. Спустя два года после Джошуа, мой отец, тот, кто неотрывно был рядом со мной с момента моего рождения, в возрасте пятидесяти четырех лет ушел от меня в более спокойный мир. Как сейчас помню тот летний вечер: мы сидели на деревянных садовых стульях на заднем дворе, пили чай и любовались закатом, запутавшимся в ветвях деревьев. Белинда выбежала на террасу с книгой Камелии в руках, той самой, которую отец подарил Ками на её первый день рождения, и попросила меня почитать ей сказку перед сном. Я ушла к девочкам и была уверена, что отец слышит, как из окна второго этажа доносится мой голос – я читала своим дочерям коротенькие сказки. Когда я вышла на террасу спустя два часа и увидела отца всё еще сидящим на своём месте, я сразу поняла, что его здесь больше нет. Последнее, что мы обсуждали: первое свидание моих родителей и желание отца сделать в “Гарцующем олене” ремонт. Ремонт, в итоге, я сделала сама, спустя три года после потери отца.

От каждого из мужчин, когда-то бывших в моей жизни, у меня осталось так много: Камелия, Белинда, бизнес и дом. От единственной женщины, бывшей со мной в самом начале моей жизни, мне тоже кое-что осталось – красивая внешность: стройная фигура, высокий рост, широкие бёдра. В свои тридцать пять я абсолютно самостоятельна и неплохо обеспечена, несомненно красива, а еще у меня есть две замечательные дочери шестнадцати и десяти лет… Две… Одна из них сейчас лежит передо мной на больничной койке и дышит при помощи аппарата. Я так и не смогла дать своим девочкам самого главного – любовь отца.

С момента потери Джошуа я хотела попробовать начать новые отношения, но только я уже хотела на них решиться, как потеряла отца. Впоследствии я семь лет ни с кем не сходилась, была сама по себе, только я и мои девочки, не смотря на то, что мужчины на меня заглядывались и продолжают заглядываться порой даже больше, чем на моих более молодых официанток. Все, конечно же, женатики, у всех есть и жены, и дети, и собаки с кошками, в общем, полноценные семьи. Это мерзко. Роль любовницы не для меня. Одна моя бывшая официантка была любовницей женатого мужчины и весь город знал об этом. Я её не осуждала, но однажды увидев, как жена этого недоумка играет в песочнице с их пятилетней дочерью, ровесницей Белинды, просто взяла и уволила эту женщину из своего заведения без лишних объяснений. Уверена, что она всё поняла, как поняли и другие. Больше среди работниц моего заведения нет чьих-либо любовниц, а если и есть, от меня эту информацию тщательно скрывают.

Я принципиальная, думаю поэтому меня в городе и уважают, многие даже завидуют мне и называют меня слишком “вольной”. Те самые женщины, мужья которых были бы не прочь расстелиться у моих ног. Как странно: я завидую их семейной жизни, они завидуют моей вольной. Вот бы взять, да поменяться местами, да только под лежачий камень вода не течет.

На Гордона Шеридана я обратила внимание давно, но действовать начала только год назад, когда старик Сафиан, придя в мой бар пропустить бокал черного нефильтрованного, заговорческим полушепотом, так, чтобы никто кроме меня не услышал его слов, произнес, слегка склонившись вперед на барную стойку:

– Ты ведь знаешь, как мы с Пальмирой любим Белинду. Она наша единственная внучка и других внуков у нас уже не будет. Послушай, Афина, ты нам как дочь, поэтому я сейчас скажу тебе, как сказал бы тебе только отец… – старик многозначительно выдохнул. – Девочкам отца ты уже не найдешь, они уже слишком взрослые для того, чтобы свыкнуться с мыслью о новом родителе, но ты не должна ставить на себе крест из-за этого. Попробуй найти своё счастье с новым мужчиной.

– Да где же взять мне этого мужчину? – встряхнув белоснежным полотенцем, поставила на барную стойку кристально чистый бокал я. То, что мой бывший свекр говорил мне такие слова, меня немного выбивало из колеи, а я не из робкого десятка, чтобы меня возможно было легко “выбить”. – Все мужики, кому за тридцать, в этом городе уже давно женаты или пьют горючую воду по-черному.

– А вот и не все, Афина.

– Вот как? – заинтересованно вздернула брови я, давая понять собеседнику свой скептицизм. – И о ком Вы мне говорите, великий шериф Сафиан?

– Бывший шериф, – поджал сухие и потрескавшиеся от ветра губы старик. – А говорю я тебе, девочка, о нашем нынешнем шерифе.

Сафиан души не чаял в Шеридане. Словно видел в нём своего сына. Но у высокого, крепко сложенного и синеокого Гордона Шеридана не было ничего общего с кареглазым Джошуа Сафианом, когда-то бывшим среднего роста и никогда не имеющим спортивных трицепсов. И всё же Сафиан воспринимал Шеридана именно как сына, потому видимо и начал грезить однажды увидеть того в роли отца своей единственной внучки. Откровенно говоря, я сама была бы в восторге от такого развития событий, потому и не мешала старику предпринимать попытки свести нас. Но шли недели, месяцы, а мои знаки внимания, уделяемые этому мужчине, не приносили никаких результатов. Когда в начале осени Шеридан закончил постройку своего нового дома на берегу озера, Сафиан не выдержал и напрямую, прямо при мне обратился к нему с этим вопросом. Был ясный сентябрьский вечер, я стояла за барной стойкой, а эти двое сидели напротив меня с наполовину опустошенными бокалами светлого нефильтрованного.

– Ты и раньше был “ничего”, а став богатым, вообще превратился в завидного жениха, – начал издалека старик.

– Ты это преувеличиваешь, – ухмыльнулся Шеридан, но Сафиан не хотел сбавлять напор.

– Твой сын скоро поступит в академию, машины ты себе новые купил, дом вот сейчас достроил. Тебе бы в этот красивый дом да красивую хозяйку.

– Хах!.. – Шеридан заулыбался своей ослепительной улыбкой. – Обещаю подумать над этим вопросом, старик…

– Думай, да не слишком долго, – оборвал своего приемника Сафиан, а я тем временем всё отчетливее ощущала запах палёного. – Если долго думать, можно мозг сломать. В таких вопросах долго думать вредно, знаешь ли… Вот, посмотри, какая красота стоит, – старик махнул рукой в мою сторону. – Местная бизнесвумен, сильная женщина да еще и красавица, такие на дороге, знаешь ли, не валяются. Почему бы Вам не сойтись, а?

От слов старика Сафиана я чуть под пол не провалилась! Шеридан перевел на меня широко распахнутые синие глаза и так и замер в своей улыбке, которая уже спустя пять секунд начала тухнуть от неловкости момента. Всё он прекрасно понимал: я уже битых десять месяцев за ним бегала, а он даже комплимента мне толкового до сих пор не отвесил. Идиот.

– Да, Афина очень красива… – видимо в тот момент он слишком много выпил, раз смутился, да еще и выдавил из себя эти слова. – Только дом еще не обустроен, старик, – вновь заулыбавшись, только на сей раз откровенно натянуто, попытался выйти из неловкой ситуации шериф. – Вот когда обустрою дом изнутри, тогда и подумаю о невесте…

Не то, чтобы я ему не нравилась, просто он сомневался. Но почему? Едва ли его могли смущать мои дочери. Я прекрасно понимала, что вопрос во мне самой, но что именно со мной не так, понять не могла. Наверное, я слишком громко смеюсь над пошлыми мужскими шуточками в свой адрес не потому, что так надо, а потому, что мне действительно весело и мне действительно льстят такие шутки. А еще потому, что я позволяю себя обнимать каждому второму, кто этого захочет, хотя я не позволила бы себя поцеловать никому из них. Никому, кроме Шеридана, но он не хотел. Ни целовать меня, ни прикасаться к моей стройной талии, над которой я работаю пять дней в неделю. Я понимаю, что ему, возможно, хотелось бы обсудить со мной что-то серьезное, поговорить со мной на серьезные темы, но и он, и я, мы оба знаем, что моей серьезности хватает только на ведение гастрономического бизнеса – всё, что лежит за ним, весь остальной и бескрайний мир для меня слишком сложен. Иными словами: я немного глупа. Не настолько, чтобы не быть способной вести оставленный мне отцом бизнес, но достаточно, чтобы не дотянуться до уровня Гордона Шеридана. А вообще, что это за уровень такой?.. Всё равно он не найдет в этом городе умную и одновременно красивую женщину. Умных в Маунтин Сайлэнс днём с огнём не сыщешь, красивые же слишком “подержанные”. Пусть я и смеюсь над пошлостями завсегдатаев моего бара в свой адрес, пусть и позволяю кому-то из них себя касаться, всё же я – лучший вариант для Шеридана. Я действительно сильна и действительно красива, и пусть я умна лишь настолько, чтобы суметь содержать свой мелкий бизнес на плаву в этом захолустье, всё же ум мне присущ.

И всё же… С того нашего разговора за барной стойкой с Сафианом прошло уже два месяца, Шеридан уже наверняка обустроил свой дом изнутри, он уже там даже с сыном ночует, но своё отношение ко мне он словно совсем и не собирается менять. “Привет, Афина, сегодня снова сияешь?”, “Привет, Афина, а тебе идет этот белый цвет!”, “Привет, Афина, оформишь мне ваш лучший бифштекс?”, – как будто нельзя сказать: “Привет, Афина, твои глаза бездонны! Не хочешь этими глазами сегодня вечером посмотреть фильм у меня дома? Я недавно плазму новую купил…”. А ведь у Шеридана наверняка плазма на полстены будет. Теперь, когда он неприлично богат, он может позволить себе и не только плазму, и не только один новый дом.

Нет, как бы сильно он не отпирался, а всё же лучше меня варианта он в этом городишке точно не найдет. Скоро наступит зима и долгие темные ночи сделают своё дело: в новом доме у озера появится хозяйка.

…Из этого мыслительного бреда меня вырвало шуршание за спиной – похоже я окончательно свихнулась, проплакав над койкой Камелии всю ночь и весь день, раз вдруг переключилась со своего ребенка на Шеридана. Всему виной этот его неожиданный визит с этой девушкой, агентом Нэш… О, духи, о чем только думают в CSIS, беря в свои ряды таких молоденьких девушек? Сколько ей?.. Двадцать пять?.. Двадцать восемь?.. Чем она вообще может здесь помочь?..

Я точно начинала бредить. Мне определенно необходимо поспать, хотя бы немного…

Моя заторможенная реакция всё же напомнила мне о необходимости обернуться, чтобы посмотреть на того, кто только что вошел в палату…

Что?.. Роджер Галлахер?.. С пакетом апельсинов в руках?.. А он здесь что делает?..

– Моя дочь, Дакота… – со слезами на глазах, хриплым голосом вдруг прошептал он.

О ужас, Дакота тоже?!

Не осознавая, что делаю, я подорвалась со своего места и бросилась к Галлахеру. Я обняла его, но на сей раз не плакала, как полчаса назад на груди у Шеридана. Сейчас плакал мужчина на моем плече.

– Её до сих пор не нашли… – спустя минуту судорожных слез вдруг прошептал он.

– Что? – слегка отстранившись от него, заглянула в мокрые голубые глаза я. Он не пьян. Нет, он определенно не пьян. И хотя на его лице трехдневная щетина, на нем чистая рубашка и от него не несет потом. Когда в последний раз я видела Роджера Галлахера чистым и не пьяным? Не помню…

– Дакоту до сих пор не нашли, – держась из последних сил, повторил Роджер. – Кто-то был за рулем, но тело, видимо, унесло вниз по течению… Дакота пропала, Афина. Её до сих пор не нашли…

– Ооох, Роджер…

– Это тебе… Твоей дочери… – Роджер, высокий и красиво сложенный, вечно пьяный, но не стареющий, даже не смотря на первую седину у висков, протянул мне мятый бумажный пакет, заполненный апельсинами. – Она не приходила в себя? Не говорила, за рулем была именно Дакота? Моя Дакота?..

– Нет, Роджер, нет… Ками не приходила в себя… Ох… – дрожащими руками я взяла пакет из его дрожащих рук. – Ох… Нам нужно с этим что-то делать… Давай не будем здесь стоять… Поехали куда-нибудь…

– Я не могу поехать домой… Там Итан… Я не могу смотреть ему в глаза… Не могу сказать, что опять вернулся без Дакоты…

Не знаю, в какой момент и почему, но я вдруг осознала, что сейчас мне жаль Роджера Галлахера даже больше, чем себя саму. Итану десять, он ходит в один класс с моей Белиндой, мальчик сейчас, наверное, в шоке. Я знаю Галлахеров всю свою жизнь, знаю, через что им приходилось проходить, а здесь вдруг такое…

– Я не могу этой ночью оставаться одна. Белинда у стариков Сафианов… Я не могу… Может быть заедем за Итаном?.. Может быть… Может быть вы согласитесь сегодня переночевать у меня?.. Я… Мне… Мне так тяжело… Я была бы так благодарна…

Я не знала, что сказать еще. Не знала, как замаскировать факт своей заботы. Роджер всегда был слишком горд, чтобы позволять кому бы то ни было заботиться о себе, но в то же время, нося суровую маску наплевавшего на себя пьянчуги, он был из самых заботливых людей мира сего. Ему сейчас было так тяжело… Так… Невыносимо тяжело… Ему нужно было о ком-то позаботиться. Срочно. Эти апельсины…

– Да, да… Конечно… – он утер шершавой рукой своё неожиданно детское лицо, спрятанное под жесткой щетиной. – Я присмотрю за тобой сегодня… Только Итан…

– Да… Нужно заехать за Итаном… – я обернулась и посмотрела на умиротворенное лицо Камелии, покоящееся под прозрачной маской ИВЛ. – Мне позвонят… Мне обязательно позвонят, когда (не если) она очнется.

Мы вместе вышли из палаты. Я, Роджер Галлахер и апельсины. Нас ожидала бы невыразимо жуткая ночь, если бы мы не составили друг другу компанию, если бы спустя полчаса Итан не налил каждому из нас лошадиную дозу валерианового настоя, если бы мы спали у койки Ками, в беседке на берегу реки и на матрасе у сломанной кровати – каждый в своём кошмаре. Вместо этого мы втроём одновременно отключились в гостинной, когда-то принадлежавшей моему отцу: на двух диванах, полусидя, полуживя.

Глава 11.

Я вышла из своей комнаты в девять часов и уже по запахам, доносящимся из глубин дома, поняла, что Шеридан не спит. Почистив зубы и умыв лицо над миниатюрной раковиной в компактной уборной, расположенной напротив моей комнаты, я вернулась в комнату и сложила все свои немногочисленные вещи обратно в дорожную сумку. Сегодня уже встречусь с Бертрамом и девочками. Скорее бы миновал этот день. Я обернулась к панорамным окнам. Густые, словно сотканные из натурального шелка тучи, висели низко над землей, почти касаясь макушек самых высоких елей, и, казалось, они застыли на месте. Безветренно, совершенно тихо. Ни-ду-ши…

Услышав радостный лай где-то в глубине дома, я тяжело выдохнула и, откинув волосы за плечи, отправилась на встречу притягательному аромату. Миновав короткий коридор с лестницей, ведущей на второй этаж, я оказалась в просторной гостиной, по-видимому занимавшей почти весь первый этаж дома. Чуть правее, у высокого кухонного стола, расположенного посередине комнаты и отделяющего гостиную от кухонной зоны, стоял облаченный в черное поло Шеридан, со сковородкой в руке и белоснежным полотенцем, закинутым на плечо. И Шеридан, и его пёс мгновенно заметили моё появление.

– Омлет с пряностями, свежими овощами, сыром и беконом? – поинтересовался Шеридан, пока его пёс мчался на меня, то ли желая сбить с ног, то ли просто поздороваться.

– Звучит аппетитно, – отозвалась я и протянула руку псу, в надежде, что он не решит ей позавтракать. – Эй, привет, красавчик…

Пёс радостно завилял хвостом и начал льнуть к моим ногам, пока я гладила его по голове.

– Вольт у нас любвеобильный, – заметил Шеридан, наблюдая за тем, как я глажу его пса, и выкладывая на тарелку омлет. – Пиренейские горные собаки отличаются умом и сообразительностью, а еще отлично поддаются дрессировке. Мыслящая и инициативная порода, выведенная для самостоятельной работы.

– Сколько ему? – наконец убрав руку от лоснящейся белоснежной собаки, поинтересовалась я, направившись в сторону хозяина пса.

– Ему?.. Дай подумать… Киран подарил мне его щенком на свой двенадцатый день рождения, выходит Вольту уже пять лет. Да, шестой год идет.

– А почему такая кличка – Вольт?

– Щенком носился по всему дому, как угорелый, – ухмыльнулся Шеридан, пододвинув мне тарелку, на которой красиво, чуть ли не в стиле лучшего ресторана, был выложен омлет с обещанными добавками к нему.

– Оригинальная кличка… А ты не будешь? – уже взяв в руки вилку и проигнорировав нож, встретилась взглядом с собеседником я.

– Мы с Вольтом уже позавтракали, – пожал плечами шериф и, сняв с плеча полотенце, развернулся к кухонному гарнитуру.

Вольт вновь направился к хозяину, а я принялась за омлет. Съев пару кусочков, я оценила впечатляющие способности этого человека к приготовлению омлетов и взялась за стакан с апельсиновым соком. Судя по соковыжималке, стоящей у холодильника, мне сегодня повезет отведать фреш.

Пока Шеридан прибирал кухонную столешницу, я неосознанно начала оглядываться по сторонам. Практически всё сделано из дерева, даже кухонный гарнитур, и всё заметно новое: кухонная техника, посуда, ковры, мебель в гостиной… Отпивая сок из бокала, я неосознанно начала поворачиваться на своём барном стуле, чтобы осмотреть гостиную. Ого, настоящий камин, выложенный из камня, стоящий перед ним диван из коричневого кожзама внушает уважение, мягкий ковёр почти на всю комнату, покрывающий деревянный пол, плазма на полстены, большие окна, смотрящие на лес… Недурно…

Я обернулась, чтобы поставить стакан с соком на стол и вдруг встретилась взглядом с Шериданом. Пока я рассматривала его владения, он, скрестив руки на груди, рассматривал меня. Я слегка запнулась.

– Знаешь, это, несомненно, дорого, – решила начать я, чтобы немного разрядить обстановку, – но со вкусом. В твоём доме есть… – я сделала круговое движение ладонью. – Уют. Твой дом как будто и большой, и маленький одновременно. Не такой, как у богачей из телевизионных шоу. Как у Оуэн-Гринов, например. В этом доме больше… – я замолчала, не зная, чего именно в нём больше.

– Души? – решил подсказать Шеридан.

– Да, души, – не без облегчения согласилась я, после чего со спокойной душой вернулась к своему омлету.

– Просто не заставлял пустое пространство ненужными безделушками вроде дизайнерских ваз и сюрреалистических постеров на всю стену. Не люблю захламленности.

– Понимаю. Я тоже не люблю, когда всего слишком много, – согласилась я, решив умолчать мысль о том, что не смотря на то, что он не любит захламленности, все его вещи, начиная от ковров и заканчивая кухонной столешницей, наверняка стоят больше, чем мог бы себе позволить шериф провинциального городка со среднестатистической заработной платой. Но какое мне дело, где он берет такие деньги?

Мне было откровенно неловко оттого, что за мной наблюдают во время принятия мной пищи, поэтому я решила, что будет лучше продолжать о чем-нибудь говорить:

– Ты хорошо знаешь пострадавшие семьи?

– В этом городе все друг друга знают. В подобных этой провинции у людей обычно тесные связи. Мы все ходили в одну школу, в одном классе со мной учились братья и сестры убитых сейчас горем родителей. Я знаю каждого родителя поименно, знаю поименно их родителей и почти всех их детей.

– Впечатляет, – приподняла брови я, вновь взявшись за фреш. – Вкусный омлет…

Мой телефон зазвонил и я отвлеклась. Ответив на слова в трубке два коротких “да”, я положила телефон обратно в карман и встретилась взглядом с Шериданом.

– Это судмедэксперт. Приехал из Дэф Плэйс два часа назад. Вскрытие завершено, нам необходимо ознакомиться с результатами.

Не сговариваясь, мы одновременно покинули свои места и направились к выходу. Вольт, как всегда, был впереди команды всей.

– Забираешь вещи? – надевая ковбойскую шляпу, поинтересовался Шеридан, когда я зашла в комнату, в которой ночевала, и подняла с пола рюкзак с сумкой.

– Не вижу смысла их здесь оставлять. Сейчас оформим это дело и, надеюсь, уже во второй половине дня я смогу выехать в Дэф Плэйс, а оттуда уже добраться до большого города.

– Что ж… – Шеридан поджал губы и, открыв входную дверь, пропустил меня с Вольтом вперед.

Я не могла поверить в происходящее, хотя и не была удивлена – просто не понимала, почему именно сейчас и почему именно такой способ. Я знала, что эта тачка однажды откажется трогаться с места, но отчего-то была уверена в том, что не этим утром и что её подведет мотор, а не колёса. Увидев спущенное переднее колесо со стороны водительского места, я едва удержалась, чтобы не выругаться вслух. Хотя по выражению моего лица наверняка можно было прочесть все те красноречивые слова, которые я сейчас так тщательно скрывала за крепко сжатыми зубами. Шеридан наклонился, чтобы осмотреть колесо.

– Наехала на гвоздь, – он ткнул пальцем в шину, из которой торчала внушительная блестящая шляпка гвоздя.

– Только этого мне не хватало… – тяжело выдохнула я. – Далеко отсюда шиномонтаж?

– Шутишь? В городе всего один шиномонтаж и тот принадлежит Бобу, который по выходным либо в хлам пьян, либо торчит у родственников жены в Дэф Плэйс. Легче самому поменять колесо. Минут десять займет.

– Спорим, запаски в багажнике мы не найдем?

Естественно мы её не нашли.

– Хорошее начало дня, – поджала губы я, держась за открытый багажник, стараясь не смотреть на виляющего хвостом пса, стоящего справа от меня. Вид у него был такой радостный, словно не я лишилась средства передвижения, а он его обрел. Ну или как минимум он с утра пораньше сорвал джекпот, пока я бойко удерживала в постели победу над душащей меня последние четыре месяца бессонницей. И чему так сильно способна радоваться собачья душа?..

– Всё нормально. Поедем на моей машине, – Шеридан захлопнул багажник тойоты слегка не рассчитав силы – секунду я думала, что на крышке останется серьёзная вмятина – и уверенно направился к гаражу.