скачать книгу бесплатно
Уставшая от любви
Анна Васильевна Данилова
Эффект мотылька. Детективы Анны Даниловой
Убить мужа – кто из нас не жил с этим кошмаром, с этой мечтой, с этим наваждением? Наталья могла это сделать, у нее хватает смелости самой себе признаться в этом. Недаром ее кумир – Жорж Санд, хрупкая женщина, выбравшая вместе с мужским псевдонимом стальной характер. Но разве мечта и реальность, имя и человек, роль и актер, который ее играет, всегда равны друг другу? Разыграть преступление в воображении и поплатиться за спектакль, устроенный для себя самой, – с этим Наталье предстоит справляться сразу после гибели мужа…
Данилова А.
Уставшая от любви
© Дубчак А. В., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
1
Только мы с Катей знаем, как это приятно – убивать своих мужей. Ни с чем не сравнимое удовольствие. Катя убила своего равнодушием и нелюбовью. Он почувствовал это, ушел от нее, женился на другой и через месяц погиб в автомобильной аварии.
Я убила первого мужа, наоборот, чрезмерной любовью. Не в силах ни в чем ему отказать, я купила ему дорогую спортивную машину, на которой он и разбился в пыль спустя – вот рок – тоже месяц.
Наши мужья похоронены рядом под большими елями в тихом месте в Подмосковье, и мы время от времени приезжаем навестить их и выпить рюмку-другую над могилой.
– Я знала, что этим дело кончится, – сказала Катя как-то раз, когда мы поминали наших мужей. – Знала, что он долго без меня не протянет, уверена была. Но все равно вынудила его уйти. Поэтому считай, что убила.
Я улыбалась ее словам. Глупости все это. Как она могла знать, что он погибнет в аварии? Это невозможно. Просто стечение обстоятельств.
А я, покупая мужу автомобиль, просто видела, как он разгоняется, теряет контроль над собой и врезается в сосну. Так все и случилось. И была именно сосна, а не какое-то другое дерево.
– Получается, что и я убила, – ответила я, поправляя цветы в тяжелой мраморной вазе. – И знаешь, я не особенно и горевала.
– Вот-вот, – отозвалась Катя, заканчивая высаживать на могилу цветочную рассаду. Анютины глазки весело затрепетали на легком ветру.
Катя так больше замуж и не вышла, решила, что одной легче и спокойнее. Я же, на удивление всем, снова нашла мужа.
История моего замужества – это песня. Или лучше драма. Наш брак можно считать неравным по всем пунктам. Разве что мы ровесники, а так… Мой муж – известный киноактер Сергей Голт. Я обыкновенный московский ресторатор Наташа Соловей.
Мой муж Сережа так талантлив и красив, что все, кто видит нас вместе, поражаются, как этот прекрасный молодой человек (нам обоим по тридцать с небольшим) выбрал в жены меня. Я невысокая полная брюнетка с маленькой родинкой над верхней губой. Если бы вдруг случилось чудо и я стала выше и стройнее, все бы увидели роскошную женщину с густыми смоляными волосами, которую не портит даже эта родинка. Но пока я могу гордиться только натуральной грудью шестого размера, доставшейся мне от природы нежной кожей и крепкими белоснежными зубами.
Увы, мой муж, русоволосый, зеленоглазый, очень молодо выглядящий красавец просто терпит меня рядом с собой. Думаю, все об этом догадываются. Наш союз – результат хорошо продуманного долгосрочного финансового проекта, называемого браком. Брачный договор мы не заключали, даже решили, что спать будем вместе. Остальные пункты меня вообще мало интересовали. Чтобы приглушить боль, я придумала себе, что мой муж – что-то вроде породистой собаки. Дорого, красиво, принадлежит только мне. Только я могу решать, что с ним делать – положить рядом с собой или любоваться издали.
Эта любовь, разрушившая меня, поправшая все мои принципы, сделавшая меня посмешищем в глазах людей, все еще подпитывала меня маленькими глотками счастья. Наркотического счастья, за которое я смогла бы отдать жизнь, если бы только понадобилось.
Будь я художником, я писала бы исключительно портреты моего мужа. Не знаю, каким вдохновением нужно было обладать матушке-природе, чтобы сотворить такого красавца. Главное в нем – глаза. Не просто зеленые, а светлые, прозрачные, постоянно меняющиеся – от цвета весенней листвы до оливкового, табачного, а еще темнеющие до черноты еловой хвои в пасмурный день, уходящие в темень изумрудных таежных лесов…
Волосы светло-русые, слегка волнистые, небрежно растрепанные. Аккуратный нос, губы крупной лепки. Высокий, стройный, в меру подкачанный, походка легкая, стремительная. Иногда я ловлю себя на том, что мне хочется подойти к нему, схватить за руку и увести подальше от всех, кто смотрит на него. Только я имею право так смотреть – овладевая, проникая в него.
А он… он в меня уже давно не проникает. Мы спим в одной постели, и все. Просто спим. Даже под одним одеялом, но это все равно не делает нас ближе. И я знаю почему. И от этого знания, особенно когда я все это себе представляю, у меня темнеет в глазах, и тогда я хочу одного – чтобы Сережи не было в моей жизни. Потому что это больно. Слишком больно.
Первый ресторан мне оставил отец, царство ему небесное. И капиталец был какой-никакой. И еще две квартиры, одна на Петровке, другая на Маяковке.
Ресторан был обыкновенный, с русской кухней, без особых затей. Зато место шикарное, в пяти шагах от Пушкинской площади. В советское время здесь можно было позавтракать вареным яйцом под майонезом и кашей с какао, а по вечерам набивался артистический молодняк, и на закуску шли селедка с огурцами и квашеной капустой, салат «Юбилейный», холодец, семга с икрой. И потом, когда советское время закончилось, ресторан оставался безликим. Название у него тоже было самое обыкновенное – «Чайка». После смерти отца я стала здесь полноправной хозяйкой, но еще добрых года два продолжала кормить гостей все тем же холодцом.
В какой-то момент я поняла, что нужно придумать что-то свое, чтобы ни на кого не было похоже. Уж не знаю, как я решилась, но я изменила все, причем радикально, невероятно, невозможно! Поначалу, думаю, даже Катя с трудом сдерживала смех, слушая мои страстные до хрипоты речи. Но я ведь и вправду загорелась новым стилем ресторана не на шутку. Мы решили, что если сделать все уверенной рукой, быстро и со вкусом, то все получится. Мне хотелось шокировать всех, кто привык к старым интерьерам, хотелось потрясти своих друзей, даже если в этом был риск потерять кого-то из постоянных клиентов. Но рисковать я почему-то совершенно не боялась. Должно быть, меня успокаивала мысль, что, даже если мою идею никто не оценит, все равно народ валом повалит – место-то золотое, бриллиантовое.
Только Катя знает, что я тогда – и разве только тогда? – мнила себя Жорж Санд.
Эта удивительная женщина всегда была моим кумиром, и, читая «Лелию», я уже хотела походить на нее. Конечно, я не писатель, и к литературе меня особенно никогда не тянуло. Я восхищалась не ее романами, которые в подростковом возрасте проглатывала за ночь, меня привлекала ее невероятная женственность в сочетании с решительностью, умением держаться на плаву, способностью окружать себя гениальными людьми. И, конечно, главное – ее способность любить. Любя мужчин, любя себя в этой любви, она любила прежде всего самую жизнь. И кроила ее под себя, как те платья, которые она шила своими нежными руками в минуты вдохновения. Она сажала цветы своей любви так же, как высаживала розы в саду. Она умела и любила многое, что позволяло ей наполнить жизнь удовольствиями. Казалось даже, что она находила горьковато-приторное удовольствие и в страданиях. А сколько энергии было в этой невероятной женщине! А как весела и беззаботна она была в окружении любовников и друзей! «Веселье – говорила Жорж Санд, – лучшая гигиена тела и души».
Мир Жорж Санд покоряет прежде всего женщин. Вот и я решила создать первый ресторан в ее честь – для моих современниц. Пусть он напоминает нам о парижских кафе того уже легендарного века. К счастью, у нас были высокие потолки, так что я смогла задекорировать воздушными овальными арками отдельные залы. Деревянные панели, покрытые позолотой, стилизованная мебель с гнутыми ножками и обитыми шелком сиденьями, мраморные вазы с живыми розами, прозрачные, с изящными рисунками перегородки между залами. Пышно, роскошно, дорого, цветочное изобилие и нарядные ткани – убранство моего первого ресторана должно было перенести моих гостей на один вечер в прошлое. Я останавливала для них время, отменяла суету и дарила удовольствие изысканными интерьерами и меню. Этот ресторан я решила назвать «Мопра» – по имени героя одного из первых романов Жорж Санд.
– Наташа, проснись.
Я открыла глаза. Оказывается, я лежала на диванчике в гостиной в халате и в домашних тапочках, отороченных розовым пухом. Надо мной склонилась Катя. Высокая, растрепанная, тоже в халате. Лицо озабоченное, глаза воспаленные.
– Что, Катя, есть новости? – спросила я, возвращаясь в тягостную реальность. – Его нашли?
– Мишин звонил. На юге Москвы обнаружен труп мужчины примерно того же возраста и такой же, как у Сережи, комплекции. Тоже блондин. Хоть бы это был не он.
– За десять дней мы с тобой опознали уже пять трупов. Не будем терять надежды. Я хочу думать, что и это не он. И что ему делать на юге Москвы? Хотя что я такое говорю?
Десять дней назад в Интернете и в газетах впервые осторожно сказали, что пропал актер Сергей Голт. Вышел из своего театра и исчез. Поклонницы, несущие вахту у служебного входа, видели только метнувшуюся к кустам фигуру в черном плаще. Но они хором твердят, что это не мог быть Сергей. Незнакомец в плаще был на целую голову ниже моего мужа и слегка прихрамывал – ничего общего с романтическим героем, скорее уж с персонажем какой-нибудь страшной сказки Гофмана.
Да и не мог Сережа выйти тайком. Он любил своих поклонниц, с радостью оставлял автографы в блокнотах и на фотографиях, а то и вовсе расписывался маркером на их плечах, руках и коленях. И цветы любил принимать, считал, что это правильно и что нельзя обижать невниманием тех, кто тебя так любит и восхищается тобой.
Но то, что он пропал, это факт. Исчез. Растворился бесследно, как туман. Словно я, очнувшись после бурной ночи, вдруг осознала, что мужа у меня и не было. Что он был плодом моего воображения, что я придумала его для себя, такого невероятно красивого, талантливого и коварного. То ли радоваться мне теперь, что все это только приснилось и любовь к нему больше не будет меня разрушать, то ли плакать, что переживания, которые были моей настоящей жизнью, оказались игрой воображения, сном.
Сколько раз я проиграла в памяти наш последний вечер.
После спектакля я заманила его домой. В последнее время он совсем отбился от рук, точь-в-точь подросток, вырвавшийся на свободу. Теперь я видела его все реже. Мои «глаза» и «уши» в театре, которым я щедро платила, все, от костюмерш до актрис, нуждающихся, но скрывающих свою бедность, постоянно держали меня в курсе всего, что происходило с Сережей.
У него и прежде хватало любовниц, но последняя, опасная, невозможная, настоящее исчадие ада, просто приворожила его. Будь я из числа тех, кто верит в приворот, я непременно нашла бы злобную старуху, которая помогла бы опоить моего мужа этим зельем, и заставила бы ее сделать так, чтобы он на дух не выносил эту школьницу.
Я заманила Сережу таким неприличным образом, что самой стало противно. Его театр собирался на гастроли в Париж. Понимая, как захочется ему продемонстрировать коллегам нашу парижскую квартиру, я пообещала сделать все возможное и невозможное, чтобы купить ему там машину. Пусть он не только принимает друзей, но и покатает их с ветерком в собственном новеньком кабриолете.
– Наташа, ты дура? – уставилась на меня Катя, когда я рассказала ей об этом. – Или ты действительно решила его грохнуть так же, как своего Геночку?
Геночка – так звали моего первого мужа.
Катя пришла ко мне за советом. Два года назад она, финансист по образованию, открыла собственное кафе в двух шагах от театра миниатюр «Скорлупка». Работать в моих ресторанах она категорически отказывалась, считала, что слишком велик риск раздружиться. В своем «Цахесе» – Катя отдавала предпочтение Гофману, потому и кафе назвала именем его персонажа – она занималась всем вместе с единственным родственником, племянником Юрой.
– Почему дура-то? – Я нисколько не обиделась, поскольку знала, что Катя, пожалуй, единственный человек в мире, преданный мне безоговорочно. Жизнь уже столько раз испытывала мою подругу на верность, что сомнений на ее счет у меня быть не могло. Катя была умна, образованна, мы дружили с детства, и какой бы крутой бизнес-леди я ни заделалась, ее мнение для меня значило многое. Если она считала, что я дура, значит, что-то в моем плане прихрамы-вает.
– Геночке своему ты уже купила машину, и теперь мы с тобой на пару пьем коньяк на его могиле. Или ты забыла?
Как такое забудешь?
– И потом, ты прекрасно знаешь, кого твой Сережа будет возить на этой машине в Париже.
– И кого же? Там же вся труппа, своих друзей и будет возить. Ленка-то в Москве. Не думаю, что она полетит вместе с театром. Это невозможно, ее родители не пустят.
Ленка, она же Елена Юдина, старшеклассница, последняя любовь Сережи. Это она сделала с ним что-то такое, что он, позабыв о наших договоренностях, о приличиях, да что там, потеряв рассудок, проводил с ней все свободное время. Он, женатый мужчина, связанный по рукам и ногам обязательствами перед женой!
Дав слово ночевать дома (исключая время гастролей и съемок), Сережа вот уже неделю как не появлялся в нашей квартире. Звонил, говорил, что у него павильонные съемки в Москве, и, кажется, не сомневался, что я ему поверю. Или ему все равно. Я даже не уверена, что он дает себе труд задуматься над тем, каково мне постоянно жить в этом обмане. Говорю же: ему все равно.
У меня, конечно, есть человек, который следит за ним и все мне докладывает. Профессионал, он знает свое дело так же хорошо, как я свое.
Это он принес фотографию моей очередной соперницы, тощей, длинноногой девицы с длинными каштановыми волосами. Совсем девчонка и наверняка тупая, раз влюбилась в актера. Разве нормальные девочки могут любить образы? А то, что эта Лена Юдина влюбилась в его экранный образ, несомненно. И это несмотря на то, что мой муж, играющий первых любовников, отлично справляется с ролями другого плана: негодяи, подлецы, убийцы, маньяки, психи… В какой из его образов влюбилась эта девочка, мне пока не ясно. Но то, что она успела насладиться телом моего мужа, – несомненно. Тому имеются доказательства – фотографии этой парочки. Мой человек забрался, думаю, на дерево, чтобы снять все то, что проделывали любовники за стеклами неизвестной мне квартиры. Не исключено, что Сережа снял ее для своих утех, а может, эта квартира принадлежит друзьям или родственникам Юдиной. Скоро я все узнаю.
– Наташа, приди уже в себя. Брось ты его. Зачем он тебе нужен?
В Катиной мольбе было столько жалости, что мне стало не по себе. Так вот как я, оказывается, выгляжу в ее глазах – жалкой брошенкой.
Мы сидели на моей кухне, залитой солнцем. На мраморной столешнице стояла желтая ваза с белыми розами. Катя допивала свой чай.
– Катя, ты же знаешь, что я люблю его.
– Но это не любовь. Это как наркотик. Тебя пора спасать.
– Он мой, понимаешь? Он по документам принадлежит мне.
– Да не может человек никому принадлежать. Он сам по себе. Он не сиамский твой близнец. И он не любит тебя. Ты уж прости, что я говорю тебе все это, понимаю, что причиняю боль. Сколько можно так унижаться перед мужиком? И как тебе еще дать понять, что так продолжаться не может?
– Может. Он никуда от меня не денется. Это ему только кажется, что он много зарабатывает. Тратит-то он куда больше. Исчезни я из его жизни, он пойдет по миру. Он привык покупать дорогие вещи, привык, что двери моих ресторанов всегда открыты для него и его компаний. Ты только представь себе, что будет, если все это закончится и ему придется расплачиваться за каждый съеденный лобстер, за каждый выпитый бокал шампанского? Когда поймет, что денежный поток перекрыт, что деньги закончились, он начнет влезать в долги. Продаст квартиру.
– Какую квартиру? – Катя поперхнулась, закашлялась, голубые глаза заблестели от слез.
Она сидела передо мной в простой рубахе и светлых джинсах, которые ей так шли. Жаль, что природа сотворила ее такой эмоциональной и мимические морщины разрезали ее продолговатое и без того некрасивое лицо. В свои тридцать три она выглядела на все сорок пять. Но даже с таким лицом она была по-своему красива и без меры обаятельна. А как я радовалась, что есть на свете человек, с которым я могу говорить искренне обо всем! По сути, я всегда была перед ней с настежь открытой душой. Мало кто видел и знает меня такой. Даже Сережа такой меня не знает. Если бы знал – сбежал бы от меня на край света.
– Он же не дурак и понимает, что часть моего имущества после развода отойдет к нему.
– Да все твои квартиры, дома и прочее – это все куплено до вашего идиотского брака!
– Ладно тебе, Катя. Пусть себе живет в одной из квартир, все равно это ненадолго. Говорю же, продаст рано или поздно.
– Ты не понимаешь. Пусть он перестанет тратить твои деньги и ищет себе другую дуру!
Я бросила на нее грустный взгляд.
– Ты прости, Ната. Но он, известный актер и красивый сукин сын, никогда не останется на улице. Его подберут через час после того, как станет известно о вашем разводе.
– Вот именно! Это я и пытаюсь тебе втолковать. Он сейчас мой, понимаешь? Да, он кружится с этой Леной, лжет мне в глаза, но рано или поздно он все равно придет сюда, домой. Мы с ним сядем за стол, поужинаем, выпьем, поговорим, и он останется спать в своей кровати, понимаешь? Потому что он мой муж. И эта Лена, как ни крути, ревнует его ко мне.
– Могу себе представить эти разговоры о тебе, – фыркнула Катя, сощурив презрительно глаза. – Уж лучше бы тогда его убила.
Я убивала мужа несколько раз. Планировала убийства по-настоящему. В моей квартире в потайном ящике старинного письменного стола есть даже коробка, где я храню все, что прикупила специально для такого случая. Цианид, к примеру. Он остался в нашей семье от моего деда, военного хирурга. Уж не знаю, где он его раздобыл, но то, что это был страшный яд, мы с мамой знали всегда и всю жизнь перекладывали его с места на место, чтобы подальше, понадежнее спрятать.
Маленький пистолет, заряженный, между прочим. Его зарядил для меня один знакомый, который – я это точно знаю – никогда меня не подставит и не проговорится. Я объяснила ему, что купила пистолет исключительно для самообороны. На самом же деле я собиралась пустить его в ход ровно год назад, сразу же после того, как мой сыщик положил передо мной пачку порнографических фото с Сережей в главной роли. Его любовницей тогда была журналистка с пышной грудью, длинными ногами и зелеными глазами. Эти глаза и глаза моего мужа впивались в меня с каждой журнальной обложки, стоило мне выйти на улицу и спуститься в метро. Оба зеленоглазые, страстные, смелые, нахальные. Мысленно я уже давно застрелила обоих.
Я собиралась убить мужа в Париже. Пристрелить где-нибудь в злачном месте, в районе, кишащем арабами, чтобы уж точно никто не подумал на меня. Но это не все – я распланировала все допросы, все интервью, даже шум в Интернете, даже скандалы в полиции и то, как я заявлю им, мол, ни черта-то вы не ищете убийцу моего мужа! Я прямо видела заголовки французских газет: «Tuе par le celebre acteur russe» («Погиб известный русский актер»).
Все это произошло накануне открытия моего второго ресторана, который я назвала «Консуэло». Так много сил и средств было потрачено, что я к тому времени, когда должно было произойти убийство, просто выдохлась. На открытие ресторана пришли все, кто за эти годы стал постоянным гостем в «Мопра». Поначалу это были исключительно женщины, причем не только из артистических кругов, но и настоящие бизнес-леди, но постепенно мой ресторан привлек и мужчин. Уж не знаю почему, но один зал каждый вечер был заполнен молодыми художниками. Два других – артистическая публика вперемежку с чиновниками самого высокого ранга. О киношниках не говорю, к ним я всегда относилась особенно тепло.
«Консуэло» – ресторан в два раза меньше «Мопра», но он так оригинален во всем, что связано с оформлением, что, по словам Кати, стал сценой для спектакля по мотивам Жорж Санд. Сюжет «Консуэло» вдохновил художника-декоратора, которого я выписала специально из Италии, превратить два небольших зала в иллюстрацию к роману. Италия, Богемия, Пруссия, Чехия, Австрия – куда только судьба не закидывала дочку цыганки Консуэло, прежде чем она стала известной певицей, а впоследствии и графиней Рудольштадтской. Стены ресторана украшали настоящие фрески, и на каждой – сцены из жизни одаренной волшебным голосом девочки, той самой маленькой Консуэло.
Словом, я была утомлена открытием ресторана, поэтому мой муж Сережа Голт остался жив.
2
Итак, тот последний вечер, когда я видела его живым.
Ко мне пришла Катя и принялась уговаривать меня развестись с мужем. Она говорила совершенно правильные вещи, которые я сама бы сказала себе, если бы не была так влюблена. Но что делать, если мой разум, по крайней мере, та его часть, что должна контролировать любовь и страсть, не пропускала ничьих советов, никаких доводов. Хорошо еще, что мой рассудок целиком не был парализован. Я продолжала вести дела, постоянно думала о развитии бизнеса, мои рестораны процветали.
Чтобы заполучить себе Сережу хотя бы на вечер, я решила подарить ему машину. Еще одну. Я представляла, как засияют его зеленые глаза в предвкушении такого подарка, и ничего криминального на этот раз не замышляла. Ничего похожего на сцену аварии, разбившей мой предыдущий брак, ту самую сцену, подсказанную мне воображением или интуицией. Я видела в воображении лишь Сережу за рулем новенького авто, лавирующего по парижским улочкам. Солнце играет в его волосах, а в темных очках отражаются подсвеченные солнцем мелкие суденышки на канале Сен-Мартен, рядом с которым и располагалась наша квартира.
Я позвонила ему и, сдерживаясь, чтобы не дай боже не выдать волнения, не упрекнуть за долгое отсутствие, как бы между прочим сказала, что намерена сегодня за ужином обсудить покупку еще одной машины. Напомнила о предстоящих гастролях (как будто бы он мог об этом забыть), посетовала, что без машины в Париже трудновато, ведь машина – это все-таки свобода, и на всякий случай спросила, сможет ли он вернуться к ужину в восемь. Сережа мой, вероятно, тоже сдерживаясь, чтобы не поцеловать трубку, сообщил, что непременно будет. Даже поинтересовался, не купить ли чего к столу. Я сказала, что все есть, но бутылка хорошего красного вина лишней не будет.
Мы редко ужинали дома. Обычно по вечерам мы встречались в «Мопра», куда Сережа никогда не приходил один, за ним вечно увязывались его друзья-артисты. Понятное дело, все усаживались за наш столик у камина, а потому никто и никогда за ужин не платил, сколько бы ни было заказано.
– Наташа, я вот все жду, когда же у тебя закончится терпение! – Моя Катя возмущалась и снова была права. Счета были огромными, его дружки-артисты (не говоря уже об артисточках) заказывали, не стесняясь, самые дорогие блюда – считали, что в нашей семье денег много, не обеднеем. Конечно, они смеялись за моей спиной, я чувствовала это кожей.
Для меня не было тайной, что женское окружение моего мужа возмущается тем обстоятельством, что мне не удается похудеть. Но мне действительно не помогали ни диеты, ни таблетки, ни прочие средства, какими изводят себя полные женщины. Мой врач сказал, что я похудею, когда организм сам этого захочет. Вот еще один мошенник, и попробуй проверь его слова.
Я решила приготовить спагетти с трюфелями. Набросив фартук, я хлопотала на кухне, то и дело поглядывая на часы и стараясь представить наше с Сережей свидание. Как он себя поведет? Будет ли ласков? Что скажет? Позволит ли себе расслабиться и помечтать о машине? Спросит ли, о какой марке идет речь и позволю ли я ему выбрать модель? Честно говоря, мне было все равно, но я видела своего мужа в открытом кабриолете почему-то непременно цвета бутылочного стекла.
Хорошо, вот мы поужинали, допили вино, поговорили, определились с моделью. Что будет потом? Он встанет, поцелует меня в лоб, скажет, что у него встреча, и уйдет? Такое может случиться? Может. Он способен на это.
Интересно, как он вообще ко мне относится? Время от времени он говорит, что любит меня, что мы с ним родные люди и что он пропал бы без меня. Увы, я знаю, что все это слова. У меня имеются записи его разговоров с любовницами, с коллегами. Удивляюсь, как у меня еще сердце не разорвалось. С ними, с теми он называет меня «моя кубышка», «мой жирненький слиточек», «моя колбаска». И всегда добавляет, что только здоровый цинизм позволяет ему все еще жить со мной под одной крышей. Что нынче время такое, кризис, и ему ничего не остается, кроме брака со мной. Что я при всех своих недостатках (среди которых, оказывается, и алчность!) все-таки человек верный и относительно порядочный. Что случись что – я его не брошу.
Записи, доставленные моим сыщиком, я никогда не слушаю дважды. Одного раза хватает, чтобы покраснеть как вареный рак, покрыться потом и разрыдаться. Вот в такие минуты и рождаются мысли об убийстве. И когда я представляю, что Сережи нет, что его больше никогда не будет и что я буду свободна от этой убивающей меня любви, в правой стороне груди у меня начинает биться еще одно сердце, наверное, запасное, и мне становится легче дышать, кровь ударяет в голову, и я просто пьянею от счастья.
– Ната?
Сказать, что я удивилась, увидев вместо Сережи Катю, – это ничего не сказать. Я стояла, задумавшись, у накрытого к ужину стола, нарядная, в черном, плотно облегающем платье, на каблуках, с ниткой жемчуга на шее, и даже не поняла, что происходит.
– Дверь была открыта, – пожала плечами Катя.
Она осмотрела меня с головы до ног, кивнула.
– Как?
– Отлично! Хочешь муженька в койку затащить?
– Ага.
– Паршивый план, я тебя предупредила.
– А ты как вошла-то?