скачать книгу бесплатно
– Главное в твоем положении – не раскисать! Если раскиснешь – все, тебе конец, – произнесла Соня, и Валентина услышала, как дрожит ее голос.
– А мне и так уже конец. И зачем ты со мной возишься? – прошептала она, глотая слезы.
– Ну, ты даешь, подруга! А как же я? Разве я тебя брошу? Да если бы у меня не было семьи, я бы с тобой жила, помогала бы. Но у меня, сама знаешь, муж, дети. Уф, не знаю, как все сложится… Может, и позвонит кто-то, к кому я обращалась.
Валентина почувствовала какое-то движение в воздухе, до нее донесся аромат куриного бульона, и она поняла, что Соня поставила перед ней тарелку с супом.
– Вот, бери хлеб и ешь. Тебе надо хорошо питаться, чтобы подготовиться к операции.
– Соня, прекрати сейчас же! Какая операция?! О чем ты? Зачем ты обманываешь меня?
– Просто я верю…
Валентина представила себе Соню. Полноватую молодую женщину, блондинку с мелкими кудряшками на круглой голове. В цветной вязаной жилетке и джинсах. Хотя какая уж сейчас жилетка, когда на улице такая жара. Наверное, она надела один из тех сарафанов, которые сшила сама.
– Ты в сарафане? – попыталась она угадать.
– Да. Откуда ты знаешь? – быстро спросила Соня. – Ты что, увидела меня?
– Нет, просто подумала, что в такую жару ты наденешь либо голубой, либо желтый сарафан.
– Желтый, – со вздохом ответила Соня. – Ты почему не ешь?
– Аппетита нет.
– А ты заставь себя. Вот, бери ложку… – Соня вложила ей в руку ложку. – Ешь, говорю тебе! Ну что ты как маленькая?
В дверь позвонили.
– Кто это? – насторожилась Валентина и почувствовала, как в животе образовался ледяной ком. Это страх. Она так и представляла себе страх – это овальный ледяной ком, тающий где-то внутри и обжигающий своим холодом внутренности. И еще – тошнота.
– Сейчас посмотрю. Что ты так напряглась? Да мало ли кто пришел?
– Может, Саша? Может, он забыл что-то?
– Да, да, ты ему все вещички отдай, телевизор, ковер, постельное белье. Серебряные ложки… Все отдай! Я сейчас покажу ему и рубашки и ложки!
Она знала, что Саша забрал не все вещи. Сбегая от ослепшей жены, он так спешил, что оставил половину вещей. А потом звонил и просил, чтобы она отдала ему телевизор, который ей как бы теперь и не нужен, и компьютер.
Тело Валентины, обратившейся в слух, напряглось так, что заныли плечи. Кто пришел? Ну почему она ничего не слышит? Саша это или нет? А может, это из жилконторы, пришли пригрозить в очередной раз, что ее выселят из квартиры? Говорят, сейчас имеют право это делать, если человек много должен по квартплате.
До нее доносились обрывки очень тихого разговора. Ну, точно, это из жилконторы, и Соня наверняка делает посетительнице (там работают одни женщины) знаки, чтобы та говорила потише, чтобы Валентина не услышала, не расстроилась. Словно она не понимает, что после всего, что с ней произошло, сюда могут наведываться люди, настроенные исключительно против нее. Кроме самой Сонечки, конечно.
– Хорошо, я сейчас ее позову, – услышала она уже отчетливый и вполне нормальный голос Сони.
Она почувствовала, как Соня подошла к ней. Подруга тяжело дышала, словно только что быстрыми шагами поднялась по лестнице.
– Валентина, там к тебе пришли и хотят, чтобы ты показалась… А еще нужен твой паспорт. Я должна показать этому человеку твой паспорт.
– Соня, – Валентина судорожным движением схватила ее за плечо. – Сонечка, это по поводу квартиры?
– Нет, успокойся.
– Ты снова успокаиваешь меня? Скажи, это из-за квартплаты? Меня хотят выселить? Ну, пожалуйста, ответь мне, скажи правду, я же должна знать!!!
– Говорю же: нет!
– Если это из-за долгов, то я снова прошу тебя о том, о чем уже говорила. – Валентина перешла на шепот. – Вы можете всем семейством переехать ко мне, а свою квартиру сдавать. Я же говорила тебе! Таким образом мы решим сразу все проблемы: у вас появится большая квартира, где вы сможете жить всем семейством, и деньги. И я буду при вас…
– Валя! Прошу тебя, успокойся! Клянусь тебе, что это не из-за долгов. Это совсем другое. Правда, я еще не совсем поняла, кто именно прислал этого человека. Идем, вот твой паспорт, я должна его предъявить. Скоро тебе все объяснят. Ну, идем же, ничего не бойся!
– Надеюсь, никто не отберет у меня квартиру? Не продаст ее?
Даже от этих слов ей стало не по себе, словно в ее замутненном сознании они могли материализоваться и превратиться в парочку потенциальных покупателей, поджидавших ее на пороге.
– Пойдем, и ничего не бойся.
Соня буквально за руку вывела ее из комнаты. И Валентина тотчас почувствовала запах хороших мужских духов.
– Здравствуйте, Валентина, – услышала она совсем близко от себя приятный мужской голос. – Ваша фамилия Ступникова?
– Здравствуйте. – Голос ее от волнения осип. – Да, я Ступникова. А вы кто?
– Я принес вам приглашение на свадьбу одной вашей знакомой. Вот. – И в руках ее оказалась, как она поняла, большая гладкая открытка.
– А паспорт? Паспорт зачем?
– Я должен был удостовериться, что вы – это вы, – ответил человек уклончиво.
– Что за подруга? Как ее зовут?
И вдруг она поняла, что даже это не имеет уже никакого значения, хотя бы потому, что она не сможет прийти на свадьбу. Просто не сможет, и все. Потому что она – слепая. Она никогда не посмеет так отдалиться от дома. Ведь не во дворе же ее дома находится ресторан, где какая-то ее подруга будет праздновать свою свадьбу!
– Но я не смогу… Думаю, моя подруга просто не знает, что я ничего не вижу. Почти не вижу. И ее не увижу.
– Валя, почему ты не спросишь, как зовут твою подругу?
– Соня, ну ты-то должна все понимать! Если она выходит замуж, значит, это какая-то молоденькая учительница, которая совершенно случайно вспомнила обо мне.
– Анна. Ее зовут Анна, – сказала Соня. – Анна Ледникова.
– Ледникова? Сейчас я ее что-то припомнить не могу, но потом обязательно вспомню. Анна Петровна, может? Но у нее фамилия – Штейн. Аня… Соня, прошу тебя, не мучай меня! Я непременно вспомню Аню Ледникову, но смысл-то в этом какой, если я все равно никуда не поеду?
– Я заеду за вами, – услышала она все тот же приятный мужской голос. Она даже представила себе хорошо одетого, интеллигентного вида мужчину в светлом костюме. Почему в светлом? Может, потому, что сейчас лето и в черном костюме ему было бы жарко?
– Вы? Заедете? Вы что – жених?
– Нет, я друг семьи, если можно так сказать. И я доставлю вас на свадьбу в лучшем виде.
– Соня, ты слышишь? Посмотри-ка и его паспорт… Что-то я боюсь! И Анну Ледникову я вспомнить не могу, и вас тоже не знаю, во всяком случае, ваш голос мне не знаком. Вас как зовут?
– Извините, но Валентина сильно нервничает… – попыталась заступиться за подругу Сонечка.
– Не вопрос. Вот мой паспорт.
– Гурьев Дмитрий Петрович, – прочла вслух Соня.
– Гурьев? – эхом отозвалась Валентина. – Впервые слышу!
7
– Правильно, Глаша, я тоже не верю в подобные совпадения. Позвони Мирошкину и попроси его просмотреть сводки за прошлый год, выясни фамилии людей, о пропаже которых их близкие заявили шестнадцатого июня и в районе этой даты, ну, ты понимаешь. Может, где-то в Саратове опустилась инопланетная тарелка?
– Лиза, тебе все шуточки? Какая-то ты сегодня несерьезная, – покачала головой Глафира. Она сидела за письменным столом Лизы, в офисе, и разглядывала падавшие за окном снежинки. – Все-таки человек пропал, вдовец, к тому же – инвалид.
– Я помню его. Довольно симпатичный парень. Правда, выглядел он гораздо старше своих лет. Но ты права. Он не мог вот так взять и исчезнуть, даже не предупредив Агишина. Это неестественно, особенно если учесть все то, что ты мне рассказала о том, как Агишин помогал этому гардеробщику. Нет, здесь действительно что-то не так. И дети. Куда делись дети? Один-то человек мог исчезнуть. В конце концов, его могли просто убить…
– Лиза!!!
– …а тут – трое детей, – Лиза словно и не слышала Глафиру. – Не мешало бы выяснить, нет ли детей по фамилии Трубниковы в каком-нибудь интернате или детском доме? Знаешь, у этого гардеробщика просто нервы могли не выдержать, и вот он, сдав детей на попечение государства, покончил с собой. А что?
– Какая же ты жестокая все-таки, Лиза, – упрекнула ее Глафира. – Нет бы предположить что-нибудь не такое страшное…
– Да ты пойми, Глаша, что от моих версий все равно ничего не изменится, но не забывай также, что я практически каждый день сталкиваюсь с убийствами, самоубийствами, человеческими подлостью и слабостью в различных проявлениях. Поэтому лучше уж вообразить самое худшее, чтобы потом, если окажется, что я ошиблась, вздохнуть с облегчением.
– А что мы с Верой Нечаевой будем делать?
– Понятия не имею, – отозвалась беспечным тоном Лиза. – Попытаемся ее поискать. Надо опросить всех общих знакомых Нечаевой, Халина и Наумова. Может, кто-то что-нибудь и скажет. Работать надо, Глашенька, работать!
Выпив чашку кофе, Глафира позвонила следователю прокуратуры Сергею Мирошкину. Так сложилось, что вот уже пять лет они – Сергей и Лиза – зачастую вели параллельные дела и оказывали друг другу всяческую поддержку. Вот и сейчас Глафира знала, что он сделает все от него зависящее, чтобы помочь в поиске Веры Нечаевой.
– Сережа, привет, это Глафира.
Она пересказала ему суть проблемы, и он обещал перезвонить, как только что-нибудь выяснит. Сама же Глафира, чтобы не тратить время зря, отправилась в контору «Железный двор» (внизу таблички под русским названием было красиво выведено английскими буквами «Iron court»), где, по информации сожителя Нечаевой, Халина, еще полгода тому назад Вера мыла полы.
Скромный офис и какая-то пришибленная секретарша в открытом цветастом платье, играющая в компьютерную игру – падающие цветные шарики. Занятие для дебилов.
– Вера Нечаева? Да, была у нас такая уборщица.
Секретарша (ее звали Лена), не в пример многим другим секретаршам, с которыми Глаше приходилось иметь дело, с удовольствием отвлеклась от игры и с воодушевлением приняла участие в разговоре:
– Я слышала, что она пропала. Исчезла. Но сейчас исчезает такое количество людей!
Окно в приемной было открыто, и голос молодой девушки, вполне довольной своей жизнью, накладывался на уличный шум, шелест листвы, звуки города. Тихая мирная обстановка, никак не вяжущаяся с темой разговора. Ведь пропал человек. Исчез. Возможно, умер!
– Чем занимается ваша контора?
– Черным металлом. Правда, говорят, что мы скоро закроемся, но пока еще мы на плаву.
Глафира поняла, чем занимается «Железный двор». Это на их площадки стягивается огромное количество бесхозного металла. Это к ним алкаши-мародеры несут медные кладбищенские таблички, оградки, это для них обрываются электрические провода…
– Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь ценное о Вере Нечаевой? – спросила она.
– Конечно, могу. Вера была очень приятной молодой женщиной. Она чисто прибиралась у нас, даже оставалась допоздна после корпоративов. Тихая, незаметная женщина. А еще – очень несчастная. Она хоть и замазывала свои синяки пудрой, но все равно ведь все видели, что ее бьют. Это в теплое, солнечное время года ей хорошо было ходить в темных очках, чтобы спрятать разбитое лицо, а зимой… Не представляю, как она мыла полы на лестницах! Между прочим, она была красивая, это многие отмечали. И не понимали, зачем она продолжает жить со своим пьяницей-мужем. Да она при желании могла бы выйти замуж за хорошего человека!
– Лена, вспомните, пожалуйста, последние ее дни, которые она проработала у вас, может, случилось что-то, что вы запомнили? Какой-то звонок, обрывок разговора, может, она сама вам что-то рассказала…
– Вообще-то она ничего о себе не рассказывала. Да и что ей можно было рассказать, если ее любовный роман был, как говорится, налицо? Вернее, на лице. Нет, ничего она не говорила. Ни с кем по телефону не разговаривала, так, чтобы я слышала. Но некая особенность мне запомнилась. Понимаете, Вера всегда была какая-то потухшая, грустная. Оно и понятно, чему тут радоваться, когда тебя твой мужик бьет? А незадолго до своего исчезновения она ходила в каком-то приподнятом настроении. Улыбалась. И даже губы у нее были накрашены!
– Может, у нее возник роман с кем-нибудь из ваших работников?
– Нет, не думаю. Здесь, в офисе, работают в основном женщины, а мужики пашут на площадках да в разъездах бывают… Нет, я бы тогда заметила. Но что-то в ее жизни произошло, это точно. Я даже подумала – уж не нашла она себе хорошую работу?
– Но почему вам в голову пришла мысль только о работе? Почему, к примеру, вы не подумали, что она встретила подходящего человека?..
Глафире почему-то хотелось, чтобы счастливое лицо женщины связывалось в первую очередь с переменами в ее личной жизни. Это было бы естественнее. Но вот и секретарша говорит почему-то про работу. Как будто бы это и есть великое женское счастье!
– Просто у Веры было такое нежное лицо, она, чувствовалось, была интеллигентной, начитанной женщиной, но ей приходилось мыть полы в комнатах, на лестницах, в туалетах. Мы все понимали, что это как бы временное ее занятие, рано или поздно она все же найдет более приличную работу. Вот поэтому, когда я увидела, что она радуется чему-то, сразу подумала именно о работе. Да, знаете, почему я не подумала о том, что в ее жизни появился другой мужчина? Да потому, что она так много и долго терпела издевательства своего мужа и не уходила от него, поневоле думалось, что она – однолюбка, понимаете? Что она в принципе не может полюбить другого мужчину. Она была как бы олицетворением той самой русской женщины-мученицы, жертвы, всю жизнь терпящей унижения от своего мужа-тирана. Вот в Штатах, к примеру…
Глафира слушала рассуждения секретарши о невозможности подобной ситуации с домашним насилием в другим странах вполуха. Жаль, думала она, что ничего нового о Вере Нечаевой она так и не узнала.
– Подождите… Кажется, я вспомнила! Она купила новое платье. Очень красивое. И примеряла его тут, у меня в приемной, в обеденный перерыв.
– Так, может, это и было причиной для ее хорошего настроения? – вяло предположила Глафира.
– Наверное, да. Но все равно я подумала тогда, что платье это она купила не случайно, она собиралась куда-то в нем пойти…
– Устраиваться на новую работу?
– Ну да.
– Может, она все-таки что-то сказала, кружась перед зеркалом?
– Постойте. Надо вспомнить…
Секретарша закрыла глаза, и Глафира увидела, как затрепетали ее длинные, тщательно накрашенные ресницы. В сущности, Лена была очень привлекательной девушкой, да и сердце у нее было добрым. Интересно, какие отношения ее связывают с хозяином этого «железного двора»?
– Знаете, она говорила что-то про подарок. Да, точно, – Лена подняла указательный пальчик кверху и поднесла его к своим накрашенным губам, как припечатала. – Она спросила меня, что лучше – миксер или кофеварка? Вот, точно! И как это я тогда не обратила на это внимания? Да она наверняка собиралась к кому-нибудь на день рождения, потому и радовалась, бедняжка. И платье купила!
– А к кому, к кому же она собиралась?
– Не знаю, – сморщила носик Лена, явно сожалея, что не может помочь посетительнице, вернее, представительнице прокуратуры, как было указано в самопальной ксиве Глафиры. – Иначе я бы запомнила.
– Может, она дружила, общалась с кем-то из вашего коллектива?
– Нет, ни с кем. Только со мной иногда разговаривала.
– Значит, беседовать с остальными – бесполезно?
