скачать книгу бесплатно
Виктор Наполов ждал ее на автостоянке возле кинотеатра «Иллюзион». Тамара достала расческу и взглянула на себя в зеркало, и вдруг увидела Нату. В прекрасно сшитом зеленом платье и розовых туфлях, тоненькая, с блестящими на солнце волосами, она стояла прямо у входа в кинотеатр и рассматривала афиши. К ней подошел Алик Банк. Они, ничего не сказав друг другу, как люди, заранее обо всем договорившиеся и знающие наперед, что произойдет с ними в ближайшее время, достаточно резво перебежали оживленную улицу и скрылись в подъезде высокого здания, где размещалась детская библиотека.
Тамара пришла в себя только после того, как поняла, что перед нею стоит Виктор и выжидательно смотрит на нее.
Она открыла дверь и пригласила его сесть в машину.
– Что с тобой? – спросил Виктор. Это был высокий брюнет с бледным лицом, на котором выделялись темно-красные губы и продолговатые светлые глаза. Глядя на него, никому бы и в голову не пришло рассказать ему какой-нибудь анекдот – настолько к этому лицу не подходила улыбка. Но при этом этот Виктор Наполов обладал легким характером, с ним всегда можно было договориться о чем угодно. Он сам позвонил вчера вечером Тамаре и пригласил ее съездить за город. И Тамара, утомленная поисками, чем бы таким ей заняться после работы, согласилась.
Она знала, зачем Виктору понадобилось встретиться с ней и не осуждала его. Если человек сознательно идет на это, значит он доведен до крайности. Излечить же его от любви к свояченице Марине было, судя по всему, невозможно.
У него была большая клетчатая сумка, которую он закинул на заднее сидение.
– Спасибо, что согласилась, – сказал он. Голос у него был низкий и очень приятный. Кроме того, Тамару устраивало еще и то, что он вообще мало говорил. Для такой ситуации, в которой она находилась, это играло немаловажную роль.
Выехали за город и помчались вдоль огромного желтого поля. Тамара попросила Виктора опустить стекло, открыла и свое окно, и в салон ворвался сухой и горячий запах леса, травы и цветов.
Они поехали на свое место. Спрятав машину в кусты от солнца, расстелили на зеленой поляне, примяв цветы, плед. Виктор достал свою сумку, расстегнул «молнию» и принялся доставать оттуда пакеты с бутербродами, пирожные, клубнику, большую бутылку персикового сока, сигареты, белый парик, черные ажурные чулки, боди кроваво-красного цвета с черными кружевами, флакон с туалетной водой «Голубые цветы».
Тамара попросила его отвернуться, разделась и стала натягивать на свои тонкие сильные ноги чулки. Тугие резинки вокруг бедер были усыпаны крошечными шелковыми розочками. Затянувшись в тесное боди и разгладив кружева на груди, она надела на голову парик – чудо из белоснежных густых волос, – расправила кудри, подкрасила губы и легла рядом с пледом на траву.
– Все? – спросил Наполов. Он стоял спиной к ней и грыз сухую травинку. Серые брюки его пониже живота вздулись, он тяжело дышал.
«Боже, что я здесь делаю?» – подумала Тамара, принимая соответствующую моменту позу и испытывая противоречивые чувства. Нет, Виктор, к сожалению, совершенно не был похож на Глеба. Это был односторонний самообман, эгоистичный по отношению к ней.
Однако, уже очень скоро на смену этим мыслям пришли другие. Причем, прозрачные настолько, что их словно и не было. Существовала пара – мужчина и женщина. И какая, в конце концов, разница, КАК мужчина называл в порыве страсти – или похоти, – женщину: Мариной или Тамарой. Прекрасный экземпляр, сильный, чувственный до сладострастия и вместе с тем порочный. Как много теряла на этой желтой поляне свояченица Марина. Да и существует ли она на самом деле? Не выдумал ли ее Виктор?
Он слизал с ее виска капельку пота:
– Как жаль, что ты меня не любишь, – в сердцах проговорил он. И Тамаре показалось, что эти слова относятся именно к ней – брюнетке с желтыми глазами («и окровавленным скальпелем в руках, в окружении мертвецов» – услужливо подсказал ей кто-то, должно быть шмель, присевший рядом на цветок).
***
БЕЛОЕ ПЛАТЬЕ лежало на постели. Ната стояла у окна, Клара сидела в кресле.
– Ты действительно ничего не скажешь Кате? – спросила она.
– Так она же все знает.
– Но ведь должен же был кто-то сказать ей об этом… Хотя я и твой отец считаем, что это должна сделать ты. Разве так трудно понять?
– Я понимаю, но не могу. Я напишу ей письмо.
– Она не придет на свадьбу…
– Я бы на ее место тоже не пришла.
– Верочка плачет в своей комнате. Ты не хочешь с ней поговорить?
– Она же совершенный ребенок, о чем с ней можно говорить.
– Ната, я не узнаю тебя… Откуда в тебе эта жестокость? Ты уверена, что этот брак принесет тебе счастье? – Клара растеряла уже весь свой запас слов и теперь сидела в растерянности перед дочерью, не узнавая ее, и пытаясь представить, что все этой ей снится.
– Мама, – Ната повернулась к ней, и Клара увидела в ее руках несколько истерзанных розовых пионов. Лепестки плавно опускались на пол возле босых ног Наты. – Скорее Я буду счастлива с ним, чем Катя. Алик не такой человек, который сю жизнь способен любить одну женщину. А Кате нужно другое. Поверь, она не прожила бы с ним и месяца…
– А ты? Ты проживешь? – Клара заплакала и спрятала лицо в ладонях.
– Да, если не вернется Сережа. Ты же знаешь…
– Ты сошла с ума. – Клара встала и вышла из комнаты.
***
На кухне за столом сидел Глеб. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Он собирался написать список приглашенных на свадьбу.
– Знаешь, милая, – сказал он, увидев появившуюся в дверях жену. – Будь я на нашем месте, то никого бы не пригласил.
Клара кивнула головой и по-инерции принялась очищать луковицу.
***
Они познакомились. Девушку звали Соня. Заспанная, с розовыми припухшими веками, в накинутом голубом шелковом халате, пригласила гостей за большой стол, заставленный тарелками с остатками еды. Люся придвинула хозяйским жестом к Верусе блюдо с подсохшими полумесяцами ананаса, сама же выбрала затерявшуюся среди размокшей черешни землянику и принялась есть.
– А я вот сплю. Где-то вычитала, что сон омолаживает. Для кожи особенно полезно. – Соня запахнула плотнее халат, словно ее зазнобило, и зевнула. Длинные светлые волосы ее были небрежно забраны дорогой французской заколкой цвета потемневшего янтаря.
Веруся осторожно откусывала кусочки ананаса и с любопытством разглядывала комнату. Из мебели в ней присутствовали только огромная кровать, два кресла, стильный зеркальный шкаф, занимавший почти всю стену, и комод, заставленный парфюмом и косметикой. Пол покрывал розовый с желтым ковер, мягкий и невероятно чистый. На окнах трепетали прозрачные опаловые занавески. В углу комнаты стояла гигантских размеров напольная ваза бело-голубых тонов, в которой подсыхали белые и красные гладиолусы. О такой комнате можно было только мечтать.
Почему-то никто ничего не говорил. У Веруси создалось впечатление, что они чего-то (или кого-то) ждут. Она начала нервничать. В квартире была всего одна комната, поэтому, если ждали мужчину (или мужчин), то Верусе предстояло провести какое-то время на кухне.
Казалось, воздух в комнате был особенный, Веруся неизвестно почему чувствовала, как пульсирует кровь в кончиках пальцев и горячими волнами напитывает щеки. Она не понимала, что с ней происходит.
Произошло движение, она подняла голову и увидела, как Соня, распустив волосы по плечам, села на колени к Люсе и как-то особенно сильно, в порыве, прижалась своими губами к ее губам. Глаза у обеих были закрыты. Затем Люся принялась целовать грудь Сони. Голубой халат съехал с плеч, открывая белое хрупкое тело. Веру затрясло.
– Хочешь с нами? – услышала она далекий голос Сони.
Они перебрались на кровать, разделись и принялись обниматься, как это делают мужчина с женщиной. Тело Люси по сравнению с Соней, было более женственным и розовым. Быть может, так казалось от того, что все предметы в комнате приобрели розоватый оттенок. Вера слышала, как девушки постанывают, и волна тошноты подкатила к ее горлу. Она вся горела.
– Раздевайся, поспим, – как во вне прозвучал все тот же голос.
У Сони была маленькая грудь с сосками, похожими на изюм.
Вера разделась и легла рядом с ними. Она зажмурила глаза и почувствовала, как кто-то – Люся или Соня – целует ее в шею, плечи. Чьи-то руки гладили ее бедра и живот. Затем чья-то теплая ладонь скользнула между бедер и замерла там, словно устраиваясь поудобнее и надолго. Непривычная к таким смелым прикосновениям, Веруся вся напружинилась, ожидая, что же будет дальше. Она представила себе, как десятки рук ласкают ее тело, изучая его и пробираясь все глубже в ее естество. Ощущения были неслыханными по своей остроте и тому блаженству, которое приносили изголодавшейся по нежности Верусе. И тут произошло нечто. У нее перехватило дыхание. Она даже вскрикнула, почувствовав, как какие-то чудесные мягкие толчки погнали по всему ее телу, начиная с низа живота, физическую радость. Словно каждая клеточка ее тела выпустила по капле меда.
Она открыла глаза. По вискам ее струился пот. Она была счастлива. Соня заботливо промокнула ее лоб чем-то кружевным и мягким.
– Она еще девственница, – сказала Люся. – Для первого раза достаточно.
***
ПОЭМА ЭКСТАЗА. «Нет, все было не совсем так.» Глеб все же пришел ко мне. Шахматы, кофе и сыр. Он по-прежнему считал меня сумасшедшим стариком.
– Вы знаете, я уже говорил вам, что преподаю физику в университете, так вот Саша, Александра была моей лаборанткой. Ну предположим, Господь с вами, что вы, как цветок, вырастили и ее, но с чего вы взяли, что она моя секретарша? Лаборантка. А почему я, собственно, вам все это рассказываю? Да я и сам не знаю. Нравитесь вы мне и все. Да, кстати, в этом вашем романе сами-то вы присутствуете? Угощаете меня кофе, там, я не знаю, сыром? Водите меня по саду? Я покачал головой: тут он был прав – там меня не было. Поэтому последствия наших бесед – наш общий экспромт. Если бы Глеб услышал мою мысль, он бы глубокомысленно изрек: «Это жизнь.»
– Значит, она ваша лаборантка?
– Да, но только была. Сейчас она в декрете.
– Вы любите ее? Клара знает о существовании Саши?
– Нет, что вы, конечно не знает. Вы просто еще плохо знаете мою жену: да если бы она узнала, она бы вышвырнула меня, как пса…
– Вы не познакомили меня с ней.
– Да хоть сейчас!
– Нет-нет, успокойтесь, – а мне действительно было так приятно и уютно находиться в своем кресле, что я размяк, как масло и весь ушел в слух. – Продолжайте.
Глеб почувствовал в этой молодой женщине какой-то особый аромат печали и изысканности, наверно то, что ему не хватало дома. Клара – прекрасная земная женщина, обладающая здоровой притягательной силой, Саша – вечный молчаливый укор как бы всему суетному, шумному, олицетворение протеста против всего «общественного», «обобществленного» (слова-монстры, понятия-монстры, которые она не принимала). Она жила своим миром, не оглядываясь на других. Глеб видел в этом силу, хотя на самом деле здесь было совсем другое. Но он еще не скоро узнает об этом. Потому и сидит сейчас, вполне довольный жизнью, и рассказывает об утонченной Александре, живущей на грани оттенков, звуков, танцующей замысловатый изящный танец в пасти крокодила.
– Почему крокодила?
Я рассмеялся:
– Ее могут проглотить в любую минуту ваши монстры, так пусть это будет крокодил.
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Хотя я так не считаю. Пока я с ней, ей не о чем будет беспокоиться.
И он принялся перечислять все, на его взгляд, необходимые ей для жизни, вещи и вещицы: «Шкатулка из яшмы, серебряная солонка, чайный сервиз, бусы из хризолита…» И все это, не считая платьев, блузок и пеленок для маленькой новорожденной Машеньки.
– Знаете, она чем-то напоминает мне мою старшую дочь, но Наталия моя более жизнерадостна. Наталия – творит, она постоянно рисует, она готова изрисовать все пустое пространство будь-то на бумаге, ткани, коже, стене… Саша – по природе созерцатель. Она питается ЧУЖОЙ живописью, слушает ЧУЖУЮ музыку, наслаждается всем этим и… почему-то угасает.
– Признайтесь, Глеб, ведь она утомляет вас. Она просто до смерти утомила вас. Она парализует вас!
Он закрыл ладонями уши и замотал головой, как от зубной боли. Я понял, что попал в цель.
– Вы не должны так говорить! Я боготворю ее…
– А спите с Кларой.
– Это не высокопарность: я ответственен за нее, наконец.
– Вот это совсем другое дело. Теперь представьте, что с ней станет, если вы ее бросите? Хотите прочитаю?
Глеб медленно поднял на меня глаза. Казалось, он испугался.
– У меня есть и такой вариант. Собственно, я помню этот кусок наизусть.
«Он пришел к ней через месяц. Открыл дверь своим ключом. Звучала музыка Скрябина. Саша лежала в темной, с задернутыми шторами, комнате, с закрытыми глазами. Услышав шаги, она слегка повернула голову и удивленно вскинула брови. «Милый, как хорошо, что ты пришел…»
– Довольно! – Глеб встал с кресла и зашагал по комнате. – Да, все так оно и есть. Но только я не оставлю ее. Это правда, в ней мало жизни, но весь смысл моего раздвоения, если хотите, и заключается в контрастах.
– Вы ходите по канату.
– Да, я канатоходец, меня устраивает моя жизнь. И я действительно люблю Клару. Вот вы сейчас так на меня смотрите, что мне уже кажется, что не вы сумасшедший, а я. Но и это нисколько не шокирует меня.
Он немного успокоился и вернулся в кресло.
– Очень вкусный сыр, свежий, и чай…
Он улыбнулся, и мне показалось, что мне улыбнулось мое отражение.
***
ДУХИ МОЕЙ СЕСТРЫ. Катя вышла из булочной и столкнулась лицом к лицу с Банком. Не зная, что сказать и как себя повести, она спросила первое, что взбрело ей в голову: «Это что, энциклопедия?» И ткнула пальчиком в зажатую под мышкой Банка толстую книгу в черном кожаном переплете.
– Нет, словарь иностранных слов. Восполняю пробелы в образовании, – улыбнулся своей ослепительной улыбкой Банк.
– А в булочной что забыл?
– Тебя. – Он подхватил ее под локоть и вывел на улицу. Катя едва сдерживала слезы. – Как дела, заяц?
– Никак. Живу, работаю.
– И все?
Она так и не поняла, зачем он тогда это сделал.
– Я был дурак, что ушел тогда, но мы можем все проиграть заново…
– Я в такие игры больше не играю, – не поднимая глаз, проговорила Катя и покраснела.
– Дома кто есть?
– Не знаю.
Дома было тихо, Катя с Банком скрылись в ее комнате. Банк запер дверь, прижался к Кате. Она не понимала его, стояла, покорная, босиком на полу. Банк целовал ее шею, плечи, расстегнул платье, нашел грудь и чуть не прокусил ее в каком-то странном наваждении. Он не видел слез, бегущих по ее щекам, он видел НАТАШУ, он обнимал ее на ложе терпких веток, он впивался пальцами в ее шею, путался в складках ее воздушного платья, растворялся в умопомрачительном аромате ее тела и духов, целовал колени, ползал в тесном квадрате этой несчастной детской площадки, задрал, наконец, платье, стянул трусики и расплющил ее, плачущую, в проеме между дверью и шкафом, она стонала и плакала, билась головой о стену, потом вскрикнула и рухнула вниз, он едва успел подхватить ее на руки и положить на кровать…
…Когда он встал и застегнулся, Катя смотрела на него широко раскрытыми глазами, забыв прикрыться хотя бы платьем. Уже у двери, когда Банк остановился, чтобы сглотнуть и не раскашляться от сухости во рту и перенесшего потрясения, она произнесла, дергаясь всем телом и не в силах унять судороги:
– Я Катя, понимаешь? Я не Ната, я только подушилась ЕЕ духами…
***
ОСТРОВ. Теперь, когда у нее появились деньги, она зашла в магазин с особым чувством, и остановилась, чтобы оглянуться, не видит ли кто ее. Крохотная квартирка, которую она сняла два дня назад, когда уже все было решено и она была уверена, что сумеет оплатить ее, требовала бархатистых, цвета шоколада, занавесок, белой сборчатой тюли, золотистого, с желтым тиснением, плотного гобелена на тахту и великого множества безделушек. Она уже все решила, и подъезжая на такси, нагруженном покупками, к неприметному серому, с облупившейся штукатуркой, особнячку, молила Бога о том, чтобы ее не увидели знакомые. Этот рай она создавала для себя. О нем не узнает никто, ни муж, ни родные. Она все сделает сама, у нее хватит сил, потому что она знает, для КОГО все эти усилия. А Банку она скажет, что на эти деньги, которые он дал ей, чтобы она подготовилась к свадьбе, она прикупила белья, откуда он знает, что у нее есть… Кроме того, из квартиры впоследствии можно будет сделать маленькую мастерскую, а почему бы и нет?
В дверь позвонили, она замерла, прислушалась, потом на цыпочках подошла к двери и заглянула в глазок. Отшатнулась. Посмотрела еще раз и подумала, что она больна. «Снегирев, ты в Сибири. Не смейся надо мной,» – сказала она призраку и отошла от двери. Вечером ей предстояло испытание: разговор с Катей.
***
ОБЕД С НЕКРОФИЛИЕЙ. Тамара, распрощавшись со своими трупами до следующего утра, заглянула к Мазановым. Попала к обеду.
