скачать книгу бесплатно
В любом случае Игорю ничего не оставалось, как принять этот факт и дожидаться более удобного момента, чтобы встретиться с Георгием. Но, с другой стороны, если предположить, что Георгий – убийца Алисы, причем явно неплохой психолог, да к тому же еще и понявший, что его подозревают, то Тамаре может грозить реальная опасность!
И тогда он решил ей позвонить.
– Тамара, это Логинов. Я не знаю, что он вам наговорил (а я видел, как вы долго разговаривали и как он вас в чем-то убеждал, поскольку стоял в двух шагах от вас), но если это он убил вашу подругу, то и вам тоже грозит опасность. Постарайтесь отлучиться, скажите, что вам надо в туалет, а остальное сделаю я…
– Хорошо, Виктор Сергеевич, я постараюсь выйти завтра на работу, – ответила она, чем вызвала искреннее восхищение Логинова. Умница, подумал он, умница, все понимает, значит, все-таки боится его, чувствует что-то неладное!
Через какое-то время, когда парочка, смешавшись с толпой, вскоре появилась неподалеку от детской площадки, за которой стоял маленький выбеленный домик-туалет, Логинов весь напрягся. Он увидел, как Тамара что-то сказала своему спутнику, тот кивнул головой, соглашаясь, после чего она пошла по узкой тропинке в туалет, а Логинов, выйдя неожиданно для Георгия из своего укрытия, схватил его за руку и ловким движением надел на него наручники.
– Сука, – процедил Георгий сквозь зубы. – Все бабы – суки!
– Если будете себя спокойно вести, мы выйдем из парка через западные ворота и никто не увидит вас в наручниках. Здесь темно.
Георгий кивнул головой и как-то расслабился, обмяк, поняв, что сбежать все равно не удастся.
Возле выхода из парка, напротив темной громады журналистского центра, где размещались все городские издания, на узкой улочке был припаркован «Мерседес» Игоря. Усадив Георгия на заднее сиденье, он вызвал милицию. Через полчаса он уже допрашивал парня в своем кабинете в прокуратуре.
Однако допрос ничего не дал. Георгий, напуганный, заикающийся, рассказал в подробностях о том, как он познакомился с Алисой, как встречался с ней, признался в том, что он никогда не собирался на ней жениться и для него это была обыкновенная, ни к чему не обязывающая связь. На вопрос Логинова, насиловал ли он ее в подъезде, Георгий сказал, что он вступал с ней в половую связь только по ее согласию, в этом подъезде они бывали несколько раз и сама Алиса признавалась ему в том, что это темное жутковатое место ее заводит.
В общем, Георгий Банников производил впечатление самовлюбленного молодого мужчины, любителя женщин, эгоистичного, лживого и трусливого. Он умело пользовался своими внешними данными, чтобы обольщать женщин, но, в отличие от других ловеласов, с которыми Логинову приходилось встречаться, он относился к женщинам с величайшим презрением, а потому никогда не упускал случая унизить их.
Вероятно, именно это он и продемонстрировал Алисе, девушке, успевшей влюбиться в него и поверившей в его намерение жениться.
– Скажите, когда вы насиловали Алису в подъезде…
– Я же говорю вам, что не насиловал!
– …Я продолжаю. Итак. Когда вы изнасиловали Алису в подъезде, вы не боялись последствий? Что она обратится в милицию? Напишет заявление, и вас привлекут к ответственности? Я понимаю, прошло много времени, Алисы уже нет в живых, а потому вы ничего как будто и не боитесь… Но в тот момент, когда все это случилось? Почему вы были уверены, что она будет молчать?
Но этот вопрос Георгий оставил без ответа. Хотя Игорь и так все понял. Георгий успел достаточно хорошо изучить свою молоденькую любовницу и был уверен в том, что она никогда в жизни не подаст на него в суд. Вероятно, он специально выбирал себе таких безвольных, простых и слабых духом девушек, заранее просчитывая варианты их поведения. И только с ними он мог позволить себе все то, что позволил в отношении Алисы. Скорее всего, когда он все же созреет для женитьбы, он и жену себе выберет из таких, как Алиса, и станет для несчастной настоящим домашним тираном. Будет грубить жене, заставлять ее отчитываться за каждый потраченный рубль, капризничать по поводу еды, придираться к каждой мелочи, всякий раз демонстрировать свое право на свободу, заявляться домой тогда, когда ему заблагорассудится. Все деньги будут всегда у него на руках, и все решения также будут приниматься им, единолично. Он мерзавец, конечно, но не убийца. И это, вероятно, почувствовала Тамара, несколько минут поговорив с ним. Поняла, что он трус, не способный на такой поступок. К тому же если человек такого типа и мог бы случайно кого-то убить, оттолкнуть, скажем, от себя, после чего жертва ударится головой и погибнет от этого удара; или, к примеру, элементарно не оказать вовремя помощь (спасти человека на воде, дать необходимую таблетку); или – что тоже маловероятно – столкнуть жертву с подоконника и отправить ее в свободный полет… но в данном-то случае речь идет о двойном убийстве, причем убийстве в прямом смысле этого слова. Ведь преступник ударил обе свои жертвы гантелей по голове. Кроме того, существует масса доказательств тому, что убийство это было все-таки спланировано заранее. Тем более что в квартиру Караваева убийца проник под видом его хорошего знакомого, близкого друга, доверенного лица. Поскольку такие люди, как коллекционер Караваев, очень осторожны и никогда не впустят в дом постороннего.
На вопрос, где он находился в ночь убийства с десяти до двенадцати ночи, Георгий сказал, что был дома, но не один, а с девушкой по имени Маша. И он, мол, готов ее разыскать, чтобы она подтвердила его алиби. Искушение подержать этого бабника в камере предварительного заключения подольше было велико, однако Игорь заставил себя быть объективным, а потому отпустил Георгия, предварительно взяв с него подписку о невыезде.
Выйдя из прокуратуры, Игорь с некоторым опозданием отметил, что на город опустилась прохлада и, возможно, следующий день обещает быть не таким жарким, как все предыдущие. Вдохнув побольше воздуха, он медленно спустился с крыльца, размышляя над тем, правильно ли он сделал, отпустив Банникова домой. Перед глазами все еще стояло его бледное, с испуганными глазами, лицо. Отсутствие алиби – вот что смутило Игоря. Будь он настоящим убийцей, вряд ли он, запланировав избавиться от Алисы, не позаботился бы об этом. Наверняка придумал бы что-нибудь более убедительное, чем какая-то девушка Маша. Даже если предположить, что парень рассчитывал на ее показания в его пользу, то уж сразу назвал бы ее адрес, фамилию и всячески бы поспособствовал тому, чтобы следователь мог поскорее ее допросить. Однако Георгий на самом деле выглядел растерянным, явно не подготовленным к такого рода проверкам человеком.
Оглянувшись на прошедший день, Игорь с досадой отметил, что многое из того, что он планировал еще с вчерашней ночи, сделать не удалось. Так, не смогла прийти на встречу, отзвонилась-извинилась, Василиса Иванова, бывшая любовница Караваева. Сказала, что у нее разболелся зуб и ей, мол, пришлось удалять нерв. Из-за нее Логинов не поехал в Оренбург, чтобы встретиться там с родным братом Караваева, Василием. Ему удалось только еще раз увидеться с Антониной Петровной и задать ей ряд вопросов, связанных с отношениями Алисы и Караваева. Но и здесь Логинов не услышал ничего нового. Женщина постоянно твердила, что близких отношений между Караваевым и Алисой не было, девушка в свое время обожглась, сделала аборт от одного проходимца и страшно боялась повторить свою прежнюю ошибку. И тогда Логинов спросил ее о личной жизни Караваева до встречи с Алисой.
– Это вам наплел кто-то… Ну, конечно, у него бывали женщины, и я сама вам говорила об этом. Но ничего серьезного. Иначе он бы давно женился.
– Вы знали кого-нибудь конкретно?
– Была у него одна навязчивая дама по имени Василиса. Та еще штучка, – Антонина Петровна брезгливо поморщилась и щелкнула большим и указательным пальцами правой руки по невидимому предмету, словно отстреливая его подальше от себя, как и образ неприятной ей Василисы. – Хорошо, я расскажу. Она – женщина, безусловно, интересная. С пышными формами, высокая, яркая, всегда прекрасно одевалась и знала, что нравится мужчинам. Если вы меня спросите, чем она занималась, как зарабатывала на жизнь, то ни я, ни кто-либо другой не ответят вам на этот, казалось бы, простой вопрос. Так, крутила хвостом в среде богатых людей. И с писателями общалась, и с художниками, то есть была своим человеком в городской богеме, но и адвокатами не гнушалась, чиновниками разными. Уж не знаю, как ей это удавалось, но она открывала двери любого учреждения в городе просто, как говорится, ногой. Вы понимаете меня? И, что самое удивительное, она никогда и никого этим не раздражала. Разве что меня. Нет, может, она и хорошая была женщина…
– Антонина Петровна, уж извините, что я перебиваю вас. Скажите, почему вы говорите о ней в прошедшем времени?
– Да потому, что она для меня осталась как бы в прошлом, понимаете? Сначала ходила сюда часто, оставалась на ночь, даже готовила для Дениса пельмени. Знала, что он их любит, приходила со своим фаршем, приглашала каких-то своих знакомых. А ему это надо? Она никак не могла понять, что он – человек не общественный, привык жить один, и большое количество людей в его квартире ему мешает, раздражает его.
– Он сам говорил вам об этом?
– Конечно, говорил! «Я и Василису понимаю, – рассказывал он, – она – человек, который не может жить спокойно, ей просто нужно, чтобы ее окружали интересные люди, целая толпа. Но я?то привык жить один! К тому же я не люблю, когда гости вламываются ко мне поздно ночью, будят меня, заставляют, сонного, в пижаме или в халате, готовить им какие-то закуски, смеяться вместе с ними, слушать их истории, анекдоты…» И все в таком роде!
– Он любил Василису?
– Думаю, любил, иначе никогда бы не приблизил ее к себе, уж поверьте мне! Но мне всегда казалось, что он любил ее, как красивую, чуть ли не антикварную вещь. За ее красоту, за ее породистость, что ли.
– Как и из-за чего они расстались?
– Все очень глупо вышло. Понимаете, она всегда производила впечатление богатой женщины. Где она работала, я так и не поняла. Вроде бы в каком-то фонде. Писала какие-то европейские программы, занималась отстающими детьми, устраивала выставки их работ, собирала средства для больных детей. Так вот, к слову, о богатстве. Я уже говорила, что она прекрасно одевалась. Да и украшения на ней всегда были дорогие, роскошные.
– Вы так часто ее видели, успели все это рассмотреть?
– Не часто, конечно, но любопытство заставляло меня заглядывать к Денису именно тогда, когда я точно знала, что она у него, только что пришла. Вроде я за солью пришла или за луковицей. Вот стою я рядом с ней – и дышу одним с ней воздухом, чувствую аромат ее духов, вижу каждую складку на ее платье или костюме. Еще она носила огромные модные шали, шарфы. Все яркое, с кистями. Поймите меня верно – я же одна живу, мало с кем общаюсь. Только с Денисом и Алисой дружила. Но они же целыми днями на работе, а вечерами отдыхают, занимаются своими домашними делами.
– Антонина Петровна, так из-за чего же Караваев и Василиса расстались? Поссорились?
– Из-за перстня. Очень красивого, дорогого. Денис купил этот перстень в Москве у одного своего знакомого, думаю, хотел его здесь перепродать одной даме, просто помешанной на Средневековье.
– На Средневековье? Разве нынче можно достать и такие перстни?
– Да в том-то все и дело! Это перстень королевы Теодоры, какой-то европейской властительницы, ее похоронили в одном из монастырей на юге Сербии. Сами понимаете, Средневековье – это вам не семнадцатый век, Франция, поэтому и перстень был грубоватым, хотя и золотым. На нем был изображен двуглавый орел, а птицу обвивала по кругу надпись… Дайте-ка вспомню… Кажется, так: «Кто мной владеет, тому поможет Бог». Или что-то в этом духе. Словом, этот перстень предназначался, как я говорю, для одной здешней дамы, очень богатой, из театральных кругов. Собственно говоря, ее богатство нажито, естественно, не на театральной зарплате, а бизнесом ее мужа, но ведь это сейчас неважно, верно? Так вот. Когда Василиса увидела этот перстень и, главное, услышала, кому он предназначается, то захотела его получить. До смерти захотела! Просто спала и видела этот перстень. Мне Денис сам рассказывал, как она донимала его, чтобы он подарил его ей. Причем действовала она весьма грубо, давила на него, не говоря уже о том, что обольщала Караваева, пыталась «отработать», так сказать, этот перстень через постель. Думаю, это и отвратило Дениса от нее. Перстень он ей, конечно, не подарил. У него была твердая договоренность с актрисой, и она знала, что он уже вернулся – с перстнем. Словом, Василиса, узнав, что перстень ушел из-под ее носа, устроила Денису грандиозный скандал, обзывала его разными нехорошими словами. Уж извините, но я все слышала, пусть даже и подслушивала. Мы, старики, только и живем подслушиванием и подсматриванием чужих жизней. Она ушла, громко хлопнув дверью. Дверь-то металлическая, прогремела на весь подъезд! Но не думаю, что Денис очень уж сильно огорчился из-за того, что Василиса покинула его. А может, он даже и вздохнул с облегчением. Все-таки ему нужна была другая женщина, более кроткая, что ли, и не такая «общественная», как Василиса.
– Если бы она к нему вернулась, позвонила в дверь, он открыл бы? Как вы считаете?
– Безусловно. Даже и говорить нечего! Он же был вежливым, воспитанным человеком, с хорошими манерами. Вы думаете… это она могла его грохнуть гантелей по голове?!
…Игорь открыл дверь своей квартиры, вошел, бросил портфель с бумагами в глубокое кресло в гостиной, разделся в спальне и встал под душ. Прохладная вода смывала все тяжелые мысли, сомнения и даже раздражение. Он успокаивался, очищался телом и душой. Но все равно: закутавшись в толстый махровый халат и устроившись в кресле перед телевизором, он понял, что это успокоение было лишь временным. Он никак не мог избавиться от чувства, что впустую потратил целые сутки, так и не добившись никакого, сколько-нибудь ощутимого, результата.
В квартире было тихо, так тихо, что ломило в ушах. Казалось, даже город за распахнутым окном притих, заснул. Игорь знал, что на голодный желудок он точно не уснет, а сил на то, чтобы приготовить себе что-нибудь, уже не осталось. И даже не физических сил, а каких-то внутренних, какие заставляют человека вообще желать чего-то. В такие минуты ему всегда хотелось увидеть Наташу. Но как выудить ее из того водоворота ярких захватывающих событий, в которых она чувствовала себя как рыба в воде и без которых, как ему казалось, уже не могла существовать, – он не знал. Любовь, конечно, сильное чувство, и оно когда-то было взаимным, сейчас же, когда его милая, нежная девочка оказалась втянута в сложные игры сильных мира сего, он не находил в себе сил вытащить ее оттуда или хотя бы предложить не менее захватывающую и наполненную эмоциями жизнь. То, чем она занималась, стало походить на наркотик, и он это отлично понимал. И осуждать ее – нет, не осуждал, но и повлиять как-то на ход событий уже не мог. Хотя мог, конечно, ей позвонить. Для этого нужно было только взять в руки телефон. Но он боялся услышать ее голос, доносящийся с другого конца света. «Я в Мадриде…», «Извини, у меня через пять минут вылет в Лос-Анджелес…», «Мы в Лондоне, я сопровождаю человека, у него топографический маразм, он боится заблудиться, к тому же он ни слова не понимает по-русски, а мне же надо как-то с ним работать…»
Она разговаривала с Игорем Логиновым, как с близким человеком, которого не боялась потерять. Которому всецело доверяла, который (она была в этом абсолютно уверена) понимал ее с полуслова и все прощал заранее, на много лет вперед. Наделенная удивительным даром, она словно стала его заложницей и принесла ему в жертву их любовь…
Игорь все-таки позвонил ей.
– А, ты? Привет… Только сейчас о тебе думала. Ты как? Где? – услышал он ее близкий и нежный голос, который всегда заставлял его волноваться. – Почему ты молчишь?
– Я дома, а ты? – Он затаил дыхание, замер, пытаясь услышать ее дыхание в трубке.
– Я тоже дома. Уже три дня. Отсыпаюсь. Этот месяц был таким тяжелым!
– Может, встретимся? Поужинаем? – Он предложил это, нисколько не надеясь на согласие. И не помнил даже, когда они были вместе – сидели напротив друг друга и разговаривали, глядя в глаза друг друга.
– Отличное предложение! А я как раз лежу перед телевизором и думаю, чем бы мне перекусить…
Он почувствовал, как она улыбается. И по телу его прошла волшебная жаркая волна желания. Он ушам своим не верил – неужели он сейчас увидит Наташу, свою ласточку, свою самую милую девочку на свете?! Свое сокровище, свою боль?
– Я заеду за тобой? – Ему было стыдно за свой неуверенный тон. Но что поделать, раз он до сих пор находится в зависимости от нее? И как быть, если за последние пару лет, что они практически не видятся – по не зависящим от них обоих обстоятельствам, – он так и не нашел ей замену? Да и вообще, разве можно найти замену любви?
– Заезжай, я буду готова через полчаса.
…Через полчаса он уже сидел в машине, «запакованный» в новый темный костюм и белую сорочку, глядя задумчиво на переливающиеся по сторонам дороги освещенные витрины магазинов, любуясь ровной жемчужной россыпью фонарей и представляя себе встречу.
Они познакомились в Ялте, жили у хозяйки маленького домика, пили чай в тени персиковых деревьев, болтали о том о сем, целовались, словом, крутили самый настоящий курортный роман, и неизвестно, чем бы все это тогда закончилось, если бы в эту пропитанную солнцем и запахом моря жизнь не ворвался Раф, человек, который, как казалось Игорю, имел куда больше прав на Наташу, чем какой-то там отдыхающий. Раф приехал за ней и увез ее с собой. Раф. Казалось бы, все понятно – она несвободна, у нее есть молодой человек. Однако судьба распорядилась по-своему. И через два года после Ялты им суждено было встретиться на родине, да еще при таких интересных обстоятельствах. В Саратове… Выяснилось, что она – учительница музыки его родного племянника! Вот так они увиделись уже среди других декораций, в иных жизненных условиях. И тогда-то Игорь совершенно случайно узнал, чем напугана Наталия Орехова, что ее беспокоит и чем она живет… Но это было в другой жизни. И тогда им обоим все это казалось невероятным, прекрасным и одновременно чрезвычайно опасным, даже страшным. Сейчас же это стало ее профессией.
Она открыла дверь. Никакого вечернего платья. Узкие брюки, черная блузка, не успевшие еще высохнуть длинные русые волосы, еще пахнущие шампунем, слегка подкрашенные ресницы и губы. Лицо выспавшейся, хорошо отдохнувшей молодой женщины.
– Игорь, боже, как я по тебе соскучилась! – Она оказалась в его объятиях. Они поцеловались, быстро, смазанно, как начинающие актеры, репетирующие любовную сцену. – Ну, что, пойдем?
Она даже не пригласила его зайти. А ведь когда-то они жили вместе, как муж с женой. И он принял ее такой, какой она была и есть – девушку-экстрасенса. А он – мужчина-прокурор. Такие разные, они сначала долго притирались друг к другу, изучали друг друга, любили друг друга. Ради Логинова она бросила своего приятеля – Рафа… Но это отдельная история. Главное, что он принял ее – с ее пониманием жизни, с ее желаниями. «Понимаешь, наверное, мне просто необходимо жить двойной жизнью. Мне мало одной. Но только одна из жизней должна быть полна событиями, а другая – полная ее противоположность. После всех этих видений, а тем более действий, с ними связанных, мне доставляет огромное удовольствие ощущать себя в полной безопасности, находясь в школе и глядя в глаза своим ученикам. Это такой разительный контраст…» Вот так она объясняла свое желание заниматься тем, что давал ей ее талант.
Дар же открылся в ней примерно за год до их встречи в музыкальной школе, стало быть, через год после их знакомства в Ялте, и случилось это, когда из учительской музыкальной школы, где она работала, кто-то украл раритетный альбом с прелюдиями Шопена – редкое издание, над которым так тряслась завуч школы, Елизавета Максимовна Бланш. Она чуть не умерла от горя, обнаружив пропажу. Вся школа недоумевала по поводу того, кто бы это мог сделать. Дело в том, что альбом пропал как раз в тот момент, когда в школе, кроме самой Елизаветы Максимовны и трех преподавательниц, никого не было. Двери внизу, на первом этаже, были заперты: в учительской отмечали день рождения руководительницы хора. Требовалось просто вычислить, кто из присутствовавших на этом застолье – и когда именно – украл альбом. Наталия узнала об этом на следующий день. Ей настолько жалко было Бланш, что она думала об этом все время: а дома вечером она села за рояль и начала играть что-то нервное, громкое и даже несколько неблагозвучное. Словно это играли и не ее руки. И тогда ей показалось, что она увидела учительскую: накрытый стол с коньяком, икрой и лимоном, и даже как будто услышала разговор за столом…
Она сидела с закрытыми глазами, и ей казалось, что она находится не у себя дома, за роялем, а где-то там, в музыкальной школе. Нечто, завернутое в черный целлофан, летит из окна прямо в снег. И там его подхватывает мужчина в светлом полушубке. Такой полушубок носит только один известный ей человек.
Наталия начала расследование и самостоятельно вывела вора на чистую воду. С этого все и началось. В определенные моменты ее жизни, когда Наташу волновала какая-то тема и она наигрывала на рояле или любом другом клавишном инструменте, ее посещали видения, связанные с интересующей ее темой. Или же, словно предвещая событие, она видела реальные сцены, связанные с совершенными в недалеком будущем преступлениями. Причем если сначала сам Логинов в душе посмеивался над этим ее даром, поскольку не верил ни в каких экстрасенсов (да и вообще, может, она никакой не экстрасенс, и тот дар, каким она обладает, пока еще не имеет своего определения), то потом, когда она рассказами о своих видениях начала помогать ему в расследованиях убийств, ему ничего иного не оставалось, как поверить в ее удивительные способности. Кроме этого, с Наташей порою случались совершенно потрясающие истории, связанные с увиденными ею сценами. Он хорошо помнил случай, когда она «увидела» горящую машину на обочине дороги. Оторвав пальцы от клавиш, она вдруг поняла, что вся комната, в которой она находилась, наполнилась запахом гари, и щеки ее запылали… Кажется, тогда она, приблизительно представляя, где могла произойти эта авария, села в машину и помчалась спасать людей. В другой раз, увидев в своем воображении сцену убийства, она прекратила играть на рояле – потому что на клавишах появились капли крови… А разве можно забыть историю, когда ей понадобилось записать на диктофон все, что говорилось в берлинском пивном баре, имевшее отношение к бриллиантам, спрятанным в старом разбитом пианино, принадлежавшем ранее господину Штраубе – преданному служителю Рейха, невидимой тени Гиммлера…
Интересно, чем занимается она сейчас? Какие тайны раскрывает за большие деньги? Где бывает? С кем общается? Следит ли за тем, чтобы о ней не узнали журналисты и не превратили бы ее жизнь в настоящий ад? Что будет, если они все-таки узнают?..
– Игорь, о чем ты задумался? – Наташа коснулась его руки, лежавшей на руле, и склонила голову на его плечо. – Знаешь, я так рада тебя видеть! Понимаю, что ты злишься на меня – ведь я не отвечаю на твои звонки, уделяю тебе слишком мало времени, но как-то так все складывается… Можешь мне, конечно, не верить, но у меня никого нет. И не потому, что я так уж занята и у меня совершенно нет времени на личную жизнь, нет, ты сам все прекрасно понимаешь. Я не представляю себе никого, кроме тебя, рядом с собой. Поверь! Может, тебе покажется глупым, что я говорю о нас с тобой, но я по-прежнему люблю тебя…
У нее был тон смущенной девчонки! Логинов почувствовал это, и от этого на душе у него стало как-то спокойнее, благостнее.
– У меня тоже никого нет. Но это же ненормально. Я тоже люблю тебя, но я – здесь, живу и работаю, а ты… Я не знаю, где ты, как ты…
– У меня работа такая, ты же знаешь. Меня приглашают – и я еду, выполняю свою работу и получаю за это деньги. Знаешь, иногда мне кажется, что я созрела для того, чтобы написать книгу. И я бы начала ее писать, если бы не понимала, насколько это опасно. Ведь то, чем я занимаюсь, связано напрямую с чужими тайнами, а потому я не имею права их раскрывать. Даже если назову вымышленные имена. Все равно все будет слишком уж узнаваемо. Я не могу так поступить с людьми, доверившимися мне. Но, боже, сколько интереснейших историй проходит перед моими глазами! Судьбы людей причудливы, как узоры на коврах… Это, правда, не мое выражение. Это мне сказал один араб… Конечно, он говорил по-английски, а я не очень-то сильна в нем. И вообще, мне языки не даются. Словно, подарив мне возможность наблюдать за чужой жизнью, Бог лишил меня других способностей. А может, тот факт, что мы с тобою не вместе, – расплата за то, чем я занимаюсь?
– Ты жалеешь о том, что мы расстались?
– Не говори так. Мы не расставались. Говорю тебе – это просто стечение обстоятельств.
– Хорошо. Пусть будет так. Все, мы приехали. Неплохой ресторан, восточная кухня. Не знаю, как ты, но я голоден. И готов съесть даже тебя!
Заведение называлось «Али-Баба». Сверкающая (белая с голубым и оранжевым) мозаика, голубые купола на фасаде этого дорогого, с колоннами и широким крыльцом, ресторана. Игорь помог своей спутнице выйти из машины. Они вместе вошли в просторный холл, украшенный цветущими растениями в кадках. Их встретил метрдотель, одетый в восточный халат, с тюрбаном на голове.
– Я вспомнила: мы здесь были последний раз как-то зимой. Было ужасно холодно, мы замерзли и заказали молочный суп с тыквой и жаркое с айвой!
Они сели друг напротив друга, и Игорь в который уже раз поблагодарил себя за то, что позвонил сегодня Наталии. После совершенно бестолкового дня вечер, как он был уверен, удался.
– Если хочешь, и сегодня закажем то же самое.
– Нет-нет, сейчас же лето. К тому же, ты знаешь, я люблю разнообразие.
И она принялась листать меню. Спустя пару минут она заказала лагман, блины по-джизакски и компот из дыни. Игорь выбрал вино.
– Знаешь, у тебя очень усталый вид. Ты не любишь говорить на эту тему, но если ты не побережешь себя, то кто тебя побережет? Будь я твоей женой, я бы следила за тобой, готовила бы тебе, даже научилась бы делать массаж, потому что не хочу, чтобы какая-нибудь девица прикасалась к тебе…
– Я давно предлагал тебе переехать ко мне, – Логинов пожал плечами. – Ты сама сделала выбор. Предпочла свободу.
– Да, это так. А разве я не права? Разве могла бы я остаться свободной, живя с тобой? Игорь, ты такой же собственник, как и все мужчины. Пойми, я очень дорожила – и дорожу – нашими отношениями, и мне бы не хотелось опускаться до унизительных разбирательств, связанных с твоей ревностью. А поэтому, – и Наташа положила руку на его ладонь и крепко сжала ее, – пусть все остается, как есть.
Глаза ее блестели, она жадно всматривалась в его глаза, словно пытаясь найти в них отражение своих чувств или заглянуть в прошлое.
– Что скажешь?
– Только то, что я тоже не могу бросить свою работу и ездить по миру с тобой в качестве няньки.
– Жесткий ответ, – она даже погрустнела. – Но мне не нужны няньки. Мне – элементарно – нужен рядом близкий человек, который оберегал бы меня, с которым я чувствовала бы себя спокойно, поскольку этого требует моя работа. А я подчас не могу сосредоточиться потому, что мне просто страшно. Сижу, к примеру, в комнате чужого дома, в чужой стране, и меня окружают чужие люди, которые могут сделать со мной все, что угодно. Я постоянно думаю об этом. Ведь многие из моих клиентов – люди состоятельные, их окружает охрана, свита, назови как хочешь… Но… Если меня убьют – меня никто никогда не найдет.
– Наташа, что ты такое говоришь? Ты действительно испытываешь страх, когда едешь на встречу с клиентом? Но тогда почему же ты не наймешь охрану для себя?
– Не хочу. К тому же я не могу показывать, что я чего-то боюсь. Я для большинства из тех, кто меня приглашает, – нечто вроде волшебницы, которая все знает и все может. И они обращаются ко мне, как правило, в тяжелые минуты своей жизни, желая либо узнать что-то важное для себя, либо просто что-то понять. Поначалу они слушают меня раскрыв рот и поражаются моим знаниям, которые я получаю из своих видений, однако потом, когда сеанс заканчивается и они, получив от меня все, что хотели, расплачиваются со мной, они не могут не понимать, что я слишком многое знаю из их жизни. Поэтому я не исключаю такой вариант: они подумывают о том, чтобы избавиться от меня, – иногда. Однако пока что я жива, а это означает, что те рекомендации, которые мои клиенты получают от своих предшественников перед тем, как пригласить меня, чего-то да стоят, поэтому они постепенно успокаиваются и продолжают жить дальше.
Игорь, слушая ее, подумал: негоже ему лукавить с ней и делать вид – мол, он и не подозревает о том, что ее дела обстоят именно таким образом. Разве так уж трудно догадаться, насколько опасна ее работа? Другое дело, что он малодушничал, стараясь не думать об этом, испытывая одновременно боль и ревность от сознания, что он так и не смог удержать эту женщину при себе, упустил ее, по сути, потерял.
И вот теперь они сидели вдвоем, мысленно переносясь в свое прошлое, ностальгируя по утраченным чувствам, даже не зная, как себя вести. Однако ее рука, крепко сжимавшая его руку, все равно заставляла сердце Игоря биться быстрее, и кровь бежала по его жилам, возрождая желание.
И уже через некоторое время они лежали, обнявшись, в постели, в его тихой квартире, прислушиваясь к дыханию друг друга. И снова он любил ее так сильно, как тогда, когда они только познакомились и он считал, что она всецело принадлежит только ему.
Наташа ушла под утро, сказав, что ей надо хорошенько выспаться, с ним у нее это не получится, потому что он напоминает ей изголодавшегося зверя. Остановившись в дверях, такая худенькая, утомленная, слегка покачиваясь на своих тонких каблучках, она вдруг повернулась и как-то задумчиво, неуверенно сказала:
– Перстень королевы Теодоры… Это миф. Он не настоящий, да и вообще, дело не в нем.
И ушла.
* * *
«Теперь они снова стояли друг против друга. Ромеро улыбнулся. Бык опять кинулся, плащ Ромеро в который раз надулся парусом, и он опять исполнил «веронику», на этот раз в другую сторону. Ромеро так близко пропускал мимо себя быка, что человек, и бык, и плащ, описывающий полный круг перед мордой животного, сливались в одно, резко очерченное целое…»
«– Привет, моя дорогая! Господи, как же долго тянется время! Нет, тело мне еще не отдали. Я уже все приготовила, осталось только похоронить ее. Знаю, что провожающих будет немного. Придет ее подружка, Тамара, ну, та, с которой она работала. Знаешь, мне эта Тамара всегда казалась такой… как бы тебе сказать, простой, низшего порядка женщиной. А недавно она пришла ко мне, и я ее просто не узнала! Прекрасно одета, макияж и все такое… Элегантная, духами пахнет, как цветок. Правда, лицо у нее было заплаканное, сказала, пришла узнать, когда похороны. Я приветила ее, мы кофейку выпили, она выкурила сигарету, рассказала немного о своей жизни. Представляешь, ее бывший муж, оказывается, хотел ее продать! Вот ведь какие истории случаются.
Люда, то, что ты мне предложила, удивило меня, потрясло и обрадовало, конечно. Я должна все хорошенько обдумать. Разумеется, это было бы просто сказкой…»
2004 г.
Раиса Атаева сошла с поезда и оглянулась. Почувствовала себя сиротой, увидев, как встречают некоторых пассажиров их родственники, друзья – с радостными улыбками, сияющими лицами и даже цветами! А ведь поезд пришел всего-то навсего из Оренбурга в Саратов!
Моросил дождь, и весь перрон блестел, словно вымытый. Сильно пахло копотью и еще чем-то горьким, теплым, как всегда пахнет на вокзалах и на станциях. Перед Раисой стыли в осенней промозглости густо переплетенные рельсы; через них можно было пройти, либо перешагивая, высоко поднимая ноги, чтобы не зацепиться и не упасть на жирные от масла шпалы, либо спустившись в подземный переход, который всегда пугал Раю своей мрачной непредсказуемостью, каким-то болотным запахом и страшными физиономиями его обитателей – бомжей. И на этот раз она остановилась в нерешительности, не зная, что выбрать – подземный переход или опасное путешествие через рельсы. Подумалось ей почему-то, что, если она все-таки двинется напрямик, по рельсам, то непременно попадет под колеса какого-нибудь случайного поезда или заблудившегося, отцепившегося от основного состава вагона… И так отчетливо она себе все это представляла – как она идет, оглушенная биением собственного сердца, вперед, ничего не замечая вокруг и даже не слыша несущихся ей в спину окриков людей, заметивших движущийся на нее вагон ли, состав ли, что даже оцепенела, мысленно уже оказавшись под колесами…
Если раньше она приезжала в Саратов преимущественно за покупками, навестить родственников или просто прогуляться, развеяться – еще когда она была свободна, незнакома с Василием Караваевым, – то сейчас ей предстояла встреча с человеком, которого она боялась и интуитивно считала чуть ли не дьяволом и который, по ее твердому убеждению, разрушил ее отношения с Василием. И это при том, что самого Дениса она никогда не видела.
Она знала, что он существует, проживает в Саратове, холост, любит своего брата – так же, как и Василий любит его, – и между братьями существует прочная родственная связь, они переписываются по Интернету, перезваниваются, когда есть возможность, хотя и редко видят друг друга. Василий, человек, в общем-то, ведомый, слабохарактерный, незлобивый, мягкий и, можно сказать, отчасти беспринципный, становился совсем другим, когда речь заходила о его брате. Когда Денис звонил ему, Вася бросал все свои дела и уходил с телефоном в другую комнату, в кухню, в ванную или на балкон, чтобы ему не помешали общению с любимым братом. Он мог встать из-за стола, бросив недоеденную котлету, выбраться из горячей ванны, накинув халат, прервать любовный процесс, отстранив от себя женщину, тотчас потеряв весь интерес к ней, – и все это ради того, чтобы всласть наговориться с Денисом.
О чем именно они беседовали, Рая могла только догадываться, вернее, она понимала, что говорят они обо всем и ни о чем одновременно. Так, обычный треп соскучившихся друг по другу близких людей, которым есть дело до всего, что происходит у каждого из них. Быть может, если бы они вели какие-нибудь ученые разговоры или беседовали о чем-то важном, ради чего можно было бы остановить привычное течение жизни, Рая все поняла бы и не злилась. Но ее бесило именно то, что они разговаривали ни о чем. Обменивались впечатлениями, мнениями, спорили по пустякам, и темы их разговоров зависели от того, чем занимался в этот период жизни один из братьев, что вдруг его увлекло – будь то ремонт крана или конфликт на работе: не говоря уже об их жарких спорах на тему футбольных матчей. Братья могли разговаривать по телефону час, полтора, а то и два. Причем инициатором этого общения был, естественно, богатенький Денис, который никогда не жалел денег на междугородние звонки, как если бы он звонил, к примеру, любимой девушке, которая еще не успела ему наскучить. Именно так всегда вели себя – по мнению экономной разумной Раечки – влюбленные. Это они, больные из-за своей любви, бывают не в состоянии отдать себе отчет в том, что делают. И, конечно же, они не экономят на телефонных звонках, находя в них весь смысл своего сиюминутного существования.
Понятно, что Рая ревновала Василия к брату и не раз высказывалась на эту тему. Сначала робко, намекая, что, мол, ей неприятно, что Вася столько времени уделяет Денису, затем ее тон изменился на капризно-раздражительный – мол, хватит трепаться по телефону, как баба! И такое бывало. И вот тогда-то робкий и застенчивый Василий, каким его знала Рая, показал свой характер. Твердым голосом осадив свою невесту, он заявил, что не позволит ей вмешиваться в его глубоко семейные дела, что у него есть право на личное пространство, равно как и право на беседы со своим братом, когда он захочет и сколько захочет, а если это ей не нравится, то пусть уходит, откуда пришла, дверь, мол, всегда открыта. Сказал так, сильно напугав Раису: именно в тот момент она поняла, что совсем не знает своего жениха. Она воспринимала его просто как красивого молодого мужчину, в общем-то, идеального партнера для брака – спокойного, уравновешенного, ответственного, серьезного и кроткого человека! И вдруг – такое заявление! А что будет потом, если он, к примеру, так же долго будет общаться по телефону с каким-нибудь коллегой по работе – женского пола? Или станет возвращаться домой поздно, не считая нужным даже объясняться?
Рая тогда сделала вид, что она сильно обиделась. Но Василий и не подумал попросить у нее прощения или что-то объяснять. Все продолжалось, как и прежде. Он не позволял себе ничего лишнего, вовремя возвращался с работы, был добр, ласков и нежен с Раей, даже щедр, особенно когда у него заводились деньги, но едва лишь звонил телефон, как Вася понимал (чувствовал, знал, ждал), что это Денис, и тотчас забывал обо всем и уединялся с трубкой в руке где-нибудь в укромном месте, где его не могли бы услышать. И Рае, мечтавшей выйти за него замуж, ничего не оставалось, как смириться с таким положением вещей. «Ну и пусть себе болтает с братом, не с любовницей же!» – утешала она себя.
…Она стояла на перроне под моросящим дождиком и чувствовала, как пылают ее щеки. Рая вдруг вспомнила до мельчайших подробностей тот ужасный для нее день, когда исчез Василий. Купил ей свадебное платье – и исчез. Уехал куда-то, с чемоданами. Бедная Люба, как она переживала за подругу, как нервничала, боясь сказать Рае правду.
