скачать книгу бесплатно
– Ой, ты что, не знаешь мою маму? Она не верит в подобные вещи, а потому даже внимания на это не обратила… Так кто тебе рассказал?
– Твоя бабушка, кто же еще?!
– Но моя бабушка, слава богу, жива и здорова и тоже ничего такого не рассказывала… Ты случайно не придумала все это?
Тетя Люда улыбнулась, посмотрела на Машу долгим загадочным взглядом, после чего куда-то ушла и вернулась уже с альбомом в фиолетовом плюшевом переплете. Между твердых пожелтевших страниц с приклеенными фотоснимками лежали свободно несколько фотографий, которые Людмила с каким-то особым любовным чувством разложила на скатерти. Это были очень старые черно-белые снимки, но на редкость четкие, качественные. На них были изображены мужчины, женщины, мельница, пекарня…
– Вот, смотри, это как раз Марта Краушенбах, ты, кстати говоря, очень на нее похожа, такая же красавица. Говорят, она была брюнеткой с голубыми глазами, и все мужчины нашего города были в нее влюблены. Но она, конечно, любила только своего Гюнтера…
– Так, постой… Что-то я не совсем въехала… Ты сказала, что отец Марты, ну, мой прапрадед, мельник и пекарь Петр Краушенбах, после смерти своей единственной дочери Марты остался совсем один и не хотел, чтобы его богатство досталось чужим людям, так?
– Так…
– Но Марта умерла родами, значит, она была замужем. Ее муж что, тоже умер? Что, они все поумирали?
– Нет, Гюнтер еще долго жил, и его фамилия была другая… Дай-ка вспомню… Нет, мысль крутится, но поймать ее не могу…
– Но тогда и Марта тоже носила другую фамилию.
– Понимаешь, она недолго носила фамилию мужа, как раз девять месяцев, что была беременна… Поэтому в памяти людей она так и осталась Мартой Краушенбах. К тому же она и замуж-то вышла поздно, когда ей было уже тридцать.
– А почему ее отец Петр решил спрятать золото от своего зятя?
– Правильный вопрос… Насколько я поняла, он возненавидел своего зятя за смерть дочери, он решил, что всему виной ее беременность, кажется, мать этого Гюнтера тоже умерла родами… Короче, мы с тобой уже в такие дебри забрались…
– Ну и главный вопрос: почему Петр решил, что его жизнь не имеет смысла, ведь у него же родилась внучка, Катрин?!
– Знаешь, как иногда бывает… Когда роженица умирает, то человек, который ее любил, сваливает всю вину на родившегося ребенка… Но в нашем случае, если даже дед твоей бабушки Катрин, Петр Краушенбах, и задурковал после смерти своей дочери, то уж ее отец, Гюнтер, делал для нее все, что мог. Когда-то его семье принадлежал большой дом…
– И где он сейчас?
– Там сейчас инфекционная больница…
– Фу! Это же наше родовое гнездо!
– Что поделать, советская власть все отобрала…
– А что, если вернуть? Сейчас же это можно сделать…
– А тебе это надо? Думаешь, это так легко сделать? Нужны деньги, много денег… А уж сколько документов – пропасть!
– Но в принципе-то возможно?
– Да говорят, один псих решил вернуть себе Кремль, считая себя прямым и чуть ли не единственным потомком Рюриковичей! Зачем тебе эта инфекционная больница, пропитанная этой самой инфекцией и забитая больными? Да будь у меня вот лично деньги, я бы построила, быть может, копию этого особняка, провела бы туда новые трубы, сделала отопление… Причем строила бы прямо на берегу Волги, рядом с дедовскими развалинами мельницы… Там такая красота!
– А это что такое? – Маша поднесла к глазам небольшой затемненный снимок, на котором были изображены кусты, камни…
– Да вот как раз это вроде бы и есть склеп, – сказала Людмила, откровенно зевая, поднимаясь и принимаясь убирать со стола.
– Какой же это склеп, когда здесь одни кусты?
– А ты приглядись повнимательнее…
– Да я вижу – тут нет никакого склепа! Камни…
– Ты не смотри на эти камни, ты смотри в середину этих кустов, там должен быть вход в склеп. Кто-то из нашей семьи фотографировал. Ты включи свет и рассмотри все хорошенько! А камни эти – они как ориентир. Это разрушенный памятник какого-то доктора, кажется гинеколога, там и буквы есть… «Ch… i… hs». Вот по этому памятнику и надо искать склеп. Да только я тоже, как и все из нашей семьи, не верю в клад. Какое золото? Все, что было накоплено семьей Краушенбах, полетело прахом, когда началась война и нам, немцам, приказали оставить город… Что неправильно это, что в сердце России живут немцы. Предполагалось даже, что фашисты были связаны с нашими немцами, которые якобы вели подрывную деятельность… что сюда уже начали поступать какие-то средства… Что город заполнился шпионами, врагами народа и все такое… Словом, в сорок первом году автономия немцев была ликвидирована, их переселили в Казахстан, в Сибирь… Подогнали баржу и приказали немцам в двадцать четыре часа покинуть город… Все было сделано очень быстро. После того как люди ушли, множество домов оставались пустыми, по улицам ходил голодный скот… Даже кастрюли с супом в этих опустошенных домах стояли еще горячие, когда хозяева были вынуждены взойти на баржу… Думаю, это время было самым тяжелым для наших людей, и кто знал тогда, как надолго они покидали свои дома… потом многие, конечно, вернулись, после пятьдесят пятого года, а кто-то сгинул в Сибири…
– Ну вот… Начали за здравие, кончили за упокой, – сказала Маша. – Вроде мы с тобой не так много выпили, а от разговоров о мужиках скатились до политики… Честно говоря, меня этот вопрос совсем не интересует. В то время вообще было много несправедливого, на то она и война…
– В твоей крови мало немецкого, быть может, от этого такое отношение? – задумчиво проговорила Людмила. – А для меня эта тема всегда была больной.
– Меня волнуют другие темы… – окончательно потеряв интерес к разговору, сказала Маша.
– И какие же, если не секрет?
Впервые, быть может, за все время их общения, растянувшееся на годы, между ними пробежал холодный сквозняк, который отрезвил их на минуту, дав почувствовать, что они совершенно чужие люди, хоть и родные по крови.
– Люда, у меня родители разводятся, ты разве не знаешь?
3. Золотой тоннель: прокурор
Константин Самойлов, молодой мужчина в черной майке и черных джинсах, остановился посреди комнаты и задумался. Так много предстояло сделать, и все дела такие тяжелые, невыносимые, наполненные тоской и безысходностью, что ему вдруг захотелось исчезнуть. Но не умереть, а именно исчезнуть на время, чтобы кто-то невидимый и сильный взял его за шиворот и поднял надо всей этой траурной круговертью, и держал так, в подвешенном состоянии, до тех пор, пока все не утрясется, пока не снимут с зеркал черную материю…
– Костя, ты чего остановился?
К нему подошла его сестра Рита, шатенка с черной лентой в волосах, в черном платье и черных чулках (и это в жару!).
– Уф… Жарко… просто мозги плавятся… – очнулся Константин. – Хоть бы у них там, в морге, с электричеством перебоев не было, как мне рассказывал один мой знакомый…
– Вот о чем ты думаешь! А ты не думай, все будет в порядке.
– Да у меня же вообще вся жизнь в полном порядке.
– Главное, держи себя в руках. Ты не должен выдать себя, свои чувства. Ведь ты любил ее, любил?
– Рита, прошу тебя…
– Ладно-ладно… просто завтра похороны, соберутся люди, и ты должен будешь вести себя очень сдержанно… Ну да, жаль, конечно, что умерла совсем молодая женщина, но она была тебе не жена, а лишь сестра жены… Ты понял?
– Тебе легко так говорить, а Лена для меня была… Я даже дышать без нее не мог, я постоянно думал о ней, считал часы, минуты до наших свиданий, да я просто… не знаю, как сказать… Она была для меня всем!
– Тогда почему не развелся с Эммой?
– Боялся…
– Чего боялся-то?
– Того и боялся… что произошло… понимаешь, отношения так накалились, знаешь, словно в воздухе замерло электрическое облако, готовое вот-вот разрядиться и сжечь все вокруг…
– Думаешь, Эмма вас подозревала?
– Я не знаю. Она же молчит. Она постоянно молчит. Думаю, что это ее молчание сослужит ей нехорошую службу и ей дадут максимальный срок.
– Да уж, судьи этого не любят, когда молчат…
Неделю тому назад жена Константина, двадцатипятилетняя Эмма Самойлова, вернувшись из Геленджика домой раньше на два дня, застала мужа в их спальне в постели с ее родной девятнадцатилетней сестрой Еленой Багаевой и зарезала ее кухонным ножом, после чего сама рухнула без чувств.
Очнувшись, хотела тотчас вызвать полицию, да Константин не разрешил, вызвал сестру Риту – обсудить создавшееся положение.
– Вы что, идиоты совсем?! – заорала на них Рита, увидев залитую кровью постель и мертвую Елену с ножом в животе. – Уроды! А ты, Эмма, что ты наделала? Она же была твоей сестрой! Она мертвая, ты понимаешь?
И она наотмашь ударила и без того находящуюся на грани помешательства Эмму по щеке.
Эмма, как приехала с моря в белых шортах и красной майке, загорелая, отдохнувшая, красивая, так и стояла теперь рядом с бездыханным телом сестры, но только забрызганная ее кровью и очень бледная.
– Я бы и тебя, скотину, убила, если бы не потеряла сознание, – прошипела она, косясь в сторону мужа. – Как вы могли? Ты – мой муж, она – моя сестра… два ножа предательства забили мне в спину, это ничего? А я только один! Верни мой телефон, я сама вызову полицию и во всем признаюсь и все расскажу!
– Не давай ей телефон, – жестко приказала Рита. – Она и сама не ведает, что творит… Сейчас ее повяжут и упекут лет на восемь. Может, она и дура, да только жена твоя. К тому же это ты, кобель, во всем виноват. Вот и думай теперь, как ее спасать. Адвоката я ей найду, если понадобится. Но я все же предлагаю спрятать труп…
Эмма истерично хохотнула, заламывая руки.
– Прямо криминальное кино! К чему такие сложности? Куда, на свалку мою распутную сестрицу отвезете? На помойку? – Она уже ревела в голос, слезы капали на красную майку. – Да? Да это тебя, гад, надо туда… Ты же всю мою жизнь разрушил… всю…
Пока Константин с сестрой решали, куда спрятать труп, Эмма достала из сумочки Риты ее телефон, заперлась в ванной комнате и позвонила в полицию, сказала, что она убила свою сестру и назвала адрес, после чего телефон отключила, пошла на кухню, где продолжался спор о том, в какой район парка ночью отвезти тело Елены, и налила себе холодной воды.
– Пить хочется, – сказала она и принялась жадно, большими глотками, пить.
… – Может, заплатить кому, чтобы дело развалили? Мало ли кто признается в убийстве… Люди часто берут чужую вину на себя… Да она вообще не в себе! Вот положить бы ее в психушку на время, где ей поставили бы правильный диагноз, ты понимаешь, да? На ноже-то отпечатков никаких нет, слава богу, мы успели стереть… Может, это и не она была, а кто-то вошел в квартиру да и пырнул ножом…
– Рита, они же знают, что у нас с ней был секс… экспертиза показала. Все бесполезно.
– А тебе Эмму не жалко? Ты вообще представляешь себе, что ее ждет в тюрьме? Она же нежная, как цветок… Я всегда завидовала ее коже, она тонкая, мягкая… У нее на туалетном столике пятьдесят баночек с кремом стоит! И что теперь с ней станет? Ее сомнут и растопчут… А то и изнасилуют. Тебе на самом деле ее не жалко?
– Она хотя бы живая… А вот Лены больше нет. Ладно… Пусть все идет, как идет… Я устал и смертельно хочу спать. Я вообще забыл, когда спал последний раз. Ты платье привезла?
– Да, вот…
Рита достала из пакета платье розового цвета, короткое, с белым атласным пояском.
– Думаю, это подойдет…
Константин взялся за голову, за волосы и сжал, чтобы почувствовать другую боль, не ту, что изматывала душу, а вполне реальную, физическую. И даже взвыл.
Это розовое платье вызвало в нем столько воспоминаний! Когда он видел кого-нибудь в толпе в платье такого же оттенка, у него сердце начинало колотиться бешено, словно в предвкушении встречи с Леной. Сейчас, когда произошло это несчастье – когда на носу были похороны Лены и все ждали суда над Эммой, для которой прокурор непременно попросит максимальный срок, Рита не могла, конечно, не запустить свои коготки в его прошлое, не могла не задать ему кучу вопросов, связанных с его романом с Леной.
– Как давно это у вас? Что это на тебя нашло? Да что в ней особенного? Как ты мог? Зачем ты привел ее к себе домой? Почему раньше не ушел от Эммы? Неужели нельзя было найти себе любовницу где-нибудь в другом месте?..
Вот откуда у старших сестер право поучать, критиковать, вмешиваться в твою жизнь, требовать объяснений?
– Я любил ее… если тебе это слово хоть о чем-нибудь говорит…
Вот только почему, подумал он, слово «любовь» в контексте обрушившихся на него событий воспринимается сейчас как нечто пошлое, несерьезное, как попытка оправдать свою похоть и желание причинить боль жене?
– Вот, еще туфли, белые. Почти новые. – Рита достала из того же пакета с изображением огромной блестящей клубники на зеленом фоне туфли-лодочки с золотым бантиком. – Думаю, что будет нормально. Вот только не знаю, колготы надевать или нет?
– Рита, прошу тебя, уволь от таких подробностей!!! Мне и так дурно!
– Но это не я, а ты все затеял, это по твоей вине мы сейчас собираем одежду для твоей мертвой любовницы, – грубовато, ледяным тоном обрезала его сестра. – Так что давай, друг, не истери и возвращайся в реальный мир… Сегодня к вечеру я должна все это привезти в морг, и там оденут ее и загримируют. Заметь, все это устроила я, то есть похороны. И нам нужно будет только позвонить еще раз в кафе и уточнить, все ли там готово к завтрашним поминкам.
– Еще одно слово, и я убью тебя, – сказал Константин.
– Тебе нож прямо сейчас принести? Ладно… Итак. С одеждой и обувью закончили. Колготы и белье я найду у Эммы в шкафу. Теперь давай собираться к Эмме. Ты приготовил ей все по списку?
– Да там такой список… Прокладки, трусы, кремы… Я не могу всем этим заниматься. Можно подумать, она не в СИЗО, а снова в Геленджик собирается.
– Свинья, вот ты кто. Мало того, что ты прямиком отправляешь свою жену в ад. Вернее, она уже там. Так еще и отказываешься собрать ей в СИЗО посылку с вещами! Да ты настоящий урод! Возьми себя в руки, будь мужиком! Ну нет Лены, так позаботься, насколько это, конечно, возможно, о своей жене!
– Жена… Убийца – вот она кто!
– А кто сделал ее убийцей? Ты вообще хотя бы на мгновение представь себе, каково ей сейчас. Еще недавно у нее имелась семья, были любимый муж, любимая сестра, и вдруг в одночасье все исчезло… Самые близкие люди оказались предателями, жестокими и циничными…
– Послушай, ты мне сестра или?..
– Я сестра, поэтому и вожусь тут с тобой, объясняю простые вещи, которые до тебя не доходят. Собери, приготовь все, что просила Эмма.
– Я не могу, не могу! – заорал, потеряв всякое терпение, Константин, швырнул на стол список и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
– Идиот, – заключила Рита, села за стол и принялась спокойно изучать список, составленный несчастной Эммой в изоляторе.
Да, сама Эмма молчала, признавшись в убийстве и не посчитав нужным что-то добавлять или как-то оправдать себя, но вот ее записка, этот длинный список вещей, которые, по ее мнению, были ей просто необходимы в камере предварительного заключения, просто кричал о ее желании жить. Милые ее сердцу вещицы, любимая помада, прозрачные чулки, духи, флорентийское ландышевое мыло, кремы, вышитые носовые платочки… Понимая, что она, быть может, никогда их не увидит, она, выводя эти слова на бумаге, словно держала эти сокровища в своих руках.
…Слеза капнула на мятый несвежий листок. Рита перекрестилась. Дурак Костя, совсем раскис, расслабился. И это тогда, когда он должен собраться и действовать. Добиваться свидания с женой, просить у нее прощения, подбодрить ее известием о нанятом им адвокате. Запутался в двух женщинах.
Нет, она никогда его не поймет. Хорошо, ты влюбился в Лену, свою свояченицу, так почему же не признаться в этом жене, не сказать, что хочешь развода? Зачем прыгать из койки в койку? Он сказал, что не рассказывал Эмме о своей связи с ее сестрой из страха, что она, Эмма, сотворит что-то с Леной. Выходит, он хорошо знал свою жену, раз предполагал такое. Или же лжет сейчас, чтобы оправдать свою нерешительность, трусость или скрыть желание обладать сразу двумя женщинами.
Рита не спеша, сосредоточенно, открывала шкафы, выдвигала ящики в поисках итальянского мыла и чулок, прокладок и духов, складывая все это на стол, чтобы потом уложить в сумку. Зеленое махровое полотенце, черные эластичные лосины, розовая туника, вязаные носки…
Дверь открылась, и она увидела Костю. Он тяжело вздохнул, сел в кресло напротив нее.
– Ты, наверное, права, – сказал он. – Ей сейчас там очень тяжело… Неужели ей дадут восемь лет?
– Дадут, если мы ей не поможем.
– Но должны же они учесть ее добровольное признание… – неуверенно произнес он.
– Мы должны выйти на прокурора, Петрова. У тебя есть знакомые, которые могли бы с ним встретиться и поговорить?
– О чем?
