скачать книгу бесплатно
– Раз четвёртый этаж – конечно, есть.
– На балконе можно цветы развести, чтобы цвели круглое лето с июня по сентябрь, а ещё вырастить плющ по стенке.
– Здорово, – Магницкий сцепил руки на груди, – видел я такие балкончики. Красота! Только мороки с ними много, каждый день поливать, землю менять, вредителей травить, рыхлить, окучивать… нет, не для меня.
– Зато красиво! Я бы в своей квартире обязательно устроила зелёный балкончик. Представляешь, утром выходишь подышать свежим воздухом – и попадаешь в цветущий, благоухающий сад!
– Ага, сад, метр на полтора. Ладно, ладно, не расстраивайся, дам тебе ответственное поручение поливать мой балкончик.
Удовлетворившись этим обещанием, Нина встала и легко покинула комнату, оставив Магницкого лежать бессильно распростёртым. Беспомощным он оставался ровно две минуты, пока ее шаги не стихли в конце коридора, после чего вскочил, кинул решительный взор в зеркало и побежал смотреть будущую квартиру. Не то чтобы жалко показать дом Нине, вовсе даже нет, но как-нибудь потом. Сейчас надо посмотреть самому. Это было новое, почти интимное чувство, каким он не мог делиться с другим человеком, даже с женщиной, даже с Ниной. Эх, жалко, Пуме нельзя показать. А потом бы, глядишь, ей понравилось, и осталась бы с ним в той сталинке жить-поживать. Да погоди, ещё и останется.
На трамвае доехал до улицы маршала Жукова, пошёл, глядя на номера, пока не уткнулся в свой, уже почти и родной домище. Обежал со всех сторон. Двор оказался тихий, тенистый от старых клёнов, с бабушками на лавочках. Хорошо, если бы окна выходили во двор. Неужели будем здесь жить? Магницкий задрал голову, разглядывая верхний четвёртый этаж, прозрачные чистые стёкла окон, нарядные балкончики с цветами, точь-в-точь как мечтала Нина, и тут его хлопнули по плечу. Рядом стоял и улыбался Кохман.
– Интересуешься? Идём, квартиру посмотришь, ничего квартирка, для моего семейства маловата, а тебе в самый раз будет. У нас уже вещи упакованы для переезда, на узлах третий день сидим. В двухкомнатной сразу пианино куплю дочке, давно обещал, здесь совсем негде ставить. Повеселим новых соседей! – он хихикнул. – Нет, потолки у тебя будут высокие, объём большой, а площадь не очень.
Потолки действительно оказались замечательные, вдобавок с лепниной в виде розеток.
– Красота?
– С общагой никакого сравнения.
– Поможешь вещи перевезти?
– Конечно. Я же самое заинтересованное лицо.
– Там у меня пятый этаж, зато лифт. А пианино по лестнице придётся тащить.
– Затащим без проблем.
Воодушевлённый блестящими перспективами жизненного устройства, Магницкий вернулся в общежитие, где завалился спать и проспал подряд целых восемь часов счастливым человеком. Ему снились бесконечные анфилады комнат сказочного дворца, наполненные светом и ароматом яблоневого сада, а он шагал, шагал по ним, пока не очутился на маленьком уютном балкончике, обильно украшенном разноцветными фиалками, на котором, прыгая от нетерпения, ждала его длинноногая Пума. И никакой брат по разуму Черкизов не испортил им наслаждения от безумно жарких объятий.
7. Имею койку да тумбочку…
У проходной Магницкому встретились сразу три женщины в трауре. «Плохое начало обещает хороший конец, – объяснил себе, – а конец, известно, делу венец! Тем сердце и успокоится. Всё в порядке, можно даже сказать, что повезло. Есть шанс набрать дополнительные очки в борьбе за отдельную благоустроенную жилплощадь». Скромно приблизился к Вильгельмине Карловне, тупя взор об её туфли сорок третьего размера.
– Позвольте выразить вам глубочайшее соболезнование!
Рядом с мамой стояла Жанна в затрапезном жёлто-сером, мятом-премятом белогвардейском халате, с аккуратно пришитым карманом, в стоптанных туфлях и с чёрной ленточкой в волосах. После ночной смены, что ли? За руку держала дочку, которую в садик не отвели, а взяли с собой на похороны. При виде Магницкого Жанна отвела лицо в сторону. Наступила минута молчания. Женщины ждали продолжения траурной речи, Виктор не знал, что говорить ещё, и тихонько перескочил взглядом с большеразмерной туфли на ногу Жанны.
Что это он там нафантазировал прошлый раз насчёт этой ноги? Боже мой, стыдоба! – И не совестно вам, товарищ Магницкий, в рабочее время заниматься форменным безобразием? – Стыдно, товарищи. Больше не буду.
– Спасибо, – сказала Жанна, – мы вам благодарны за участие.
И Вильгельмина тоже дрогнула на пару миллиметров носом. «Наверно, я прощён, – возликовал мэнээс. – Больше басурманином не буду, отныне и навсегда зарекаюсь лазить в карманы системотехников за „раковыми шейками“!»
– Какой прелестный ребёнок, – от души порадовался он. – Жанночка, я вам по-хорошему завидую.
– У вас ведь нет детей? – подала голос Вильгельмина Карловна.
– Пока холост и бездетен, – кратко резюмировал Магницкий, – но сейчас вдруг подумал, что хотел бы быть папочкой такой миленькой девочки… в смысле потом как-нибудь, в будущем.
Очередные алые паруса пронеслись по лицу Жанны.
– А вам сколько лет, товарищ…
– Магницкий.
– Товарищ Магницкий?
– Двадцать семь стукнуло, – и по привычке брякнул: – Из комсомольского возраста… пока не вышел, взносы плачу регулярно, и в общественной жизни активно участвую… например, в городском конкурсе молодых учёных…
– Жениться пора, молодой человек, семью создавать!
– Да кто же против, Вильгельмина Карловна? Я бы с преогромным удовольствием женился, но в том-то и дело… жилплощадь не позволяет. В общежитии имею койку да тумбочку.
– Ну-ну, не прибедняйтесь, Магницкий, не прибедняйтесь! Я этого не люблю! Даже полное отсутствие жилплощади никому ещё не мешало вступить в законный брак. Вот для жизни семейной – да, там жилплощадь необходима, с этим трудно не согласиться. А для одинокого мужчины отсутствие квартиры не проблема, ничего страшного, найдёте себе вторую половину с жилплощадью, семьёй обзаведётесь, детьми, какие ваши годы! Комсомольские!
Появился директорский шофёр.
– Вильгельмина Карловна, автобус готов, можно ехать.
«Что-то я не понял, – призадумался мэнээс, – набрал сейчас очки, или случился перебор?»
8. Ревнивый, но воспитанный муж
Утро для Виктора всегда самая продуктивная часть рабочего дня. С 8 до 12 работа спорилась, а потом сразу и очень сильно хотелось кушать. А потом спать. От последнего спасла бы только в пух-прах проигранная биллиардная партия, с ней приходила обычно рабочая злость, на которой можно проехать худо-бедно часов до пяти. Но в этот день сразу не заладилось. Уже в пять минут десятого так сильно захотелось увидеть Ларису, а главное – ощутить её голову на собственной груди, вдохнуть аромат гладко стянутых в хвостик волос, что Виктор вскочил со стула и начал ходить по комнате из угла в угол.
– Что ты, будто белый медведь в клетке, мотаешься? – потерпев немного, сочла нужным выразить неудовольствие Зоя Степановна. – Успокойся, не маячь перед глазами.
– Мне на ходу лучше думается, – соврал Магницкий, – а впрочем, не буду мешать, пойду по коридору пробегусь.
В коридоре достаточно сделать три небольших шага, и, пожалуйста, вы уже в соседней комнате. Главного блюстителя морали в это время нет на месте, он на производственном совещании, это плюс. Чертя в воздухе ладонями плавные круги и эллипсы, на переднем плане Забава объяснял Ларисе своё понимание алгоритма некого природного процесса, который она должна ему срочно запрограммировать, тряс мятым листочком с какими-то формулками, сам сильно в них путался и убегал взглядом за окно. Пума «ловила его на слове» – старательно записывала соображения теоретика в тетрадку, соорудив из пухлых пунцовых губ привлекательный бантик, всем своим видом демонстрируя полную лояльность.
– Ясно? – спросил Забава, как только увидел входящего Магницкого. – Тогда за дело, с богом! Надеюсь, сегодня вечером покажете мне какой-нибудь отлаженный первый модулёк. А завтра уже что-нибудь конкретное посчитаем…
– Не вполне… – протянула Пума.
– Вот завтра и обсудим, а пока делайте, как поняли, чтобы я понял, чего вы не поняли, – встал, протягивая руку Магницкому. – Ты не сгорел ещё от жары сегодня? А я спёкся. Пойдём, лимонада хватим по стаканчику в цехе?
– Иди, я ещё потерплю.
– Ну, смотри.
Бросив мятый листочек в мусорку, Забава кинулся охлаждать горящие поршни.
Сердцеедка Лариса заглянула прямо в душу Магницкого и на всю комнату объявила:
– Пойдём, миленький, поможешь мне программировать забавные фантазии.
Девчонки зафыркали.
Не обращая на них внимания, Виктор широким жестом предложил Пуме руку, та возложила свою ладонь на его, и они пошли, пошли, пошли, вытянувшись в струнку, как к аналою. Сначала вниз по лестнице, затем мимо стеклянных застенков охраны, затем по длинному коридору, как по храму, в котором высоко под сводами тысячью свечей полыхали яркие лампы дневного света и присутствовал целый ряд свидетелей-программистов, сутуло пялившихся в свои ядовито-зелёные экраны. Меж ними бегала церковной служкой системотехник Жанна с траурной ленточкой в растрёпанной причёске.
Её не пустили на похороны дедушки из-за возникшей ситуации!
«Сейчас покраснеет!» – догадался Магницкий, следя за лицом системотехника, но слишком возомнил о собственной персоне. На этот раз Жанне нет до Виктора никакого дела, она даже мельком не глянула в их сторону, сосредоточенно пересчитывая в маленьком блокнотике неправильно сдвинутые биты оперативной памяти. Парочка беспрепятственно погрузилась в тёмную прохладу армовской комнаты, наконец обнявшись, совсем уж близкими людьми после долгой разлуки. Можно сказать, припали друг к другу в сложной только на взгляд непосвящённого человека позе: голова одного на грудь другого. На вид неудобно, а лучше не бывает.
– Закроемся?
– Что люди подумают?
– Люди подумают, что мы опять обнимаемся.
И тут Магницкого осенило:
– Слушай, пойдём гулять?
– Сбежим, что ли, с работы? – с обезоруживающей детской непосредственностью спросила Лариса.
– Что ты, что ты… разве можно… так говорить… вслух? У нас, между прочим, день ненормированный. Запросто в обеденный перерыв может случиться машинное время. В таком случае обед переносится на десять часов утра. Но это скажем только в том случае, если нас будут искать, в чём я весьма и весьма сомневаюсь. Кому мы нужны? Разложи свои бумажки по клавиатуре, будто на пару секунд отошла. Ну вот и отлично. Стой, куда? Не через вахту же, ой, молодо-зелено, через чёрный ход смоемся.
На улице замечательно свежо: солнышко, лёгкий ветерок, в парке деревья шумят вершинами, трамваи бегают-трезвонят, люди сплошь и рядом симпатичные. Виктор глубоко вдохнул, взял Пуму под ручку и направился куда глаза глядят. В ближний парк. Но Лариса завертела головой по сторонам:
– Давай лучше обедать пойдем.
– Если кто спросит, мы и так идём обедать. Объявится сейчас некий неизвестный товарищ, пристанет с вопросом: вы чего здесь гуляете? По какому случаю? Это я к примеру рассуждаю, не бойся, не оглядывайся. А мы ему ответим честно и откровенно: не гуляем, уважаемый, – обедать идём. Он сразу и отстанет.
– Хитрый ты очень.
– Не хитрый, а сообразительный, что разные вещи.
Парк по периметру обсажен стриженым кустарником, и если люди внутри периметра садятся на лавочку отдохнуть, то делаются с улицы не видными.
– Присядем ненадолго?
– Нет, миленький, нам же в столовую.
– А допустим в первом приближении, что шли и устали, из сил выбились, сели отдохнуть. Что, нельзя разве?
– Не положено.
Они почти пересекли весь парк по диагонали, скоро парковая дорожка сольётся с уличным тротуаром, где народу – не протолкнуться. Шаги сами собой укоротились. Пума завертела головой по сторонам.
– Стой! – вдруг скомандовала, крепко хватая его за плечи и разворачивая спиной к улице, сама встала близко-близко, чуть даже коснувшись грудью, и осторожно выглянула из-за его лица одним глазом, наблюдая за кем-то. – Не шевелись!
– Что случилось?
– Тихо ты! Муж. На нас смотрит. Прошу же не шевелиться! Смирно стоять можешь? С какой стати здесь оказался? На работу ко мне, что ли, решил зайти без спроса?
Они почти одного роста, его глаза на уровне её бровей. Когда прячется за ним полностью, он видит огромные, расширенные от страха бездонные чёрные зрачки.
– Не горбись, Магницкий. Что, боишься – по башке прилетит? Не бойся, он пока далеко.
– Тогда идём?
– Нет, если меня признает, знаешь, какой вой дома поднимет? С кем стояла? Отчего? Почему? А пока ещё не разобрал, вдруг почудилось? Грудь шире надуй. Плечи в состоянии развернуть?
– Плечи не умею. Уши растопырить?
– Всё, идёт сюда, – она вдруг совсем придвинулась, возложила локти на плечи. – Обними, будто целуемся. Муж знает, что я целоваться не люблю, тем более на улице, решит, что померещилось. Он очень ревнивый, но воспитанный человек: ни за что не подойдёт к целующейся паре. Если, конечно, сразу не разглядел. Если узнал, обязательно прибежит, тогда его ничем не остановишь.
Руки Магницкого осторожно возлегли на тонкую, изогнутую талию.
– Так это…
Целоваться Пума отказывалась, рта не разжимала, но ресницами щекоталась лихо. В предчувствии удара сзади по голове Виктора чуть не разобрал нервный смех.
– Хватит обниматься, ушёл!
Магницкий оглянулся. Прохожие по-прежнему снуют одновременно в двух направлениях, некоторые смотрят на них понимающе.
– А скажи, будь добра, муж был? Не выдумала?
– Муж был и есть, никуда не делся.
– Сейчас был?
– Сейчас не было, и что с того? Испугался напрасно? Обиделся, миленький? Обнять тебя очень захотелось, только и всего. Знаешь, чем зря шляться-рисковать по улицам, давай лучше я к тебе приду в воскресенье в гости. Или в субботу. Часиков в пять?
– Согласен.
– Жди меня в семнадцать ноль-ноль. В субботу или воскресенье. Я пока не могу сказать точно. Будешь ждать, миленький?
– Само собой, конечно. В субботу или воскресенье.
– Ты один живёшь в комнате?
– С товарищем. Но у него есть великолепное качество: по выходным он ходит навещать детей к своей прежней семье, потому как человек разведённый, пожилой, на четвёртом десятке. Нет, у него даже два превосходных качества имеются; первое я назвал, а второе, – представь себе, – Гена даёт деньги в долг, а потом ждёт молча, не напоминая, когда отдашь. Сейчас только вспомнил, что уже третью неделю должен ему двадцать пять рублей. Святой человек, правда? Почти папа римский, только без этой… без тюбетейки. Надо будет вернуть должок, потому что если наш святой Геннадий раздухарится, никому мало не покажется.
– Но это ничего, если я приду? Сосед не обидится?
– Ничего. Я буду очень ждать. Сяду в половине пятого на стул, закрою глаза и как размечтаюсь!
9. У тебя другая женщина?
Вечером Магницкий повстречался в общежитском коридоре с Ниной. Будучи преисполнен радостью жизни, при виде её опять испытал лёгкую растерянность, стало немного стыдно за своё настроение, связанное с посторонней любимой девушкой, но счастья внутри оказалось настолько с излишком, что и ей он разулыбался, как хорошей знакомой.
– Ну? – спросила она, радостно блеснув глазами в ответ.
