Барнаул-517

скачать книгу бесплатно


Казанский снял шляпу, повесил на вешалку, поправил ладонью коротко стриженую шевелюру.

– Дела… Вот ведь что странно, открыли величайшие острова, какого размера уже сто лет не открывали, назвали в честь императора Земля Николая 2, в пику Земле Франца Иосифа, а он, государь наш, возьми да отрекись от власти, причем воюя именно с Францем Иосифом! Чудны дела твои, Господи! Есть у меня предчувствие, что как сторож Народного дома в марте сего года снял со стены и вынес вон из зала портрет императора Николая Второго, так скоро и Землю Его имени переименуют в какую-нибудь Северную Землю.

– А Землю Франца Иосифа, думаете не переименуют, если Австро-Венгрия рухнет?

– Ну, нет, землю Франца Иосифа – ни под каким видом не тронут, даже если Габсбурги и падут. Европа не позволит свои династии шельмовать. Прошу сразу в кабинет, нам туда чай с закусками подадут.

– Я ненадолго, – еще раз напомнил Казанский.

Почему-то следом за честной компанией в дом вошел и кучер, привезший граждан. Он сбросил армяк с войлочной шляпой – поярком в угол, оказавшись щеголеватым человеком лет тридцати пяти в современном костюме и штиблетах, острый взгляд карих глаз смеясь пробежал по удивленным лицам гостей.

– Само собой, сударь, самой собой. Позвольте представить вам гражданина Титова. Вот сейчас гражданин Титов прочитает нам свой доклад и, пожалуйста, – по домам. Вы олицетворяете и народную думскую городскую власть и комитетскую, я комиссар Временного правительства с чрезвычайными полномочиями, и нам хотят сделать доклад, уведомить о грядущих, как я понимаю, барнаульских бедах. О коих мы, как всегда, ни сном, ни духом…

– Здравствуйте, господа! Не обессудьте, я здесь по чрезвычайным обстоятельствам, – объяснился приятным баритоном бывший кучер.

– Прошу, граждане, в гостиную, рассаживайтесь, кому где удобно, вот сигары, коньяк. – Вершинин обернулся к двери и громко крикнул: – Авдотья, подай нам закуски под коньяк. – Позвольте вам представить сегодняшнего докладчика: жандармский ротмистр железнодорожной полиции Федор Сергеевич Титов, любить и жаловать не прошу, но выслушать его, пожалуй, стоит. А то он предвещает нашему родному Барнаулу какие-то страсти-ужасти и намедни слезно просил провести личную секретную встречу с местной городской властью. А кто есть нынче власть в городе, как не вы, гражданин Казанский Порфирий Алексеевич?

– Пришел-таки на нашу социалистическую улицу праздник, – с удовлетворением констатировал Казанский, – жандармские крысы ушли в глубокое подполье, откуда иногда вылезают с нижайшей просьбой поговорить. Не скрою: до чрезвычайности приятно, доставили удовольствие господа-товарищи. Хотя, здраво рассуждая, мне, как члену РСДРП и Комитета общественного порядка города, следует вас, голубчик, немедленно арестовать и посадить в кутузку, где прежде вы наших товарищей парили без веника. И Василий Михайлович, думается, мне в этом поможет.

– Вряд ли у вас, милейший Порфирий Алексеевич, это получится даже на пару с Василием Михайловичем…

– Отчего же не получится, мы вон еще купца первой гильдии Мельникова пригласим. У нас в Барнауле нынче купцы ого-го какие смелые: даже сам начальник воинского гарнизона полковник Шевандров был арестован простыми гражданами, то бишь, торговыми людьми, а уж какой здоровяк был полковник, не голос – иерехонская труба, вы против него, извините за выражение, как австрийский хлыст против русской дубины… К тому у нас есть все основания: приказом Временного правительства, Отдельный корпус жандармов расформирован, жандармское полицейское управление железной дороги, в том числе, офицеры оных учреждений должны отправиться на фронт…

– Ну что ж, арестуйте, господа, и отправляете, куда хотите… только прошу сначала слово молвить, не откажите в последней просьбе.

– Это извольте, только надолго прошу не задерживать, уж извините, дома ждут. И господами нас не называйте, время господ, их слуг и рабов кончилось, хотя и товарищами тоже не надо.

– Хорошо, по имени-отчеству, надеюсь, не возбраняется? А знаете ли вы, уважаемый Порфирий Алексеевич, что по образовательной среде мы с вами однокашники: вы тоже учились сперва в Томском технологическом институте, за листовки были исключены, но впоследствии все же окончили Томский университет юристом, а я выпускник вашей первой альма-матер, Томского технологического, инженер. Служил на транспорте, в жандармском полицейском управлении железной дороги, где прошел весь курс практики от паровозного кочегара до машиниста и начальника станции. Наш подотдел новый, больше по технической части спроектирован, чем по сыскной, в задачи входит предупредительная борьба с бомбистами и прочими злоумышленниками на железной дороге, главная задача – так организовать движение на дороге, чтобы диверсии и террор стали невозможными. Что в этом плохого, извините, не понимаю. Зачем было разгонять охранную систему железной дороги? Слава богу, люди в эту новую структуру тоже свежие пришли, не очень известные со стороны, потому в момент февральского переворота сумели сохранить архивы от чужих глаз, вывести своих сотрудников и агентуру из-под удара революционеров, особенно имевших зуб на силовые органы террористов-эсэров.

– Вот оно как. Об этой голове гидры царизма мы вовремя не подумали.

– Спасибо на добром слове. Кстати, я был негласно прикомандирован сопровождать члена Государственной думы и чрезвычайного комиссара Временного правительства Василия Михайловича Вершинина на перегоне от Ново-Николаевска до Барнаула. Это входит в мои обычные служебные обязанности. Расположился в вагоне по соседству, затем познакомился лично, представился и в личной беседе изложил свои не очень приятные для Барнаула новости. Гражданин Вершинин, в свою очередь, согласился свести меня с городским начальством для решения этих насущных вопросов. И вот я перед вами, граждане начальники города: не велите казнить, велите слово молвить.

Мельников поднялся с места, принял от кухарки поднос с закусками:

– Сограждане дорогие, я все понимаю: у вас тут сложные государственные вопросы намечаются на повестке дня, какие-то секретные донесения, я бы к ним не хотел иметь касательства, поэтому прошу выслушать сперва меня. Порфирий Алексеевич, вы, как городская наша власть и вы, Василий Михайлович, представитель новой власти всероссийской, объясните, Христа ради, пароходо-владельцу неразумному – как мне нынче быть и что делать?

– Сакраментальный вопрос, голубчик. Попахивает революционером Чернышевским, а ваш рассказ будет не слишком длинен, уважаемый Александр Виссарионович? Описания снов Веры Павловны, случаем, не последует?

– Изложу предельно кратко.

– Ну что, сограждане, дадим первое слово гражданину Мельникову для доклада «Что делать?» Кто за? Отлично, прошу Александр Виссарионович, излагайте свою тему.

– Господа, всем вам прекрасно известно, что мы с моей матерью, Евдокией Ивановной Мельниковой, и младшим братом Николаем, находящимся в данный момент на фронте, являемся совладельцами в высшей степени благополучного пароходства, головная контора которого расположена в Томске, конторы имеются в Ново-Николаевске, здесь, в Барнауле, Бийске, там же располагаются крупные складские помещения и причалы компании. В Бобровском Затоне выстроена Судостроительная верфь. Пароходство имеет в наличии 10 двухпалубных пароходов американского типа, с паровыми двигателями от 200 до 500 лошадиных сил, кои предназначены для пассажирских и грузовых перевозок. К ним в придачу имеем 10 барж для перевозки габаритных, в том числе насыпных грузов. В прошлом году общий доход пароходства составил более миллиона рублей, а чистый доход превысил триста тысяч. Перевезено 6 миллионов пудов груза, в том числе более двух миллионов военных заказов…

– Уважаемый пароходо-владелец, – Казанский достал карманные часы, открыл крышечку и постучал ногтем по стеклу циферблата, – мы отлично осведомлены о достижениях вашего замечательного предприятия и его истории. Не стоит здесь излишне самовосхваляться, время дорого.

– Извините, Порфирий Алексеевич, это для нового в нашем городе человека, для Федора Сергеевича, пояснил вкратце, о чем идет речь.

– Да, я как томич прекрасно знаком с Пароходством Мельниковой, уважаемый Александр Виссарионович, и признаюсь, слышал только хорошее о точности выполнения расписания рейсов, уровне обслуживания пассажиров, но сам лично пользовался редко, имея прямое отношение к железной дороге и даже бесплатный служебный проезд.

– О, это конечно. Ваше мнение для меня крайне важно. Мы стараемся всегда вовремя производить профилактические ремонты, дабы иметь возможность самым строжайшим образом выполнять расписание рейсов. Для публики в салоне каждого парохода у нас имеется библиотека и пианино, к первоочередным услугам так же относится буфет, прекрасная кухня, электрическое освещение кают и помещений, паровое отопление всех классов в холодное время года….

– Александр Виссарионович! Я лишу вас права голоса!

– Простите, Порфирий Алексеевич, извините… В революционном 1905 году, вы, господа состояли в прямой оппозиции к власти и не только приветствовали стачки, демонстрации, но и сами участвовали в них. Ну, Порфирий Алексеевич, как уже упоминалось, будучи студентом Томского технологического института, разбрасывал листовки в городском театре с призывам к антиправительственной демонстрации, за что пострадал, я считаю излишне… С ним я в те времена личного касательства не имел, а вот с членом стачечного комитета приказчиков города Барнаула Василием Михайловичем сталкивался нос к носу на забастовке в нашей пароходной компании. Вы, Василий Михайлович, как двуликий Янус были: с одной стороны сам купец, не издатель еще, но продавец галантерейных и шляпных товаров, даже благотворитель, товарищ Штильке в «Обществе попечения начального образования», а с другой, обратной – стачечник-революционер. Но помнится тогда приказчики да кладовщики наши бастовали отдельно от плавсостава, требовали конкретно для себя повышения оплаты труда. А матросы, механики и капитаны кораблей их не поддержали. И даже побили маленько наших приказчиков, за то, что навигацию срывают и другим заработка не дают. В любом случае денежные вопросы мы тогда утрясли с вами миром. История, конечно, неприятная, но по сравнению с сегодняшней – просто мелочи жизни.

– Что это вы в воспоминания ударились? Какое у вас конкретно к нам дело? Опять бастуют, что ли? Тогда все вопросы к профсоюзу, с ними договаривайтесь сами!

– Бастуют, батеньки мои, бастуют конечно, но, не объявляя о том, просто начисто срывают столь рано открывшуюся, к общей радости, навигацию. Выводят из строя суда: кто – неизвестно. А механики не могут починить их неделями. Когда чинят – их тут же снова ломают. Склады грабят один за другим неизвестные люди. Сторожа при этом напиваются и спят мертвецким сном, ничего не помнят, ничего не знают. Полиции нет, то ли на фронт отправили, или куда в другие, не столь отдаленные места – мне лично опять же неизвестно, однако ловить грабителей стало некому. Дело перед ними беззащитно! А у меня, граждане высоко-благородные начальники, план воинских поставок срывается! Мало того, что разоряюсь на ровном месте, так еще могут осудить за неисполнение договоров военного времени и в тюрьму посадить. Ну вы же не «пораженцы-ленинцы», выступающие за сдачу Германии и перевод мировой войны в гражданскую на территории России? Или я уже ничего не понимаю?

– Договаривайтесь, любезный, со своими рабочими и служащими сами! Это ваша прямая обязанность! Мы никак не вмешиваемся в частные предприятия, мы заключаем с вами контракты на поставку продовольствия и прочего оборудования для армии, так что решайте свои проблемы сами! Повышайте оплату труда матросам, механикам, создавайте лучшие условия для жизни! – Казанский встал с кресла. – И давно надо было это делать!

– Так мы давно делали! Мама занималась исключительно благотворительностью. Мы построили школу в Затоне при судоверфи для детей фабричных рабочих, содержим ее за свой счет, не хуже, чем одну из ваших двух школ Штильке, которые вы рекламировали во всех газетах! Создали фельдшерский пункт, опять же для рабочих, оплачиваем время нетрудоспособности, оплачиваем обучение лучших учеников, поступивших после начальной школы в гимназию. Помогаем семьям, кормильцы которых получили увечья на работе. Семьи ушедших на фронт из нашей компании получают половину среднего заработка.

– Почему же об этом не сообщалось в газетах? И я слышу про то первый раз!

– Да потому, что помощь не должна быть громогласной, как у вашего Штилькиного общества! Где сделают на копейку, а кричат в своих купленных газетках на рубль. Мы русские деловые люди, а не немецкие горлопаны.

– Ну и зря! Тогда, извините, странно, что при такой помощи вы не можете договориться со своим столь опекаемым коллективом! Противоречие, говорящее о какой-то скрытой лжи! Врете, батенька мой, где-то сильно врете!

– Да потому, что коллектив нынче почти полностью сменился, наших местных молодых парней и мужчин забрали на флот, старые вышли в тираж. На эту навигацию еле-еле составили команды, даже половина капитанов – новые люди. И большинство их выходцы из Эстляндской губернии, бывшие в ссылке и получившие теперь освобождение после февральской революции. А еще австрияки-пленные устраиваются на работу и все как один объявляют себя социал-демократами-коммунистами, требуют свободы собраний и митингов, которые вы объявили законными даже в рабочее время. Набрать – набрали, зарплату платим, договора есть, навигация открылась, а пароходы ни с места. Или плывут немного и встают на ремонт вообще в безлюдных местах, из-за сложных поломок паровых установок…

– Но чем мы вам можем помочь? Это ваше частное предприятие! Сами разбирайтесь.

– Погодите, я сейчас поясню подробности, в которых скрыт дьявол. Это все началось после того, как некая неизвестная никому компанийка с микроскопическим капиталом и громким названием Пароходное общество «ТОВАРПАР» предложила продать ему пароходство Мельниковой за полтора миллиона рублей. Основателя мы проверили, какой-то подставной бухтарминский мещанин с немецкой фамилией. У нас годовой оборот нынче полагается больше миллиона, а тут продать всего за полтора все пароходы, баржи, складскую недвижимость, пристани, судоверфь… Ну где такое видано? Всему оценочная цена за 1914 год была уже пять миллионов, а сейчас много больше…

– Так не продавайте…

– Я, естественно, отказался, а они заявили, что тогда пароходство Мельниковой не сможет работать.

– И что?

– Да то, что видите. Пожалуйста, извольте получить обещанное: не работает. Что мне делать, граждане-товарищи? У Эльденштейна то же самое было, так он быстренько сбыл свои пять пароходов неким Риддерам, тоже немцам или евреям, я точно не знаю. Ему что, он процентщик, пароходы отсудил у своих заемщиков, когда те не смогли вовремя расплатиться, и сдал мне в управление, получая только прибыль. Те Риддеры по-свойски с ним расчитались, по-родственному. А меж собой якобы договорились как-то. Но я всю жизнь, четверть века пароходством занимаюсь, и не желаю ничего другого, а особенно продавать за такую сумму. Однако, работать не дают… Что делать, уважаемые власти?

– А что Ельденштейн советует?

– Советует отдавать за любые деньги, полученную сумму переводить через его знакомый банк в нейтральную страну Швецию и сматываться туда по-быстрому. Дескать, скоро у нас в России коммунисты-марксисты придут к власти и вообще все отнимут. Так хоть что-то спасти. И, якобы, Ленин уже прибыл в Россию в немецком поезде.

Забрав со столика свой коньяк, Вершинин тяжело прошелся по гостиной, где кроме кожаной мебели ничего не осталось.

– А знаете что, дорогой мой Александр Виссарионович? Ведь я тоже продаю этот особняк, а также типографию в Барнауле с ее замечательными электрическими печатными станками, газетное дело, коему посвятил жизнь, целиком и полностью закрываю к чертям собачьим и перебираюсь в Петроград по месту… службы. Семья уже там… сюда прибыл дать поручения доверенному лицу для завершения тут всех сделок в мое отсутствие – и айда! Понимаете?

– Большому кораблю большое плавание, Василий Михайлович! Вы нынче по высшей мерке государственный человек, вам необходимо жить в столице. – Казанский поднял бокал: «За Великую февральскую революцию! За Временное правительство и Учредительное собрание! За вас, Василий Михайлович!»

– Спасибо, дружище! А вам, Александр Виссарионович могу посоветовать одно: прислушайтесь, голубчик, к совету Ельденштейна, на полтора миллиона золотом можно в Швеции или Швейцарии неплохо устроиться по нынешним временам. Или дело новое в столице открыть в Питере или Москве, хотя нет, в Питере не советую, у нас там сейчас действительно могут произойти очень большие пертурбации… очень большие, и черт знает только, чем все окончится. Вот вас ссыльные из Эстляндской губернии замучили и перед крахом пароходную компанию поставили, так вы их сами по дурости на работу наняли, а у нас 170 тысяч тех же курляндцев, эстляндцев в Питере стоит, называя себя красными латышами, и не желают идти воевать против немца, а желают пить, жрать и по бабам ходить. А комитетчики разных партий и партиек создали в этих полках солдатские Советы и теперь, если смотреть на дело здраво, имеют в распоряжении собственные войска, которые наше государство кормит и поит, а они государству угрожают…

– Но послушайте еще, сограждане, обличенные властью, ведь у меня не просто пароходство на руках, на мне обязанность выполнения военных поставок, договора продовольственные для армии по хлебу, овсу, гречихе да и прочие товарные поставки, которые я не могу нарушать в условиях военного времени! И если сейчас вы убрали полицию, то я пытаюсь бороться с забастовками исключительно силой рубля, ничего другого у меня нет, убеждения и призывы к патриотизму в моем пароходстве нынче не действуют. А не действуют они потому что это совсем не русские люди, и им плевать каково там солдатушкам на фронте без еды, снаряжения, сапог, полушубков и боеприпасов. Но в случае, если меня вынудят продать компанию неизвестно кому, скорее всего просто врагу, тот может вообще перекрыть весь транспортный поток, ведь он договоров на военные поставки не заключал! Что если эта фирмочка – есть подставная германская компания, которая хочет нарушить внутренние водные перевозки Алтая до железной дороги? Да и на железной дороге, я слышал, уже австрийские пленные-рабочие бастуют! Как вы считаете, гражданин ротмистр, такое может быть?

– Гражданин Мельников конечно капиталист-миллионщик, – вставил слово Титов, – но его почему-то заботит судьба солдат на фронте и интересы России. Чего не скажешь о наших новых властных структурах на всех уровнях. Увы, эти господа умеют только критиковать царское самодержавие, произносить громкие речи о народных судьбах, а на деле выпускают указы об отмене единоначалия в армии, ведущие к полному развалу оной, указы о полной отмене внутренних силовых органов, в результате которых обычные граждане остаются один на один с уголовниками и террористами…

Казанский вспылил:

– Ну почему же мы ничего не умеем делать? Мы в городе наконец-то приняли решение проводить водопровод – раз! Будем строить Народный университет – два! И главное сейчас – посадка картошки всем населением, помощь солдатским семьям посевным материалом, землей, доставкой на поля. Эту проблемы решаем в первую голову! И решим, что бы нам это ни стоило! Мы не допустим голода в городе! Кстати, Василий Михайлович, что там с пособиями на солдатские семьи, второй месяц их не выплачивают! Да-с, вот мой вопрос комиссару Временного правительства: «Какого черта нет денег солдаткам и солдатским вдовам?»

– Извините, не по адресу: я по министерству юстиции числюсь, а не по министерству финансов. Разберемся, дорогой Порфирий Алексеевич, со всеми вопросами разберемся, дайте срок. Но вот кредит беспроцентный на покупку дома я тебе готов обеспечить хоть сегодня. Вы просто не представляете себе, господа, по какому краю пропасти смог пройти Керенский, чтобы овладеть ситуацией в Петрограде, когда уже в Таврический дворец влез с черного хода Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. Именно они имеют влияние на 170 тысячный гарнизон, стоящий в Петрограде, разложенный их революционной пропагандой. Что бы там ни вещали все эти князья львовы, именно Александр Федорович Керенский смог обуздать вепря, заставил подчиняться легитимной власти.

– Встав во главе питерского Совета? – меланхолически поинтересовался ротмистр Титов, так и не притронувшийся к своей рюмке.

– Да, черт возьми, хотя не совсем во главе… стал заместителем председателя Петросовета. Но это было совершенно необходимое решение. Оно спасло ситуацию, спасло революцию!

– Значит, теперь у Временного правительства легитимность, а у Петросовета 170 тысячный гарнизон. Эфемерное равновесие, одна видимость его. И на основе этой видимости, Временное правительство собирается ввести закон о правах солдата по всей России, солидаризуясь с Петросоветом, что ввел его для питерского мятежного гарнизона. Собираетесь пойти на отмену единоначалия в армии, узаконив войсковые комитеты, тоесть, официально разрушая армию по всей стране и даже на фронтах? Это будет конец армии и государства в военное время, вы понимаете, что делаете? Это будет поражение перед всеми врагами сразу!

– Это происходит под страшным давлением Питерского совета рабочих и…

Титов тихонько рассмеялся:

– Кого? В длинном списке руководства Питерского совета рабочих и солдатских депутатов всего один рабочий, воспитанник воскресных школ и Тихорецких железнодорожных мастерских. Но именно его имя стоит первым в списке создателей: Гвоздев Кузьма Антонович, это рекламный проспект Петросовета. Якобы им управляет рабочий металлист, настоящий слесарь. Для этого мятежные войска специально атаковали тюрьму Кресты, вызволив оттуда Гвоздева, после чего немедленно был организован Петросовет с его первым именем в списке. А на деле включили беднягу в качестве члена президиума – заседателя. А кто руководит на самом деле? На втором месте главного списка Борис Богданов. Тут не пахнет, извините, ни рабочим ни солдатом. Послушайте, Василий Михайлович, признайтесь, вы же масон, член тайной ложи Великого Востока народов России.

– Откуда вы знаете?

– По долгу службы: я жандармский ротмистр, Василий Михайлович, нам надобно помнить имена нынешних террористов, бывших народовольцев, анархистов и в том числе… членов тайных обществ…

– Мы сеем доброе, вечное… тоже без лишнего афиширования, без саморекламы.

– Само собой, разумеется, никто не против: сейте. Очень удачное начинание. Вот вы однажды баллотировались в Третью Думу, но не прошли, а в 1912 году, как вступили в Ложу народов Востока, так сразу и пожалуйста, в Четвертой Думе оказались. И ваш руководитель думской фракции трудовиков Александр Федорович Керенский из той же тайной ложи… И Чхеидзе и многие-многие другие. Да, Борис Богданов, фактический организатор Петросовета, второй в списке, непристанный радетель за права рабочих родился в богатейшей еврейской семье одесского купца 1 гильдии, сам выпускник Одесского коммерческого училища Николая 1, женат на дочери казенного раввина Одессы, купца 1 гильдии Абы Дыхно. Ну что ему рабочие? Что крестьяне? Просто он тоже член ложи Востока народов России. Далее, третьим в списке организаторов Совета питерских рабочих идет Чхеидзе, грузин, дворянин, депутат Госдумы. Этот, судя по всему, пролетариат в глаза никогда не видел. Пытался учиться в двух университетах, отовсюду изгнан по неспособности. Зато перевел на грузинский язык «Манифест Коммунистической партии», посему считался самым образованным марксистом на Кавказе. А в Питерском Совете и Думе оказался тоже благодаря масонству. Был посвящен в масонство в петербургской ложе союза Великого Востока Франции – истока и прародителя вашей ложи, а потому он еще и член «думской ложи» Великого Востока народов России, и глава Исполнительного комитета Петросовета.

– Ну и что? Вы это, собственно, к чему ведете?

– Да к тому, что ложа Востока народов России наложила свои яйца не только в Госдуму, но и Петросовет. Послушайте еще: вот Матвей Иванович Скобелев, русский, но увы, жил за границей на средства партии РСДРП, и опять член масонской ложи Великого Востока народов России. То есть куплен целиком с хвостом, рогами и копытами. Потому и стал заместителем председателя Петросовета.