Букеты маленьких историй

Даниил Рылецкий

Букеты маленьких историй

Б У К Е Т Ы

М А Л Е Н Ь К И Х

И С Т О Р И Й

Штык

На полном людьми вокзале Ватерлоо Ганс Гулер сошёл со своего поезда. Это был парень лет двадцати пяти, с усами, опирающийся на трость. После войны он переехал в Англию, надеясь начать новую жизнь без тёмного прошлого. Получив свой багаж, Ганс отправился подыскивать себе жильё в Лондоне. У него было двадцать фунтов – сумма, которая позволяла прожить в столице империи некоторое время.

В гостинице ему дали небольшой номерок на втором этаже, а когда Ганс взял ключи, работник-англичанин посмотрел на него взглядом, полного доброго сожаления и злого торжества одновременно.

Всё, что было у Гулера – это медальон с фотографией любимой женщины из Бельгии, погибшей в Льеже, свадебное кольцо, несколько фунтов, старая одежда, курительная трубка, дневник и Библия. Война и революция забрали у солдата дом, семью и имущество. Бывшему, никому теперь не нужному вояке пришлось бежать из Германии, которую он любил и за которую сражался, из Германии, которая бросила его в бедности и голоде.

Прогуливаясь вечером по улочкам Лондона, немец услышал во дворе старых домов чьи-то стоны. Кто-то тяжело дышал, сжимал зубы, словно пытался сдержать сильную боль. Гулер увидел тело, пытавшееся ползти к крыльцу дома. Вокруг него стояло два силуэта с дубинками и палками.

– Эй! – крикнул германец с сильно выраженным акцентом. – Стоять!

Неизвестные переглянулись и пошли прямо на Ганса. В драке он проиграл бандитам, к которым присоединилось ещё несколько человек. Они сильно избили Гулера, а потом, услышав свистки полиции, бросились наутёк.

Ганс с трудом поднялся и, хромая, пошёл к раненному. Наклонившись над его спиной, он тихо спросил:

– Давай я тебе помогу подняться… Вот так… аккуратно…

Рука спасённого схватилась как можно крепче за плечо Ганса, пока тот пытался неизвестному подняться. Свет уличного фонаря упал на лицо несчастного – им оказалась девушка, примерно одного возраста с Гулером, лицо её было всё в синяках, ссадинах и шрамах, на левой руке её не было мизинца.

– Где ты живёшь?

– Здесь. – девушка показала на крыльцо. – Осталось только подняться по лестнице.

С трудом они поднялись на третий этаж, где располагалась маленькая и грязненькая квартирка избитой девушки. Её боль от драки, которая скорее походила на избиение, была настолько жгучей и невыносимой, что она держалась за грудь рукой.

Ганс закрыл за собой дверь.

– Нужно вызвать доктора. Ты как?

Девушка сидела напротив на кровати с опущенным взглядом.

– Не жалуюсь. В глухих районах Лондона такое часто бывает – убийства, мародёрства, грабежи… К этому просто надо привыкнуть. Кстати… спасибо, что вступился… Ты сам как? В целости?

Ганс, держась за больную ногу, всё же положительно кивнул.

– Чаще всего, прохожие просто пробегают. На благородных заступников набрасываются сильнее и с ещё большей ненавистью… Банды не любят, когда стоят у них на пути – избивают со всей звериной жестокостью. Если бы ты столкнулся с такими же ребятами где-нибудь в Уайтчепелле, тебя бы точно убили за любой неверный жест, который им не понравится. Ух… – она вновь схватилась за рану. – Меня зовут Мэри.

– Ганс. – они пожали друг другу руки.

Гулер хотел уйти, но Мэри удержала его.

– За несколько месяцев ты первый, кто со мной хотя бы встретился нормально. Все мои друзья и отец погибли на фронте и я осталась одна.

Ганс выразил сочувствие одинокой девушке. Все те шесть часов, что он провёл дома у Мэри, он помогал ей с промыванием ранок, ухаживал, зажёг печку, даже сбегал в хлебную лавку через улицу.

– Понимаю тебя: у меня тоже нет семьи. Говоришь, ты воевала?

– Британский Экспедиционный Корпус во Франции. Я сбежала туда в 1915-м и сразу же угодила в пекло. Помогала раненным, иногда подменяла самих солдат у пулемёта. На Сомме получила во время немецкой атаки сильный штыковой удар в грудь. Я чуть не погибла, но врач в госпитале провёл операцию. Теперь я жива, но жгучие и порою невыносимые боли в груди дают о себе знать…

Я очень хорошо его помню… Я стреляла из пулемёта и в какой-то момент немцы начали захватывать окопы. Оружия при мне не было – патроны для пулемёта тоже кончились: я была обречена… И мои отчаянные опасения подтвердились, когда вражеский офицер приказал не брать пленных и расстреливать всех подряд на своём пути.

В этот момент ко мне подбежал один такой солдат. Он смотрел мне прямо в глаза, мне было до жути страшно, но я чувствовала, что… и ему тоже… Нет, он боялся не меня, а того, что он должен был вопреки своей воле сделать. На нём был медальон – наверное, жена или ребёнок…

И тут он ударил… Лезвие вошло на три сантиметра в лёгкое.

Последнее, что я помню, это его «bitte».

– Да… Я тоже сражался на Сомме. Меня мобилизовали в августе 1914-го. Отправили на Западный фронт, а там Мюлкзхаузен, Марна, Ипр, Верден и Сомма… Адское было зрелище: британские танки наступали на нас, давили гусеницами. Мой брат Отто погиб в этой мясорубке… А мне приходилось всеми силами защищать себя от неприятельских воинов. Офицер повёл нас в штыковой бой, там я был ранен – пуля угодила прямо в бедро. И хотя опасности это никакой не несло, как оказалось, я до сих пор не могу без трости. – Ганс погладил свой ус. – Я вместе с остальными солдатами захватывал окопы и старался защитить их любой ценой. В схватке я ударил британского солдата штыком в грудь. У него… точнее неё были такие особенные глаза: красные… И такого естественного оттенка… Таких глаз я не видел никогда…

Мэри подняла свой взгляд на Ганса и тот смог увидеть её… опухшие от слёз глаза ярко-красного цвета…

– Ты… – почти шёпотом сказала она.

Ганс сидел, парализованный. Он расстегнул верхние пуговицы своей рубашки и достал медальон, держа его на ладони и демонстрируя Мэри.

Кисть её мгновенно оказалась сжата в кулак; она подпёрла ею свою голову.

– Ну ты и…

– Мэри, послушай…

– Сукин сын…

Она ударила кулаком по столу.

– Я виноват, но, Мэри, это… это война… Я не хотел так делать и представься мне иной случай – я непременно бы им воспользовался. Но это война, ВОЙНА! А der krieg толкает нас делать воистину жуткие вещи, воистину то, что неестественно человеку… Мы убиваем не просто тех, кто похож на нас – мы убиваем тех, кто дорог для нас… И кого мы можем полюбить… – с этими словами он посмотрел на Мэри.

– …

– Этим – Ганс легонько тыкнул её в область лёгкого. – я наоборот – спас тебя, ибо иного варианта не было…

– Иной вариант был… – она взглянула на него своими яростными глазами. – Разбить мне голову там, внизу, или застрелить меня наверняка ещё пять лет назад!

Хромая, она, тем не менее, быстро подошла к входной двери и открыла её.

– А теперь – пошёл вон отсюда!

Ганс сделал шаг вперёд, но потом остановился, снял с пальца кольцо, достал из кармана десять фунтов и положил это всё на стол Мэри.

– Прости меня за боль… Bitte… – он снова посмотрел на девушку. – Ich liebe dich. Auf Wiedersehen.

Когда он ушёл, Мэри немедленно схватила деньги с кольцом и бросила их в горящую печку.

Кровавое пламя пожирало деньги и свадебное кольцо, на котором была гравировка: «Люблю во все времена». Долго оно ещё сопротивлялось, прежде чем навсегда расплавилось в нечто бессмысленное и неживое.

12 августа 2020

Дома в одиночестве со всеми

… Яркий свет бьёт мне прямо по глазам. Где я?

Кто я? А я вам отвечу – меня зовут Моро. Мне три года. Я кот.

Нет, это не значит «Ключ от тумбы». И нет, это не «Корм омских тушканчиков». Это значит… (барабанная дробь и волнение) – КОТ! (И здесь бурные аплодисменты.) В самом прямом смысле этого слова. Домашнее животное, расхититель гробниц, священное животное Египта… у-ух! Мои титулы можно перечислять бесконечно. Нет, даже не пытайтесь.

Вам, наверное, смешно? А мне ни капельки не смешно.

Каждый вечер я с радостью встречаю Её. И дело вовсе не в том, что Она меня кормит и гладит. Я люблю Её за заботу, проявленную ко мне. А я в ответ благодарю Её тем же.

Помню, вот, был холодный вечер. Осень. Я лежал ещё беззащитным котёнком в коробке и дрожал от наступающих морозов. Кушать было совершенно нечего; я свернулся и просто начал гадать, кто же в конце концов меня найдёт? Шёл день, другой, неделя, месяц… Большие люди шли мимо, маленькие умилялись мною и тыкали пальчиком. Кто-то хотел даже погладить, но я в ответ укусил руку …

А что потом? На следующий же день всех бездомных котов, что смогли выловить, отправили куда-то насильно. Кто-то убежал, а я – спрятался в подвале дома соседнего двора.

Не знаю, сколько я так жил… Но в какой-то момент я решил выглянуть наружу. И увидел: одна девушка наклонилась ко мне, держа в руках мисочку с молоком.

Это была Она… Я тогда держался от Неё поодаль и не решался близко подойти… Но… что-то мне подсказывало, что нет, Она – не такая, как все. Она не будет тыкать в меня пальцем, не будет проходить мимо…

Тогда, в жуткую дождливую погоду, Она стояла одна и держала эту мисочку. Казалось бы, ну что в этом такого? А вот – Она мне всю жизнь перевернула… Мои лапки, ещё не окрепшие, пошли ей навстречу, язычок быстро-быстро лакал молоко, а Она… Она просто смотрела… И смеялась… Но нет, это был не злой смех… Я его слышал, и было как-то хорошо и спокойно…

Потом Она взяла меня к себе домой. За «бегающие зеленые глазки», как она сказала… Хотелось увидеть и запомнить абсолютно всё…

Я спал на мягкой подушке. Я больше не чувствовал голода. Какая-то радость переполняла меня. Она брала меня на руки, гладила и укладывала рядом с собой на кровать.

Всё было хорошо… Всё должно было быть хорошо…

В какой-то момент к ней начали приходить люди… Кто-то с котом, кто-то с собакой, кто-то с хомячком. Она их рассматривала, чем вызывала, конечно, серьёзную ревность с моей стороны. А потом Она каждому давала какую-то бумажку. В один день я залез на Её стол и прочитал (или угадал? нет, все же прочитал, сам не знаю как, потому что был уверен) надпись: «Ве-те-ри-нар. До-маш-ня-я прак-ти-ка». А далее – какие-то цифры и значки. Я не понимал, что это означает. Да мне, возможно, и не стоило это знать. В любом случае, на наших взаимоотношениях это негативом не отразилось.

В один день к Ней пришёл один парень со стеклянным ящиком, в котором спала змея. Парень немного нервничал, что-то говорил, размахивая руками. Она выслушала, открыла ящик и аккуратно взяла змею. Осмотрев её, предложила пройти на кухню. Зачем? Не знаю. Может, Она и его осмотреть хотела?…

Я забрался на подоконник и глянул в окно. Там – та же погода, что и в мой счастливый день…

– Ты скуч-ч-чаеш-шь по ним? – заговорил вдруг тихий и холодный голос.

– А? Что? – спросил я.

Обернулся. Зелёные глаза змеи сканировали меня, словно хотели что-то высчитать, понять, продумать.

– По кому? – уточнил я.

– Не глупи… По своим сородичам …

– Мне было несколько месяцев, когда меня взяли домой… Откуда мне их помнить?

– Ты глупый… Помнить – это разум… А скучать – это сердце… Или…, – змея уперлась своим взглядом. – Нет, ты не скучаешь … Тогда что ты к ним испытываешь?.. Сочувствие, что вышел «из грязи в князи», а они – нет? Или, быть может, это зависть? Зависть, что они свободны, а ты скован этими стенами? Этой мягкой подушкой, этой вкусной едой! Они – живут без хозяев, а потому независимы, а ты – живёшь с хозяйкой, потому и зависим от неё. Она даёт тебе то, без чего твоей жизни не может быть и что a priori ты считаешь жизнью.

Я невольно задумался. Что если этот змей прав?.. Но нет, нет… Скорее всего нет… Она меня спасла от гибели осенью, так что нет. Он врёт. Но…

– Стой, ты куда?.. – спросил я змея, который уже полз в сторону кухни.

– Извини, я голоден… Заодно решу и твою проблему…, – шепнул он и улыбнулся.

Я не понял этих слов. Точнее, – я боялся их понять…

– Что ты хочешь сказать…?

– Ты, правда, глупый! Нет хозяйки – нет проблемы. Ты кот – ну и прыгай на свободу в окно. Я змея – пойду заглатывать пищу…

И мне стало действительно страшно… Наверное, никогда в жизни я так не боялся, как теперь. Змеиный хвост полз всё дальше и быстрее, а я сидел, как каменный.

Что делать?

Я побежал за ним. Добравшись до кухни, увидел: змей уже лежит около стола, за которым сидела Она… Ну нет!.. Так дела идти не должны … Я прыгнул на змея и начал лапами, как мог, душить его. Он дёргался. А потом я почувствовал сильную боль в боку… Это змей впился своими ядовитыми зубами прямо в сердце… Я посмотрел наверх – Она была жутко напугана происходящим. Как и парень. Что-то искала в какой-то коробке… Но… мне становилось с каждой секундой всё хуже и хуже… Потом я увидел темноту и упал…

… Яркий свет бьёт мне прямо по глазам. Где я?

Кругом люди в белом, стулья, диваны, подушки – всё белое. Не знаю, каким чудом очнулся, но мне по-прежнему плохо… Голова кружится, бок болит, жарко…

Она – в слезах разговаривает с мужчиной в белом. Встаю…, иду…, каждый шаг даётся с трудом…, задыхаюсь, хочется пить… Прохожу мимо прозрачного ящика… В нём лежит змей… Не дёргается … Мёртв…

Иду … Всё расплывается в глазах … Оглянулся – за мной тянется тоненькая, едва заметная алая линия…

Куда иду? Подальше от Неё… Нет, обид нет… Просто не хочу, чтобы из-за меня Она плакала… Она когда-то спасла жизнь мне – пришло время и мне отплатить тем же… пусть и ценой своей жизни…

Значит ли все это, что жизни кота и человека равнозначны?…

Забрёл в какую-то темную комнату…

Да… Я их нашёл… Кругом – мои собратья… Бездомные коты, которых выловили люди… Некоторых я даже узнаю… А они меня – нет… Они спали … И мне… тоже… захотелось…