скачать книгу бесплатно
– Уже передал.
– Как далеко она могла уйти с такими ранами? – спросил Стефан.
– После того, что она пережила? – доктор хмыкнул и покачал головой. – Дальше, чем каждый из нас может себе представить.
– Я вас понял. Спасибо за сотрудничество. Вам придется подписать документы о неразглашении.
– Я понял, – кивнул врач. – Девочка в беде. И я не понимаю, почему она убегает от вас. От нас… Мы же не чужие ей… Она, вроде как, родня нам… Что после подобного мы должны думать об Императорской семье? О Доннаре? О Суе? Что нам думать о них?
– За ней охотятся наемники и она убегает от них, а не от нас. Мы – ее семья. Мы ей поможем.
– Поможете, как же… – хмыкнул доктор. – Уже помогли.
Стефан спрыгнул с кушетки и покинул смотровую. Поверенный ждал в коридоре.
– Новости есть? – спросил Стефан.
– Нет. Камеры засекли ее на парковке. Она угнала автомобиль и оставила его в нескольких кварталах отсюда. На этом след пропал.
– Твою мать… – прошипел Стефан и отвернулся.
– Думаю, стоит вернуться домой. Уже глубоко за полночь. Как только появятся новости, я вам сообщу.
– Найди мне лучшего офтальмолога, лучшего специалиста по незаживающим ранам, пластика и специалиста по ожогам.
– Комбустиолога? – переспросил поверенный.
– Да. Пусть будут на связи в любое время.
– Конечно, – кивнул поверенный. – Позвольте, я отвезу вас домой.
– Сам доберусь. Останься здесь. Проконтролируй. И еще… Перешли мне все результаты ее обследований. Я хочу знать все. Все о ее теле и том, что они сделали с ним.
– Конечно.
***
Стефан спустился на стоянку и сел в автомобиль. Завел двигатель.
– Дерьмо! – он ударил ладонью о руль. – Что за дерьмо!!! – ударил обеими ладонями о руль. – Safelia, comor igrectivi nimiso de ir, sogresti ovants imnia? (Сафелия, черт бы тебя побрал, что ты творишь?)
Сафелия приоткрыла слипшиеся веки, и вновь закрыла их.
– Ipterno… (Согласна…) Tere nos vertas mya infella… (Это была не лучшая из моих идей…) – едва слышно, ответила она.
Стефан медленно обернулся назад. Она сгорбившись лежала на заднем сидении его самого дешевого автомобиля.
– Сафелия… – Стефан выдохнул и протянул руку, прикасаясь к ее холодным пальцам.
– Если попытаешься вернуть меня в больницу – я сбегу. Если попытаешься привезти меня в резиденцию – я сбегу. Если скажешь кому-нибудь о том, что знаешь где я – я сбегу. Если скажешь кому-нибудь о том, что увидишь – я сбегу.
Он сжал ее ладонь в своей и погладил запястье. Толстый рубец, словно браслет, оплетал его.
– Есть одно место, куда можно поехать. Только если расскажешь кому-нибудь о нем – я…
– Сбежишь? – она улыбнулась в темноте.
– Нет. Я буду все отрицать, – ответил Стефан и включил фары.
***
Он заехал на территорию частного охраняемого многоквартирного дома и припарковал автомобиль на подземной стоянке. Помог выбраться Сафелии с заднего сидения, подхватил на руки и понес к лифту.
– Ты босая два квартала бежала? – спросил он, прикладывая палец к сканеру на кнопке вызова лифта.
– Пришлось… Зато комбинезон уборщика хорош, – пробормотала она. – Темно-синий мне к лицу.
– У тебя глаза не открываются. Нужен офтальмолог.
– Делай, что хочешь, – буркнула Сафелия и прижала голову к его груди.
Он внес ее в холл своего пентхауса. Зажегся приглушенный свет.
– Тащи в ванную, – подсказала Сафелия. – Пока я буду мокнуть, вызовешь кого-нибудь, чтобы осмотрел мои глаза и сотворил чудо.
Стефан внес ее в ванную и опустил на дно джакузи. Стал расстегивать комбинезон.
– Только не кричи, ладно? – попыталась пошутить она, снимая его с плеч.
Части кожи. Части тела. Ромбы, квадраты, трапеции, между которыми залегали толстые белесые канаты. Они стягивали кожу, приковывая к себе внимание.
– Насмотрелся? – хмыкнула Сафелия, прикрывая рукой грудь. – Воду включи, пожалуйста.
Стефан наклонился и обнял ее. Прижал к себе, что было сил, сдавил до боли в пальцах.
– Мне больно, – простонала Сафелия.
– Прости меня… Прости меня… Я же люблю тебя… Люблю… Ты это понимаешь? Ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?
– Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь, Стефан, – прошептала она. – Ты Император. И ты не имеешь права никого любить.
– Кто тебе это сказал? – прошептал он, прижимаясь губами к ее щеке.
– Ты сам мне это сказал, – напомнила она.
Тогда, на берегу Вершего океана, они не говорили о его помолвке и предстоящей свадьбе. Если подумать, она вообще с ним не разговаривала. Это он заявился к ней посреди ночи, взял за руку и повел на берег. Погладил по лицу, поцеловал. Она ответила. Все. Он полагал, что повстречав ее, просто получит ответ на вопрос: любит или нет. И больше ничего не изменится. Он вернется на Олманию, женится на Эберроуз и будет существовать дальше. Не стоило ему целовать ее. Не стоило заниматься с ней любовью на пляже. Они встречали рассвет абсолютно голые на песке, и теплая вода омывала их ноги. Он повернулся к ней и сказал: «Я люблю тебя. Но я – Император. И я не имею права никого любить». Она ничего на это не ответила. Молча встала, оделась и ушла. Больше он ее не видел. А потом смерть Ромери. И она на похоронах. А он Император. И не дотянуться до нее… Не прикоснуться…
Он знал, что она бросит его, как только почувствует себя лучше. Понимал, что дверь за ней закроется, и он вряд ли увидит ее вновь. Слезы оросили глаза. С этим больно жить. И жизнь эта больше похожа на беспросветное существование, которому не будет конца.
Стефан включил воду, и она полилась на дно ванной.
– Уйди… – простонала Сафелия.
– Я бы мог тебя искупать… – тихо произнес он.
– Уходи, – ответила она и отвернулась.
Ему ничего не осталось, кроме как оставить ее одну.
– Да, это я, – услышала Сафелия издалека. – Пришли в мою квартиру офтальмолога и специалиста по ранам. Да, поиски объекта прекратить. Пусть продолжают искать заказчиков. Да. И? Скажи ей, что я уехал на совещание. Всем так говори. Да. Срочное. Да. Выполняй.
***
Роден спустилась на кухню в начале десятого в надежде позавтракать в одиночестве. Увы. Темный восседал за столом и попивал утренний кофе.
– С добрым утром, – она подошла к кофейной машине и начала искать кружку.
– Верхний шкафчик справа от тебя, – подсказал Темный.
– Ты тоже любишь поспать по утрам? – Роден достала кружку и поставила ее в машину.
– Зависит от того, просыпался ночью или нет.
Роден обернулась и внимательно посмотрела на него. Он сидел в расслабленной позе и намазывал джем на какую-то булочку. Настоящий аристократ в настоящие аристократические одиннадцать утра. Волосы не чесаны, щеки не бриты, пижама измята, халат распахнут, ноги босые. Зато аромат свежеиспеченного хлеба выдает утреннюю доставку из какой-нибудь частной пекарни, где встали с рассветом, чтобы выполнить заказ на три вида булок, горкой лежащих перед едва проспавшимся членом Императорской семьи. Долго же он не затрагивал темы ночных кошмаров… А она все ждала: ну когда, когда же он сломается и проявит свойственное всем людям любопытство?
– Извини, если из-за меня ты сегодня не выспался, – Роден включила кофейную машину.
– Ну что ты… – Темный откусил кусок и даже закрыл глаза, демонстрируя удовольствие от завтрака. – Ты едва не пришибла меня своими молниями в приступе горячки, но об этом не стоит беспокоиться.
– Я уже извинилась перед тобой. Мне еще раз извиниться?
– Не стоит, – он пожал плечами и откусил еще кусок. – Правда, ночную рубашку или пижаму я тебе все же куплю. А может даже несколько…
– Я сплю голой, – напомнила Роден и взяла кружку с кофе в руки, вдыхая аромат напитка.
– Сахар на столешнице слева от тебя.
– Спасибо! – она потянулась к сахарнице.
– В моем доме тебе лучше спать одетой.
Роден замерла с ложкой сахара в руке.
– Боишься не выдержать напряжения? – спросила она.
– Боюсь, что поддамся на твои провокации.
Роден размешала сахар и глотнула кофе.
– Правила игры я озвучила, – она достала елотку и прикурила от пальца. – Хочешь – играй, не хочешь – не играй.
Она подошла к столу, выбрала булочку и вгрызлась в теплый край.
– Елотка – твой неизменный спутник по жизни, – Темный пригубил кофе. – Иногда мне кажется, что ты дышишь реже, чем куришь.
– Не буду курить – начну пить, – пожала плечами Роден, пережевывая и откусывая новый кусок. – Вкусно! Давно их привезли?
– Кого?
– Булочки! Теплые еще!
– Тесто я ночью замесил. А испек утром.
Роден едва не подавилась. Сглотнув крупный кусок, она вернулась к кружке с кофе и запила удивление.
– Да неужели! – воскликнул Темный. – Один – ноль в мою пользу!
– Согласна, – она кивнула. – Трюк удался.
– Было вкусно?
– Очень! Спасибо! – она затянулась и повернулась к нему лицом. – Так ты, значит, еще и пекарь?
– У меня много талантов!
– В этом ты прав!
– Благодарю, – он прижал ладонь к груди и скромно поклонился. – На обед я приготовлю для тебя мясо в пряном олманском соусе.
Роден улыбнулась.
– То есть булочки ты все-таки испек для меня.
– Безусловно, – он глотнул кофе. – Для себя я пеку крайне редко. Гости у меня бывают еще реже, так что… – он хмыкнул, – наслаждайся!
Не может быть… Не может быть, чтобы он всерьез начал подкатывать к ней. Одно дело почву прощупать, наживку закинуть и ждать. И совсем другое, знать условия и принять вызов. Роден как-то странно почувствовала себя… Откуда ни возьмись появилось достоинство. Как будто она достойна того, чтобы мужчина приготовил для нее обед и испек булочки поутру. Никогда раньше она этого достоинства в себе не замечала. Возможно потому, что никогда раньше никто ничего подобного для нее не делал.
Она смотрела на Темного, сжимая кружку с кофе в руке. Елотка дымилась где-то в стороне. Стоило скинуть пепел, но олманец, сидящий напротив за столом, приковывал ее взгляд к себе.
Он встал, подошел к ней, забрал из пальцев елотку и бросил ее в свою кружку с кофе. Роден не двигалась. Зафир склонился к ее лицу, встречая серо-зеленый взгляд, внимательно изучающий его самого. Пространство вокруг исказилось. Очертания кухни померкли в стороне. Краски смазались, сливаясь друг с другом в непонятное месиво из грязных цветов. Тьма вокруг Роден начала расползаться, втягивая их в себя и пожирая. Эта Тьма коснулась оболочки Зафира и поползла по ней, проникая щупальцами внутрь и тут же пряча их. И в этой Тьме, глядящей на него со всех сторон, ярким Светом светился силуэт самой Роден. Этот свет источала ее тонкая полупрозрачная кожа.
Зафир коснулся кончиками пальцев ее лица и провел ими по щекам. От этого прикосновения у Роден по спине забегали мурашки. Он коснулся ее губ, внимательно изучая их и рассматривая. У Роден возникла мысль остановить все это. Не ей играть с ним в игры… Не ей бросать вызов… Но он не дал ей времени поразмышлять об этом. Наклонился и поцеловал. «Твою мать», – пролетело где-то в голове и губы распахнулись сами собой. Пальцы на ее щеках, язык в ней, и неправильно это вроде, но так приятно. Роден закрыла глаза и повисла на Темном. Поцелуй сладкий, поцелуй требовательный, поцелуй, от которого пол уходил из-под ног. Зад Роден оказался под его ладонями. Когда он усадил ее на стол? Черт… Мир вокруг закружился. Мир вокруг продолжал стремительное движение вперед. Это они выпали. Выпали из реальности. И губы Темного такие нежные, и пальцы на ее груди такие теплые… Гортанный стон, и он наклонился к ее груди в распахнутом халате. Она уже вся мокрая. Она уже ерзает по столу, желая ощутить его в себе.
Семь лет одиночества. Семь лет беспросветной муки и отрицания того, что кто-нибудь может ее хотеть. Он извращенец? Возможно. Но он целует и облизывает ее испещренную рубцами грудь. А это уже много. Это так много по сравнению со смущением и отведенными глазами, что уже не важно, нормальный он или нет. Она стянула с него халат и рубашку от пижамы, он развел ее ноги. Все по-честному. Ее пальцы заскользили по его спине, его пальцы оказались внизу. Роден застонала, почувствовав, как они ласкают ее. Он оторвался от одной груди и перешел к другой, настойчиво задевая ее клитор и погружаясь пальцами в нее. Вернулся к губам, убрал руку, погладил бедра. Она стянула с него штаны и поблагодарила Бога за то, что Темный извращенец…
– Хочешь меня? – прошептал он ей на ухо, шире разводя ее ноги и устраиваясь между ними.
– Хочу…
