скачать книгу бесплатно
– Почему? Мне скучно! Меня не было две недели. Ты что, совсем не соскучилась? Мы же друзья. Давай закатим вечеринку. Ты позовешь своих подружек, а я пацанов. Обещаю, будет круто. Твои подружайки будут умолять тебя дать им номера моих парней.
– Мы не друзья, Миша!
– Так давай подружимся, пухляяш, – он облизывает большой палец и только потом вытирает руки салфеткой. – Чем там занимаются друзья? Не хочешь вечеринку, кстати, зря, потому что тебе бы понравилось, – мощный торс откидывается на спинку стула, поигрывая мышцами, а руки жестикулируют в воздухе, показывая, как «зря» я не хочу вечеринку. – Тогда давай замутим что-нибудь вдвоем.
– Замутим? – уточняю, потому что под этим словом обычно подразумевают нечто сексуальное.
– Нееет, – Коршун мотает головой, хитро прищурив один глаз, – даже не надейся, не в этом пошлом смысле, как ты подумала.
– Ничего я не думала! – возмущаюсь.
– Думала-думала, пухляш, – утверждает Миша и сам себе кивает, и его язык проходится по верхнему ряду больших ровных зубов. – Но товарищ генерал настрого запретил мне доставать при тебе член, так что, извини, но все это достанется тебе только после соблюдения всех формальностей, – он обводит свое тело пальцем, указывая что именно мне не достанется.
Он надо мной издевается? Как всегда? К чему этот разговор? Я же сказала, что не хочу никакой свадьбы. И он тоже. Между нами все решено. И не намекала я ни на что «такое». Меня еще никто и никогда так сильно не раздражал. Да я вообще не раздражительная. Я со всеми могу найти общий язык. Со всеми, кроме него. Потому что мозг этого парня… хотя, какой мозг? Нет его в той голове!
– Кроме того, – а вот интересно, он хоть иногда закрывает рот? – ты меня отшила несколько раз, так что если захочешь теперь, чтобы я тебя трахнул, придется хорошенько меня попросить.
По кухне расходится грубоватый смех, когда мы встречаемся взглядом. Мои глаза сейчас выпадут и убегут, прихватив уши, чтобы избавить меня от вида и голоса этого человека.
– Да я и сам тут подумал, будет круто сделать все по правильному. Ну там… сначала свадьба, потом все эти кроватные дела. Так что имей в виду, увижу тебя с мужиками, буду задавать вопросы. Не хочу сюрпризов в первую брачную ночь.
– Миша! – срываюсь на крик. – Какая свадьба? Какая ночь? Мы не пара! И не будем ей! И если ты говоришь все это, чтобы вывести меня из себя, поздравляю, у тебя это получилось!
Кидаю салфетку на стол и тяжелыми шагами выхожу из кухни. Пол подо мной сейчас треснет, так сильно я топаю. Это просто невыносимо! Он неадекватный. Аналитическое мышление ему явно не свойственно, а любая словестная фильтрация отключена. "Пухляш! Вернись! Мне одному грустно… я же сейчас думать начну… хуже будет!" – доносится мне вслед.
Хлопаю дверью впервые в этом доме, и второй раз в жизни. Первый был в детском доме, когда девчонки смеялись над тем, как я пыталась натянуть на себя понравившиеся джинсы, но так в них и не влезла. Тогда мне влетело от дежурных по этажу и завуча. Больше я себе такого не позволяла. Надеюсь, в этом доме за такой проступок меня не лишат недельной нормы конфет, выдаваемых за обедом.
Не знаю, как относиться к его издевательствам. Нет, я понимаю, как он взбесился увидев в своем доме непонятно откуда взявшуюся, не стесненную в объемах девушку, и услышал от отца, что это его невеста. Дело ясное – неприятно. Но я же сказала, что свадьба мне не нужна, и я не претендую на его сердце. Так почему он не может оставить меня в покое?
Внутри все колыхается, как перед экзаменами. Чувство страха и опустошения. Я готова прямо сейчас собрать сумку и уйти, хоть мне и будет жаль расставаться с этим местом. Я уже успела привыкнуть к собственной уютной комнате, большой площади дома, свыклась даже с чучелами лисиц у входа. Полюбила питомцев, всех четырех.
Да что это я? Куда мне идти то? Обратно в детский дом? Туда меня уже не примут. Умываю лицо холодной водой, прогоняя упадническое настроение. Натягиваю джинсы и теплую кофту. Повязываю голову новым шарфиком, застегиваю серую осеннюю курточку, в которой становится уже прохладно. Мне нужно прогуляться, подышать воздухом. Побыть подальше от этого ужасного человека. Как можно более мягко ступая, выхожу из комнаты. Мне удается выйти из дома незамеченной, но Олег с Лешей нарушают тишину, приветствуя меня радостным лаем. Немного играю с ними, кидая палку. Овчарки радуются, как дети, борясь за возможность первыми вернуть брошенную деревяшку, и я ласково чешу за всеми четырьмя ушками, улыбаясь тому, как быстро они ко мне привыкли. Может, взять их с собой погулять? Нет, пока не стоит, не уверена, что смогу уследить за ними обоими.
Приласкала кошку Кристину, накормила ее кусочком подобранной на лестнице курицы. Трехшерстка благодарно промурлыкала песенку и пошла гулять со мной. Надо же, сама пошла! Выхожу из ворот, а она за мной, отставая ровно на метр. Я останавливаюсь, закрывая ворота, и она тоже. Я даже пробежала несколько метров, чтобы понаблюдать, и таки да – кошка пробежала их, преследуя меня. Беру ее на руки и поглаживаю, а она в благодарность лижет мои пальцы. Вот такой у нас союз образовался.
Гуляю по березовой роще, вдыхая свежий воздух полной грудью. Как же тут хорошо! Спокойно и тихо. Никаких лишних звуков, только природа. Колыхание оставшихся без одежды веток деревьев, хруст твердеющей от инея травы под ногами и перекличка птиц. Если проживу на даче до лета, обязательно устрою тут пикник. Приду с покрывалом, корзинкой еды и книгой. Всегда мечтала так сделать. Будет здорово. Я бы и сейчас не против, но уже прохладно, а мою курточку легко продувает даже самый легкий порыв ветра. Болеть мне нельзя.
Интересно, будь папа жив, у него была бы такая же дача? Возможно. Папа тоже был генералом. Но я не очень хорошо его помню. Со временем воспоминания стираются, а его вещей у меня не осталось. Есть пара фотографий, распечатанных с интернета, но там он не такой, каким сохранила его моя память. Все в квартире, где мы жили, и попасть куда у меня вряд ли получится. А если честно, то и желания нет идти туда. Возможно, это уже не наша квартира. Я никогда не спрашивала у Алексея Витальевича, что случилось с квартирой, где мы жили, думаю, там до сих пор властвует мачеха. Ну да и Бог с ними, с вещами. Спрошу у генерала, возможно, у него сохранились фотографии моего папы. Будет здорово увидеть его лицо. Мне запомнились его руки. Каждое утро, если был дома, он измерял, насколько я выросла, шагая указательным и средним пальцами от носочков до самой макушки. В первые месяцы в детском доме мне не хватало этого. Но потом я привыкла. Человек привыкает ко всему. А значит, я смогу привыкнуть и к нападкам Миши. Или хотя бы продержаться до того времени, пока не придумаю что-нибудь с жильем.
Глава 3
***
– Миш, у тебя телефон звонит.
Сонный голос слева от меня напрягает, если честно больше, чем телефон. Какого хера я не выгнал ночью эту телку, кем бы она ни была? Я даже не помню, как притащил ее сюда. Кстати, где это я? Нихрена не помню.
Озираюсь по сторонам. Ах, ну да… я в московской квартире. Зачастил сюда последнее время, так как находиться на даче стало абсолютно невозможно. Папина девчонка там повсюду, хоть я почти не вижу ее. Выдраила весь дом, так что теперь любой угол напоминает о том, что она там живет и что я должен на ней жениться.
– Возьми трубку, наконец, – требует голос, – я хочу поспать.
Совсем охренела что-ли? Спать ее сюда везли? Ну вот знаю же правило – стянул презик – вызови такси для девахи, чтобы утро прошло без этих утомительных выпроваживаний. Но я так нажрался вчера, что не помню ни эту девку, ни то, как оказался дома, и уж тем более, как трахал ее.
Деваха валяется на животе, посапывает носом. Мне виден только ее затылок. На длинных темно-русых волосах еще сохранилась завивка. Стаскиваю с нее одеяло, чтобы разглядеть то, что мял ночью. Девушка вскакивает и недовольно ворчит. Не слушаю… рассматриваю ее фигурку. Высокая, стройная, второй размер, может с половиной. На мордочку тоже хорошенькая.
– Я в душ, – заставляю себя подняться с кровати и не обращать внимания на головную боль. – Приготовишь что-нибудь на завтрак?
– Еще и завтрак тебе? – орет девица. – А больше ничего не надо? Нафига ты меня с кровати стащил?
– Раз завтрака не будет, – ищу глазами брюки, достаю из них несколько помятых купюр и кидаю их на кровать, – вот деньги на такси. Постарайся, чтобы тебя тут не было, когда я выйду.
– Ну и козел ты!
Да-да, слышали, знаем. Продвигаюсь медленным шагом к выходу из комнаты, даже не собираясь прикрывать наготу.
– Гребанный импотент!
Что, мать ее, она только что сказала? Чего я только не слышал в свой адрес, когда вот так прощался с женсоветом по утрам. Но импотентом меня еще никто не называл. Чаще всего девахи уходят расстроенными именно потому, что так, как я, их никогда раньше не трахали. Не то, чтобы я считаю себя богом секса, но… ой, да ладно, я бог секса! Я великолепен! Неповторим! Мой член получал комплименты бесчисленное множество раз.
Упираюсь в девицу взглядом, требуя объяснений. На подпорченном размазанным макияжем лице проскальзывает страх. Она понимает, что такими словами опасно бросаться.
– Прости, не хотела тебя обидеть, – девушка прикрывает себя одеялом и ищет взглядом свою одежду.
– А ну-ка повтори!
Я взбешен!
– Да я разозлилась просто, извини, – девушка тянется за валяющимися на полу джинсами.
– Я сделал тебе больно вчера?
У меня не получается говорить нормально. Голос хрипит от саднящего горла, звук получается не только громким, но и грубым. Я не помню ночи, но если сейчас она скажет, что я причинил ей вред в постели, то я определенно извинюсь. Иногда я позволяю себе грубости, но только если заранее обговариваю их с партнершей, если, конечно, это не снятая для разрядки шлюха.
– Миш, не было ничего, – тараторит девушка, натягивая джинсы.
– Серьезно?
Я удивлен.
– Да, ты не смог.
Девушка краснеет, произнося эту фразу. А я пялюсь на нее, слушая ритм льющейся по артериям крови, звонко отдающийся в ушах. То есть – не смог? Не бывает такого! Как это – не смог? Мой член на месте, на всякий случай смотрю на Коршуна младшего, проверяя, дейсвительно ли он на месте. Все верно, мой товарищ там, где и должен находиться. И сейчас он весело подмигивает мне, бодро указывая на девчонку утренним стояком.
– Ты все говорил что-то про мои волосы, бубнил, чтобы я осталась на ночь и спала рядом. Называл как-то странно, – моя гостья краснеет еще больше, застегивает черную рубашку и достает из заднего кармана джинс несколько стодолларовых купюр. – Ты оплатил всю ночь, поэтому я осталась. Тут раза в три больше, чем надо, так что я могу отработать, когда.., – он опасливо смотрит на меня, и понижает голос до шепота, – когда ты сможешь.
– Ты шлюха?
– Стриптизерша.
– И у нас ничего не было?
Мотает головой.
– И у меня не встал? – ору я.
Ее тихое "нет" проходится по мне кувалдой. Да-да, я ощущаю невидимые удары всем телом. Этого мне еще только не хватало. Опираюсь о холодную стену и сползаю по ней на пол. Такое со мной впервые. Черт, а если я вообще больше трахаться не смогу?
– Да не расстраивайся ты, – моя ночная подруга садится напротив, убирает за ухо прядь темно-русых волос, воспроизводя в памяти воспоминание вчерашней ночи. – Такое случается. Может, ты просто устал. Или расстроился. Мало ли. Люди же все. А что обозвала, прости.
Она танцевала… на ней было что-то бежевого цвета. Я поил ее красным вином и пролил на грудь, оставив на светлой ткани пятно, как… нет, только не это… так не бывает… так не должно быть…
– Хочешь, попробуем еще раз? – предлагает девушка. – Я сегодня на выходном. Могу станцевать.
– Как я тебя называл? – стону, потому что ответ мне известен.
– Как-то странно, пухляшка, или что-то в этом роде.
Пухляш. Она как-то шла по коридору в своем идиотском бежевом халате, пытаясь стереть красное пятно с груди. Запал на эту картину. Да что не так со мной? Как я мог запасть на эту малолетку? Стремный домашний халат… вечный дебильный хвост… весело прыгающий от каждого шага, обиженные маленькие пухлые губки, большие карие глаза со слегка опущенными внешними уголками, придающие девчушке выражение невинной покладистости. Мать ее!
– Сходи в душ, я жду тебя тут, – прошу гостью, она с энтузиазмом кивает и поднимается. – Подожди, – тут же останавливается, – там, в шкафу, – киваю в угол комнаты, – найди что-нибудь бежевое, и достань бутылку красного вина из бара на кухне.
Тогда, в коридоре, когда пухляш, взвизгивая, скрылась от меня в своей комнате, мне хотелось пойти за ней. Нет, ее испачканный халат меня не возбудил. Но мне до боли в костях захотелось зайти в комнату за ней и почувствовать мягкость ее тела, тепло, исходящее от него. Попробовать на вкус ее кожу.
Может, если я проделаю то, что рисует мое воображение, я смогу трахаться как раньше?
***
Стриптизерша, имени которой я так и не удосужился спросить, покинула мою квартиру два часа назад. Я держал ее у себя сутки, доказывая себе, что я не тот, кем она назвала меня. Пришлось доплатить. Но это мелочи. Зато теперь я точно знаю, что могу заниматься сексом, только если представляю пухляша. Я думал об этой гребанной детдомовке каждый раз, когда вдалбливался в тело снятой девки.
Удружил, товарищ генерал, спасибо.
Вот теперь думаю, может зажать девчушку где-нибудь и хорошенько трахнуть? Может тогда мне не нужно будет доплачивать шлюхам за то, чтобы они помалкивали о моей мании называть их в постели пухляшами?
Смотрю на собственное отражение в зеркале, допивая бутылку коньяка прямо из горла. Я уже два часа сижу голым напротив зеркальной дверцы шкафа и тихо ненавижу себя за то, что так среагировал на какую-то, не пойми откуда взявшуюся, малолетку.
Самойлов зовет в бар, но я отказываюсь. Я уже пьян. В баре мне делать нечего. После бара он захочет развлечься в каком-нибудь стриптизе, где мне ловить, похоже, тоже нечего. Во всяком случае, пока я не разберусь с тем, что происходит с моим телом. Черт! Все как в подростковом возрасте, когда не понимаешь, на что реагируешь, и почему все происходит именно так. Вот только поговорить об этом, как раньше с парнями, я не могу. Может, мне к психиатру сходить? А что, Тина ходит и ей становится лучше.
Заваливаюсь на кровать и закрываю глаза.
Может, все-таки стоит переехать в квартиру насовсем? Или… нет, тогда я не смогу видеть ее.
Половину следующего дня валяюсь на диване и тупо пялюсь в экран телевизора, что мне совершенно не свойственно. Только голод побуждает меня сходить в душ и выйти из квартиры. Стараюсь не думать о том, что там приготовила на даче пухляш, потому как туда мне лучше пока не суваться. Не могу ее видеть. Она весь кайф моей жизни испортила. Как назло, в часть тоже не вызывают. Да и не звонит никто, кроме Самойлова, который только очухался, как и я, и желает совместить планы не вечер. Но я снова отказываюсь по уже известным причинам. Возможно, мой друг больше никогда не позвонит.
Телефон Лехи недоступен. Делаю вывод, что он на службе, возможно, в командировке.
Романов завален делами – даже дома теперь трудится. Тина спит. У нее режим.
Парням с отряда даже не звоню. Почти у всех из них семьи.
Валяюсь на диване еще с полчаса а затем вскакиваю. Надоело. Не могу больше. Валяться без дела не в моей натуре. Я всегда должен быть чем-то занят, иначе в голову лезут всякие дурные мысли. То об обстановке на Кавказе, куда мне сейчас хотелось бы свалить в очередную командировку, то о том, чтобы снова заняться рисованием, которое я забросил еще в школе, а что, это помогает отвлечься. А теперь вот в голове генеральская дочка, живущая в моем доме.
Ну как? Вот, ну как она пробралась в мою голову? Ни фигуры, ни рожи!
Растираю себя жесткой вихоткой, пока кожа не краснеет. На приподнимающийся от мыслей о малолетке член не смотрю. Этот предатель, лишивший меня радостей свободной половой жизни должен работать на меня, а не против.
За окном уже стемнело, а я все хожу по квартире в поисках дела, которым мог бы заняться, но ничего не нахожу. Я словно в клетке. А ведь мог бы сейчас потренироваться на стрельбище, устроенном в лесу, недалеко от дома. Пробежаться все по тому же лесу вместе с овчарками, по которым уже соскучился. Нравятся они мне. А еще мне надо собрать накопившиеся вещи и отвезти их в химчистку, поскольку домработницы на даче нет уже довольно давно. Отец как-то застукал, чем занималась последняя домработница в моей постели, вместо того, чтобы отрабатывать свою зарплату и уволил ее. Запретил нанимать новую, пока до меня не дойдет, что жизнь это не только развлечения.
Но моя жизнь и так не одни развлечения. Я серьезно отношусь к службе и всегда готов к любым заданиям. Это основа моего существа. Я люблю это больше всего на свете. Я стремился к этому сколько себя помню. Только последнее время все стало каким-то однообразным. Тренировки, командировки, гулянки. Не могу вспомнить, когда последний раз занимался чем-нибудь другим.
Ну все, это невыносимо. Говорил же, мне нельзя сидеть без дела. Я начинаю думать. А это не приводит ни к чему хорошему. И я не позволю появившейся из ниоткуда девахе выгнать меня из дома. В конце концов, у меня там все планы местности, которые мне необходимо зазубрить для следующей поездки на Кавказ.
Оставляю нелюбимую квартиру, прыгаю в свой навороченный блестящий Патриот и еду на дачу. По дороге вспоминаю, что ел последний раз только вчера. Сегодня обошелся кружкой кофе, потому как дома больше ничего не было. Хочу остановиться у какого-нибудь ресторана, чтобы заполнить желудок, но меня тянет на дачную кухню, где невестушка обязательно должна была приготовить что-нибудь вкусненькое. Вообще, конечно, не должна, но готовит. Почти каждый день. И все вкусно. Решаю, что поем лучше дома, потому как приготовленная девчушкой домашняя еда соблазняет меня куда больше, чем ресторанные изыски.
Мерседеса отца в гараже нет. Похоже, он заночевал в части. Голубая тарантайка невестушки криво припаркована посередине гаража так, что моему Патриоту места хватает впритык. Ладно, хоть вообще хватило.
По двору разносится приветственный лай Олега с Лехой и еще лязганье железа. Играюсь недолго с собаками. Проверяю их жилище, где необыкновенно прибрано, а миски полны еды. Пухляш потрудилась. Трудолюбивая какая. Иду в дальний сарай, где лежат инструменты, которыми никто не пользовался миллион лет, и откуда доносится лязгающий звук. При приближении стает слышна и музыка. Что, интересно, невестушка там делает? А это, определенно, она, больше на даче никого быть не может.
А что мне надо? Да просто свет в оконце,
А что мне снится? Что кончилась война,
Куда иду я? Туда, где светит солнце,
Вот только б, братцы, добраться б дотемна…
Ее грудной запыхавшийся голос, с перерывами на дыхание, стает слышен, когда я приоткрываю тугую тяжелую дверь. Девчушка стоит ко мне спиной, занося топор на уровне груди. Целится… Что она делает? Внизу, на нескольких дощечках стоит бревно, на нем еще одно, тонкое. Баню решила затопить? Да там полно дров. Какого хрена она решила сама их колоть? Думает, она рембо? Хочу сказать, чтобы положила топор, откуда взяла, но решаю не пугать ее. Похоже, она сосредоточена, на синей футболке явно просвечивает сырое пятно. Перенапряглясь, походу. Ухмыляюсь. Стою так некоторое время. Мне нравится ее голос и песня, которой она подпевает. А еще приятно рассмотреть ее пухленькую круглую задницу, свободные спортивники на которой натягиваются от сгибающих тело движений.
"Пожалуйста, не падай" – шепчет девчушка. Кому это она? Совсем тут в глуши свихнулась? "Стой вот так" – продолжает она и резким движением опускает топор на полено, расколотые части которого разлетаются в разные стороны сарая. "Рита, ты могла бы стать дровосеком" – хлопает себе сумасшедшая. А я уже не могу сдержать смех и зря, потому как пухляш взвизгивает, подпрыгивает на месте и поворачивается ко мне зарозовевшим лицом. Черт, а она хорошенькая. Несколько прядей отросшей челки выпали из хвоста и прилипли к вспотевшему лбу. Она сдувает их несколько раз, но те возвращаются на липкое место. Ее телефон замолкает, погружая сарай в тишину.
– Положи топор, – прошу я ровным голосом.
Не хватало еще, чтобы она себе что-нибудь тут отрубила, ну… или мне. Держит она его не очень то ловко. Лицо невестушки вытягивается, глаза округляются, топор выпадает из рук, с громким лязганьем, попадая хвостом на пальцы ее ног. Она поднимает руки вверх, словно я держу ее на мушке, и надувает щеки, отчего глаза вылазят из орбит. Такая смешная. Испугалась все-таки, или… черт, кажется, ей больно припало по ноге.
– Черт, – подбегаю к ней в два шага. – По ноге попало?
Опускаюсь на одно колено, принимаясь развязывать шнурки на потрепанном кроссовке, чтобы посмотреть, все ли в порядке с ее пальцами. И тут мне прилетает коленом по подбородку, да так сильно, что зубы лязгают на весь сарай.
– Какого хрена? – ору я, вскакивая.
Но девчушка обхватывает колено двумя руками и скачет по сараю на одной ноге с исказившимся от боли красным лицом. Но не кричит. Сжала губы и мелко дышит.
– Иди сюда!
Хватаю ее и тащу на крыльцо дома. Усаживаю на мягкие подушки скамьи и снимаю сначала кроссовок, затем носок.
– Все в порядке, – констатирую я, – ничего страшного. Немного покраснело. Щас намажем и завтра будешь как новенькая.
Невестушка глядит большими глазенками и мелко кивает.
