скачать книгу бесплатно
Я глянул на стену общаги, где возле огнетушителя в громоздком коробе висела табличка из двп. Через трафарет на ней выедены буковки: «Ответственная за пожарную безопасность комендант общежития Суровая Василина Егоровна».
Тренди-бренди балалайка, за столом сидит хозяйка… Получается, сама коменда на вахте заседает? Наверное, на две ставки работает. И как комендант, и как вахтер.
Комната номер тринадцать находилась на первом этаже. От небольшого холла с вахтой уходило два коридора в разные стороны. Куда идти? Шагнул налево и угадал, потому что в спину никакие фразочки от Суровой не полетели. А она сто процентов провожала меня жгучим взглядом, таким людям до всего дело есть, особенно на своей территории.
Очутился я посреди длиннющего коридора, по бокам которого налеплены двери комнатушек. Вспомнилась песня Высоцкого:
Все жили вровень, скромно так –
Система коридорная:
На тридцать
восемь комнаток –
Всего одна уборная
В СССР подобный, так называемый, коридорный тип общаг был самый распространенный. Кухня, душ и прочие удобства по одному на этаж (то есть коридор).
Я не привередливый, так-то у нас в отряде сто рыл было, причем жили и храпели все в одной комнате, как в казарме. А тут отдельная комната, целых двенадцать квадратов! Не квартира, но жить можно.
Вот и нужная дверь с цифрой «13», нарисованной красной краской на синем фоне.
Дом… Милый дом… Ха! Посмотрим, кто в теремочке живет…
Достал ключ, хотел воткнуть его в скважину, как вдруг за дверью послышался слабый стон. Я замер. Стон повторился.
Японский рядовой! Я, конечно, подозревал, что в комнате не один живу, чай не барин и не парторг, но там внутри… баба? Голос-то женский.
Решительно вставил ключ в замочную скважину и повернул. «Личинка» замка не шевельнулась. Толку ноль – заперто изнутри. Заперлась соседка. Вынул ключик, сунул его в карман штанов и постучал.
Стон прекратился. Постучал сильнее. Если не откроет, еще и попинаю. За мной не заржавеет.
Но пинать не пришлось. С той стороны щелкнул шпингалет, и на пороге вырос полуголый китаец (ну или бурят, я пока не знал его) обернутый на поясе в простынь.
– О, Мороз! – облегченно выдохнул он, таращась в коридор, будто ждал засады. – Иди погуляй, у меня это… Ну… Короче, иди.
– Ты кто? И что здесь делаешь? – теперь я понял, что голос был не соседки, а девки этого киргиза (хотя нет, для киргиза он слишком высокий).
– Ха! Смешно, Мороз! Сходи, на кухне посиди часик-другой. А лучше приходи завтра, – хмыкнул сосед и захлопнул дверь.
Киргизские пассатижи! Вот, козлина! Бум! Бум! Бум! – долбил я в дверь.
Внутри послышалось шебуршание, голоса, но дверь не открывалась. Вот так, значит. А я настойчивый. Бум! Бум! Бум! Грохот эхом прокатился по коридору.
Наконец, дверь распахнулась, в проеме вырос злобный «самурай» и зашипел, очевидно, чтобы не поднимать лишнего шума.
– Ты чона?! Совсем попутал-на?!
Его длинные руки схватили меня за грудки и втянули внутрь комнаты. А девки там уже и след простыл. И поглядеть не дали. Осталось лишь скомканное одеяло на кровати и распахнутое окошко с развевающейся занавеской. В окно слиняла, благо первый этаж.
Дверь захлопнулась за моей спиной и угрожающе щелкнул шпингалет, отсекая меня от внешнего мира. А сосед тем временем наседал:
– Ты чона долбишь?! По башке себе подолби! Коменда услышит!
– И что, что услышит? – недоумевал я.
– Ты дебил, Мороз, или дурку гонишь? Выселит-на! Чтоб у тебя батур отсох!
– За что выселит? – я пока старался быть нейтрально-спокойным, чтобы разобраться, почему «самурай» так взбеленился. Вообще-то он меня грубо выставил из комнаты, из моей же комнаты. Но, может, мы с ним кореша? И такое вот своеобразное общение у нас в ходу? Но что-то мне подсказывало, что Чингачгук не друг ковбою.
– Ты чона? Это же мужская общага! Ирку увидит – и на кишмиш меня пустит! Не мог погулять?!
– Попросил бы нормально, я бы, может, и подумал.
– Короче, дело к ночи! Иди сортир драй, это тебе в наказание. Я коменде уже сказал, что твоя очередь.
Секундочку.
– А кто эту очередь устанавливает? – глаза мои сузились, но я пока еще говорил ровно и размеренно, как Клинт Иствуд перед схваткой с апачи.
– Вон график в коридоре, забыл-на?
– Погоди, Джеки Чан, если я по графику дежурный, то в чём, как ты говоришь, наказание?
– Шайтан тебе в штаны! Сегодня я по графику дежурный, но ты за меня пол моешь. И коменда в курсе.
– С какого хрена?
Наглый захватчик картинно закатил глаза.
– Тебе память освежить, Мороз? Забыл наш уговор? Ты дежуришь за меня, а я тебе взамен…
– Ну?
– Палки гну. Разрешаю здесь жить…
– Общага государственная, а не кочевников. Странная договоренность, – поскреб я гладкий безщетинистый подбородок. – Тебе не кажется? Короче, я аннулирую обязанности контрагента в договоре.
– Чо сказал? Чудной ты, Мороз, сегодня, как беременная верблюдица.
– Я говорю, иди сам очко драй.
Сосед застыл, глаза его сделались вдруг совсем не как у китайца, а как в японском анимэ. Пока он офигевал, я подумал, что придется ведь поставить его на место. Мой предшественник не самые лучшие места под солнцем занимал, в том числе и в комнате номер тринадцать. Что ж… Буду исправлять досадную ситуацию. Но лучше мне обойтись без драки в этот раз. Во-первых, «Большой Змей» крупнее и выше меня. Хоть и худой, но жилистый и явно выносливый, как таджикский ослик. Во-вторых – проблемы с комендой чреваты выселением, а крыша над головой мне, ой, как нужна. Особенно сейчас – в первое время, пока я здесь на ноги прочно не встал. Так что придется обойтись без рукоприкладства. Я взрослый мужик, проживший более полувека, неужто не найду цивилизованного способа справиться с гопником советского пошиба?
Запросто, что называется, загружу базаром…
– Ах ты, шайтан! – выкрикнул вдруг сосед и кинулся на меня, словно степной коршун на сурка.
Нога моя сама, на рефлексах, выстрелила вперед и насадила живот нападавшего на подошву. Его тело отбросило назад, а я тоже отскочил. Не сам, враг был массивнее меня, и я от него как бы отпружинил.
– Кхе! Кхе! – истово кашляя, согнулся макарониной противник. – Сука! Убью-у!
Шаолинь распрямился и снова бросился на меня, но на этот раз бочком и прикрывая живот и голову стойкой боксера. Понял, что я могу быть опасным, держался грамотно. Сразу видно, что занимался раньше – правильная стойка, и локоть печёнку прикрывает. А я схватил со стола пакетик с перцем и сыпанул в эту самую стойку. Против перца бокс не помощник.
– А-а! – выл сосед, схватившись за глаза.
Глава 7
Ну вот… Не получилось интеллигентного диалога. И почему всякий норовить меня обидеть? У меня что, на морде загорается надпись «ТЕРПИЛА»? Если и была у предшественника, то теперь точно нет и не будет. Дядя Саша жизнь прожил не для того, чтобы, возродившись, быть помыкаемым.
Поймал себя на мысли, что настроен я воинственно, наверное, мое сознание вкупе с молодыми гормонами обрело немого новый уровень мышления – хочется мир перевернуть, ну, по крайней мере, Зарыбинск взъерошить для начала.
Тем временем ослепленный сосед пытался выйти из комнаты. Мычал, сопел и всхлипывал. Шаря руками по стенам и шкафу, как слепой котенок, он натыкался то на кровать, то на стул. И всякий раз поминал сквозь зубы шайтана.
Я подхватил со стола вилку из сковородки с остатками яичницы, поймал «туркмена» за волосы и приставил вилку к его печенке. Надавил чувствительно.
– Слышь, воин Востока, – зло процедил я, нагнав в голос побольше ржавого металла, – еще раз рыпнешься – и заточку в бок получишь. Усёк?
Вилка вполне себе проканала за перо. Разницы он сослепу не почувствовал. Испугался.
– А-а! Пусти! Глаза!
– Пошли, ниндзя общажный! – схватил я его за локоть.
– Куда?
– Глаза мыть, мне слепошарый сосед не нужен.
Я подхватил его за шкирку и поволок в умывальню. Как во всех таких общагах, она была возле туалета и душевой, служила их «предбанником».
Помещение выглядело удручающе, какой, впрочем, и положено быть общаговской уборной. Грязно-желтый кафель на полу. Плитки потрескавшиеся, маленькие – размером с пару спичечных коробков. Стены без трещин, потому как покрыты сотней многолетних слоев масляной краски непонятного болотного цвета. По срезу краски можно, как по годовым кольцам, возраст здания определить. Потолок – с побелкой, с виду свежей, но уже с сеткой серых разводов. А в целом уютненько, если носом не дышать.
В ряд выстроились эмалированные раковины с рыжиной отколотого кое-где покрытия. Я решительно повернул барашки кранов и сунул голову пострадавшего под струю. Сначала он завопил еще громче, вода-то усугубила боль, но вскоре проточная струйка все же принесла облегчение.
Сосед еще минут пять стоял в позе испуганного страуса, пряча голову под струей и не решаясь вытащить ее и оглядеться.
– Эй, водоплавающий, – похлопал, наконец, я его по плечу, и тот вздрогнул. – У тебя скоро ласты отрастут с жабрами, покажи мне глаза лучше.
Парень вынул голову из раковины и проморгался, уставился на меня красными, что советский флаг, зенками.
– Ну и чо орал? – облегченно выдохнул я. – Жить будешь, глаза целы.
– А я точно не ослепну, Мороз? – пробормотал сосед. – Мне слепнуть никак не положено. Нельзя… я ж водила!
– С другой стороны, – проговорил я задумчиво, – можешь пенсию по инвалидности получать. А еще страховку получишь от предприятия. Скажи, что на работе ослеп. Опять же, как инвалиду, могут квартиру дать. И путевку.
Шутку сосед не понял и лишь ещё чаще зашмыгал носом.
– Не нужна мне путевка, мне глаза нужны!
– Не ссы, пошли в комнату, щас капли тебе закапаем.
– У тебя есть капли? – с удивлением и надеждой щурился сосед.
– Это же общага, у кого-нибудь да есть, – я проводил его в комнату, а сам пошел по соседям.
Одного, правда, я не учёл: что общага была рабочей, да еще и мужской, так что никого в дневное время четверга найти не удалось. Никто не сидел в декрете, никто с утра не выпивал, как это будет потом принято в подобных муравейниках, где копился и оседал еще с девяностых маргинальный элемент. А сейчас – нет, пока что здесь обитал совсем не элемент. Рабочие, молодые специалисты, вчерашние выпускники ПТУ и техникумов и прочие ударники коммунистического труда. Естественно, в такой час проживающие были на работе. Хотя одного алкаша я все же застал в дальней комнате, но спрашивать у него глазные капли – все равно что просить у балерины разводной ключ. Делать нечего, пошел на вахту.
– Василина Егоровна! – я подошел к стеклянной каморке и улыбнулся коменде во всю белизну молодых «фикс». – Помощь ваша нужна. У вас нету случайно глазных капель? Там Ахметову плохо.
Данные соседа я узнал попутно – из того самого графика дежурств, висевшего на нашем этаже. Оказалось, что его зовут Ахметов Н. Б. Можно, конечно, предположить, что Николай Борисович, но судя по его внешности, фамилии и частому упоминанию шайтана – очень вряд ли.
– Скажи мне, Морозов, – брови-подковы женщины вдруг распрямились и вытянулись в струну. – Я тебе красный крест или скорая? Или, быть может, тимуровец? Шуруй в аптеку да купи.
Она хмыкнула и снова уткнулась в газету.
– Да там такое дело… – продолжал я невинно улыбаться. – Плохо ему… очень срочно надо! Ну, а вы по-женски можете нам помочь?
Я чуть не ляпнул – по-матерински, но осёкся. Шутки на тему возраста пока что лучше не откалывать.
– Кошки-матрёшки, что случилось? Опять глазом пиво открывал?
– Хуже! Ему молотый перец в глаза попал.
– Хоспади! Чтоб у этого Нурлана руки отсохли по самые коленки! Он то унитаз сломает, то конфорку на кухне сожжёт. А теперь еще и глаза… Они и так у него узкие, теперь совсем открываться не будут.
– А я про что? Срочно надо! Выручайте, Василина Егоровна.
Суровая комендантша по фамилии Суровая порылась в коробочке у себя за «прилавком». Ящичек из пожелтевшей пластмассы оказался аптечкой. Как и на производстве, по нормам техники безопасности у коменданта рабочего общежития имелись средства первой помощи пострадавшим.
Тётя выудила флакон советского альбуцида и пипетку. Протянула мне с назиданием:
– Чтоб через пять минут вернул, мне еще кошке глаза закапывать.
– Я мигом.
Вернулся в комнату. Нурлан сидел на стуле и тер глаза.
– Руки убери, придурок, хуже будет! – рявкнул я с порога.
Тот аж подскочил и мигом спрятал руки за спину.
– На, возьми. По три капли в каждый глаз, – протянул я ему пипетку и лекарство. Пипетку предварительно ополоснул из чайника над миской, неизвестно, с какими там кошками она контактировала. Вряд ли пушистую мадам водили к ветеринару перед этим.
Ахметов благодарно кивнул и принялся за процедуры. От его былой спеси не осталось и следа. Я ухмыльнулся и даже себя похвалил. Молодец, Морозов, жизненный опыт никуда у тебя не делся. Вот, что значит правильный подход к людям найти. Раньше на моей памяти ребята перец использовали для посыпки следов, чтоб овчарка не учуяла. А теперь вот, пожалуйста: для налаживания коммуникативностей с соседями, оказывается, его можно применять. Пока Нурик ойкал, шипел и заливал щёлки из флакончика, я, наконец, спокойно осмотрел жильё. И вздохнул.
Прямоугольная комнатка заканчивалась окном с двойными деревянными рамами. По бокам у стен – две кровати легендарной советской конструкции. По-научному – «кровать металлическая одноярусная с панцирной сеткой». Этакий предмет мебели из мира, где о комфорте не слыхивали. Скрипучий и вечно провисающий, но при этом чисто по-советски – надежный, неубиваемый. Можно было снять скобы-спинки и присобачить сверху такую же кровать вторым ярусом. У нас на зоне такие же были, только там они нам не в поощрение, надо думать, достались, а в наказание, а в этом времени они повсеместно: в квартирах, пионерских лагерях, больницах, казармах и даже в гостиницах.
У Нурлана была не просто кровать, а такой себе «панцирный диван». Такая же сетка (без козырьков) прикреплена к стене в качестве спинки и закинута подоткнутым одеялом. Этакий общажный шик по-советски.
Взгляд мой побежал дальше. У стены потрепанный двустворчатый шкаф для одежды – один на двоих. Стол письменный, он же стол кухонный из поцарапанной полировки. Судя по истерзанной местами поверхности, на нём кто-то явно любил резать сало на газетке. Ещё была пара тумбочек у изголовий кроватей. Два деревянных стула с треснутой обивкой, растерявшей всю вату. Вот и весь набор мебели. Неброско, небогато, но в целом опрятно и по-спартански аскетично.
