скачать книгу бесплатно
– А толку-то что? Сидит он уже в кабинете инспектора розыска. Да только мне сказали, что шансов вернуть цепочку мало. Шельмец не признается, что вернулся на дачу. И соседи ничего не видели. Конечно, какое им дело до меня? У них забор высоченный и музыка играет. Ничего не видят вокруг себя, на простых людей им начхать…
Витя уже замолчал и не встревал в монолог. Наконец, смог кое-как собрать отпечатки экспрессивной дамы в одну кучу на листочке и отпустил её. Та, охая и ахая, вышла в коридор и направилась в туалет отмывать руки, которые по черноте своей напомнили руки Алексея Стаханова, только что вышедшего из забоя. Легенда был мужик. Жаль, что спился и умер в прошлом году в психбольнице. Как говорят, поскользнувшись на яблочной кожурке и ударившись головой. Глупая смерть героя.
– Что за история с таксистом? – поинтересовался я у Вити.
– Непонятная, – развел тот руками. – У потерпевшей на даче ночью кто-то разбил окошко на веранде и, как ты сам слышал, она утверждает, стащил цепочку, что лежала на столе.
– Так это необязательно таксист мог сделать. Любой, кто увидел цепочку через окно, мог такое провернуть, – предположил я.
– В том-то и дело, что не любой. В помещение никто не проникал, а столик не видно с улицы. Занавески там. Получается, что стекло выставили в аккурат в том месте, где стол стоял и цепочка лежала. Осталось только руку протянуть. Таксиста вчерашнего быстро нашли, да только он в отказ пошёл. Я пальчики с осколков стекла изъял, но не его это, посмотрел уже.
– Чтобы стекло разбить, необязательно его лапать.
Витя кивнул на бланк дактокарты с отпечатками толстых пальцев. В строке анкетных данных значилось: “Кузькин Евгений Прохорович, 12.04.1936 года рождения":
– Опера сказали, что калач он тёртый, шансов расколоть нет. Ранее судимый, к тому же.
– А пальцы тогда на осколках чьи?
– Да потерпевшей, скорее всего. Хотя божится, что ничего не трогала. Мол, фильмы про милицию смотрит и знает, что до приезда сотрудников нельзя улики лапать. Но это все потерпевшие так говорят. А на самом деле просто не помнят, что уже всё перетрогали. Возбуждение у них. Сколько раз так в моей практике было. Приезжаешь на место, след отличный изымешь, радуешься, что хорошо отработал. И потерпевшие мамой клянутся, что близко к этому месту не подходили. Начинаешь проверять и – бац! Финита ля комедия! Бесполезные следы!
– Ясно, – я взял дактокарту Кузькина. – Одолжи на десять минут.
– Зачем?
– Мысль одна есть… Ты уже сообщил операм, что пальцы не подозреваемого на осколках?
– Нет ещё, вот как раз собирался сходить, сказать. Они моего результата ждут.
– Могу сходить. Хочу по управлению пробежаться, фототаблицы невостребованные раздать, заодно и в розыск заскочу. Какой кабинет?
– Восьмой, второй по коридору справа. Сегодня Погодин дежурит, прыщавый такой.
– Знаю, – кивнул я. – Недавно устроился, а уже самостоятельно в сутки ходит. Зелёный еще. Такой точно таксиста не раскрутит.
– А ты что так переживаешь? – Витя прищурился, его глазки-бусинки уставились на меня с любопытством енота.
– Так сам же слышал, память по покойному мужу, – соврал я и не стал говорить, что чуйка оперская гложет, и страсть как охота раскрыть плевое дело. Тряхнуть стариной и вспомнить молодость (хотя, скорее, “старость”).
– Да у таких целые шкатулки памяти. Золотых безделушек столько, что магазин ювелирный можно открывать. Перебьётся. Одной цепочкой больше, одной меньше.
– Злой ты, Витя, поэтому тебя никто не любит, – улыбнулся я.
– Так я же привык, – незлобливо ответил тот. – Всё по-честному. Я никого не люблю – и меня никто не жалует. Так жить проще…
Взяв дактилокарту, я уединился в одном из пустующих кабинетов экспертов (один из сотрудников был в отпуске, другой после суток).
Своего кабинето-места у меня, естественно, не было. Приходилось перебиваться печатными машинками временно отсутствующих коллег. Иногда уже приходилось печатать простенькие справки за подписью криминалистов, да и другую бумажную волокиту клепать, которую на меня постоянно пытались свесить.
От такой работы я слишком не отбрыкивался, но и много на себя не брал. Фотки печатать целыми днями да пальцы катать – занятие рутинное. Лучший отдых, как говорится, это смена деятельности. Вот как женщины отдыхают – устала посуду мыть, можно отвлечься и полы подтереть или уроки с ребенком поделать. А можно играючи и приготовить что-нибудь вкусненькое или просто на всё забить и обвинить во всём мужа… Мужики же виноваты, что им приходится одновременно делать сразу три дела: телевизор смотреть, пиво пить и за «Зенит» или «Спартак» болеть.
Вставил листок в неуклюжую пишущую машинку с надписью “Башкирия”. Копирку не стал подкладывать. Документ будет в одном экземпляре, не как всегда.
Положил перед собой дактокарту и, подглядывая в неё, набил текст. Пять минут и готово. Вытащил листок, поставил внизу закорючку и шлепнул печать экспертного отдела. Документ выглядел солидно и правдоподобно. С таким хоть в суд.
Кабинет с дежурным опером нашел быстро. Вошёл без стука – всё-таки не первый день знакомы с Погодиным.
– Привет, Андрюха, – кивнул он мне. – Что там по пальчикам? Витя должен был исследование провести. Не в курсе?
– В курсе, – ответил я, многозначительно перебирая в пальцах Филькину грамоту.
Перед столом молодого опера на стуле чванливо развалилось тело в спортивном костюме модных цветов: красного с белым. ГДР-овский, наверное.
На холеной морде щетина клочками, на макушке кепка а-ля Никулин. Тело через губу подало голос:
– Начальник, если других предъяв нет, то отпускай. Пропуск подпиши. Говорю же, не знаю я ни про какую цепочку. Тётку подвозил, не спорю. Потому и следы машины моей там. Увёз ее домой и всё…
– А, по моим сведениям вы больше никого в тот вечер не подвозили, – молодой опер с надеждой выдал последний аргумент.
– Ну так правильно. Конец смены был.
– Диспетчер таксопарка сказала, что машину вы поставили в бокс около двенадцати ночи, а потерпевшую вы подвозили около одиннадцати. Где вы были почти целый час?
– Так в пару магазинов заскочил дежурных. Купил закуски и коньяка на выходные. У меня в субботу день рождения будет. С паспортом сверь, начальник. Праздник у меня скоро.
– Похоже, что нескоро, Кузькин, у вас праздник будет, – удачно вмешался я в разговор и положил перед ним бумажку.
Тот с удивлением уставился на справку, в которой говорилось о том, что экспертом-криминалистом лейтенантом милиции Пупкиным (фамилию свою не стал ставить, если уж липа, то на сто процентов пусть будет липой) проведено дактилоскопическое исследование осколков стекла, изъятых тогда-то по такому-то факту. В результате исследования на одном из осколков обнаружен след большого пальца правой руки гражданина Кузькина Евгения Прохоровича, 12.04.1936 года рождения. Получите, распишитесь…
Таксист замер. Прочитал ещё раз. Вцепился в бумажку, будто собирался её съесть, как фальшивомонетчик купюру. Снял кепку и вытер ею лоб.
Опер забрал у него справку, тоже пробежал глазами и посмотрел на меня:
– Отлично! Пальчики Кузькина! У вас новый эксперт? Кто такой Пупкин?
– Да, новенький, – кивнул я, тихо про себя матеря несообразительного опера (чуть контору не спалил, мог бы и мозгами маленько раскинуть). – Перевёлся недавно. Из Москвы. Лучший спец по пальчикам.
– Ну что, Кузькин? – опер торжествующе уставился на подозреваемого, тряся перед его мордой филькиной писулькой. – Признаваться будем? Хотя мне твои признания уже ни к чему. Против криминалистики не попрёшь! Видал, что наука говорит? Для суда железное доказательство. Куда цепочку дел, ворюга? Лучше говори! Содействие следствию зачтётся.
– В гараже заныкал, – пробубнил поникший таксист, комкая в руках кепку. – Вот ведь как… Аккуратно старался я, не наследить. Как так получилось-то?
– Ну знаешь, Кузькин, и на старуху бывает сам знаешь, что.
– Так-то оно так, начальник. Но тут написано, что наследил я правой рукой.
– И что?
– Так я левша, начальник…
– Бывает, – выдал Погодин. – Волновался и руки перепутал.
Таксист уже не стал спорить и дал признательные показания, а цепочку чуть позже обыском изъяли.
– Спасибо, Петров! – тряс мне руку Погодин. – Раскрыли по горячим, так сказать. Теперь утренней планёрки можно не бояться. Есть, чем перед начальством похвастаться.
– Пожалуйста, – ответил я. – Но я бы не хвастался… Не преступление века.
– Да ты что? – всплеснул руками опер. – Это же моё первое самостоятельное дежурство! И такая удача!
– Удача тут ни при чем, – я взял со стола справку и на глазах у опера порвал ее на клочки.
– Ты что, Петров? – Погодин удивленно вытаращился на меня. – Это же доказательство!
– Теперь оно ни к чему. Кузькин признался. Нет у нас в отделе криминалиста Пупкина. И не было. Понимаешь?
– Как это?
Я вздохнул:
– Тебе сколько лет, Погодин?
– Двадцать четыре.
– Чайник ставь, расскажу кой-какие премудрости… Пригодятся.
* * *
Я отпросился с работы на пару часов, чтобы провернуть одно важное дельце. Шагал по просторному коридору школы номер семь. В крашенных в казённо-синий цвет стенах мои шаги отдавались гулким эхом. Сейчас шёл урок, и помещение, пахнущее свежей краской, казалось вымершим.
Одиночные фигурки учеников, что иногда маячили “на горизонте”, завидев молодого мужчину в строгом костюме и галстуке (удавку я недавно прикупил), принимали меня за учителя и спешили смыться с глаз долой. Чтобы вопросов к ним не возникало: «Почему не на уроке, а ну быстро на занятие и завтра с родителями в школу!»
Оделся я солидно. Костюм неброский, новый и добротный, чтобы на представителя органов был похож. Неважно каких… Надеюсь, удостоверение не попросят показать.
Вот и нужный кабинет. Черная пухлая дверь, обитая кожзаменителем с подложкой, наверное, из поролона, с табличкой “Директор”.
Постучал.
– Войдите, – пригласил приглушенный голос.
Потянув деревянную ручку, я вошёл внутрь и оказался в небольшом кабинете, сверху донизу уставленном комнатными цветами. Среди всей этой зелени – герани, щучьих хвостов и фиалок – за небольшим, не по-директорски скромным столом примостилась худая женщина с шишкой седых волос на голове и длинным носом. Вылитая Шапокляк, только глаза добрые и головного убора нет.
– Здравствуйте, Светлана Степановна, – имя выяснил заранее, так проще расположение собеседника завоевать. – Я из милиции. Петров Андрей Григорьевич (для легенды оставил настоящее имя, а из какой-такой милиции и какого отдела, не стал уточнять). – Хотел бы вам задать несколько вопросов по поводу вашей бывшей сотрудницы Соболевой.
– Верочки? – встрепенулась директриса. – Что-то прояснилось? Неужели убийцу нашли?
Глава 6
– К сожалению, Светлана Степановна, преступление пока остаётся нераскрытым.
– Уже год прошёл, – директор глянула на меня с укоризной.
– Работаем. Поэтому и пришёл к вам. Скажите, у Веры были недоброжелатели?
– Что вы! Она хоть и была молодым специалистом, пользовалась уважением в коллективе. Всегда выручала коллег. Если подменить надо или детей организовать в поход или в музей. Всегда в первых рядах. А почему вы спрашиваете? Я же это уже всё рассказывала следователю из прокуратуры.
– Я этим делом занялся недавно, хотел, так сказать, услышать всё из первых уст. И потом… Бывает, что по прошествии времени что-то вспоминается, какие-то детали всплывают. Скажите, у Соболевой был мужчина?
– Я не знаю, – пожала плечами директриса, – девушка она была видная, в разводе… Может, и был. Погодите… Сейчас у Шурочки спросим.
– У Шурочки?
– У Александры Евгеньевны, это наш внеклассный педагог. Продлёнку ведёт. Знает всё, что в школе происходит. Суёт свой нос… То есть, я хотела сказать, вникает во все учебные и общественные процессы.
Женщина подняла трубку и покрутила диск телефона:
– Алло, Шурочка! Зайди, пожалуйста, ко мне.
Меньше, чем через минуту по коридору гулко забарабанили каблуки.
Дверь распахнулась, и в кабинет влетела девушка лет тридцати. Худенькая фигура утянута в костюм “юбка-жилет” ярко-синего цвета, граничащий с нормами профессиональной дозволенности. Белокурая прическа в стиле Монро и такие же вызывающе-красные губы.
Шурочка с ходу выпучила глаза и замахала руками:
– Светлана Степановна! Вы представляете! Трудовик с физруком опять в каморке закрылись! Я стучу, а они притихли и не открывают. Но я-то знаю, что они там. Я отошла, каблуками поцокала и тут же вернулась на цыпочках. Ухо к двери приложила и слышу: “Дзинь”! Совсем стыд потеряли! Средь бела дня в школе образцового порядка выпивают! Гнать их надо, Светлана Степановна!
– Шурочка! – директриса, наконец, смогла вставить слово. – Позже с Гавриковым и Стрельцовым разберусь. У нас, вообще-то, гость.
– Ой! – Девушка прижала кулачки к груди, типа, наконец, заметив меня, сидевшего на одном из стульев у стены. – Простите, простите! А товарищ из гороно?
– Из милиции.
– Из милиции? – Шурочка радостно всплеснула руками. – Фу-ух… Очень хорошо, а я-то подумала…
– Александра Евгеньевна, – теперь взгляд директрисы напоминал глаза Шапокляк. – Не надо думать. Вы и так наговорили уже лишнего. Помолчите, пожалуйста. Товарищ Петров задаст вам несколько вопросов. Хорошо?
– Конечно, Светлана Евгеньевна! Я всегда готова помочь нашей милиции. А в чём, собственно, дело? Это из-за того, что в столовой ящик сгущёнки пропал? Так это я уже завхозу сказала. Он заставит кухработников возместить. Милицию-то зачем вызывать?
– Шура! – хрупкая директриса стукнула кулачком по столу.
– Ой, поняла, поняла, Светлана Степановна! Всё, молчу, молчу!
Я сидел с блокнотом и ручкой и старался поддерживать чрезвычайно важный и деловой вид. Но, глядя на Шурочку, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Настоящая находка для шпиона, ОБХСС-ника или того самого проверяющего из гороно.
– Скажите, Александра Евгеньевна, – я посмотрел на девушку взглядом Пуаро, она сразу прониклась ко мне и готова была выложить всю подноготную школы и не только. – Что вам известно о личной жизни погибшей Соболевой?
– Верочки? А почему вы об этом спрашиваете? – голос Шуры дрогнул. – Я же не знала, что это её жених.
– Не понял? Какой жених? При чем тут вы?
