скачать книгу бесплатно
– Потому что ты никогда не любила и тебе не понять. – Отец убрал руки и отвернулся.
– Папа, я не буду разговаривать с твоей спиной. – Ткнул я ему пальцем в бок. – Говори, или я уйду. Ты же понимаешь, что с нами нужно разговаривать. Ладно я, хотя, знаешь, мне в какие-то моменты нужна была твоя поддержка. Но ничего, обошлось. Но Санна еще ребенок. И причем тут любовь, ты о чем?
– Только не говори, что бабушка ничего тебе не говорила. – Не оборачиваясь, ответил папа. – Прекрасно знаешь, что она копия твоей… Матери. – Он вздохнул. – Я бы рад. Но сложно.
– Понятно. – Я вскочила с качелей. – Было приятно поболтать, до скорых встреч.
– Да подожди ты. – Отец схватил меня за руку, неуверенно. Нахмурился. Да, я остановилась. Подошла ближе и крепко обняла его. А он меня. И стало так тепло, что я чуть не расплакалась. Но нет, сдержалась. Только уткнулась в его грудь. И закрыла глаза.
– Отец.
– Ммм?
– Любишь меня?
– А ты как думаешь?
– Да.
– Балда.
– Спасибо. – Рассмеялась я. – А я тебя люблю. Как все та же маленькая девочка, которая залезла на дерево, и не смогла слезть. А ты меня снимал. А я плакала. А ты тогда держал меня на руках, а я схватилась за твою шею. Казалось, что это самое безопасное место на свете. У меня нет обид, папа. Просто я хочу узнать тебя больше. Мне кажется, имею на это право.
– Дерево помню. Как ты вцепилась тогда в меня, кроха совсем. А до этого сидела, плакала и ругалась на финском.
– Папа!
– А кто научил?
– Проехали. – Посмотрел я ему в глаза.
– Вика. – Опустил папа голову. – Дай мне время. Давай, я буду писать тебе письма. И в них все расскажу. А как вернешься – поговорим. Мне так будет проще.
– Давай. – Радостно кивнула я. – Отец, ты можешь мне верить. Я же твоя дочь, ты чего? Я твой ребенок, до мозга костей. Смотрю в твои глаза и вижу себя. Ты, бабушка, тетя Янни – вы самые близкие мне люди. Неужели ты так плохо меня знаешь? – Тихо спросила я и вдруг заметила приближающихся тетушек Ви и Ди, вошедших во двор. – О, мама.
Куда там? Я попыталась спастись бегством, и уже почти залезла на крышу гаража, когда была схвачена за ноги.
“Apua!”. – Истошно завопила я, но было поздно. Конечно, меня стянули назад.
«Наш ребенок!» – Закричали тетушки и схватили меня за щеки. Господи, они сделали их еще больше. И так хомяк. «Наш маленький ребенок Ви! Lapsi, apua!!!».
«А ну-ка, хватит!». – Закричала выглянувшая из окна бабушка. «А ну-ка, все на ужин!Опустите ребенка!».
«Я не ребенок». – Обиженно буркнула я, поджала губы и, схватив папу за руку, затащила его в дом.
Записки непутевой дочери. Лист отрывной, пятый.
Янни и четыре маяка. Эзотерика моей названной матери.
Знаете, я тут подумала. Прежде чем послать меня в путь – далеко и недолго, нельзя не рассказать про ещё одного важного персонажа нашей семьи. Речь, о той самой, названной матери. О тёте Янни.
Как она появилась у нас? Все просто. Тётя Янни – лучшая подруга моей матери – Финки. Только она и есть финка. Огромные, синие глаза и белые, как чистый снег, волосы. После ухода Финки тётя Янни и дедушка Кетонен моментально взяли на себя заботу о нас, а потом уже подтянулись тетушки Ви и Ди. Apua. Мои бедные щеки.
Вообще тётя Янни немного странная. Смеётся раскатистым басом и постоянно шутит чёрным юмором. От неё я как-то унаследовала один финский анекдот и решила рассказать на свидании с финном. Встретились мы в парке, гуляли, и я такая говорю. "А хочешь загадку? Едут в машине три преступника, один сзади, другой спереди, а кто за рулём?". И он такой: "Кто?". А я ему: "Полицейский, А-А-ХА-ХА, А-А-ХА-ХА. ХА. Смешно, да?".Короче, парень оказался полицейским, мы больше не виделись, а я решила не использовать фольклор тёти Янни на свиданиях.
Кстати, в молодости Йоханна, это полное имя тети Янни, занимались биатлоном – телосложение у неё такое же мощное, как у моей подруги Кайсы, которая Глухарь. Каталась Янни даже в юниорской сборной Финляндии, но потом полезла спасать кота на дерево и навернулась, разбив коленную чашечку вдребезги. Со спортом было покончено. Но вы не знаете тётю Янни, нет. Она пыталась вернуться. Как-то стащила мой скейт и пролетела метров 500, пока не упала на любимое колено. 10 минут финских ругательств и Янни окончательно завязала со спортом. Аут.
Несмотря на любовь к бешенным, одной ей понятным танцам в стиле 80-х -90-х, отвратительному, громкому и всегда неожиданному пению, тетя очень стеснительная. Волосы постоянно убраны в старушечий пучок, за что мы называем её Isoaiti (бабушка). И это ещё одна её странность. Она ведь действительно очень красивая, и ещё очень молодая, младше папы. Янни считает себя абсолютно непривлекательной для мужчин и редко выходит из дому. Чокнутая она только с нами. С теми, кого очень любит и кому действительно верит. Любит ли Янни папу? Определено, да. А вот он её – не знаю. У них очень теплое отношение к друг другу, очень уважительное. Может быть, это и есть основа семейного счастья? Ведь киношная любовь, со страстью и кипящими чувствами крайне редко встречается в жизни. В реальности она часто вдребезги разбивается о быт. Как колено тети Янни.
Эзотерика (знание жизни) Йоханны основана на легенде о четырёх маяках. Была девочка, которую прокляли, и вот она скиталась на лодке и искала тот самый маяк, в котором есть ответы на её вопросы. У девочки нет права на ошибку. Если она выберет не тот маяк, то навсегда останется такой же маленькой, какой её сделали, когда проклинали.
Янни считает, что жизнь-это и есть те четыре маяка. И ты слоняешься, ищешь свой путь, что очень важно. Каждому необходимо найти свой место. Свое предназначение. Только прав на ошибку у человека много. А остаться маленьким не страшно. "В конце концов, кроха пролезет туда, куда у громилы не войдёт даже нос". С улыбкой говорила тётя Янни мне перед сном. А я все думала, когда же я увижу, это свои четыре маяка…?
Вот такая эзотерика. Такая тётя Янни. Папа, Санна, Кайса, Матиас, тетушки-Apua Ди и Ви, бабушка, дедушка Кетонен. Финка. Эмма. И я, Виктория Лехтонен. Наша большая, финская и не совсем семья.
Вообще, вся наша жизнь была немного похожа на финский и карельский языки. Вы же помните, что в них всегда фиксированное ударение на первый слог? Вот и папа говорит, что жить всегда нужно первым слогом. Никогда не откладывать, как бы не хотелось. Действовать первым номером, чтобы тебя заметили, сразу. Никто не придет, не возьмет за руку и не скажет: «Идем, дам миллион». Нет. Жизнь – как финно-карельское слово. Может быть длинное, состоящее из нескольких других слов. Нескольких составляющих. И ты не знаешь, что там дальше. Во втором и третьем слогах. А может быть и коротким словом. Коротким, но ярким. Громким. Как ярко выраженная «R». Мы ведь не говорим radio. Мы говорим: r-r-adio. Твердо и жестко выделяя первую букву. Вот и в жизни нужно так. Твердо и жестко. Но иногда и с добавлением чего-то сказочного. Помните, как на карельском будет город? Kaupungi. А на финском – kaupunki. Забавно, правда? Как будто ты очень любишь свой город и ласково его так именуешь. Каупунки.
***
А вообще я учусь. На одном из первых курсов, но уже достаточно интересно, обучение. Я – филолог, да, скажите, что меня впереди ждет свободная касса. Ну нет уж. Не дождетесь. А студенческая жизнь – классная, по мне так намного лучше, чем школьная. Про школу и вспомнить не хочется.
У нас на курсе учится около 90 человек, в трех группах. Все разного сословия, разных взглядов и разной степени адекватности. И, конечно, разных национальностей. В целом мы дружим, но не то, чтобы очень сильно. Гораздо большего внимания заслуживают наши преподаватели, во время лекций в аудитории – внимание – satakaksikymment?yksi. Забавно, правда? Но это просто номер – сто двадцать один. Но со стороны слово выглядит страшным и длинным, поэтому мы называем аудиторию lampi. Не помню, кто придумал первым ее так величать, но всем понравилось. Во-первых, это переводится как пруд. Вроде наш пруд, а мы в нем утята. Кря. Ну, в самом деле, в сто двадцать первой мы проводили львиную долю учебных дней. А во-вторых, слэнгово ее потом начали называть просто лампой. Свет. А ученье, как известно, что? Вот. Тоже свет. Свет нашей юности. В лампе было все. Лекции. Прогулы пар. Душевные разговоры, соревнования по метанию «бомбочек». Сон на парах. Ссоры. Лампа – как отдельно взятая жизнь. Мне кажется, у любого студента была такая аудитория. Как дом родной.
Так вот. Был у нас такой преподаватель по фамилии Питкайнен. По – моему, вепс, точно не помню. Вел историю и всегда без конспектов. Носил смешные очки любил выражать сугубо свою точку зрения, чем страшно раздражал некоторых моих сокурсников. Говорил он нам, что в будущем нас всех ждет незавидная судьба грузчиков и кассиров, а нынешняя страна – это не его страна, а его страны давно нет. Вот примерно так. Без страны был человек. Надо сказать, к экзаменам Питкайнен относился довольно лояльно, закрывая глаза на то, что мы списывали. Он говорил, что не против, лишь бы его глаза этого не видели. Обычно Питкайнен брал в руки пачку билетов, швырял их на стол и выходил. А мы, плотоядно урча и усиленно работая локтями, принимались разбирать удобные вопросы.
Еще у Питкайнена было любимое занятие – использовать фамилии учеников для выдумки новых названий городов. Из моей фамилии, например, как-то получился Лехтоненск. А как-то – Лехтоград. Было забавно, но мне не понравилось. И так мою фамилию коверкали всю жизнь, я уже молчу про имя. О боги! Викуся, Викулька, Вики, Ви (почти Вий), Виктори, Викич, Викентий, Викарий, ааа!!! Якорь вам в душу. У меня же красивое имя. Виктория. Победа! Викарий. Матерь божья.
Кстати, до второго курса историк не дожил. Как и любого человек со своим, собственным, независимым мнением. Его ожидала ожидаемая карма и Питкайнену вернули трудовую книжку. Или он сам ушел. Мы не знали точно, но очень расстроились. Личностью историк был нестандартной и очень интересной. На его парах мы никогда не скучали.
Вот. Потом была его наследница, женщина, Валойнен. Мы звали ее Свечка. Дело в том, что говорить она начинала страшно громко, но потом тухла и заканчивала совсем тихо. Правила Свечка недолго и потом окончательно погасла. В смысле, уволилась. На этом нестандартные историки в истории нашего курса закончились.
Еще был преподаватель по общим наукам, естествознанию. Это был очень маленького роста человек, который провел у нас всего пару пар, после чего поставил всем зачеты автоматом и больше мы его не видели. Но юмор был не в этом. Юмор был в том, что найти преподавателя было невероятно сложно, за что они получил прозвище – Тоттайнен ( ei totta – неправда).
Но самым колоритным персонажем в нашем учебном заведении была госпожа (мы ее так называли) Аварайнен. Достаточно крупная, в теле, женщина, которая замещала директора. Была его правой рукой. У Аварайнен была невероятная способность появляться из ниоткуда и ловить тех, кто на парах занимался чем угодно, только не учебой. Например, на информатике кто-то смотрел фильмы, а кто-то играл в морской бой. Теряли бдительность – Аварайнен тут как тут. Решил прогулять пару и идешь в магазин – Аварайнен идет к тебе навстречу. Потрясающее чутье. Аварайнен проверяла буфет на наличие прогуливающих, поэтому никто там особо и не прятался. Был в университете «карман», в самом дальнем углу, где буквой «П» стояли несколько лавок. Вот там Аварайнен никогда не бывала и никогда никого не ловила. В остальных же частях университета от нее было не скрыться. Взятки Аварайнен брала беспощадно много, но предпочитала не афишировать сей факт, утверждая, что ей регулярно поступают такие предложения, но она их игнорирует. Конечно, никто ей не верил. Снилась мне Аварайнен два раза, и оба раза я «заваливала» ее предмет. Наяву ту же дисциплину сдавала 4 раза, и на пятый, наконец, сдала. Слава богу, или кому-то там, пар у Аварайнен у нас больше не будет.
Вообще, университет – классная школа, где человек действительно раскрывается. Я так думаю. Послушайте, в школе на нас много давят. Подавляют, что ли. Нам говорят, что мы должны закончить обучение, иначе не найдем работу (кто бы подсказал, что половина из нас все равно ее не найдет или найдет, но не по образованию?). Родители. Учителя. Плюс отношения с ребятами со школы, одноклассниками. Школа, особенно в подростковом возрасте – это как естественный отбор, со своими, волчьими законами. Или ты, или тебя. Жесткая школа жизни. Кто-то ведь действительно ломается. Кто-то терпит издевательства отовсюду, в том числе, от своих одноклассников. У нас был военизированный класс, который, скорее, напоминал пьяных солдат на оккупированной территории. Ремень на плече, развязный шаг и абсолютно отвратительное отношение к тем, кто младше или слабее. Да скажем честно, это были обыкновенные гопники в военной форме. И как человеку не сломаться в такой ситуации? В них ведь не было ничего из офицерской чести. Они могли спокойно бить человека вдвоем, втроем. «Школьные годы чудесные»? Да как бы не так. Смехота.
Университет – это уже другое. Здесь всем на тебя все равно. Хочешь – учись. Не хочешь – уходи. Творческая и внутренняя свобода. Студенческие фестивали. Студенческие вечеринки. Смекалка на экзамене, когда ночью гулял, а утром – оно. А ты не знаешь. Ничего, вообще. Интересные люди. Твои, собственные победы. Твоя, собственная ответственность. Универ – это отдельная жизнь.
"Все, Лехтонен, хватит болтать". Сказала я себе. Пора собираться в дорогу.
Какой же он будет, путь к моей, собственной эзотерике…?
Apua.
Записки непутевой дочери. Лист шестой, отрывной.
Поезд в Вальгаллу.
Честно, в детстве я часто ездила на междугородних автобусах – таких у нас много. Проводила некоторое время у родителей Финки. Иногда это было весело (поездки), иногда очень холодно. Так, что порой я вставала после шести часов езды и еле ковыляла на своих кривых ногах. Один раз ехала даже больше десяти часов – это было ужасно. Один раз – лежа, на заднем сиденье, потому что в ночном автобусе нас было всего трое.
"Как ты там, красавица?" Кричал мне водитель. Я аж просыпалась. Смотрела, никого больше нет, ну, значит, красавица – это я. Гран мерси.
"Нормально!". Кричала ему в ответ, ибо мотор ревел как бабушка, когда у нас бардак дома. "Ещё бы джакузи, да мулата покрепче. Душу мою северную отогреть. Можно было бы".
"Можно Машку за ляжку ". Дежурно отвечал водитель и на этом наш великолепный диалог заканчивался. Ну, я же не Машка. И за ляжку меня хватать не надо. Я нервная.
О, а эти влюблённости в автобусах, помните? Вы так мило переглядываетесь, я уже представляю нашу свадьбу, а потом этот мерзавец выходит на следующей же остановке. Ну, не сволочь? А междугородние автобусы-это же совсем другая история. Тут вы 6 часов вместе. Уже все серьёзно. А он выходит на город раньше. А представляете, у него так же? Думает: "Эх, красотка". Ну, ладно, симпатичная. Думает:"Эх, симпатичная. А я выхожу". А я ему мысленно: "Пока, красавчик. Хорошо было нам вместе". Разбежались – разошлись.
Вообще я почему-то всегда влюбляюсь не в тех. Кто-то выходит раньше на остановке. Кто-то едет дальше,а я выхожу в своём городе. А как-то ехала, жутко замёрзла, а тут входит контролер, и как посмотрит. Прям душу отогрел. Я прочитала имя фамилию на бейдже, потом нашла его в социальных сетях, а он мне: "Вы кто?". Представляете?! Кто. Конь в пальто. Иди ты. На вокзал свой.
Ну и завершая тему моих коротких романов, скажу, что была целых 5 минут влюблена в медбрата, ещё в далёкой юности. Ну, гарный был хлопец. Правда. Я ему : "А чего сегодня вечером делаете?". И глазками так, хлоп-хлоп. А он мне: "На живот ложись, штаны спускай". Я думаю, воу воу, так сразу?!" Так этот гарный шарахнул мне витамины так, что я потом сутки на батарее сидела. Рассасывалась. Ну их, медбратов. И любовь их, как шприц острую.
***
А в это свое путешествие я ехала на электричке и тоже долго. 6 часов. Электричка, надо сказать, страшно неудобная. Кресла близко друг к другу, так, что ноги сильно не вытянуть, если кто-то напротив сидит. И прям мечта бабушки, которая всегда ругается, что я сутулюсь. Прямые и жёсткие. Причём если первые два пассажира, рядом со мной и напротив, были еще терпимые- женщины бальзаковского возраста, то третий -явно подросток, лет, наверное, 17. Это дитя тик-тока шарахнуло свою сумку на моё место. Ну, я ему: "Сумочку уберите, пожалуйста, молодой человек". А он как бы не слышит. Слушает в наушниках свою лабуду (по-любому там не Scorpions, точно нет). Я ещё раз: "Сумку уберите, товарищ ". Это чудо снимает наушник и говорит:" Мне некуда ставить, пересядьте на другое место". А я такая, захлебываясь от возмущени, торжественно, взмахнув руками: " И это неправильный ответ! Ваше очко улетает в зрительный зал!". Хватаю его сумку, кидаю ему на колени и плюхаюсь на свое место. Вот, понимаешь. Молодёжь пошла. Вообще! А он так смотрит на меня и говорит:" Смотри, как бы твое никуда не улетело". Я лишь высокомерно хмыкаю, втыкаю наушник и наша беседа завершается.
Moi.(Пока)
***
Так, полная тревог, переживаний, что я очень долго буду вне дома и моей огромной семьи, я доехала до нужного города. Ну, по крайней мере, мне так показалось. Все начали выходить, и я вышла, ибо объявление остановки прослушала. Понадеялась на стадный инстинкт и жестко просчиталась.
Город оказался не тем. Вот тогда меня охватила паника. Признаюсь честно: я полный топографический кретин, и даже в своем городе разбираюсь плохо. Папа говорит, что это у нас семейное. Минут десять я в панике металась по вокзалу, пытаясь выяснить, когда следующий транспорт до нужного мне места. Но уже была ночь, и билетов не продавали. Оставалась одна надежда-такси. А их не было. А ехать ещё прилично.
– Здравствуйте, вы такси? – Кинулась я к ближайшей машине у вокзала. Водитель, парень лет 30, придирчиво осмотрел меня и мою сумку. Ну, да. Белую шапку с пумпоном по-любому оценил.
– Такси, такси. – Как-то не очень уверенно ответил он. – Куда ехать-то надо?
– Далековато. – Назвала я город.
– О, это дорого тебе обойдётся. – Парень назвал сумму. Много. Но ночевать на вокзале страшно не хотелось. – Едем?
–Да.
– Деньги вперёд.
– Хорошо. – Шмыгнув носом, я отсчитала несколько купюр и передала водителю. – Только я сейчас поесть куплю, хорошо?
–Давай. – Зевнул парень. – Сумку можешь в машине оставить.
–О, спасибо!. – Закинула я свою поклажу на заднее сиденье и кинулась к ларьку с едой, когда за моей спиной захлопнулась дверь, взревел мотор, а машина умчалась в даль.
Я замерла. Это все произошло мгновенно, будто в кино. Вот, даже проворачиваться было страшно. Ноги просто отнялись, в животе заурчало. Вика, какая же ты, блин, дура. Дура, дура, дура! Идиотина!
Я подняла голову на фонарь, освещавший пустынную привокзальную площадь и сняла шапку, чуть не плача. Мертвая тишина. Только скрипнул снег под ногами. Мои вещи, деньги и телефон остались в сумке. При мне несколько купюр на еду и паспорт, который я положила во внутренний карман пуховика. Все. И незнакомый город, ночной. Больше ничего.
Дура! Я сжала кулаки и, взвизгнув от злости на саму себя, развернулась, а потом поскользнулась и шарахнулась прямо на припорошенный снегом лед. Еще ногами так смешно взмахнула и крякнула, вжух. Бум. И лежу такая, на небо смотрю. А оно красивое, все в звездах. Синее. Вон, уже Рождественский Козел проплыл, со своими оленями. Хоу-хоу-хоу.
Пап! По-моему, у меня проблемы.
Записки непутевой дочери. Лист отрывной, седьмой.
Мотыга и еда – как смысл жизни. Отель «Сердитая шайба».
Вот и лежу я, значит. Чувствую, что голова жутко раскалывается. А встать не рискую. В чем смысл вставать, если опять могу упасть? Как бы скользко. Вот тебе и эзотерика. Зачем вставать если рискуешь снова упасть. Глупая какая-то философия. Так можно всю жизнь пролежать. Тогда это не эзотерика. Это фигня какая-то. Вот.
Лежу я, значит, и слышу шаги. Скрипит кто-то по снегу, идет ко мне. Товарищи, если вы грабить, то у меня осталась только моя совесть. И то, частично. Как может остаться-то, чего никогда не было, ААА-ХА-ХА-ХА. И вот человек тихо подходит ко мне, а я не открываю глаза. Помните, как в памятке про медведя? Если притвориться мертвой, он уйдет. Я так делаю, когда мне не хочется с человеком говорить, а он говорит и говорит. Говорит и говорит. Обычно работает.
«Кажется, живая». Проговорил девушка с набитым ртом. Ест она, что ли? «Медведь, пощупай ее, может, очнется».
Ага, еще чего?! Едва таинственный Медведь склонился надо мной и протянул руку, как я открыла глаза и, что есть силы, укусила его за палец. Издав истошный вопль, молодой человек лет 23-х отскочил в сторону и спрятался за девушкой. Да, ела она. В руках бутерброд. Тоже смешная шапка с пумпоном, правда синяя. Как и куртка. Соломенные волосы выбиваются из-под шапки. И веснушек – тьма темная. Просто по всему лицу, на ушах, чуть ли не на шее. Прям весна. С бутербродом.
– Мать моя карелка. – Перестав жевать, удивленно проговорила девушка. – Ты чего кусаешься-то, чудь?
– А чего он пальцами своими лезет? – Недовольно буркнула я, усаживаясь прямо на лед.
– Медведь, чего пальцАми лезешь своими? – Снова принимаясь за бутерброд, спросила девушка. – Гляди, откусят.
– Да иди ты, Мотыга! – Утер нос парень. На девушку был не похож. Рыжие волосы, рыжая бородка, как у фараона. Черная, легкая шапка. Вот такой медведь. – Хватит есть уже!
– Я молодой, растущий организм. – Подняла вверх указательный палец Мотыга и присела передо мной. – Сколько пальцЕв?
– Да отстань ты. – Отмахнулась я раздраженно. – Где я вообще?
– Здравствуйте. – Хмыкнула девушка. – Это Инкери, детка. Имя-то свое помнишь?
