скачать книгу бесплатно
Кронштадтский дневник
Светлана Далматова
Прошлое не уходит в небытие, если мы сами не позволим. Победа в Великой Отечественной войне нашего народа это не только победа над врагом, но и над человеческими слабостями и потребностями: ежедневная, неустанная и с виду совсем не героическая. Дневник инженера – строителя кораблей, четыре военных года проработавшего в Кронштадте, погружает нас в самое сложное и тревожное время для нашей страны. А благодаря интимному, честному характеру записей, мы сами становимся свидетелями событий. Содержит нецензурную брань.
Светлана Далматова
Кронштадтский дневник
Предисловие
Четыре серые тетрадки на сорок листов каждая, исписанные мелким, неразборчивым, торопливым почерком, порой переходящим в чуть вздрагивающие прямые линии, ждут моего перевода на чистый белоснежный экран монитора. Но работа идет с трудом – быстро устают глаза, приходится пользоваться лупой. Эти тетради пролежали в письменном столе Николая Васильевича семьдесят пять лет, а первой из них, помеченной 22 июня 1941 года, скоро будет восемьдесят лет. Когда я услышала о найденных подругой дневниках своего отца, я мгновенно забыла о пандемии и помчалась к подруге. Правда, не обошлось без разочарования: я ожидала описания сражений, подвигов, так как ошиблась в возрасте Николая Васильевича лет на пятнадцать. Оказалось, он был 1905 года рождения (подруга родилась уже после войны и была младшим ребенком в семье), членом РККА с 1937 года, по специальности – инженером, строителем кораблей, и все четыре года войны проработал на Ордена Ленина Морском заводе КВФ в Кронштадте, где, как сказано скупыми и официальными словами в наградном листе: «Проявил себя технически грамотным, инициативным инженером, работая механиком цеха, а затем строителем. В тяжелый период блокады, жестких вражеских бомбежек и артобстрелов Николай Васильевич обеспечивал бесперебойную работу цеха: нужные для судоремонта станки и механизмы всегда работали исправно и безотказно, он лично обеспечивал и ремонтировал их, не допуская простоя оборудования и задержек в судоремонте, проявлял инициативу и затратил много сил и энергии на освоение и установку нового вида технического вооружения на кораблях ВМФ, сам, личным вмешательством, помогал рабочим и мастерам в работе и установке размагничивающего устройства кораблей, радио – локации и цепных охранителей кораблей (ЦОК), только за период зимнего судоремонта 1944-1945 годов под его личным руководством было капитально отремонтировано, испытано и сдано в эксплуатацию более тридцати турбинных механизмов кораблей эскадры КМФ».
За эту ежедневную двенадцатичасовую шестидневку на протяжении четырех лет Николай Васильевич был удостоин медали «За оборону Ленинграда» и ордена «Красная звезда».
Я не изменила стиль его письма: обыденный, малоэмоциональный, определяющий его человеком педантичным, скрупулезным, аскетичным, идейным (но без фанатизма), выдержанным, по сегодняшним меркам – в чем-то наивным, но здравомыслящим.
Читая дневники, переносишься на восемьдесят лет назад и видишь происходящее глазами участника самых драматических событий истории нашей страны. Главное, что это записки обычного человека из толпы, такого, как и мы с вами, хотя каждый из нас лично о себе думает иначе, и это тоже верно. Но парадокс как раз состоит в том, что автор дневников, не обладая, естественно, в те военные годы знаниями, которые мы накапливали десятилетиями на уроках истории, черпали из книг, лекций и фильмов, мыслит, рассуждает и оценивает все происходящее, в основном, как и мы, хотя получает скупую информацию только по радио. Его записи не для чужих глаз, только для него самого – в них больше всего беспокойств о семье, но и, конечно, о времени.
Этот человек родился в год Кровавого воскресенья, должен был помнить Первую Мировую войну, Великую Октябрьскую революцию и стал участником Второй Мировой войны. Столько потрясений вместила одна жизнь!
Я лишь мельком столкнулась с Николаем Васильевичем во время двух своих визитов к подруге: это был высокий, стройный, худощавый мужчина, типичный аскет, он казался замкнутым и высокомерным, именно каким рисует наше воображение морского офицера.
В реальности он оказался хорошим семьянином, заботливым отцом и, что особенно важно, честным, справедливым и ответственным человеком, а это, согласитесь, самые дефицитные человеческие качества в любое время.
1941 год
Произошел gross международный скандал.
В 4 часа утра германцы бомбили целый ряд наших городов и вступили на нашу русскую землю. Неясен вопрос: почему они пошли на нас войной? Если иметь ввиду резко противоположные политические платформы: фашистский национализм и коммунистический интернационализм, то это можно считать одной причиной, но, думаю, что это не основное. Если рассматривать империалистический характер развития капитализма и одну из составляющих империализма – борьбу за передел мира и рынки сбыта, то это тоже может быть объяснением допущенного выпада. Только если не взять за аргумент, что Германия много потеряла от Версальского мира и имела глупость обидеться на страны – победительницы, но причем здесь Россия, ведь Россия вышла из войны, не заимев ничего нового, только потеряв кое-что старое, что имела раньше, а именно: Финляндию, Эстонию, Литву, Латвию, Польшу, Бессарабию, и если частично возвратила эти территории в результате дипломатии, то это не должно служить претензией Германии по отношению к России. Остается – ярко выраженный национализм, который стремится поставить германский народ, по отношению к другим народам, на высшую ступень, а для чего это нужно? Кому это нужно? Нужно ли это германскому народу, его абсолютному большинству? По-моему – нет, ему нужна только хорошая жизнь. А в чем заключается хорошая жизнь: удовлетворяющая во всех отношениях работа, отсутствие забот о хлебе насущном, удовлетворение интеллектуальных и в меру сексуальных потребностей, благополучие в семье, отсутствие войн и угнетения человека человеком.
Что мы сейчас делаем: уничтожаем все то, что двадцать лет приобретали, уничтожаем родившихся и выросших за это время молодых людей, вполне созревшее во всех отношениях народонаселение, калечим физически и умственно детей.
Я не могу терпеть национализм и, признавая братство народов, должен убивать себе подобных или быть убитым.
Все самое ужасное происходит обыденно.
В субботу было увольнение на берег: отпускали к семье в Ленинград. Я, торопясь с работы, не успел одеть военную фуражку и как был в кителе, так и поехал в Ленинград. Приехав в Ленинград, заявил жене, что буду с ней гулять, хотя бы всю ночь, но завтра никуда не пойду, так как одет не по форме. Гуляли до часу ночи по улицам города, посмотрели кинохронику, потом пошли спать. Проснулся около часу дня, до двух управился с мытьем и чаем, потом решил сходить в баню помыться и постричься. Помылся в бане (это уже было 22 июня, в воскресенье) и выйдя из бани в предбанник, услышал разговор о войне: что Германия напала на Россию. Быстро собрался, поехал в Кронштадт, Люба захотела поехать со мной. Дочку Верушку еще 18 июня отправил с детским садом на лоно природы, где-то около Ижоры, и она живет там.
Люба в этот же день уехала в Ленинград. Думаю, что испугалась выстрелов: летала германская разведка, а наша артиллерия ее обстреливала.
В воскресенье было два налета разведчиков, их обстреляли наши корабли.
1 июля 41
Говорят, что дочку куда-то эвакуировали, вроде в Ярославскую губернию.
Люба закончила курсы машинописи, попробовала устроиться работать к нам на завод, чтобы быть вместе. Сегодня выслал телеграмму «молнию»: «Приезжай Кронштадт договорился с командованием работу дадут». За неделю войны никаких проблесков нет. В начале наши держали фронт, теперь начали отходить с боями. Потеряли несколько городов: Вильнюс, Каунас, Луцк и др.
Правительством создан «Государственный комитет обороны: Сталин, Молотов, Ворошилов, Маленков, Берия».
Объявлено чрезвычайное положение. Сейчас будет диктор передавать вечернюю сводку, а надежд на хорошее нет.
После сводки диктора, около 19.30, прилетали германцы, но были отогнаны нашим огнем.
3 июля 41 года
Сегодня, в 6.30, слушали речь товарища Сталина по радио, направленную на мобилизацию всего народа на борьбу с врагом России. После речи, вечером, прошли собрания в разрезе этой речи. Народ гуляет по городу. Сегодня был на одном из объектов: меня вызвал слесарь вскрыть механизм, и только начал снимать кинематическую схему, как слесарь моментально загородил механизм собой и не дал работать, пришлось вызывать его начальство, у которого было разрешение на допуск меня к работе. Это отрадно: народ на мелочи осторожен, верен на своем участке.
Сегодня получил письмо из Ленинграда от Любы, которое пришло ко мне через Горький, цех № 6 в К.О. О себе она пишет хорошо, заботится о дочке, но в конверт было вложено письмо от Васи, где говорится, что отец 23 июня умер: очень стало грустно, не пришлось мне с ним по душам поговорить, и не смог я его безрадостную жизнь в конце дней его немного приукрасить, думал, в этом году съездить, но тут Гитлер. Вася собирается на фронт, пишет, что одна нога в избе, а другая – на фронте.
Вчера получил записку от матери: скучает о Веруне. Их еще не эвакуировали, но собираются, она просит подсказать ей: как быть? Скомандовал после некоторых колебаний: Веру эвакуировать, маму – в Ноздрино. Жду Любу в Кронштадт, но опасаюсь, что германцы вступят в Кронштадт, или разбомбят, но решил Любу все-таки взять в Кронштадт: здесь, со мной, ей и умирать легче будет от бомб, и принять все тяготы военной жизни.
Некогда сходить к коменданту города: получить пропуск на ее въезд. Много работы. Но народ молодой, девчонки веселые. Юсупов – хулиганистый до некоторой степени парень, но очень симпатичный во всех отношениях, подал заявление добровольцем на фронт вместе с группой: Рабалкин, Баклагин, Косухин, Катаров.
7 июля 41
Вчера позвонила Люба и сообщила, что едет в Ярославскую губернию с дочкой, а мама остается в Ленинграде и ехать никуда не хочет.
1 июня приехала дочка в Кронштадт, отвез ее в Ленинград и решил одну никуда не эвакуировать, она заявила, что от мамочки больше никуда не уедет. Возвратился Василий Иванович, а Галины пока нет. Рассказывает, что бомбили Любань, и однажды его всего засыпало в результате взрыва упавшей бомбы с пикирующего бомбардировщика.
Сводка с фронта пока неутешительная: задерживаем наступление противника, переходим в контрнаступление и прочее. Вчера появился второй сифилитик, буду так их называть для собственной ясности. Сверлит мысль в голове по поводу безопасного тральщика.
Красноармейцы на стоянке играют в футбол и гуляют с заводскими девчонками, порой задумываешься, глядя на какого-нибудь весельчака на берегу, и думаешь: может быть тебя, вихрастый, уже сейчас подкарауливает скучная смерть, но ты в эту минуту весел, играешь в футбол и стреляешь глазами в сторону проходящих девушек. Хороший у нас народ, очень хороший: простой, хитрый, веселый, смешливый народ.
Хреново мы работаем начальниками, не может служить нам оправданием острота момента, мы должны все трезво продумывать, без лишней суетливости, оставив надутость в нужный момент. Все надо продумывать, чтобы подчиненный видел работу во всем, как в частном исправном механизме.
Хорошую речь сказал Иден, напечатанную в Правде от 7 июля 1941, она проникнута симпатией к России, а может быть, это только на словах.
Нельзя не согласиться, что Гитлер – сильный человек: сумел сколотить такую армию. Англию и Францию с нами нельзя сравнивать, так как у нас была во всем довоенная историческая отсталость и разруха в результате войны.
10 июля 41
Заходил Борис Александрович Абрамов, плавает на «Статном». Уйдет наверное скоро в море, он командир БЧ-V (электромеханическая боевая часть), парень держится бодро.
Сегодня кто-то пролетал, так как стрелял «Марат». С фронта радостных вестей нет.
От Любы нет известий, мало у них денег. Шляпы мы с ней: ничего не заимели на черный день, особенно я – не сумел ее убедить, а все время ждал беды, вот она и пришла и застала нас врасплох.
11 июля 41
С берега Ораниенбаума слышны орудийные выстрелы.
От Любы ничего не получил и до сего времени не знаю, где она с дочкой находится, у них очень мало денег. Маме послал открытку.
Передавали, что командование фронтом поделят между тремя маршалами: Ворошиловым (Северо – Западный участок фронта), Тимошенко (Центральный), Буденным (Юго – Западный).
12 июля 41
Сегодня Борис Александрович пошел воевать, проводил его глазами.
От Любы нет никаких вестей.
Надо развертывать агитационную работу, но у нас в отделе условия для этого тяжелые. Народ собрать на беседу буквально невозможно: девчонки убегают гулять, либо обедать, им ничего не интересно, идет война, а они только и толкуют, что о шестимесячной завивке или о чем-то подобном. Инженерный состав сам все читает и следит за печатью, а доклады у нас делают не специалисты, поэтому им, естественно, не интересно: уходят и занимаются своими делами.
Надо кого-нибудь приглашать.
13 июля 41
Уже каждый день сообщают, что на фронте ничего существенного не произошло. Видимо, готовится большой удар или немцы отдыхают.
Где-то читал в литературе, что красный закат солнца – это к войне, если так, то солнце сегодня заходит красным, и крови будет много.
От Любы ничего нет, и мама не пишет, хотя я ей отправил открытку.
Где-то за Ораниенбаумом, как и вчера, идет артиллерийская стрельба. Пока редкие выстрелы, а могут быть разрывы падающих бомб.
17 июля 41
От Любы никаких вестей, от мамы получил открытку.
На фронте без перемен.
Сегодня введен институт комиссаров в армии и флоте.
С 18 июля в Ленинграде, Кронштадте и Петергофе введены карточки на продукты.
Военнослужащие переходят на бесплатное довольствие.
23 июля 41
Москву бомбили 21 июля, прилетело больше 200 самолетов, из них около 20 сбито, просто безобразие: на таком расстоянии и допустили бомбить столицу.
Товарищ Сталин назначен наркомом обороны.
На фронте никакого движения: ни туда, ни сюда, по сводкам – идут упорные бои.
Получил от Любы два письма, пишет, что устроилась у хорошего хозяина, на станции Лом, разъезд Ваулова, Ярославской области, деревня Сайготово. Послал Любе деньги: 100+180+200+150 руб.
Маме дал денег – 250 руб. и послал почтой 100 руб.
Шуре послал 120 руб за Любины валенки, пишет, что бежала из Минска с одним чемоданом.
Меня назначили в ополчение, с кораблями пока неплохо.
24 июля 41
Ожидаем, что немцы применят газы. Это явствует из секретных документов, захваченных на фронте. Об этом передают по радио информсообщения.
Москву, говорят, еще бомбили два раза, скоро будем Берлин бомбить.
На фронте идут упорные бои. Да, идет большая война, много людей погибнет, многих сделают калеками, многих – несчастными. Жалко народ, даже германский и то жалко. Так нельзя жить, так жить мерзко. Я не знаю – трус я или нет, доказательств нет, надо думать, что трус, потому что побаиваюсь, но жалею народ не из-за трусости, а просто гибнут люди от произведенных ими же самими машин и орудий войны.
Эх, как было бы хорошо, если бы я этого не понимал, был бы чистым патриотом или националистом, но нет, воспитан не так, жалко весь народ, не взирая на национальность. Может быть это глупо, но это так.
25 июля 41
Сижу в кочегарке лесозавода, пришел помыться в душе. Писать, собственно, не о чем, но поскольку и делать нечего: в душе моются начальник завода и комиссар, то я пишу.
Сегодня получил разрешение идти спать на квартиру, где редко бываем. Сегодня помоюсь и посплю на мягкой кровати с полностью разутыми ногами. Сплю больше на заводе на раскладных койках, у нас их почему-то называют «разножки», под головой – противогаз. Надо как – нибудь из дома привезти подушку «думку».
Я почему-то уверен, что ни Кронштадт, ни Ленинград немцы не возьмут, и уверен, что немцам все-таки крепко всыпят, в лучшем случае Германия останется довоенного качества или, вернее, послевоенного. Такого же вида, что она была после войны 1914 года. Но это для нас будет наилучшим окончанием войны.
Говорят, сегодня в Ленинграде было пять тревог и одна из них продолжалась 1,5 часа.
Сейчас ввели для военных бесплатный паек. Я предполагал, что организуем кают-компанию и будем питаться вместе, но вышло не так. Имели ввиду, что с кают-компанией забот будет больше, и не всегда можно будет получить то, что хочется, чего нет в меню. Командование завода решило кают-компанию не создавать, а питаться как придется, на тех же условиях (на 160 рублей), но бесплатно.
Эх, Гитлер расколол всю жизнь. Не только мою, русского, но и своих, немцев, тоже. Ради власти, честолюбия, переходящего в сумасбродство.
Интересный разговор был с начальником завода в присутствии главного инженера и одного воентипа.
Днем мне позвонил Архипов и спросил: как быть – карточек нет, до этого питался дома в семье, теперь дома хлеба на его долю нет, а в столовой цены высокие. Я об этом разговоре доложил начальнику завода, но фамилии Архипов не назвал. Так он мне ответил: «Хотел бы я знать, кто так говорит в военное время? Ты должен их убедить не заниматься такими разговорами». Я ответил, что и сам думаю так же. Он ничего не ответил.
27 июля 41
Все больше говорят о химической войне. Захвачен ряд документов у немцев, свидетельствующих о большой подготовке к химическому истреблению людей. Начинают поговаривать о нападении Германии на Турцию.
Сегодня было сообщение, что сбиты два германских самолета над территорией Турции. Кроме того, нашими войсками захвачены документы, свидетельствующие о большом интересе Германии ко всем военным объектам и военным возможностям Турции.
Сегодня бродил по городу, заходил в ряд магазинов: продукты питания есть всюду, граждане спокойно покупают все по карточкам.
Есть по повышенным ценам продукты без карточек, даже я хотел купить сахар, но вспомнил, что он мне не очень-то нужен: дома бываю редко и чай не пью. Послал Любе 150 рублей. Боюсь посылать больше: будут ей завидовать, и как бы не обидели.
Почему-то думаю, что германцы должны взбунтоваться против гитлеровского правительства.
31 июля 41
Вчера пришел эсминец «Страшный», у Виктора Ивановича Кузьмина болит нос.
Сейчас время – пять утра, дежурю по командному пункту дежурным инженером.
Москву чуть ли не ежедневно бомбят. Германцы трепятся, что бомбят Ленинград, ничего подобного пока не было. Англичане иногда бомбят Берлин.
Вчера написал заметку в стенгазету на международную тему, бодрую такую, но появилось новое направление германского удара «Новоржевское», заметку бросил в стол.
Все-таки хреновые у нас дела: прет германец. Хоть мы и говорим, что захват нашей территории Германией – это не победа, а эпизод, при этом часто приводим в пример отечественную войну 1812 года, когда отдали Москву французам, но все-таки, при нашем внимании, за все годы строительства, к обороне, дела должны были быть получше, и Москву обязаны были защитить от бомбежек.
При современной технике и при настоящих танках германцы могут в течение двух лет дойти до Владивостока, правда, у них плохо в тылу, но они могут крепко начудить в нашей стране. Нет никакого сомнения, что они будут биты, но цена этого битья все-таки дороже, чем думалось до войны.
Предполагалось вести оборону малой кровью и на чужой территории, а выходит почти наоборот.
