Тайна кратера

скачать книгу бесплатно

Тайна кратера
Даффилд Осборн

Золотой фонд фантастики #11Ранняя зарубежная фантастика
Роман "Тайна кратера" талантливого американского писателя Даффилда Осборна – творение времен, когда на карте мира было огромное количество белых пятен. Острова Тихого океана, джунгли Амазонки, Антарктида и еще множество загадочных мест манили путешественников и авантюристов. В неизведанных землях можно было найти все – сокровища, неизвестные цивилизации, богатство, славу и известность.Герой романа "Тайна кратера" нашел не только неизвестный ранее народ, но и, пройдя через суровые испытания, нашел главное в жизни настоящего мужчины – любовь лучшей женщины на свете.

Даффилд Осборн

Тайна кратера

Глава 1. Пролог

Интересно, как скоро наступит время, когда мир будет настолько тщательно исследован, а его народы настолько космополитизированы, что приключения и открытия останутся в прошлом. Еще несколько дней назад я должен был бы сказать, что эта нежелательная, но неизбежная эпоха уже наступила, что область настоящей романтики уже сейчас является синонимом откровенной фантастики. Нет больше Одиссеев, нет Цирцей, нет лотофагов, нет путешествий сэра Джона Мандевиля, нет преподобных Джонов с их таинственными Судами. Даже странствия капитана Кука стали походить на произведения современных сказочников, сами выдумки которых предвещали, что скоро наступит предел, и тогда миру ничего не останется делать, как опуститься на мирскую ступень изучения обыденных фактов и материальных усовершенствований.

Из этого почти болезненного состояния я был неожиданно спасен, причем таким образом, который с особой силой заставляет меня вспомнить, как много может быть скрыто под малым. Кто бы мог подумать, что история, столь же дико невероятная, как самые безумные выдумки Верна и Хаггарда, десятилетиями скрывалась под формальной фразеологией покрытого пылью отчета в военно-морском архиве в Вашингтоне, и что ключ к ее тайне хранится в памяти одного человека, который совсем недавно отправился исследовать ту страну, которая должна оставаться неизведанной для глаз и загадочной для пытливого ума обремененного плотью человечества?

Я провел несколько дней в Вашингтоне и, будучи приглашенным на обед к одному чиновнику из военно-морского ведомства, поздним вечером зашел к нему в кабинет. Я застал его почти в полной растерянности. Только что произошел один из досадных инцидентов в жизни бюро. Секретаря ВМС послали за определенным документом, а его не могли найти. Клерки метались туда-сюда или стояли вокруг в тревожном и напряженном молчании. Когда я вошел, мой друг вышел вперед.

– Вы извините меня, если я заставлю вас немного подождать? – сказал он. – Видите ли, в ходе одной из этих глобальных перемен, которым наша политическая система подвергается каждые четыре года, было уволено несколько клерков, в результате чего время от времени какая-нибудь нужная бумага может оказаться на дне Красного моря. Я не верю, что самая совершенная система может полностью устранить человеческий факор. Не хотите ли вы пойти со мной? Я сам направляюсь в одну из картотек, где вполне возможно могло быть потеряно то, что мы ищем.

Не имея ничего против, я последовал за ним. Потом я от души пожалел о своей глупой покладистости. Пыль поднималась тучами, когда папку за папкой вытаскивали, торопливо осматривали и снова засовывали обратно, чтобы сделать новую бумажную кучу. Кашляя и задыхаясь, я уже собирался извиниться и удалиться, когда клерк нырнул в очередную ячейку, а к моим ногам полетел грязно-желтый документ без подписи. Я осторожно поднял его.

– Что это? – спросил мой друг, торопливо заглядывая мне через плечо, пока я разворачивал бумагу на расстоянии вытянутой руки. Затем он добавил заинтересованным тоном. – Пусть меня повесят, если это не сообщение о гибели "Сокола"! Как, черт возьми, оно вообще попало сюда, да еще в таком виде?

Взяв у меня бумагу, он сунул её в карман, а я удалился в личный кабинет. Он присоединился ко мне там через полчаса, самый грязный человек, которого я когда-либо видел за пределами угольного ящика, но его поиски увенчались успехом, и мыло, вода, щетки для одежды и чистое белье были в наличии. Через час мы сели ужинать.

– Знаешь, – вдруг заметил он, когда мы потягивали кофе, – та бумага, которую ты подобрал, была просто находкой. Время от времени какой-нибудь подобный документ теряется, и запись о потере передается от секретаря к секретарю, пока большинство из них, которые не были сразу же заменены, рано или поздно не обнаруживаются. Этот документ, – продолжал он, доставая его из кармана, – числиться пропавшим с 1840 года, и мы совершенно потеряли из виду человека, который его написал. Давайте-ка взглянем.

Он раскрыл лист и разровнял его.

– Хотите, я вам зачитаю? Документ короткий и довольно занимательный.

– Конечно, – ответил я, не особенно заинтересованный бумагой, но лишь к удовольствию моего друга.

Он прочитал следующее:

"Британский фрегат "Халидон" в море, 8 февраля 1839 года.

Сэр, 7 января прошлого года у острова Пасхи по курсу W.N.W., на расстоянии примерно десяти лиг, военный шлюп Соединенных Штатов "Сокол" под командованием капитана Натаниэля Френча попал в ураган, который продолжался два дня с большой силой, унося нас на юг и запад. Когда шторм утих, мы оказались примерно на 51°20' южной широты и 65°09' восточной долготы, будучи не в состоянии определить более точно координаты из-за прискорбного несчастного случая с первым лейтенантом Хасбруком. Этого офицера смыло за борт ночью 7-го при попытке провести наблюдение с помощью единственного секстанта, который у нас тогда был, и инструмент, таким образом, был утерян.

9-го числа небо прояснилось, и по правому борту на расстоянии двух лиг была замечена земля. Это был остров около десяти лиг в окружности, поросший лесом, в центре которого возвышалась большая конусообразная гора, очевидно, вулкан.

На карте не было видно земли в указанном выше месте или вблизи него, капитан Френч решил высадиться на берег, и высадка была осуществлена с большой осторожностью и некоторыми трудностями.

Было установлено, что остров населен и плодороден.

Мы снялись с якоря и отплыли 16 января, не испытав никаких дальнейших неприятностей, за исключением потери второго лейтенанта Вэнса, который, вероятно, был убит туземцами.

23-го числа того же месяца, примерно в 5.40 утра, во время плавания на северо-восток при попутном ветре, корабль натолкнулся на затонувший коралловый риф и потерпел крушение. Шлюпки были сломаны или разбиты, и все люди, за исключением меня, погибли. Плывя с помощью доски, я наткнулся на маленькую шлюпку, и, сумев выправить ее, был спасен через три дня британским фрегатом "Халидон", направлявшимся в Вальпараисо.

С этим отчетом я прошу принять мою отставку с должности хирурга военно-морского флота Соединенных Штатов.

Имею честь, сэр,

С большим уважением,

Ваш покорный слуга,

Бастьен Дешон, доктор медицины.

Почтенному министру ВМС, Вашингтон, округ Колумбия."

– Это действительно очень любопытная информация, – сказал мой друг после короткой паузы. – Автор, похоже, ни в малейшей степени не осознает истинный интерес своего доклада. Можно было бы догадаться, что открытие нового обитаемого острова требует, по крайней мере, несколько большей конкретной информации.

– Что ты еще знаешь обо всем этом? – спросил я.

– Все, что когда-либо было известно Департаменту, это то, что этот отчет был получен и почти сразу же утерян, и что доктор Дешон никогда не сообщал об этом лично или каким-либо другим способом. Ходили некоторые слухи, что в документе где-то упоминалась неоткрытая земля, и офицерам, курсировавшим в южной части Тихого океана, было поручено искать ее, но так ничего и не было найдено, и я полагаю, они в конце концов пришли к выводу, что передряги повредили рассудок Дешона. Он был луизианцем, кажется, из Нового Орлеана.

– Знаешь, что меня поражает? – сказал я.

– Нет, что?

– Я думаю, что все повествование демонстрирует осознанное намерение скрыть существенные факты.

– Но тогда зачем вообще сообщать?

– Чувство долга перед правительством и родственниками погибших; уверенность в том, что информация о его спасении станет известна через его спасателей; возможность его ареста как дезертира в случае его обнаружения и отказа от отставки, – все это, возможно, присутствует. Затем посмотрите на отчет. Он не имеет штемпеля, что сразу же дает ему хороший шанс быть потерянным, в нем весьма явно пропущены самые важные детали, и, как мне кажется, он намеренно нечетко определяет местоположение этого острова; в то же время он объявляет о великом открытии словами, которые, очевидно, были бы уместны для описаний мелкого тривиального события. Но самое удивительное во всем этом – это то, как вскользь говорится о том, что лейтенант Вэнс, вероятно, был убит туземцами. Можете ли вы хоть на мгновение предположить, что какой-либо командир американского военного корабля оставил бы такой вопрос нерешенным, позволил бы убить своего первого офицера, не подвергнув убийц суровому наказанию? И еще обратите внимание на то, как хирург, мягко говоря, поспешно подал в отставку и не явился лично. Поверьте мне, все это – тщательная попытка скрыть факты и избежать расследования.

– Теперь это действительно так и выглядит, – задумчиво сказал мой друг, – но что этот человек хочет скрыть?

– Ах! Вот тут я могу лишь предполагать. Возможна любая из сотни причин. Я собираюсь попытаться выяснить, какой именно.

– Ты!.. Как?

– Я собираюсь найти доктора Дешона.

– Возможно, он мертв уже много лет.

– Более чем вероятно, что так и есть, но все равно завтра утром я собираюсь отправиться в Новый Орлеан. В наши дни нам, бедным романистам, нелегко придумывать сюжеты, и я не могу позволить себе упустить такой шанс, как этот. Кроме того, мне действительно очень интересно.

Такова была суть нашего разговора, и на следующий день, вооруженный информацией о докторе Дешоне, полученной из военно-морских архивов, я отправился в Новый Орлеан. Удача благоволила мне с самого начала. По единственному адресу, который я нашел в связи с его именем, в старом доме в самой аристократической части французского квартала, проживал брат человека, которого я искал. Этот джентльмен принял меня вежливо, но весьма сдержанно. Тем не менее, проявив некоторую дипломатичность, я узнал, что после того, как доктор Дешон уволился из военно-морского флота, он провел много лет в путешествиях, большую часть в одиночестве и в отдаленных районах; что, наконец, он вернулся к себе домой; что сейчас он жив, хотя ему уже перевалило за восемьдесят, и часть года он проводил со своим братом, а остальное время – на небольшой плантации недалеко от города.

Затем, чтобы сократить эту длинную историю, я договорился о встрече с ним, что мне удалось сделать при очень благоприятных условиях. Я был приглашен навестить его на его плантации, завоевал его доверие самым простым из всех методов, доказав, что я его заслуживаю, и узнал из его уст историю, которую я собираюсь рассказать. Вы легко поймете, что целью многих лет, проведенных им в путешествиях по отдаленным регионам, было заново открыть место его прежнего приключения и узнать судьбу его друга, в обеих этих целях он в конце концов преуспел, и единственными условиями, которые он потребовал соблюсти, – чтобы я не предавал рассказ гласности до его смерти и чтобы в качестве меры предосторожности я не пытался исследовать остров дальше, чем это сделал он. С тех пор я нашел причины, подтверждающие мою уверенность в том, что официальный отчет был не только расплывчатым, но и явно вводящим в заблуждение относительно этого пункта. Как бы то ни было, мне было больно узнать о смерти доктора, которая произошла всего через неделю после того, как я отбыл от него, и вы можете поверить мне, когда я скажу, что я бы с радостью скрывал эту историю еще много-много лет, потому что он был очаровательным джентльменом, обладавшим откровенностью и гостеприимством плантатора старой школы Юга, привитого к такту, остроумию и приятным манерам его французских предков.

Глава 2. Земля!

Наступило утро 9 января 1839 года. Ураган, который два дня гнал перед собой Сокола, утих почти так же быстро, как и начал свое веселье, и солнце лилось на океан, чье лоно еще хранило воспоминания о волнующем дыхании своего бурного ухажера. За четверть часа до этого мы с тревогой ожидали появления земли. Теперь, однако, ощущения были совершенно иными: офицеры и матросы смотрели на богато заросший лесом остров, в центре которого возвышался кратер огромного вулкана, словно корона на древнем гербе. Среди деревьев то тут, то там виднелись невысокие, но значительные по размерам здания, построенные из белого материала.

Естественно, корабельная команда была невероятно взволнована. Новый остров! Новый народ! С трудом они сдерживали свое нетерпение, подойдя к берегу как можно ближе и ожидая, пока волнение не утихнет настолько, чтобы можно было высадиться.

Вскоре стало очевидно, что присутствие Сокола вызвало не меньший интерес на берегу. Можно было видеть толпы людей, собравшихся на пляже и бегающих туда-сюда, – людей с сумрачными лицами, одетых в грубые туники из какого-то темного материала, а среди них то тут, то там попадались другие, в длинных белых туниках и красных плащах. Эти последние казались более светлокожими. Несомненно, они обладали властью, так как у них были короткие кнуты, которыми они били тех, кто слишком настырно лез вперед.

Вскоре, однако, внимание американцев было отвлечено от сцены на берегу. Восклицание одного из матросов обратило все взоры туда, куда он указывал, и из-за мыса показалась лодка, смесь галеры и каноэ. Приводимая в движение десятью гребцами, она неслась к военному кораблю. На корме сидел один из мужчин в красной мантии, похожий на тех, кого заметили в толпе. Гребцы были смуглыми, почти черными, и голыми, если не считать коротких фартуков, свисавших с их поясов.

Разумеется, намерения этих гостей не казались враждебными, и капитан Френч приготовился принять их со всеми возможными церемониями, кроме салюта, который он не стал производить, опасаясь его устрашающего воздействия на людей, вероятно, не привыкших к пороху. Они подошли ближе. Их судно с резным носом, похожим на голову какого-то животного, чем-то напоминало древние галеры, которые называли "либурнами". Теперь гребцы подгоняли ее к борту, держась на большом расстоянии, пока отступающая волна не позволила им приблизиться настолько, что человек в красном плаще смог ухватиться за трап и подняться на палубу.

Это был высокий человек, худощавого, атлетического телосложения, с лицом почти таким же светлым, как у испанца, и чертами лица, как у араба, а густая, плотно завитая черная борода придавала еще более семитский характер его пронзительным темным глазам и выдающемуся носу. Его манера поведения была совершенно бесстрашной и спокойной. Его одежда была такой, как я уже описал, – белая туника без рукавов, доходившая почти до ног и стянутая на талии поясом, в который был продет короткий меч со змеевидным лезвием, немного похожий на малайский крис. Мантия ярко-красного цвета изящно свисала с его плеч на голые мускулистые руки, а завершали костюм котурны[1 - Коту?рн (платформа) – высокий открытый сапог из мягкой кожи на высокой подошве.], скрепленные на лодыжках перекрещенными ремешками.

Пока капитан Френч и лейтенант Вэнс выходили вперед, чтобы поприветствовать незнакомца, экипаж Сокола расходился по каютам. Последний стоял, скрестив руки на груди, и низко, но с большим достоинством кланялся. Затем он медленно заговорил, время от времени указывая на берег. Язык был совершенно не похож ни на один из диалектов Южного моря, и те из офицеров и матросов, кто был сведущ в языках, цивилизованных или варварских, были призваны на помощь, но безрезультатно.

Мужчина снова попытался донести свою мысль, и на этот раз на лице первого офицера появилось выражение глубокого удивления. Он вдруг стал внимательно слушать. Затем он попытался ответить, произнося слова нерешительно и неуверенно, на что второй офицер снисходительно улыбнулся. Тем не менее, к всеобщему удивлению, он, казалось, уловил смысл ответа американца.

Лейтенант Ричард Вэнс был известен на службе как человек большой эрудиции, научными способностями и ярко выраженной склонностью к востоковедению. Он прекрасно знал иврит, а некоторые его сослуживцы даже утверждали, что он владеет древнеегипетским языком. Как бы то ни было, он определенно мог общаться с гостем своего корабля.

После нескольких минут беседы, оживленной с одной стороны и затихающей с другой, Вэнс повернулся к капитану и сказал с озадаченным выражением лица:

– Возможно, вы будете смеяться надо мной, но, если я не ошибаюсь, этот парень говорит на очень приличном финикийском или пуническом языке. Я немного порылся в обоих, насколько это вообще возможно в наше время, и довольно хорошо знаю иврит, который практически является диалектом финикийского или наоборот – одному Богу известно. Суть всего этого в том, что он приветствует нас в стране некоего Меррака и хочет знать, откуда мы прибыли, чтобы доложить своему хозяину. Я рассказал ему все, что мог.

– Спросите его, можем ли мы найти безопасную якорную стоянку ближе к берегу, – сказал капитан.

– Может быть, мы проследим за его лоцманом? Пусть это даже будет несколько коварно, – предложил Вэнс.

– Задайте вопрос, – отрывисто сказал капитан.

Вэнс покраснел и, повернувшись к мужчине в красном, долго говорил. Наконец, с помощью жестикуляции, его смысл стал понятен. Островитянин ответил, что вокруг мыса, откуда пришла его лодка, глубокая вода и хорошее дно, и что он сочтет за честь провести Сокола в безопасную и удобную гавань.

Предложение было незамедлительно принято. Обратившись с несколькими словами к команде своего судна, он сказал, что если корабль пойдет по их следу, то найдет то, что ищет.

После этого якорь был поднят, и Сокол, поставив только передние паруса, начал скользить по воде, взбитой в белую пену ударами мускулистых гребцов. Незнакомец не предпринял ни малейшей попытки покинуть палубу корабля, и его офицеры были избавлены от необходимости открыто задерживать его в качестве заложника обеспечивая свою безопасность и честность гребцов лодки. Однако он продолжал время от времени выкрикивать команды, направляя ход своего судна.

Вэнс перегнулся через нос и стал наблюдать за гребцами. Это были люди, ничем особенно не отличавшиеся от других рас Тихого океана и, несомненно, не имевшие никакого расового сродства со своим командиром. Ум лейтенанта был занят тем, что пытался сформулировать какую-нибудь теорию, которая объяснила бы присутствие подобного человека в таком месте.

Ричарду Вэнсу, исполняющему обязанности помощника капитана Сокола после смерти лейтенанта Хасбрука, шел тридцать первый год, он был среднего роста и телосложения, рассчитанного скорее на выносливость, чем на большую мускульную силу. Его черты лица можно было назвать скорее сильными, чем красивыми, хотя серо-голубые глаза, светло-каштановые волосы, развевающиеся на висках, и поникшие светлые усы делали его личность определенно приятной для всех, кроме его командира.

Капитан Натаниэль Френч был чем-то вроде солдафона – отличный офицер, как говорится, мастер на все руки, быстрый в действиях и несомненно храбрый. Однако ему не хватало всех тех лучших качеств человека, которые завоевывают и сохраняют уважение или привязанность. Его манеры были грубыми, и он презирал образование сверх того, что может быть необходимо для составления отчетов, ведения счетов и управления кораблем. Поэтому неудивительно, что он никогда не относился благосклонно к такому умнику, как Вэнс, чьим главным недостатком было то, что он слишком хорошо видел обе стороны вопроса, что позволяло ему принять одну из них с максимальной эффективностью, и то, что этот джентльмен стал первым офицером после смерти своего начальника, не смягчило неприязни капитана. Кроме того, неожиданная и несомненная польза, которую в нынешней чрезвычайной ситуации могла принести образованность Вэнса, была воспринята капитаном Френчем как прямое и довольно дерзкое возражение против его собственных всем известных взглядов на подобные вопросы.

Темнобородый незнакомец по-прежнему стоял со сложенными руками у бушприта. Время от времени его глаза блуждали по кораблю и команде с выражением любопытства и интереса, который он не мог полностью скрыть. Всем было очевидно, что этот человек, мягко говоря, относится к высшему типу дикарей. Однако все диалоги в этом и других направлениях были резко прерваны, так как, когда Сокол обогнул мыс, взору предстал извилистый берег прилично изрезанной гавани. Здесь, укрытые от ветра и волн, дюжина или более галер, несколько из которых были значительных размеров, стояли на якоре или были вытащены на берег. Вблизи воды не было видно никаких домов, но на некотором расстоянии, на возвышенности, между причалом и большим горным гребнем, изумленные глаза американцев разглядели город, который казался весьма обширным и обладал немалой архитектурной красотой. Многие здания были довольно высокими, а большинство из них, выделявшиеся на фоне высоких башен, построены из какого-то белого материала, который сверкал в солнечном свете, как мрамор, придавая блеск общему виду, хотя и мешал детально рассмотреть его.

Корабль приблизился примерно на полмили к началу залива, когда лоцман повернулся к Вэнсу и показал, что им следует встать на якорь. Необходимые приказы были быстро отданы и исполнены. Все произошло так быстро, что даже удивляться было некогда. Однако теперь, по предложению капитана, Вэнс подошел к человеку и пригласил его немного подкрепиться.

Снова низко поклонившись, тот ответил, что это невозможно, что есть кто-то вышестоящий, кому он обязан немедленно доложить о результатах своего визита, и чье намерение относительно незнакомцев он должен узнать.

Затем, позвав свою команду, он спустился в лодку, и длинные гребки быстро понесли его к берегу.

Глава 3. Меррак

Наступил полдень, а на земле по-прежнему не было никаких признаков движения. Галера стояла на берегу, а вождь и его люди исчезли в густых джунглях, спускавшихся почти к самой кромке воды. Капитан Френч начал проявлять нетерпение.

– Мистер Вэнс, – внезапно сказал он, прекращая расхаживать по палубе и доставая из кармана часы, – если в течение следующего часа ничего не изменится, я не буду медлить с выходом на берег.

Вэнс поклонился.

– А вы что об этом думаете? – продолжал он.

– У меня нет определенного мнения на этот счет, – ответил лейтенант, немного замявшись, – но вряд ли нам стоит форсировать события в данных обстоятельствах.

– Нет, я не думаю, что вы бы так поступили. В этом мы с вами расходимся. Вы, книжные люди, никогда ничего не добьетесь. Вы потратите все свое время на обдумывание и выработку курса, а когда решите, что делать, уже не будет особой разницы, что предпринимать.

Очевидно, довольный этим выпадом, он повернулся на пятках и продолжил свою прогулку, время от времени поглядывая на часы, когда солнце начало свой путь вниз.

Первым побуждением Вэнса было проклясть своего командира на хорошем англосаксонском языке, вторым – сделать это на плохом пунийском, а третьим – рассмеяться. Он пошел на компромисс, улыбнувшись, – возможно, это был самый раздражающий комментарий из всех.

То, что капитан Френч действительно должен был сделать, так и не произошло, потому что внезапно множество глаз, следивших за каждым футом береговой линии с того момента, как корабль встал на якорь, увидели странную процессию, вышедшую из леса. Сначала появилась беспорядочная и толкающаяся толпа темнокожих туземцев, затем группа из, приблизительно, пятидесяти представителей светлой расы, одетых в длинные белые туники, с круглыми пряжками и мечами со змеевидными лезвиями. Вплотную за ними, в окружении других стражников, так же одетых и вооруженных, по песку катили великолепную коляску, а за ней, замыкая странную процессию, шли одиннадцать человек, десять из которых маршировали по двое, а одиннадцатый возглавлял их. Эти последние, хотя и были явно из темной расы, судя по их богатой одежде, занимали положение не ниже, чем их более светлые товарищи. На них были красные туники, такого же покроя, как и белые у остальных, а с плеч свисали черные мантии вместо красных.

В движении всей процессии практически не было беспорядка или суеты. Коляску остановили, и с нее сошел высокий чернобородый мужчина. Все склонились перед ним. Затем, в сопровождении вооруженных людей в черных мантиях, которые, по-видимому, были его охранниками, он подошел к кромке воды и вошел в одну из маленьких галер, несколько из которых были быстро спущены на воду и поплыли к большой галере, которая с вырезанной на носу головой лошади и двадцатью длинными веслами, торчащими с каждой стороны, как ноги сороконожки, лениво качаясь на волнах, поднималась и опускалась на расстоянии около кабельтова от берега.

Быстро, соблюдая идеальный порядок и церемониал, толпа поднялась на палубу, и тот, кто, очевидно, был их королем или вождем, занял свое место под широким навесом, покрывавшим высокий полуют. Затем был поднят якорь, весла взмахнули в такт мерным ударам молотка, которым орудовал человек, стоявший на носу, и, приведенный в движение, корабль с острым выступающим носом, рассекающим зыбь, как лезвие секиры, устремился к Соколу. Несколько человек на корабле нервно уставились на этот опасный таран и бросили торопливые взгляды на капитана Френча, который спокойно стоял на своём квартердеке и ждал развития событий, видимо, совершенно уверенный в дружественных намерениях новоприбывших.

Когда странное судно приблизилось, оно грациозно развернулось, весла правого борта были быстро убраны через отверстия, и оно оказалось рядом с кораблем с легкостью и точностью управления, которых не могли достичь никакие привычные навыки и тренировки. Затем, в то время как некоторые из экипажей обоих судов с помощью веревок или бревен пытались удержать борта друг от друга, узкий трап, поднятый вертикально на крепкий столб, установленный на носу галеры – приспособление, поразительно похожее на древние абордажные мосты, которые с таким эффектом использовали римляне, – был спущен на палубу Сокола, прочно связав их вместе.

Всех разогнали по каютам, чтобы принять высокого гостя, который теперь поднялся со своей кушетки под навесом и, поддерживаемый двумя своими вождями, бесстрашно пересек мост. Это был крупный мужчина, лет пятидесяти пяти, склонный к полноте. Цвет лица у него был темно-оливковый, борода черная и курчавая, а на его волевом и довольно надменном лице было выражение такой глубокой усталости или подавленности, что его можно было бы назвать отчаянием. Его одежда была похожа на одежду вождя, который первым посетил корабль, за исключением того, что его красная мантия была богато расшита шафраном, а на уровне бровей красовался тонкий золотой обруч.

Небрежно окинув взглядом окружающую обстановку, которая вряд ли могла не вызвать в нем живейшего любопытства, он подошел к капитану Френчу. Тот поклонился в знак приветствия, но другой, не делая ответного поклона, произнес несколько слов голосом, в котором слышалось то же выражение гордости и печали, что и на его лице.

Капитан беспомощно повернулся к Вэнсу.

– Он всего лишь сказал, что вас ждут, – пояснил лейтенант.

Тем временем многие из эскорта островного правителя поднялись на борт, возможно, половина из тех, кто казался его охранниками, а остальные стояли на палубе галеры. Темнолицые люди в красных туниках и черных плащах тоже перешли на наш корабль. При ближайшем рассмотрении они, несомненно, принадлежали к той же полинезийской расе, что и гребцы, но бороды были сбриты с их лиц, а грубые черные волосы – с голов, а вокруг гладких бровей каждого проходила узкая золотая полоса, спереди которой поднималось украшение из того же металла, сделанное в подражании струи пламени. На передней части одного из них, очень тучного мужчины преклонных лет, с чертами лица, свидетельствующими, насколько это возможно, о жестокой и коварной натуре, было три таких золотых язычка пламени.

– Мистер Вэнс, – прошептал молодой мичман, непочтительно подталкивая старшего офицера в спину, – спорим, что эти темные господа священнослужители? Посмотрите, как чернобородые парни уступают им дорогу и стоят вокруг с почтительным видом.

– Но не очень приветливым, – ответил Вэнс через плечо, поскольку мичман Прайс был на Соколе в фаворитах.

Оба замечания показались небезосновательными. Не один из офицеров не преминул отметить нечто особенное в отношениях, сложившихся между этими представителями двух рас, отличающихся друг от друга и все же живущих вместе на острове, до сих пор отрезанном от остального мира. То, что вождь и окружающие его люди боялись и проявляли заметное почтение к остальным, было совершенно очевидно, то, что они, тем не менее, смотрели на них свысока, как на низших, было почти так же очевидно. То, что в людях с более светлой кожей казалось надменностью, рожденной сознанием превосходства, обязанного некой верностью, которую он не мог нарушить, эти представители касты священников (ибо Прайс, очевидно, был прав в своем предположении) встретили с намеком на дерзость, которую обычно демонстрируют нижестоящие, в какой-то мере подчинившие себе своих хозяев. Вэнс заметил все это довольно быстро, поскольку жрецы с безудержным любопытством дикарей сновали туда-сюда по кораблю, брали в руки все, что попадалось под руку, и бросали не слишком дружелюбные взгляды на тех членов команды, которые попадались им на пути. Что касается их вождя, того с тремя знаками пламени, то между ним и лейтенантом сразу же и без слов установились те необъяснимо враждебные отношения, которые при первом же обмене взглядами часто возникают между совершенно незнакомыми людьми.

Тем временем вождя с выбранными им сопровождающими, включая жрецов, проводили в каюту и разместили в ней с соблюдением всех формальностей и вежливости, предписанных военно-морским уставом.

Через Вэнса можно было вести вполне внятную беседу, и островитянин засыпал своих собеседников вопросами об их стране и о причинах, приведших корабль в окрестности его острова. На все эти вопросы Вэнс отвечал настолько полно, насколько позволял его словарный запас, и ответы выслушивались с пристальным вниманием, но в такой манере, которая не давала понять, как они были восприняты. Жрецы тоже слушали внимательно и время от времени обращались друг к другу с замечаниями на странном и варварском, но, несомненно, полинезийском диалекте, который был незнаком офицерам Сокола.

Однако, когда Вэнс, по просьбе капитана Френча, попытался задать вопрос их гостю, тот ответил коротко и в манере, указывающей на то, что его удел – спрашивать, а не отвечать. Тем не менее, многое удалось выяснить:

Жители острова называли его Карана, а управлял им сам Меррак с титулом Совит. Представители белой расы, к которой он принадлежал, считали себя аристократией или правящей кастой. Их предки приплыли сюда из-за моря много веков назад и постепенно, благодаря своим более высоким знаниям и цивилизованности, завоевали превосходство над местной расой, которая до этого была очень дикой и примитивной. Да, смуглые люди с огненными фибулами были жрецами. Они были из аборигенов, потому что чужеземцы приняли религию острова, и во всех богословских вопросах эти жрецы были самыми учеными и занимали главенствующее положение.

Наконец Совит, плотно поев и выпив, дал знак своим сопровождающим встать, и все поднялись на палубу, где он попрощался с той же сдержанностью и достоинством, которые сохранял все это время. Повернувшись к Вэнсу, он сказал:

– Скажи своему господину, чтобы он прибыл в мой город завтра, когда солнце достигнет половины середины неба, чтобы я и мои люди могли приветствовать вас всех.

После короткой паузы он добавил: