скачать книгу бесплатно
Зачеркивать все, что было сделано Сталиным доброго, зачеркивать весь тот путь, который мы прошли, веря в Сталина как воплощение наших мечтаний и идеалов, видя в Сталине воплощение партийной воли и партийного руководства, было бы недостойно честных советских людей и честных советских писателей (Там же).
Е. Долматовский: Некоторые наши товарищи с какой-то подвижнической страстью принялись искать и выпячивать теневые стороны нашей жизни. А вокруг этих заблуждений уже, как назойливые мухи, стала кружиться окололитературная шушера. <…>
Мне отвратительно нытье, которым занялись некоторые наши поэты. Но посмотрите, что поддерживается в критике. Лидия Чуковская объявила Заболоцкого классиком литературы. А ведь в стихах Заболоцкого преобладает унылый и маленький мирок. Произведения же оптимистического звучания подвергаются нападкам или замалчиваются (Там же. С. 4).
В. Кочетов: О «Рычагах» и прочем говорили уже достаточно. Мне хочется сказать о последней части трилогии «Открытая книга» В. Каверина. Каверин очень обстоятельно расписывает всякого рода «зажимщиков» и бюрократов. Но ведь только на «зажимщиках» и бюрократах книгу о современной жизни не построишь, только через них сегодняшнюю жизнь не покажешь (Там же).
А. Дымшиц: Неправильно причислять некоторые произведения, принадлежащие прошлому, к каким-то значительным явлениям нашей жизни. Имена Хлебникова, Цветаевой, Мандельштама становятся известными, но иногда они популяризируются неверно, и молодежь под влиянием этого начинает увлекаться ими. Сейчас снова поднимают Цветаеву. Что же тогда делать с Ахматовой? Ведь по сравнению с Цветаевой она неизмеримо выше. Цветаева – явление крошечное. <…>
На днях в Ленинграде была проведена, на мой взгляд не совсем удачно, дискуссия о поэзии, на которой выступил очень уважаемый и любимый всеми наш поэт П. Антокольский, который начал безудержно расхваливать творчество Б. Пастернака.
Я помню, какое для нас в свое время имели значение поэмы «1905» и «Лейтенант Шмидт», но последующий путь Пастернака нас огорчал и огорчает по сей день. Я думаю, что такими стихами, какие печатает Пастернак сейчас, он расплачивается за отход от жизни, за позицию, которую он занял. И неверно его возносить перед лицом молодежи, для части которой он становится знаменем эстетства и жречества в литературе (Литературная газета, 22 мая. С. 1).
Е. Поповкин: Здесь подверглись критике сборник «Литературная Москва», журнал «Новый мир», подверглись критике некоторые писатели Москвы. Но я, товарищи, не слышал здесь голоса тт. Казакевича, Алигер, Каверина, Рудного. Я полагаю, товарищи москвичи, что над этим следует подумать, так как иначе мне, человеку, живущему в Крыму, придется вернуться и рассказать, что их позиции так и остались неясными для нас, участников пленума (Там же. С. 2).
Л. Соболев: Пройдет еще год-два, и начисто забудутся эти «гениальные», «непонятые» рассказы, романы, стихи. Да, забудутся. Это пена на волне, прокатившейся по нашей стране после XX съезда партии. А пена, как известно, лопается (Там же).
П. Антокольский: <…> самое больное – это появление ряда принадлежащих перу членов Московского отделения Союза писателей произведений и статей, о которых приходится говорить как о тяжелом и горьком явлении в нашей общей жизни.
И я здесь прямо признаюсь. Мне сейчас нелегко переоценивать свое прежнее отношение к подобным произведениям, сложившееся тогда, когда я еще не видел, что стоит за всем этим. Что отражают эти произведения, появившиеся одно вслед за другим? Отражают ли они труд великого советского народа на всех участках его жизни так, как мы знаем об этом труде; отражают ли они думы, чаяния и надежды народа и даже его волю? Нет. Эти произведения отражают идейные шатания у некоторых элементов из кругов нашей интеллигенции (Там же. С. 3).
Н. Чертова: В конце концов, не так уж плохо, что мы услышали с трибуны пленума правления Московского отделения выступления и Каверина, и Алигер, и Кабо, и, наконец, выходящую из всяких рамок речь Дудинцева в его поистине непонятном состоянии самоупоения. Гораздо хуже было бы, если бы все они промолчали. Теперь мы ясно видим, что происходит, а главное, знаем, что надо нам делать. И уже делаем, правда, пока еще, с моей точки зрения, с излишней предосторожностью, с подкладыванием мягких подушечек уговаривания и увещеваний. Если говорить о коммунистах, имена которых здесь назывались – о Рудном, о Маргарите Алигер и тех, которые стоят за ними, – мне кажется, наступило время прямого и резкого большевистского разговора с ними (Там же).
А. Сурков в своем заключительном слове подверг критике «половинчатые, уводящие от принципиального спора» выступления М. Шагинян, В. Овечкина и К. Федина на этом пленуме, призвал «воспитывать молодое поколение на героических традициях классиков нашей многонациональной и мировой литературы», а не на творчестве М. Цветаевой, Б. Пастернака, подчеркнувших
своей биографией и своими стихами постороннее отношение к тому, что делает и делал за последние сорок лет наш народ. <…>
Позиция, занятая редакторами «Литературной Москвы» на обсуждении второго сборника в Доме литераторов и на пленуме правления Московского отделения, явно показала их боевое стремление настаивать на всем, что содержит этот сборник, и делать из этой позиции определенную литературную платформу, в которой идейно-политические моменты преобладают над стилевыми. И странно, что на этом пленуме товарищи предпочли отмалчиваться, не доверили пленуму своего кредо, своих сомнений и своих убеждений. <…>
«Подвиг молчания» в наших условиях – ширма, прикрывающая мелочность мелкобуржуазного фрондерства. Замкнувшись в скворечник молчаливого отсутствия, можно очень легко оказаться в стороне от жизни. Нужно набраться мужества и переоценить свои ложные позиции.
Было бы крайне вредно, если бы мы сочли деятельность нашего пленума, проходившего на большом накале политической страсти, каким-то сигналом к стрельбе по инакомыслящим в литературно-творческих вопросах. Задача убеждения, задача перевоспитания была и остается для нас главной задачей и базой для настоящей консолидации. Но осуществлять сплочение нужно на четкой идейной платформе, объединяя все живые силы литературы и отметая всё, что мешает ее развитию (Там же).
18 мая. На X Международном кинофестивале в Каннах специальная премия «за оригинальность сценария, гуманизм и высокую романтику» присуждена фильму Григория Чухрая «Сорок первый».
Одобрив предложение академиков М. А. Лаврентьева и С. А. Христиановича, Совет министров СССР принимает постановление «О создании Сибирского отделения Академии наук СССР». В состав отделения были включены Западно-Сибирский, Восточно-Сибирский, Якутский и Дальневосточный филиалы Академии наук СССР, академические институты в Красноярске и на Сахалине (см.: Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. С. 347–349).
19 мая. На правительственной даче в Подмосковье состоялась встреча руководителей Коммунистической партии и Советского правительства с писателями, художниками, скульпторами, композиторами.
Для участников встречи был дан обед, во время которого состоялся оживленный обмен мнениями по вопросам литературы. С речами выступили товарищи Н. С. Хрущев, Д. Т. Шепилов, А. И. Микоян, К. А. Федин, А. А. Сурков, Б. В. Иогансон, Т. Н. Хренников, Л. С. Соболев, К. М. Симонов, М. В. Исаковский, С. В. Михалков, А. Е. Корнейчук, Е. А. Долматовский, М. Турсун-заде, С. В. Герасимов, Н. М. Грибачев, М. И. Алигер, Е. Е. Поповкин. <…>
Встреча, – как указывается в официальном сообщении, – прошла в обстановке исключительной сердечности и теплоты (Правда, 20 мая, С. 1).
Около трех сотен гостей, – вспоминает Алексей Аджубей, —
катались на лодках, на тенистых полянах их ждали сервированные столики отнюдь не только с прохладительными напитками. Обед проходил под шатрами. Легкий летний дождь, запахи трав и вкусной еды – все должно было располагать к дружеской беседе. Но шла она довольно остро. Выступали многие известные писатели, актеры, музыканты, художники. У каждого была своя боль (А. Аджубей. Те десять лет. С. 169).
И чем больше эта боль выплескивалась, тем большее возбуждение охватывало Хрущева.
И вот как оценивается эта встреча в документальном рассказе Владимира Тендрякова «На блаженном острове коммунизма» (март 1974):
Крепко захмелевший Хрущев оседлал тему идейности в литературе – «„лакировщики“ не такие уж плохие ребята… Мы не станем цацкаться с теми, кто нам исподтишка пакостит!» – под восторженные выкрики верноподданных литераторов, которые тут же по ходу дела стали указывать перстами на своих собратьев: куси их, Никита Сергеевич! свой орган завели – «Литературная Москва»!
<…> Весь свой монарший гнев Хрущев неожиданно обрушил на Маргариту Алигер, повинную только в том, что вместе с другими участвовала в выпуске альманаха.
– Вы идеологический диверсант! Отрыжка капиталистического Запада!
– Никита Сергеевич, что вы говорите?.. Я же коммунистка, член партии…
<…> Но Хрущев обрывал ее:
– Лжете! Не верю таким коммунистам! Вот беспартийному Соболеву верю!..
Осанистый Соболев <…> усердно вскакивал, услужливо выкрикивал:
– Верно, Никита Сергеевич! Верно! Нельзя им верить! <…>
Через несколько дней по Москве разнесся слух, что поведение Никиты Сергеевича на приеме осуждается… даже в его ближайших кругах (Новый мир. 1988. № 9. С. 27–28)[263 - «Хотя, – вспоминает Лазарь Каганович, – эта речь была потом в печати изложена довольно гладко, но это была „запись“, хотя стенограммы за столом не вели (а если она и была, то вряд ли нашлась бы хоть одна стенографистка, которая сумела бы записать сказанное). И на обычной трибуне, когда он выступал без заранее написанной речи, речь его была не всегда в ладах с логикой и, естественно, с оборотами речи, а тут не обычная трибуна, а столы, украшенные архитектурными „ордерами“ в изделиях стекольной и иной промышленности, для „дикции“ заполненные возбуждающим содержанием. Можно себе представить, какие „культурные“ плоды дало такое гибридное сочетание содержимого на столе с содержимым в голове и на языке Хрущева. Это был непревзойденный „шедевр ораторского искусства“» (Л. Каганович. С. 577).Несдержанность Хрущева и резкость, с какою он выступал, произвела столь сильное впечатление на его товарищей по Президиуму ЦК, что нашла отражение даже в материалах июньского пленума ЦК КПСС. Вот фрагмент стенограммы:«Молотов. Когда советским писателям говорят, что „сотрем в порошок“, – это не воспитание.Хрущев. Я говорил о тех людях, которые поднимут руку на партию, а не о всех писателях.Молотов. Если же оказывать какое-либо воспитательное воздействие на писателей, нужны соответствующие методы. Этих методов в данном случае не оказалось.Поспелов. Это был замечательный метод – метод прямоты, доверия, острой товарищеской критики (Молотов, Маленков, Каганович. С. 105).].
Во время приема на госдаче после III пленума правления СП СССР, кажется, Борис Полевой представил Даниила Гранина В. М. Молотову, который, как вспоминает Гранин, по поводу рассказа «Собственное мнение» сразу сказал: «Что же вы, – он укоризненно покачал головой. – Зачем вам, это же против партии. Вот роман „Иду на грозу“[264 - На эту ошибку памяти обратил внимание М. Золотоносов, отметив, что речь шла наверняка о романе «Искатели», так как роман «Иду на грозу» был издан через пять лет (М. Золотоносов. Гадюшник. С. 481).] у вас хороший», на что Гранин возразил: «Но ведь надо же, Вячеслав Михайлович, иметь собственное мнение!»
Молотов помрачнел, резко так согнал с лица приветливость. Наступила неприятная пауза (Д. Гранин. Причуды моей памяти. С. 197).
Откликом на эту встречу стало четверостишие Ильи Сельвинского «В минуту отчаяния», написанное тогда же, но опубликованное только спусти 32 года (Огонек. 1989. № 37. С. 20):
Как жутко в нашей стороне…
Здесь только ябеде привольно.
Здесь даже воля всей стране
Дается по команде: «Вольно!»
21 мая. В Ленинграде умер Александр Николаевич Вертинский (род. в 1883).
23 мая. На экраны выпущен фильм Григория Козинцева «Дон Кихот». В заглавной роли Николай Черкасов.
25 мая. В «Литературной газете» передовая статья «Народ ждет новых книг», где члены редколлегии и авторы альманаха «Литературная Москва» охарактеризованы как замкнутая группа, «стоящая на позициях нигилизма и ревизионизма».
Этим же днем датировано письмо в редакцию «Литературной газеты» (копии в Секретариат СП СССР и Московское отделение СП):
Критикуя альманах «Литературная Москва», редакция «Литературной газеты» по непонятным нам соображениям упоминает фамилии лишь четырех членов редколлегии альманаха, а именно: тт. Э. Казакевича, М. Алигер, В. Каверина и В. Рудного.
Мы, нижеподписавшиеся, тоже являемся членами редколлегии альманаха «Литературная Москва», как это указано на заглавном листе первого и второго сборников, и полностью несем ответственность за их содержание (цит. по: О. Розенблюм, М. Тендрякова // Знамя. 2019. № 7. С. 148–149).
Под обращением подписи А. Бека, К. Паустовского, В. Тендрякова.
А уже 28 мая Э. Казакевич, К. Паустовский, А. Бек, М. Алигер, В. Тендряков, В. Каверин, В. Рудный обращаются к секретарю ЦК КПСС Д. Т. Шепилову «с просьбой защитить нас от клеветы и травли, организованной недобросовестными людьми» (РГАЛИ. Ф. 1579. Оп. 2. Д. 22).
Эти протесты во внимание приняты не были.
29 мая. В Ленинградском театре имени Ленинского комсомола прогон спектакля «Матросская тишина» по пьесе Александра Галича.
Однако, – как вспоминает Галич, – какое-то очень высокое начальственное лицо вызвало директора театра и приказало ему прекратить репетиции. Тот растерялся: «Но, позвольте, спектакль уже на выходе, что же я скажу актерам?!» Подобные мелочи начальственное лицо не интересовали, поэтому оно лишь усмехнулось и ответствовало: «Что хотите, то и скажите! Можете сказать, что автор сам запретил постановку своей пьесы!..» В результате спектакль был снят с репертуара (М. Аронов. Александр Галич. С. 108).
Не позднее 30 мая. В Центральном доме работников искусств открывается выставка, на которой впервые после длительного перерыва представлены работы художников «Мира искусства».
Правда, – говорит Михаил Золотоносов, – это были эскизы декораций и костюмов из частных коллекций, но тем не менее «реабилитация» состоялась (М. Золотоносов. Диверсант Маршак. С. 362).
Реакционная роль этого декадентского объединения достаточно хорошо известна, – 12 ноября 1957 года откликнулась на выставку газета «Советская культура». – <…> Кажется, у русского реалистического искусства не было более непримиримого врага, чем «Мир искусства» (с. 4).
31 мая. Из докладной записки Б. С. Рюрикова, И. С. Черноуцана и В. Е. Баскакова в ЦК КПСС:
Следует сказать, что фрондерствующая группа московских литераторов пытается оказать влияние и на другие виды искусства. Так, например, на художественном совете киностудии «Мосфильм» Э. Казакевич, А. Твардовский отстаивали вместе с автором сценария В. Тендряковым порочный кинофильм «Тугой узел», который был объявлен подлинно партийным, программным для нашего искусства произведением (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 678).
Весна. По распоряжению первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Ф. Р. Козлова во дворе Горного института сожжен опубликованный в конце 1956 года небольшим тиражом сборник «Стихи», составленный из произведений участников литобъединения под руководством Глеба Семенова. В составе этого сборника – стихи Андрея Битова, Владимира Британишского, Лидии Гладкой, Глеба Горбовского, Александра Кушнера и др. молодых поэтов.
Наш студенческий сборник сожгли в институтском дворе,
В допотопной котельной, согласно решенью парткома.
Стал наш блин стихотворный золы неоформленным комом
В год венгерских событий, на хмурой осенней заре, —
в 1992 году в стихотворении «Горный институт» вспомнил это событие Александр Городницкий (А. Городницкий. Стихи и песни. С. 223).
Журналы в мае
В «Знамени» (№ 5) – «Стихи о Севере» Варлама Шаламова[265 - «В Москве, – вспоминает Шаламов, – есть человек, который является как бы дважды моей крестной матерью – Людмила Ивановна Скорино, рекомендовавшая когда-то самый первый мой рассказ „Три смерти доктора Аустино“ – в „Октябрь“ в 1936 в № 1 Панферову, Ильенкову и Огневу и в 1957 году в „Знамени“ напечатавшая впервые мои стихи – „Стихи о Севере“» (В. Шаламов. Т. 4. С. 308).]. В «Москве» (№ 5) – стихи Давида Самойлова: «Осень сорок первого», «Берлинский май» (из поэмы «Ближние страны»), «Черный тополь», «Зрелость», «Цирк»[266 - «По существу, первая моя публикация» (Д. Самойлов. Поденные записи. Т. 1. С. 286).].
В «Октябре» (№ 5) «Два стихотворения Евг. Евтушенко («Я на сырой земле лежу…» и «Я у рудничной чайной…»).
Июнь
2 июня. Опубликованы новые правила приема в вузы.
Если этим хотят уничтожить фрондерский дух молодежи, – комментирует в дневнике Давид Самойлов, – то скорее добьются обратного. Интеллигентская молодежь пойдет на заводы, где интеллектуальное фрондерство превратится в социальное. С другой стороны – рабочие придут в вузы и сомкнутся с интеллигенцией там. База фрондерства расширится, изоляция интеллигенции уменьшится (Д. Самойлов. Поденные записи. Т. 1. С. 286–287).
3 июня. Секретариат ЦК КПСС принимает решение о создании Союза работников кинематографии СССР. Учредительный съезд Союза кинематографистов СССР состоится только в 1965 году.
4 июня. В Магадане вновь арестован писатель и сценарист Аркадий Добровольский, с 1937 года отбывавший два срока на Колыме и оставшийся там как вольнонаемный. Как написала 14 сентября Варламу Шаламову Е. Е. Орехова, жена Добровольского,
суд состоялся здесь 10–11 сего месяца. Аркадий получил 8 лет. С обвинительным заключением я не знакома, но из подслушанного у двери во время судебного заседания знаю, что речь шла об антисоветской агитации, о слушании радио и о враждебных взглядах Добровольского. Свидетелей 5 человек, из них один – приятель Аркадия еще по 36 году на Неринге, вместе тачки катали и в жестяной банке на костре чай варили. Этот приятель показал, что взгляды Добровольского и убеждения – антисоветские. Жалкий трус и подлец! Аркадий сказал ему после его показаний, сказал так громко, что и за дверью я услыхала: «Ну, Петро, пусть тебя рак совести сожрет!» От защиты Аркадий отказался и вел себя на протяжении этих двух дней, как должен себя вести мужчина и настоящий человек, не совершивший никакого преступления. Все показания отрицал, на все вопросы отвечал обстоятельно и на высоте эрудиции. Может быть, не надо было так ясно обнаруживать свое превосходство… В перерыве секретарь прибежала вниз, где была отведена комната, и просила Аркадия говорить не так быстро и «более понятными словами». Я – что я… я знаю, что мой муж, как и в 37 году, ни в чем не виноват, что он перед всеми предстал мужчиной и человеком честным и что долгая неволя куда лучше той свободы, которую имеют сейчас друзья вроде Петра Андреевича (В. Шаламов. Собр. соч. Т. 6. С. 159).
Именно в магаданскую тюрьму Добровольскому пришло официальное сообщение о его реабилитации по делам сначала 1937, а затем и 1944 года.
В «Советской культуре» отчет о II пленуме правления Союза художников СССР, где, в частности, сказано: «Очень плохой фальшивкой под Сезанна являются натюрморты О. Целкова» (с. 3).
5 июня. В Ялте умер Владимир Александрович Луговской (род. в 1901).
На партийном собрании ленинградских писателей, посвященном итогам III пленума СП СССР, признали свои «ошибки» Даниил Гранин, опубликовавший рассказ «Собственное мнение», и Вера Кетлинская, ранее поддерживавшая роман В. Дудинцева «Не хлебом единым».
На этом же собрании резкой критике подвергнуты уже подготовленные к печати сборник «Литературная трибуна» и альманах «Прибой». Главная претензия к сборнику состояла в следующем:
зачем и кому понадобилось редколлегии давать в сборнике, выходящем в юбилейный год, накануне празднования 40-летия советской власти, подборку стихов Мандельштама (цит. по: А. Тюрин. С. 63).
Резкую критику «Прибоя» содержало выступление главного редактора «Невы» С. А. Воронина:
Такой «Прибойчик» лучше всяких слов говорит о том, что групповщина существует не только в Москве, но что ее корни глубоко гнездятся и в нашей писательской организации. Скорее это группочка довольно влиятельных писателей, которая, как это ни странно для нашего времени и строя, командует в издательствах, оказывает давление на газеты и журналы, шумит в секциях» (Там же. С. 64).
Для рассмотрения материалов сборника «Литературная трибуна», составителем и редактором которого был литературный критик, редактор в журнале «Звезда» Анатолий Горелов, была создана специальная комиссия. Она
обнаружила несколько статей, которые были исключены из сборника из?за своей «ревизионистской» направленности. Особое внимание привлекла статья Горелова «О свободе творчества», в которой усматривалось намерение доказать «пагубность партийного и общественного воздействия на литературу». Помимо этого Горелов был обвинен в попытках опубликовать несколько неправильных статей в журнале «Звезда» и уволен из его редакции (Там же).
Разгром обоих «ревизионистских» начинаний будет 10 июня продолжен и на общем собрании ленинградских писателей.
Не позднее 6 июня. На объединенном собрании парторганизаций московских писателей и правления СП СССР[267 - Оно, – как вспоминает Владимир Тендряков, – «<> для вящего устрашения было собрано не в Доме литераторов на Воровского, а в Краснопресненском райкоме партии. <…> Председательствует Сергей Сергеевич Смирнов <…>» (Знамя. 2019. № 7. С. 154).] с докладом выступил В. Сытин, который подчеркнул:
Известно, что в прошлом году ряд писателей допустил ошибочные устные выступления, опубликовал статьи, содержащие неверные положения, произведения, искаженно отражающие нашу действительность. Некоторые из них – К. Симонов, О. Берггольц, В. Губарев – с партийной ответственностью отнеслись к критике в свой адрес и признали свои заблуждения. И зря кое-кто из литераторов иронизирует по этому поводу. Прямое и честное признание коммунистом своих ошибок – это партийный долг. Нельзя не отметить, что и беспартийный писатель С. Кирсанов, серьезно отнесясь к критике своей поэмы «Семь дней недели», заявил, что решительно переделывает свое произведение.
К сожалению, иначе ведут себя В. Дудинцев и В. Каверин.
<…> Члены редколлегии «Литературной Москвы» коммунисты Э. Казакевич, М. Алигер, В. Рудный, В. Тендряков, упорствуя в своих ошибках, пошли по пути разобщения со своими товарищами по партийной и писательской организациям. Активно защищая свои позиции на пленуме московского правления и не желая внять голосу справедливой критики, товарищи из «Литературной Москвы» затем на третьем пленуме правления Союза писателей СССР решили оборонять свои позиции молчанием.
<…> Из опыта идеологической борьбы нашей партии с чуждыми влияниями надо научиться делать правильные выводы. Это необходимо сказать и тем товарищам, которым импонирует ложная стойкость, – скажем, М. Алигер. Но это не стойкость, а упрямство, помноженное на самолюбие и зазнайство! (Литературная газета, 6 июня. С. 3).
С резким осуждением «упорствующих в молчании» членов редколлегии «Литературной Москвы» выступили М. Гус, Ф. Панферов, А. Чаковский, который заявил, что «упорное молчание может навести на мысль, что речь идет не о заблуждениях, а о сознательной фронде» (Там же).
Затем выступил Э. Казакевич. Крайне односторонне, – как отмечено в газетном отчете, – рассказав о деятельности редколлегии «Литературной Москвы», он отстаивал произведения, опубликованные во втором сборнике.
В выступлении Э. Казакевича, – подчеркивает репортер «Литературной газеты», – не сказалось желание честно признать совершенные ошибки, именно поэтому оно не удовлетворило собрание.
Этого желания не было и в письме М. Алигер, оглашенном на собрании, и в выступлении А. Яшина, которое показалось присутствовавшим крайне наивным уже потому хотя бы, что автор до сих пор не может уяснить, в чем порок «Рычагов» (Там же).
С осуждением этой позиции выступили О. Писаржевский, Л. Шейнин, А. Сурков, Г. Гайдовский, Е. Долматовский («Я хорошо знаю М. Алигер и Э. Казакевича, и у меня создалось впечатление, что их поведение объясняется ложной игрой в храбрость. А между тем это не храбрость, а дешевая демагогия» – Там же).
На собрании с речью выступила кандидат в члены Президиума ЦК КПСС, секретарь ЦК и МК КПСС Е. А. Фурцева.
6 июня. Образовано оргбюро Союза работников кинематографии СССР. Председателем Оргбюро утвержден И. А. Пырьев, его заместителями – С. И. Юткевич и А. М. Згуриди.
11 июня. На общем собрании московских писателей с докладом, жестко обличающим ряд публикаций «Нового мира» и «Литературной Москвы» за «одностороннее изображение действительности», выступил К. Федин[268 - Как вспоминает Вениамин Каверин, «накануне его выступления, 11 июня 1957 года, К. Паустовский и В. Рудный были у него – в поисках защиты, и он сказал с запомнившейся твердостью: „‘Литературную Москву’ я в обиду не дам“.На другой день он не только воспользовался личным разговором между ним и Казакевичем, но и бессовестно солгал, утверждая, что на пленуме не нашлось защитников критикуемой книги альманаха.Можно ли сомневаться в том, что он думал одно, а говорил и писал другое? Нет. „Мы потеряли Федина“, – сказал мне Казакевич, когда после собрания поздним вечером мы возвращались домой. Этого не случилось бы, если бы он сам не потерял себя, решившись на прямое предательство, в котором не было ничего загадочного (как это кое-кому казалось) и которое было неизбежным следствием его литературной смерти» (В. Каверин. Эпилог. С. 366–367).].
Э. Казакевич в своем выступлении, а также М. Алигер и А. Бек, письма которых были оглашены на собрании, признали справедливой критику ошибок, допущенных «Литературной Москвы», и заявили, что своей дальнейшей работой исправят эти ошибки[269 - «Только два члена редколлегии – Паустовский и я – не покаялись, – говорит В. Каверин. – Паустовский отказался, а мне как неисправимо порочному это даже не предложили» (В. Каверин. Эпилог. С. 368).] (Литературная газета, 13 июня. С. 1).
В единогласно принятом решении отмечаются единодушие и сплоченность московских писателей, которые на всем протяжении истории советского общества ощущали себя верными помощниками Коммунистической партии в осуществлении ее великих целей (Там же).
13 июня. В Союзе писателей СССР восстановлен (посмертно) Борис Корнилов.
15 июня. Из дневника Сергея Дмитриева:
Братья-писатели продолжают вкупе подличать и выслуживаться. «Проработка» Дудинцева, Гранина, Яшина, Алигер, Кирсанова, «Литературной Москвы» идет всесоюзно. В Тифлисе, в Киеве, в Минске, в Ленинграде. В последнем собрание писателей одобрило «принципиальную критику проявлений гнилого скептицизма в литературе». Правда, на собрании отсутствовали В. Панова, В. Кетлинская, А. Горелов, Ю. Герман. А прилежный А. Дымшиц заявил: и «у нас нашел отражение пресловутый „подвиг молчания“. Целый ряд видных писателей просто не почтил своим присутствием наше собрание» (Отечественная история. 2000. № 3. С. 155).
16 июня. В «Правде» два подвала заняла статья Константина Федина «Писатель и жизнь» (с. 3–4). Как записывает в дневник Сергей Дмитриев,
