скачать книгу бесплатно
-Софи
Хорошее пожелание, но что значит «никаких кошмаров»?
– Катрин, ну как тебе кухня? – спросила мама.
– Уютная. Тут записка, – я протянула маме листок.
Мама взяла у меня записку, прочла и сказала:
– О как мило с ее стороны!
– Софи – это кто?
– Софи Керг. Она жила здесь до нас со своей семьей. Приятная женщина. Она сделала нам большую скидку за дом, так что мы много сэкономили.
– Понятно… протянула я.
– Катрин! – неожиданно позвала меня младшая сестра, я и не заметила, как она вошла. – Катрин, иди посмотри, какие там комнаты наверху. Такие симпатичные! Только чур, самая первая комната моя – она мне больше всех нравится.
Ну вот, отлично, пока я тут рассматривала кухню, все уже выбрали себе по комнате, а мне, как всегда, что останется!
Я поднялась по лестнице и увидела Генри, стоявшего у стены.
– Ну что, ты тоже хочешь сказать, что выбрал себе комнату, а мне – самое худшее? – сухо спросила я.
– Как раз нет, Катрин. Я решил уступить тебе выбор. И, знаешь, я тебя прекрасно понимаю. В детстве у меня тоже кое-кто отнимал все самое лучшее.
Я залилась краской, вспоминая некоторые моменты, когда была самой младшей, еще до рождения Айви.
– Прости, и спасибо тебе большое. Вот уж не ожидала…
– Пожалуйста. Ты же моя сестра, да и все равно я скоро вас покину – через несколько месяцев у меня начнется своя жизнь. Хотя она уже началась, – сказал мой братец, не выражая никаких эмоций.
– Не говори так! – искренне воскликнула я
– Да успокойся ты. Я буду вас иногда навещать, и к тому же я наверняка еще успею надоесть тебе за это время.
Он обнял меня и пошел вниз.
Я вошла в первую комнату. Нет, вы не подумайте, я не забыла, что эту комнату выбрала Айви, – просто захотела посмотреть, и все. Стены тут были пастельно-голубыми, а не серыми, как во всем доме, все остальное – конфетно-розового цвета, что, по-моему, ужасно сочетается. Я просто терпеть не могу розовый, тем более конфетный, но Айви, как и все девочки в этом возрасте, предпочитают розовый. Ну что же, по крайней мере эту комнату я бы точно не выбрала.
Вторая комната была цвета темного аквамарина, что меня очень привлекло, но болотно-зеленый ковер точно не в тему. Если ковер убрать, будет неплохо. Хотя… в такой комнате не очень-то комфортно жить, меня больше привлекают пастельные тона, чем эта жесть. Значит, идем дальше. Генри все равно, в какой комнате он будет жить, ему главное – чтобы было тихо и спокойно, чтоб его никто не беспокоил. Так что ему эта комната подойдет.
Я открыла дверь третьей комнаты и… о боже! это просто великолепно! Она была в пастельно-лиловых и серых тонах. Очень красиво и просто идеально сочетается. Все, решено – я остаюсь здесь, эта комната просто создана для меня!
Я поспешила вниз, чтобы забрать свои сумки, и по пути столкнулась с Генри.
– Ну что, выбрала комнату? – спросил он.
– О да, мне понравилась третья, я в ней буду жить, спасибо тебе большое, Генри!
– Пожалуйста, – беззаботно ответил он. – Только
ты теперь мне должна! – прокричал мне вслед братец.
– Что? Ты серьезно? – остановилась я.
– А ты как думала? Я что, просто так тебе уступил?
– Ладно, ладно, позже поговорим об это, хорошо?
– Без проблем, сестричка, – засмеялся он.
Я внесла в свою комнату три очень тяжелые сумки и один чемодан, в котором была вся моя одежда. Решила, что первым делом распакую сумки, а чемодан – потом. Из мебели тут были небольшой шкаф жемчужно-серого цвета, рабочий стол белого цвета (о да – белого!), полка над ним, кровать, застеленная нежно-серым одеялом и белоснежная тумбочка. Всё отлично сочеталось между собой.
В первой сумке лежали книги – детективы, ужастики и фэнтези. Я их все поставила на полку, но, к сожалению, поместились только пятнадцать книг, а у меня их тридцать три. Ну и что мне делать? Книги мне дороже всего, они должны быть всегда на виду, ведь когда я смотрю на них, мое воображение включается. Ладно, пусть пока полежат на рабочем столе и тумбочке, потом попрошу родителей повесить еще одну полку.
Во второй сумке у меня были краски, карандаши для скетчей, цветные профессиональные фломастеры, уголь, сангина, пастель (сухая и масляная), пять больших альбомов (три из них заполнены) и маленький мольберт (еле влез). Все это я разместила в ящиках стола.
О боже, а где же мои кисти? Надеюсь, я их не забыла! Я быстро осмотрела сумку. О нет… ну почему я такая забывчивая? Неужели я не взяла их? Надо посмотреть, может, они в чемодане?
Быстро обыскиваю чемодан, в котором лежала одежда и часть книги, но кистей не нашла, и моя паника усилилась.
«Так, все будет хорошо, они где-то здесь, – внушила я себе. – Ты же еще не посмотрела третью сумку».
Точно, вспомнила! Кисти я положила в сумку с ноутбуком! Расстегнула молнию, вытащила всю свою электронику и во внутреннем кармане нашла кисти. Уф… Быстро сосчитала их – да, ровно двадцать пять – и положила в ящик.
Вытащив одежду из чемодана и положив ее в пепельный шкаф, я
перевела дух и решила пойти изучать серый дом.
В коридоре висели три миниатюрные картины; на одной были изображены розы желтого и красного цвета; перед комнатой Генри висела картина с пионами, а перед комнатой Айви – с тюльпанами. Прикоснувшись к картине с розами, я убедилась, что они были нарисованы масляными красками, а внизу было написано «В. Жаккар». Очень даже
неплохо, подумала я и перешла к другой картине. Пионы нарисовал некто С. Кератри. По мастерству картина немного уступала первой, но цвета были очень нежные. Автор третьей картины, с тюльпанами, был М. Ариас. Интересно, а сколько лет этим картинам? Я сняла картину с гвоздя и перевернула ее. На обороте было написано: «5 июня 1933 года». Значит, она была написана восемьдесят пять лет назад…
Повесив картину на гвоздь, я
спустилась вниз, повернула налево и оказалась в гостиной. Обои были с узором, напоминающим засохшие ветки деревьев. Диван и кресла – темно-коричневые, из кожи. Мебель выбирали родители, все остальное было серым, но кресла с диваном как-то уж очень сильно выделялись.
Кстати о родителях. А где они? Что-то дома очень тихо…
Я вышла из гостиной и направилась прямиком на кухню.
– Ма-а-ам, па-а-ап, вы тут?!
В кухне их не было, однако на столе лежала записка:
Мы все ушли в магазин, вернемся через час-полтора.
Мама
Ясно… а меня с собой даже не позвали. Ну и ладно, зато теперь я могу побыть одна.
Я всегда любила оставаться одна дома, с самого детства, и мне ничуть не было страшно. Когда я одна, я могу фантазировать сколько угодно, чего никогда не делаю при людях, а тем более при своей семье. Невозможно предугадать реакцию людей, а ведь нам, к сожалению, очень важно, что о нас подумают. Меня никогда никто не понимал, и мне иногда кажется, что все считают, будто я сошла с ума. Но это конечно же не так, и в моих фантазиях нет ничего такого. Фантазировать можно в любом возрасте, а не только маленьким детям. Тем более что в детстве кое-кто не очень-то много имел друзей.
Весь мой внутренний мир – это мой внутренний мир. Он не имеет ничего общего с реальностью, но я хочу быть только там. Для меня это источник творчества. Я не та, кто будет следовать нормам. Мне нравится быть такой, какая я есть, но, увы, мне приходится быть скрытной, потому что я не хочу, чтобы меня судили, я очень сильно этого боюсь. Люди не должны никого осуждать, ведь это так низко и неблагородно. Слово «судить» имеет одно значение, но из-за того что все мы разные, мы вкладываем в него разный смысл, по-разному используем. Лично для себя я сделала вывод, что никогда никого не буду судить!
Глава 3
Я хотела пойти наверх и посмотреть остальные комнаты, но мне было лень снова подниматься по лестнице. Вместо этого решила пройтись вокруг дома.
На улице было довольно прохладно, похоже, только что закончился дождь. Дом окружали засохшие деревья, чуть дальше был темный лес; когда я на него посмотрела, у меня аж мурашки по коже пробежали. Местечко мне нравилось все меньше и меньше, атмосфера до ужаса мрачная. В Кенте все говорили, что Лондон – прекрасный город с прекрасными домами, но я пока ничего «прекрасного» не видела. Нет, серьезно, зачем было уезжать из нашего старого дома? Терпеть не могу перемены, это невыносимо для меня. Да еще вдобавок ко всему у меня теперь будет новая школа, к которой придется привыкать.
С другой стороны дома было повеселее – очень много кустов и живых деревьев. Неужели здесь есть деревья, которые могут цвести? Невероятно! В центре сада был маленький фонтан с фигурой красивого белоснежного лебедя. В основании фонтана я заметила золотую надпись:
Ma bonne annee 1928
По-моему, это на французском языке. Я изучала французский в своей бывшей школе, но знаю его совсем плохо Ma – значит «мой», bonne – кажется, «счастье» или «счастливый»… да «счастливый». Получается «Мой счастливый…» А annee 1928 – это, наверное, тысяча девятьсот восьмой год. «Мой счастливый 1928 год». Интересно, что же в нем было такого счастливого?
Потихоньку начинало темнеть, а я толком ничего не рассмотрела. Повернулась лицом к дому и заметила балкон на втором этаже. Витраж на дверях был выдержан в мрачных серых оттенках. Пастельно-серый, темно-серый, холодный серый и почти белый. Да, мрачно, но зато красиво и аккуратно сделано.
Ну вот, опять я отвлекаюсь… Мама мне всегда говорит, что я ни одного дела не могу сделать нормально, не переключая внимание на какую-то мелочь. Что правда, то правда, а вот к сожалению или нет, я не знаю.
Я вошла в дом и обнаружила, что все уже вернулись.
– Мама! Кэти пришла! – закричала Айви.
– Ну сколько раз тебе говорить, чтобы ты не называла меня так, это раздражает! – одернула я сестру. Когда меня называют «Кэти», меня не просто бесит – я начинаю испытывать ненависть этому человеку. Исключение – мой отец, ведь это он дал мне такое прозвище.
– Катрин, где ты была? – спрашивает мама.
– Я просто прогу…
– И почему ты так разговариваешь со своей сестрой, а? Что она тебе сделала? Ей всего пять лет! – перебила мама.
– Мама, хватит, пожалуйста!
– Вот именно, Катрин. Хватит уже так себя вести!
– Ой, всё, мам, оставь меня в покое, пожалуйста!
С этими словами я побежала в свою комнату и заперла дверь. В последнее время мы с мамой часто ругаемся, а сегодня, кажется, побили предыдущий рекорд: скандал всего за полминуты. И вот что удивительно: когда хоть кто-то из членов нашей семьи рядом, мы ссоримся, а когда мы с мамой наедине, у нас почему-то все хорошо. Вот не понимаю, как такое может быть.
За окном уже совсем темно, время полдевятого. Генри зашел ко мне и сказал, что завтра у нас будет первый день в новой школе и лучше бы мне лечь спать пораньше. Но я, как всегда, лягу в одиннадцать, ну, или в половине двенадцатого.
Как же мне не хочется идти завтра в школу, а вдруг я и там не найду друзей? В Кенте мне было очень сложно завести друзей, потому что меня никто никогда не мог понять. Но мне и одной было хорошо. Когда я одна, я могу очень много всего сделать – того, что интересно только мне. Рисование и чтение книг для меня как окна в самый лучший из миров. Мне хочется покоя, но я не знаю, как этот покой найти. Я как неприкаянная душа, как призрак… Я где-то читала, что призраками становятся люди, не закончившие важное дело при жизни, и теперь они вынуждена всюду летать. У меня нет незаконченных дел, но иногда я чувствую, что чем-то отличаюсь от других… Ну, естественно, ведь я другая. Почти все, кого я знаю, думают не так, как я. И поступают не так.
Часы показывали пол-одиннадцатого. Я решила лечь спать чуть пораньше (Интернета в доме все равно пока нет). Дочитав главу, положила книгу на тумбочку рядом с кроватью и выключила свет. И сразу же в комнате стало намного холоднее. Я жутко замерзла, хотя на мне была шерстяная пижама и работал обогреватель.
Нет, со мной точно что-то не так, если я мерзну в теплой комнате. Вот как это понять?
Лежала в ледяной постели, и слезы сами текли из глаз.
Как же я хочу домой, в Кент…
Глава 4
Разбудил меня громкий стук в дверь.
– Катрин, немедленно вставай, ты опоздаешь в школу! – кричала мама.
Ох, надо срочно собираться!
Я вылетела из комнаты, чуть не сбив маму с ног.
– Ну наконец-то встала! – возмущенно воскликнула она.
Пропустив комментарий мимо ушей, я поискала глазами ванную.
– Ну чего ты стоишь? – раздраженно спросила мама.
– Мам, а где ванная?
– Возле нашей спальни!
У спальни? Я вопросительно взглянула на нее, и мама вместо объяснений просто отвела меня в ванную.
– Поторопись! – добавила она, и я быстро начала умываться.
Уже одетая в белую блузку с эмблемой школы, на которой красовался гордый орел в серебряной короне, я стояла возле входной двери и дожидалась братца. Такая же эмблема была на темно-синем пиджаке, который полагалось носить с темно-синей юбкой средней длины. На голове я соорудила два слегка лохматых пучка (моя любимая прическа).
– Вот не дай бог вы еще раз запрете двери, я вам устрою! – послышался мамин возмущенный голос с верхнего этажа.
– Извини мам, мы больше не будем, – сказал Генри, спускаясь вниз.
– Что, тоже проспал?
– Как видишь, – буркнул он.
– Так, дети, все взяли? – спросила мама, подходя к нам.
– Да, мам, – ответил Генри.
– Ну, дайте я вас обниму.
Генри подошел к матери и крепко обнял ее; я все еще была слегка обижена из-за вчерашнего, но тоже обняла маму.
– Ладно, мам, нам пора, а то папа уже заждался, – сказал Генри.
