скачать книгу бесплатно
Не знаю за что, но я вызываю у взрослых особую любовь. Они всегда относятся ко мне, как к взрослому, но на уровень тупее их. Мне хватает мозгов не опровергать иллюзию превосходства. Заранее проигрывает тот, кто недооценивает. Меня всегда забавляет, когда люди уверенны, что знают достаточно для звания «умный». Читают книги с труднопроизносимым названием, хвастаются сложными словами и заумными упреками о неправильной жизни всех вокруг. Раздают глубоко мыслящие советы и цитируют давно умерших людей. Умный никогда не будут доволен уровнем знаний, так же как глупый никогда не задумается, что он недостаточно умный.
Я придерживаюсь позиции, что мудрость заключается в любопытстве. Чем больше ты узнаешь, тем меньше правды хочешь получать. Глупым людям живется проще. Они живут в примитивном маленьком мирке и не задаются вопросами. Одурманить взрослых легко, с подростками сложнее. Наверное, поэтому мне больше всего нравится общаться с пожилыми людьми. Я часто остаюсь после занятий поболтать с мистером Голлофером.
Рядом седел Шон —достаточно неугомонный парень, чтобы стать моим приятелем. Шон слишком усердно записывал каждое продиктованное слово, высунув кончик языка. Не хочу называть его другом, слишком интимное слово. Низкому кудрявому мальчику плевать, реагирую ли я на его треп. Он всегда начинал говорить первый, да и заканчивал разговор тоже он. На мой вкус он слишком много отдает людям. Ведь, когда говоришь, невозможно получить новую информацию. Но видимо Шона не сильно смущали такие вещи, и он дальше продолжал тараторить, к месту и не очень.
Мистер Голлофер задал нам разделиться на команды по три человека и подготовить быструю презентацию о видах логики. Шон сразу затащил меня в группу к Молли. Высокая девушка с экзотической внешностью и острым языком. Она передвинула кресло-мешок ближе к нам, открыла тонкий ноутбук и принялась молниеносно клацать ко клавишам. Воспользовавшись конспектом, Шон быстро диктовал Молли, потому что на задание нам выделили 20 минут. С горящими глазами, парень пересказывал материал, а Молли иногда исправляла недостоверную информацию.
– В научном сегменте, наряду с формальной логикой используется диалектическая логика, разработанная немецким философом Гегелем и переосмысленная с материалистических позиций в философии марксизма… —диктовал Шон.
Вот он момент, когда я тоже хочу вклиниться. Мне правда есть что сказать, но голос не слушается. Ощущение, как будто в глотке слишком сухо и слова не могут выскользнуть. Я знаю, что говорить и уверен в знаниях, но невидимый блок не позволяет начать.
– Формальная логика не изучает изменение и развитие… —говорил Шон, но остановился, когда увидел, что я подался вперед и приоткрыл рот. Молли подняла глаза поверх ноутбука и теперь две пары глаз устремились на меня. Думаю, это продлилось не больше трех секунд, но мне казалось они мучают меня вечность. Руки обмякли и знатно вспотели. Я вытерев их об темные джинсы.
– Диалектическая логика представляет собой теорию диалектического метода. —тихо, но на удивление спокойно, произнес я.
Шон благодарно кивнул мне, а вот Молли стоило больших усилий, чтобы воздержаться от закатывания глаз.
Волна непонятной тревоги выбила воздух из легких и меня хватило только на одну реплику. Я бы с удовольствием рассказал, что законы и принципы диалектического метода – объективность и всесторонность рассмотрения, единство исторического и логического, восхождение от абстрактного к конкретному, бла-бла-бла. Ненавижу, когда во время простых социальных ситуаций внутри срабатывает противный тормоз. У меня нет традиционных страхов: я не боюсь смерти, высоты, глубины, пауков, клоунов или незнакомцев. Но социально напряженные ситуации вызывают табун неприятных мурашек по спине. В голове мгновенно появляется куча сомнений, хотя минуту назад я был решительно настроен на контакт с людьми.
Пока Шон и Молли продолжали громко готовить презентацию, я не проронил ни слова. Я выбрал безопасность. Опять.
Когда пришло время мы поднялись со своих мест и вышли на середину. Девушка установила ноутбук на высокий стол, я и Шон стояли левее. Парень выдал театральный кашель и взмахнул рукой, привлекая внимание группы. Мистер Голлофер сел на мое кресло. Он перекрестил ноги и методично постукивал тростью в ритм кудрявому спикеру. В нашей команде устоялась немая договоренность, что декламировать будет Шон, Молли дополнять, а я смешить аудиторию слишком длинными джинсами и взъерошенными волосами.
Странно, но стоять на виду у всех было спокойно. Мое лицо обрело максимально безразличное выражение, а руки свободно висели вдоль тела. Я встретился взглядом с парнем напротив, спустя короткие гляделки он стыдливо отвел взгляд. Вроде у меня не настолько враждебное выражение лица. Хотя…
В конце выступления аудитория зааплодировала. Довольные Шон и Молли сели на места, а я медленно покинул помещение. Я физически чувствовал, как тот пугливый парень сверлит мою уходящую фигуру. Сквозь маленькие окна под потолком в коридор проникал медовый свет. От стен эхом отходил шорох кед, скользящих по шахматной плитке. Я подошел к кулеру и набрал воду в ладони.
Выплеснув жидкость в лицо, я оставил несколько луж на плитке. Ледяная вода ни капли не взбодрила.
Я все время нахожусь под дымчатой пеленой. Я пытаюсь разбудить себя каждый день, но кто-то поставил один и тот же серый эпизод на повтор. Меня уже тошнит от этого фильма. Жду не дождусь, когда покажут конечные титры. Но я не решаюсь на что-то серьёзней, чем мысль: А что если я все же решусь закончить бытие, что тогда будет?
Я вернулся в класс, в котором остался последний ученик и преподаватель. Тихий мальчик с синими волосами попрощался с мистером Голлофером и хлопнул дверью. Мужчина включил электрический чайник и поставил два пластиковых стаканчика на стол. Я наблюдал за тем, как он ослабил галстук и уселся в кресле на колесиках.
– Как вы думаете, какой лучший способ умереть? – нарушил тишину я.
Вопрос прозвучал, как гром среди чистого неба. Преподаватель ничуть не смутился. Он откинулся в кресле выпучив живот и перекрестил руки за головой.
– Как самоубийство или случайная смерть? —уточнил мужчина прикрыв глаза. Не услышав ответа он продолжил. —Если вы, мистер Локуарт, рассчитываете услышать утешающую лекцию о том, что суицид —это не выход, то вам к более ответственному взрослому.
Мистер Голлофер едва коснулся пластикового стаканчика, но резко отдернул руку. Он скривился и засунул обожжённый палец в рот.
– Я уверен, что спасать самоубийц это унизительное дело. Человек хочет, чтобы это —он указал пальцем на все вокруг. – закончилось.
Я продолжал молчать
– Как же не исполнить последнюю волю умирающего? —сказал он и зашелся мрачным смехом. – Жалеть можно только тех, кто пытается вырвать из рук самоубийцы нож, но человек всегда найдет замену. Забрали нож —таблетки лежат в аптечке.
– Думаю, когда мы жалеем человека, то автоматически его унижаем. —добавил я обводя пальцем каемку пластикового стаканчика с парующим чаем. —вы не ответили мне на вопрос.
– Если бы я захотел умереть, то сделал бы это феерически! Съесть много зерен попкорна и подпалить себя в центре города? Или во время игры в покер. На словах «вскрываемся» резко достать нож и полоснуть по венам. А еще круче крикнуть «Слава сатане!» в церкви полной людей и перерезать глотку.
– Потом скинуть деньги на психолога для всех свидетелей? —с иронией в голосе подметил я. Он пожал плечами. —Да уж, травма людям на всю жизнь.
– Сомневаюсь, что самоубийц волнует психическое здоровье других. —сквозь смех выдал мужчина. —Они слабые, но с бесстрашной душой.
Я люблю Патрика Голлофера за то, что мы можем обсуждать самые провокационные, мерзкие и не принятые обществом темы. Иногда мне становится страшно от его мрачных двусмысленных шуток, но в целом он мне интересен. Мы болтали вроде пол часа или может два? Не уверен. Дешевый чай из соседнего круглосуточного магазина разносил тепло по телу, а ненароком брошенные слова преподавателя крепко обрастали корнями в моем сознании.
«Люди, которые совершили самоубийство слабые, но с бесстрашной душой»
Я бы поспорил, является ли моя душа бесстрашной.
Она.
– Эйва, хватит базарить, давай к нам! —позвал меня Дэйв с нотками высокомерия в голосе, за что получил средний палец в лицо. Я театрально отвернулась взмахнув пшеничными волосами.
Пузатый парень фыркнул и удобней уселся на старом диване под подъездом. Кудрявая девушка Сайя с округлыми бедрами сразу уселась к нему на колени и принялась гладить по ноге. Рядом сидела ее тощая бледная подруга все время опускающая взгляд. Места больше не было, так что два парня в растянутых спортивках и с семечками между зубов стояли сбоку.
Я отошла от заносчивой компании и спокойно продолжила телефонный разговор растворившись между деревьев.
– Я понимаю, но вы можете взглянуть… я не смогла отнести их в конкретную категорию… —начала я, но высокий голос мужчины на проводе все время перебивал. —Но там есть качественные роботы!
Я повысила голос, из трубки послышались гудки. Редактор издательства сбросил трубку. Посмотрев на номер я сжала телефон до онемения пальцев. Губы сомкнулись в тонкую линию, а между бровей выступила морщинка. Это уже девятое издательство, которое не принимает мой сборник. От кончиков пальцев поднялось раздражение. Пихнув жестянку из-под виноградной газировки я вернулась в компанию.
Около десяти подростков обступили вход в подъезд. На асфальте раскинуты карты и упаковки из-под сырных палочек. На небе не было и тучки, так что солнце палило кожу. Я сняла круглые оранжевые очки с волос и поместила их на кончик носа. Перекрестив руки на груди я начала вникать в тему разговора. Они вяло перекидывались фразами о поступлении. Я засмотрелась на даму на втором этаже с тюрбаном из полотенца и сигаретой в руке. Она недовольно пялилась на шайку подростков. Мое внимание к разговору привлекла одна тихая фраза:
– Я пойду на менеджера.
Я перевела взгляд на Лию —подругу с художественной школы, которая привела меня в эту компанию. Услышав ее заявления, у меня округлились глаза. Под острым взглядом она потупила лицо к полу.
Меня окружала компания подростков чей юношеский максимализм заканчивается на вандализме и тупых шутках. Никаких амбиций, желаний, борьбы за лучшую жизнь. Мне хочется отнести Лию в отдельную группу, ведь она единственная хоть как-то выделялась.
– Ты же только и тараторишь о стоматологии, какой, к черту, менеджер?! —бурно вскинув руки, возмутилась я.
Лия избегала жгучего взгляда моих кварцевых глаз и мяла край кружевного платья. Последний год беловолосая девушка редко заводила разговор о будущей профессии. Но когда начинала, то ее глаза вмиг загорались, а плечи лишались привычного напряжения. Пока, это единственный человек, в котором я видела некие намеки на огонь внутри. Который хотел чего-то своего, а не общепринятого. Робко, но она планировала стать на свою стезю даже под давлением со стороны. Я знала, что Лия мечтает стать первоклассным стоматологом, а потом открыть клинику для стариков. Нет, не может быть еще одна пропащая мечта.
Но у нее же было столько света в глазах, столько веры в большую и сложную мечту. Неужели она тоже отправилась на свалку с серыми индивидами. Я повстречала так много людей закопавшими зов сердца, и искренне хваталась за Лию. Но видимо я опять ожидала слишком многого.
– На стоматолога учиться очень дорого… а практика еще дороже. —на одном дыхании протараторила девушка. —Потом устроиться работать это сущий ад, тем более без связей. Да и чтобы…
Она хотела продолжить, но я перебила. Меня никогда не называли приятным собеседником.
– Но ты должна хотя бы попытаться! У твоего отца достаточно средств, он может оплатить. Ты же этого желаешь, так борись за свое!
Слишком громко, слишком эмоционально. Остальные из компании молча метали взгляды со стороны в сторону. Дэйв и Сайя знали, что даже и не стоит пытаться вмешиваться, а остальные решили не выделятся.
– Он не станет. —прошептала Лия. —Он уже договорился со знакомым и место в хорошем университете мне обеспечено.
– Это просто несуразно!
На эмоциях я широко взмахнула руками и краем глаза заметила, как ребята отшатнулись. На этот раз бледная, как больничные стены девушка, перебила меня, продолжая отстаивать идею поступления на менеджера. Я встречала отца Лии пару раз, но сейчас я слышу его слова, вылетающие из рта Лии. Очередная волна разочарования начала утягивать меня. В ее глазах погас огонек и теперь она такая же, как и остальные.
– Помечтать было приятно, но в настоящем мире рискуют либо дураки, либо отчаянные. —монотонно выдала Лия.
Опережая новую волну аргументов с моей стороны, девушка раздраженно отмахнулась.
– Зачем ты споришь? К чему твои вопли если я сделала выбор. Ты другая, мы никогда не поймем почему тебя донимают простые вещи. – остро выпалила подруга. —Кому ты пытаешься доказать? Мне или ты защищаешь свою веру?
Лицо исказило отвращение к прокуренному подъезду, к Лии, соседке с тюрбаном с полотенца на голове и главное —пустым людям.
– Мне это все осточертело. —сказала я, пропитав каждое слово ядом.
Громко фыркнув на прощание я ушла.
Дорога к дому представляла длинный путь по обочине трасы окруженной редким лесом. Солнце постепенно пряталось за горизонтом, пачкая все вокруг малиновым цветом. Широкие джинсы клеш откидали забавную тень на теплый асфальт, а большие сережки подсолнухи колыхались в такт ходьбе.
Может в словах Лии и была капля правды. Иногда у меня прокрадывается мысль об иллюзии, в которую я поверила. Будто все в мире для меня доступно, стоит только хорошенько поработать. Любую проблему можно устранить, из любой ситуации выбраться. Да, возможно, из некоторых придется выползать. Но проблема в том, что вокруг настолько много людей опровергающих эту теорию, что появляется скользкое ощущение. Когда никто не понимает, это обычно ясно говорит о том, что ошибаешься именно ты, верно?
Возможно стоит снять розовые очки?
И что тогда? Позволить всеобщему унынию забраться себе под кожу? Нет, благодарю. Я куда больше верю, что если ты не приручишь жизнь, то она будет ломать тебя, загонять в рамки и не будет никакой свободы. Отсутствие свободы пугает меня больше, чем растерзаны костяшки.
В течении всей дороги солнце настойчиво жгло, но сейчас наступил конец его рабочей смены. Плетеные босоножки здорово натерли, и я решила присесть на бордюр. Редко проезжающие машины вяло сигналили. Я стянула обувь и обхватила ноги руками. Положив голову на колени я всматривалась в горизонт. Конец апреля, сухая трава, доносящийся из леса дым от костра. Теплый ветер скользил по волосам, а последние лучи подсвечивали чистую кожу, всеянную родинками. Немного отдохнув я взяла босоножки в руку и босиком направилась дальше.
Поднявшись на восьмой этаж я вошла в квартиру. Истертые пожелтевшие обои, барахлящая теле-коробка и очень мало света. Окинув скучающим взглядом маму, я направилась на кухню. Налила себе березовый сок и побыстрее ускользнула к себе в комнату, пока мама не успела докопаться до брошенной обуви, не выключенному свету в коридоре или еще какой-то мелочи. Она всегда найдет повод.
Ненавистным занятием каждого вечера были чистка поступивших заказов и само их исполнение. Я пишу школьные сочинения на заказ, рецензии на книги и недавно начала пытаться переводить зарубежные произведения. Платят презрительно мало, но крупица к крупице. Несколько часов клацанья по клавишам и уже ближе к цели. Я люблю писать, но не то, что хотят клиенты. Я обожаю писать рассказы, состоящие из одного или двух предложений. Целый сборник настрочила! Объединить маленькое количество слов так, чтобы в воображении вырисовалась целая история. Жаль, что вместо творчества, я чувствую себя печатной машинкой, работающей над школьным учебником.
Острая стрелка часов показывала около второго ночи. Пальцы слегка онемели, но еще немного поработать я смогу. В глазницах выступила красная сетка капилляров, как сигнал об усталости, но я еще планирую почитать. Я достала из-под кровати огромную коробку с сокровищами. Куча безделушек, скупленных на барахолке в соседнем городе. Почерневшие кольца, пластинки с музыкой 70-х, каменные фигурки обнаженных женских тел, вырезки с газет, постеры и много книг.
Когда я задалась вопросом о возможности заработка, то была уверенна – это будет о книгах. Я не перестану тратить время на чтение, а в сутках не так уж много времени на новое увлечение приносящее деньги. Поэтому я выливаю все свои мысли о прочитанных произведениях в работу. Мне правда это нравиться, но кажется организм скоро от меня откажется из-за недостатка сна. Спустя тридцать страниц слова начали плыть перед глазами. С включенным светом и книгой в руках, я уснула.
Глава 3
Он.
29 апреля.
Я Доминик Локуарт и сегодня я планирую умереть.
В полночь, когда в доме кромешная тишина, и только угрюмый доберман сопит под дверью в родительскую спальню – я решился. Доносящийся крик совы разрезал томное молчание, оставив осколок лёгкого эха, бегающего между деревьев. Несколько часов подряд я смотрел в потолок и сомневался.
Сначала я просто обдумывал почему такие мысли лезут ко мне в голову. Почему? Каждый день становится все скучнее и скучнее. Мне кажется, что я уже прожил лучшие этапы в жизни и теперь меня ждет только пожирающая серость взрослой рутины. Где б я не был, по пятам ходит ощущение, что я не в том месте. Где-то рядом есть тропа, моя тропа. Там я бы чувствовал себя полноценно, там я бы я чувствовал себя живым. Вот только она не пересекается с реальностью. Я упускаю жизнь, сомневаюсь и в итоге не чувствую вкуса. Я абсолютно не знаю, что делать в будущем, не знаю хочу ли вообще чего-то. Я настолько хорошо научился отключать тревогу, да и другие чувства по типу неловкости, нервного предвкушения или страха; что уже не могу искренне испытать их. Кто бы знал, что именно неприятные эмоции оттеняют счастье. Теперь без темного фона я не могу различить свет.
Я бегал глазами в темноте и сомневался, годятся ли эти причины? Я не уверен. Да я не в чем не уверен! Уже тошнит от мерзкой тянущей тоски. Она сковывает тело и медленно удушает. Хорошо, я помогу ей окончательно поглотить меня.
Резко вскочив на ноги я включил компьютер. Яркий синий свет на миг ослепил, привыкшие к мраку, глаза. Строка поиска наполнилась текстом: Самый безболезненный способ умереть. Зайдя на первый сайт мне выдало номер горячей линии психологической помощи. Перейдя на другую ссылку я нашел нужную информацию. Глаза слипались от усталости. Изучив все банальные (пусть простит меня мистер Голлофер) способы я здраво оценил свои возможности.
Я накинул ветровку и уже собирался выходить, но на глаза попал пустой блокнот на столе. Вообще, я собирался записывать в него теории заговоров или возникновение/гибель вселенной, которые появляться в моей голове. Я криво вырвал страницу и написал четыре слова круглым размашистым почерком: Простите, что я такой. Я положил листик на кровать. Довольно жестоко не оставлять приличную предсмертную записку с объяснением.
Я вылез из окна на крышу крыльца, несколько камешков громко посыпались по шиферу. Выскочив на тротуар я огляделся в поиске свидетелей. Окраина города полностью переключена в сонный режим, но вдруг в одном из соседских коттеджей включился свет. К окну подошла пожилая женщина укатанная в плед и с чашкой чего-то горячего. Я сглотнул и прохрустел пальцами. Разумеется, ей просто не спится. Но убедить себя, что она не подозревает о моих суицидальных намерениях я смог спустя несколько минут зрительного контакта. Наверное, она подумала, что я бунтующий подросток, который сбегает из дома к девушке. Будет ли ее допрашивать полиция после моей смерти? Хотя, не факт, что они вообще будут вести дело. Поставят печатку и сбросят папку с моим делом в пыльный ящик.
Пустая улица, освященная противными желтыми фонарями. Ветра нет, так что звуки моих шагов казались неприлично громкими. Я направлялся к ближайшей многоэтажке. Таковых в Ритвельде только три и расположены в разных концах города. Дойдя к перекресту я оказался в равном расстоянии от двух многоэтажек. Я чувствовал, что этот выбор будет судьбоносным. Откуда не возьмись появился ветер, который склонил деревья в право. Так я и решил идти к многоэтажке в восточной части города.
Это моя последняя ночная прогулка. Я не осознаю этого в полной мере. Я же решил включить особенный трек. Пролистав до конца списка с музыкой я включил песню, которую не слышал больше четырех лет. Слушая ту самую песню в последний раз я невольно улыбаюсь и покачиваю головой в ритм мелодии. Она напоминала о моменте, когда я в последний раз чувствовал себя живым.
Четыре года назад в середине августа родители насильно отправили меня на дачу к бабушке маминой сестры. Я дико противился. Всю дорогу молчал, иногда произнося фразы которые должны бы пробудить у родителей совесть. Отец выволок меня с машины, оставил сумку с вещами на пороге и похлопал по плечу со словами:
– Дай этой поездке шанс, возможно тихий отдых удивит тебя.
– У меня вообще есть выбор не давать никаких шансов?! —все еще дулся я.
Мама нежно взяла мое лицо в ладони и поцеловала в лоб. Они уехали и начались самые прекрасные три недели моей жизни. Бабушка Лисана мне сразу понравилась. А с людьми у меня такое бывает крайне редко. Но как можно не влюбится в эту замечательную старушку?
Она была замужем 37 лет за мужчиной, которого полюбила в молодости. Два года назад ушла от него, потому что, как она выразилась: У него пропал огонь в глазах. Он больше не влюблен в жизнь. Теперь Лисана живет на колесах и не задерживается в одном городе больше трех месяцев. Она расспрашивает людей о их жизни и записывает все истории в толстую книгу.
– Людей так и тянет рассказать мне. -все время повторяла старушка.
Лисана имеет полно знакомых в самых отдаленных уголках планеты. Каждый день я просил ее показать мне книгу, и она каждый день бурно отказывала.
– Они доверили историю своей жизни мне, а не тебе.
– Не переживай, я им не скажу! —искренне не понимал я. Бабушка Лисана только растрепала мои мокрые от купания в речке волосы и загадочно улыбнулась.
Мне безумно нравилось посыпаться от щекоток первых лучей. Дача находилась на стыке цветочного поля и леса. Я собирал травы, засушивал их на чердаке, а потом Лисана заваривала нам чай к лавандовому печенью. Я бегал по мокрому мху в гуще леса, строил убежище из ветвей ели и залазил высоко на деревья, чтобы посмотреть на уходящий закат. Я мог часами сидеть около озера по среди леса и разговаривать сам с собой. Я свободно бегал по цветочному полю, кричал и смеялся во весь голос. Мы ели только то, что сами находили, ведь в окрестности не было и души. Никаких соседей или магазинов. Мы с бабушкой не ели мяса, только козий сыр и молоко. Лисана учила меня собирать травы, замечать особенности природы. Иногда, даже я встречал лесных животных, но меня они боялись, в отличии от Лисаны. Звери тянулись к ней.
Каждое утро она ставила одну и ту же пластинку с задорной летней песней. Не второй недели она меня уже знатно раздражала, но Лисана продолжала включать граммофон.
После приезда в город мне хотелось выть от недостатка свободы. Серые дома покрытие выхлопным дымом. Шумные люди, не видящие ничего кроме своих проблем. Грубый асфальт место травы под ногами. Я окончательно поник. Мне хотелось сохранить ощущение единства с природой, но оно ускользало сквозь пальцев. Родители очень испугались переменой в худшую сторону и подумали, что это из-за школы. Они перевели меня на дистанционное обучение в надежде, что я перестану быть таким угрюмым.
С того времени я не включал ту самую летнюю песню. Слишком много царапин на сердце приносили воспоминания, которым не суждено повторится. Лисана уехала в Мексику и больше не возвращалась домой. Она увезла с собой ощущение дома.
Несколько шагов, и я уже стою перед подъездом многоэтажки. На потасканных дверях не хитрый замок с кодом. Я зажал кнопки с наиболее стертыми цифрами и дверь открылась. Лифт оказался сломан. Я долго поднимался на двенадцатый этаж. В подъезде стоял запах сигарет, а стены исписаны нечитабельными надписями. Взобравшись на самый верх я подошел к двери на крышу. Я взял с собой лом, на случай если на дверях окажется замок. К моему удивлению я увидел расцарапанные изуродованные двери и дряхлый замок на петлях. Кто бы, что здесь не делал, эму почти удалось уничтожить крепление. Я несколько раз ударил, и замок слетел. Неприятный грохот отбился от стен подъезда направляясь к первому этажу. Я замер в ожидании жильцов, но никто не вышел. На мгновение мне показалось, что я слышу тихие шаги где-то на первых этажах, но я уже залазил на крышу.
Вот, я здесь. Я аккуратно подошел к краю. На высоте ветер ощущался, как прохладные касания. Подняв голову к небу я засмотрелся на россыпь звездной пыли и несколько полупрозрачных облаков. Нужно обойти крышу и проверить нет ли здесь посторонних. Намотав три круга я решил проверить вход на крышу. Я слегка прикрыл двери, что б они случайно не захлопнулись. Оглядел улицу внизу, никого нет. Я потер ладони и решил еще раз проверить вход на крышу.
– Да хватит! Ты просто тянешь время, Доминик. —выругался в голос я.
Здесь точно никого нет, я уж проверил. Я растер заднюю поверхность шеи до красноты. Я подошел к краю. Колени обмякли, ладони неприятно покалывало. Я же не боюсь высоты или смерти, что за сюрпризы. Я пристально смотрел вниз и тихо нашептывал себе под нос:
– Давай, ты сможешь. Всего один шаг. Это будет быстро, ты даже не почувствуешь, как тело разобьется в лепешку.
Вдруг мне стало настолько себя жаль, что слезы начали печь в глазах. Это унизительно.
– Да что б тебя! Даже решится спрыгнуть не можешь! —пихнув кусок фанеры выкрикнул я.
«Когда мы жалеем человека, то автоматически его унижаем»
Ненавижу жалеть кого-то. А сейчас я унижаю себя —супер!
