скачать книгу бесплатно
– Вот как? Интересно, – сказал Ванзаров. – На что ставите, где оружие? Приз: обед у Палкина.
– Я – на кровать, – крикнул Лебедев и выбежал в спальню, не дожидаясь контровой ставки. Вернулся он довольно скоро, отряхивая брюки и пиджак от пыли. – Нет. Странно, – сказал он.
– Тогда я попробую. – Ванзаров подошел к пузатой вазе, стоявшей на опасно тонкой консоли, засучил рукав и залез в нее по локоть. Раздался тихий металлический звон фарфора. Из вазы появился новенький наган с перламутровыми вставками на рукоятке. Он обнюхал ствол и отщелкнул барабан. Эжектор выбросил ему на ладонь четыре пустые гильзы и два снаряженных патрона.
– Опля! – только и сказал Лебедев.
– Парные вазы имеют привычку ставить зеркально друг другу. Трудно предположить, что в таком аккуратном кабинете одна из них окажется сдвинутой к окну.
Восторга Лебедев не выразил и сдаваться не собирался, отдавая призовой обед.
– Чистый обман, как и вся ваша логика! – заявил он. – Сунул нос раньше меня и делает вид, что сообразил. А вот я нашел кое-что стоящее… Личность пожилого господина, как я понимаю, установлена?
Ванзаров подтвердил и даже указал, что это бывший член Государственного совета в отставке, удостоенный множества наград.
– А про барышню тоже все знаете? – спросил Лебедев.
– Без вас не стал заглядывать в ее сумочку.
Открыв походный чемоданчик, криминалист достал бархатный мешочек, вышитый блестками, и кинул сыщику. Ванзаров поймал на лету, как заправский игрок в ручной мяч. Тесемки поддались ему с нежной покорностью. Содержимое мешочка было высыпано на ковер ровной кучкой. Дамские мелочи отодвинулись в сторону. Ванзарова заинтересовала зеленая книжечка.
– Некая Мария Остожская, балерина Императорского Мариинского театра, – сообщил Лебедев. – Балерины императорского балета – те же чиновники. А если к ней добавить мертвого члена Госсовета, интерес «охранки» обеспечен. Все-таки покушение на государственных личностей.
Из кучки бумажек, резинок, зеркальца и прочих нужных вещей появился неожиданный предмет.
– Вот как? Интересно, – сказал Ванзаров, разглядывая этот предмет. – Аполлон Григорьевич, хотите проиграть еще один обед?
– Полагаете, от наружной двери?
Ванзаров протянул ему найденный ключ.
– Что вам говорит опыт криминалиста?
– Тут и опыт не нужен: совсем новый, выточили недавно, еще блестит, царапин нет. При этом модель давнишняя.
– Я бы добавил: у бедной балерины не может быть такого дома, какой отпирается подобным ключом. Велик и тяжеловат. Разве что у мадам Кшесинской… Убитая, кажется, не звезда?
– Какая-то мелочь из третьей линии кордебалета, – ответил Лебедев, считавшийся знатоком театра, особенно в части симпатичных балерин. – Имя ее на афишах не припомню. Ну, что, друг мой, все очевидно. Считаем, дело раскрыто. Утерли нос охранке. Можно арестовывать?
– Не стоит спешить, – ответил Ванзаров, пряча ключ. – Есть неясные моменты.
– Что за моменты?
– Один у вас за спиной… Да, вот за диваном. Была украдена картина с портретом матери господина Каренина. Что не очень вписывается в преступление. Вы бы занялись, а я пока с хозяином дома побеседую…
За новую задачу Лебедев взялся с жаром. Жадно схватив раму, он стал изучать ее при помощи увеличительного стекла. Наслаждаться его творческим порывом можно было бесконечно, но Ванзаров вышел в коридор и попросил вызвать Каренина.
Серж ощущал в душе вселенскую пустоту. Он прошел мимо знакомого пристава, даже не взглянув на него, и наткнулся в кабинете на кучу мусора и криминалиста, терзавшего пустую раму. Все это было ужасным нарушением привычек и порядка. Но сегодня, после пережитого, он смотрел на беспорядок довольно равнодушно. Куда больше настораживало выражение лица Ванзарова. Серж уловил в нем скрытую опасность. И что-то такое недоброе, чего не было еще несколько минут назад, когда они сидели на ступеньках.
– Нашли какие-нибудь следы? – спросил он не слишком уверенно.
– Отчасти, – согласился Ванзаров. – Господин Каренин, какое оружие хранится у вас дома?
– На даче есть ружье для охоты, а здесь – револьвер.
Ванзаров попросил показать. Серж подошел к столу, отодвинул широкий ящик под столешницей.
– Ничего не понимаю, – пробормотал он.
– Не можете найти? – спросил Ванзаров, как бы ненароком демонстрируя находку из вазы. – Случайно не этот?
Серж только молча кивнул.
– Благодарю вас. Трудно не узнать. Вещь приметная, перламутровые вставки, даже вензель имеется: «СК». Подарок?
– От сослуживцев на прошлый день рожденья, – ответил Каренин. – Где вы его нашли?
Ванзаров хотел уклониться от ответа, но передумал.
– Убийство – большое испытание для нервов, – сказал он. – Многие не рассчитывают своих сил. Это только кажется, что убить просто. Нажал на курок – и все. Неопытные люди на этом попадаются. Сразу после преступления у них наступает состояние, близкое к панике и эйфории одновременно. Они плохо понимают, что и зачем делают. Совершают поступки, какие в нормальном состоянии никогда бы не совершили. То есть глупости. Это касается всех. Умные люди чаще всего делают самые элементарные ошибки.
Отодвинув кресло, Серж сел, положив руки точно на подлокотники.
– Вы меня подозреваете, – печально сказал он. – Тогда остается перейти на понятный вам язык. Мне не было смысла убивать своего отца потому, что я значительно богаче его. Дома, и этот, и загородный, давно переписаны на меня. У меня нет никакого мотива и причины убивать Алексея Александровича. Тем более что этот случай может нанести серьезный урон моему делу..
– Чем же вы зарабатываете на безбедную жизнь?
– Имею касательство к строительству железных дорог.
– Похвально, – сказал Ванзаров. – Как же быть с госпожой Остожской?
– Повторяю вам: я не знаю ее, – ответил Серж.
Лебедев, хоть и занимался рамой, слушал внимательно и не мог упустить такую промашку подозреваемого. Он хмыкнул презрительно и громко.
Серж перевел взгляд на криминалиста и кашлянул, привлекая его внимание.
– Господин Лебедев, безусловно, радуется, что я попал в детскую ловушку. Но я понимаю, что с господином Ванзаровым не следует играть в игру «ах, про кого это вы упомянули?». Я понял, что он спрашивает о мертвой барышне. Внизу мы только о ней и говорили. Повторяю: я не знаю, кто она. И мне нет никакой выгоды, резона или желания убивать ее. Хуже объяснения с женой, как она оказалась в нашем доме и в нашей спальне, ничего быть не может.
Как нарочно, в коридоре послышался высокий голос хозяйки, которая отчитывала чиновников полиции, требуя ответа: по какому праву они явились в ее дом. Пристав Цихоцкий не решился пускаться в объяснения, а предоставил это право другим. Он лишь открыл перед дамой дверь. Надежда Васильевна вошла и, игнорируя присутствие Ванзарова и Лебедева, который терзал раму, сразу обратилась к мужу.
– Сергей Алексеевич, почему в доме полиция? – сказала она тоном, не требующим ответа. – И почему дверь в спальню закрыта. Что за странные шутки. Мне надо пройти.
Она вошла так быстро, что Ванзаров не успел ее удержать. А дальше последовало то, что должно было случиться. Раздался истошный женский визг. Надежда Васильевна выскочила, подобрав юбку и подпрыгивая на цыпочках, как будто увидела мышь. Серж попытался ее успокоить, она завизжала пуще, так, что пристав в коридоре зажал уши. С ней случилась истерика. Плохо понимая, что она говорит, Надежда Васильевна бросала обвинения в лицо мужу, что он привел в дом проститутку, что осквернил их ложе, что теперь ему не отмыться, и тому подобное. Двое мужчин пытались как-то урезонить ее, а третий даже полез в походный чемоданчик за каплями успокоительного. Лекарства не понадобились. Надежда Васильевна осеклась, тяжело отдышалась и посмотрела на мужа мутным, но вполне осмысленным взглядом.
– Ноги моей не будет в этом доме, – сказала она. – Я немедленно уезжаю в Петергоф. Извольте вызвать извозчика.
Она вышла, не слушая робких оправданий Сержа. Так и не догнав жену, он вернулся, снова сел в кресло и схватился за подлокотники.
– Видите, что стряслось… – говорил он, словно Ванзаров был причиной его несчастий. – Надеюсь, теперь понимаете? Боюсь вообразить, чем все это кончится для моей семьи. Только об одном прошу вас: постарайтесь избежать огласки, насколько это возможно.
Ванзаров ничего не мог и не стал обещать. Он вызвал пристава, разрешил ему заняться протоколом и потребовал вызвать фотографа. Снимки непременно нужны. Закрутилась обычная суета заведения дела. Лебедев, оставив раму, подошел к столу и стал что-то выискивать среди письменных принадлежностей, остановился на ноже для бумаг и отошел с ним к чемоданчику. Ванзаров, не вмешиваясь в дела участка, занялся изучением книжных корешков. О Каренине, кажется, забыли окончательно. Он покорно смотрел на чужих людей, хозяйничающих у него столь бесцеремонно. Ничего другого ему не оставалось.
15
До следующей встречи у Мити было времени достаточно, чтобы заехать в гостиницу «Англия», где проживала его сестра. Ольга встретила его заспанной, словно утро для нее начиналось после полудня. Но все же предложила брату чаю, Митя отказался и стал расспрашивать, что слышно о новой роли. По осени в императорском Мариинском театре, где она служила, ожидалась премьера нового балета композитора Глазунова. Ольга мечтала получить там главную партию. После этого можно рассчитывать на статус примы. А это совсем не то, что выходить в эпизодах и танцах. Беда была в том, что на эту партию было слишком много охотников. Но ее покровитель обещал все устроить.
Митя был не слепой, он знал, что за такой номер надо платить деньги, которых у сестры не было. Да и покровительство в балете не дешево обходится. Он только не хотел допускать до себя мысль, что его любимая сестра попросту содержанка. Если бы кто-то сказал ему такое, Митя полез бы в драку. Сам же знать не хотел, кто этот покровитель Ольги. Ни имени, ни фамилии, ни того факта, что он вообще существует. Его устраивал молчаливый договор с сестрой: об этом ни ползвука.
Выговорив тревоги и ожидания, Ольга спросила об отце. Константин Дмитриевич Левин, как только узнал, что дочь его поступила в балет, отказался знать ее, чуть не проклял. Как видно, Левин пребывал в неведении, на какие средства балерина позволяет себе номер в дорогой гостинице.
Митя честно признался, что отец пока не сдвинулся ни на шаг в своем упрямстве. Но он с ним попробует поговорить еще раз. Как, впрочем, и с нужными людьми, что помогут в назначении на роль. Ольга удивилась, что брат может быть полезен в таком тонком вопросе. Он клялся все устроить. Обняв сестру и обещав передать от нее привет матери, Митя вышел из номера. Спустившись в холл гостиницы, он задержался, чтобы взять свежую газету. Уже направляясь к дверям, он вдруг остановился, заметив девушку в строгом скромном платье. Она только чуть взглянула на него и прошла мимо. Но этого было достаточно: Митя остолбенел.
У девушки были черные волосы, спокойное, чуть бледное лицо и капельку полноватая фигура без других недостатков. Но не это так поразило его. Мите показалось, что это лицо он где-то видел, только не может вспомнить, где. Что-то такое в нем было, отчего его сердце вдруг забилось и не могло остановиться. Ему показалось, что он давно знает эту незнакомку и мечтал с ней встретиться. Митя тут же нафантазировал самое бурное продолжение мимолетной встречи. Но в одном он теперь был уверен: он найдет ее и познакомится во что бы то ни стало. Это так просто: он же знает, где она живет.
16
Аполлон Григорьевич любого мог задавить авторитетом, опытом и статистической достоверностью. Только с одним человеком он не мог справиться. Человек этот был столь упрям и несговорчив, что не соглашался верить предположениям, даже самым надежным, а требовал непременно фактов. Да таких, что можно потрогать руками. Эта вредная и беспокойная личность поселилась в нем так давно, что он смирился, лишний раз стараясь ее не дразнить. Хоть он знал заранее, что прав и проверять не имеет смысла, все равно шел на поводу у собственной слабости. И заставлял покоряться ей других.
Поманив Ванзарова, который занимался какой-то ерундой, он предложил спуститься в швейцарскую и убедиться, что ключ подходит к двери. Не встретив большого желания, он стал убеждать, что в такой важнейшей улике нельзя ошибиться. А вдруг ключ не тот? Тогда рушится стройная система доказательств. И не надо ссылаться на опыт. Мало ли что, даже гений может ошибиться. Оттого, что ключ новый, не значит, что он подходит к двери именно этого дома. Зная, что в такие моменты убеждать Лебедева бесполезно, Ванзаров предпочел согласиться.
Они вышли из кабинета, не беспокоя пристава, занятого составлением протокола, для чего тяжелая полковничья рука приспособлена была неважно. Каренин проводил их долгим взглядом, не понимая, куда это господа решили улизнуть с таким выражением на лицах, словно приближаются к важнейшей разгадке. Тревога, горячившая его сердце, разгоралась все сильней.
В швейцарской было темно и душно. Василий Лукич сидел на топчане, покрытом старым ковром, и вел долгую и обстоятельную беседу, конца которой не было видно. Он рассказывал свою жизнь тем, кого когда-то знал и кого уже давно нет, а он вот все живет и живет, и теперь должен давать отчет. Он жаловался, что набежало народу столько, что и дома уже мало, рассказывал, как ему тут одиноко, сами господа уехали на дачу, а старика тут оставили. О многом он говорил. С ними было хорошо поговорить. Они приходили и уходили, сменяя друг друга. Разные были лица, многих на своем веку повидал. Когда же заметил важных господ, занявших собой почти всю каморку, он обрадовался, решив, что это за ним послано, пришел, значит, его час. Оба такие важные, все в черном, как есть за ним. Ну, вот и дождался. Василий Лукич уже собрался прочесть молитву на дальнюю дорожку, когда разобрал, о чем его спрашивают.
– Какой ключ? – спросил он растерянно. Неужели и там с него ключи будут требовать? Там свои ключники имеются. Не могут же его на их место определить. Нет у него таких заслуг, грешен и недостоин.
– Где ключ от входной двери? – проговорил Ванзаров как можно мягче.
Василий Лукич разобрал, что маленько поспешил и это всего лишь посторонние незнакомцы. И как в дом пробрались?
– А вы кто такие будете? – спросил он, все-таки швейцару не пристало чужим без спросу ключи выдавать.
– За твоей душой посланы, старик! – прогрохотал Лебедев страшным образом. – Не ответишь всю правду, сволочем в геенну огненную! Отвечай, где ключ!
– Аполлон Григорьевич, вы бы полегче, – попросил Ванзаров. – Так где же ключ?
Василий Лукич кивнул на облезлый шкафчик.
– Вон висит, куда ему деться.
Почерневший от долгого употребления ключ Лебедев приложил к тому, что нашелся в мешочке балерины. Зубчики пришлись один в один. Криминалист был счастлив. И вредная личность внутри него совершенно успокоилась.
– Торжествуйте, коллега. Ключик к преступлению найден, да! – заявил он.
Ванзаров предоставил ему еще один, пользованный до черного налета.
– Сравните заодно и этот.
– Где нашли? – Аполлон Григорьевич собрался проверить зубчики лучшим из инструментов: своим глазомером.
– В кармане пиджака убитого Каренина. Там еще один был, но мне этот приглянулся.
– Ну, конечно. Зачем ждать эксперта, мы сами полезем в карманы жертвы, – приговаривал Лебедев, сощуривая глаза поочередно. – А я понять не могу: как это почтенный старик в дом пробрался. Неужто по водосточной трубе залез? Оказывается, все просто: мой юный друг запросто утащил улику… Забирайте, не хочу ее видеть. И так все ясно.
Глазомер указал без сомнений: все три ключа подходят к одному замку.
Ванзаров нагнулся к старику, чтобы тот лучше слышал.
– Вчера вечером кто в дом приходил?
– А никого и не было, один я тут сидел. Все уехали, меня оставили, – ответил Василий Лукич и добавил: – Спать лег. А когда утром Сергей Алексеевич прибыли с супругой, им открыл, как полагается. А чужих не было. Все тихо и спокойно, слава богу! Мы свою службу знаем, которой год в швейцарах.
Лебедев стал делать нетерпеливые знаки, дескать, и так все ясно, делать тут нечего. Возражать Ванзаров не стал. Они вышли в прихожую как раз вовремя, чтобы увидеть спину Надежды Васильевны, скрывающейся за парадной дверью. Дама была столь возбуждена, что сама несла портплед и шляпную коробку. Стремительный отъезд не оставлял сомнений в ее душевном состоянии. Кажется, Каренину предстоят тяжелые времена.
– Вы-то что задумчивы, коллега! – спросил Аполлон Григорьевич, легонько ткнув Ванзарова локтем в бок. – Дело-то пустяковое.
– Не готов согласиться прямо сейчас, – ответил Ванзаров, подергивая ус.
– А не желаете провести эксперимент? – спросил Лебедев, изображая пальцами стреляющий револьвер.
– Хотите засадить в Каренина оставшиеся два патрона и посмотреть, что с ним будет?
– Интересная мысль, но результат мне известен. А вот есть другая цель: установить, насколько в швейцарской слышны выстрелы. Сделаем так. Я сейчас пристава попрошу пальнуть раза два-три из его табельного оружия, а мы с вами в швейцарской и послушаем. Хозяин не будет против, ему не до того. Давайте, жутко интересно!
– Не вижу смысла. Если мы что-то услышим, это ничего не докажет. Швейцар спал, к тому же он туговат на ухо. Что с картиной?
– Наверняка скажу только после лаборатории, – ответил Лебедев. – Но думаю…
– Ее вырезали ножом для бумаг. Так?
Лебедев изобразил нечто вроде взмаха платком.
– Аполлон Григорьевич, вы случайно не забыли сообщить мне какую-нибудь несущественную мелочь?
Криминалист изобразил глубокое изумление и полную невинность.
– Ну, если желаете испортить уже раскрытое дело, – сказал он. – Тогда должен сообщить: между смертью балерины и пожилого господина прошло не меньше трех часов.
– Балерина Остожская убита около десяти вечера, – начал Ванзаров.
Лебедев подтвердил этот факт, хотя сделал это без всякого энтузиазма.
– В таком случае старый Каренин был убит глубоко за полночь?
– Или немного позже, – согласился Аполлон Григорьевич.
– А вы молчали? – спросил Ванзаров столь вежливо, что криминалист окончательно погрустнел.
