скачать книгу бесплатно
Ледяной лес
Ха Чиын
Хиты корейской волны
В Священном городе Эдене, где правит бог музыки Мотховен, каждые три года на самой заветной сцене для музыкантов проходит «Конкурс де Моцерто». За звание самого талантливого музыканта соперничают лучшие из лучших, но уже более девяти лет никто не может превзойти Антонио Баэля – молодого гениального скрипача. Его игрой восхищается весь город, а больше всех молодой пианист Коя де Морфе, мечтающий добиться его признания. Любовь публики не вызывает у Антонио никаких эмоций, у него есть лишь одна цель, известная только ему, и он изо всех сил старается ее достичь.
Однажды в руки Баэля попадает легендарная скрипка Аврора, которая считалась утерянной в течение тридцати лет, и, по легенде, каждый, кто сыграет на ней, погибнет. Настолько ли Баэль гениален, чтобы сыграть на белой скрипке и выжить? И как с ним связана череда загадочных убийств, которые происходят в городе, обреченном на гибель оракулом?
Все ответы ведут к таинственному Ледяному лесу…
Ха Чиын
Ледяной лес
???? ?
EOREUMNAMU SUP
???
HA JIEUN
Russian translation edition is published by arrangement with Ha Jieun c/o Minumin Publishing Co., Ltd..
Издание осуществлено при финансовой поддержке Корейского института литературного перевода
Copyright © Ha Jieun 2020
All rights reserved.
Originally published in Korea by Minumin Publishing Co., Ltd., Seoul in 2020.
© Е.А. Понкратова, Е.А.Похолкова, перевод на русский язык, 2022
© Ферез Е., иллюстрация на обложке, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Увертюра
Над городом величественно возвышается Канон-холл, а вдалеке, за его могучей спиной, притаился Ледяной лес.
В партере концертного зала пятьсот мест отводится для почетных гостей. В бенуаре тянутся ряды деревянных кресел, по восемьсот с каждой стороны, а на пяти балконных ярусах размещается еще пятьсот кресел.
От великолепия сцены Канон-холла у музыкантов во время репетиций перехватывает дыхание, а в дни показательных выступлений, когда зал полон, у молодых артистов в жилах стынет кровь.
На сцене Канон-холла даже маэстро испытывают трепет, будто выступают в первый раз. Здесь каждый артист словно проходит отбор под прицелом холодных взглядов аристократов города музыки.
Лишь один исполнитель не считает ценителем никого из достопочтенных зрителей и неизменно смотрит на них свысока с этой выпивающей силы сцены. Антонио Баэль. Тот, кто навсегда останется обладателем титула де Моцерто.
В тысяча шестьсот двадцать восьмом году, когда все заговорили о конце света, предсказанном оракулом Кисэ, в Эдене, священном городе, где правит бог музыки Мотховен, на родине всех музыкантов, произошли загадочные убийства. И все были связаны с именем Антонио Баэля.
Глава 00
Здесь, в Эдене, царит вечная зима
Словно струны, тянутся заиндевелые веточки вверх, тишиной управляет незримый дирижер.
В этом месте поет студеный белый ветер, здесь, в Ледяном лесу.
В последний день тысяча шестьсот двадцать восьмого года музыканты-пасграно безмолвствовали. Предсказание о конце света стало для них полной неожиданностью. Преданные поклонники Кисэ, пасграно безоговорочно поверили словам оракула и решили до последнего вздоха принадлежать музыке. Однако прошел день, вступил в свои права вечер, а они так и не собрались, чтобы сыграть напоследок.
Можно ли прощаться с родными и близкими в тишине? Думаю, пасграно, уверовавшие в скорый конец, так и сделали.
Музыканты-мартино, напротив, провели несколько общих собраний, на которых вовсю поиздевались над легковерными пасграно. Они пили, смеялись и обсуждали интриги Кисэ. Иногда издалека доносились звуки музыки, прерываемые грубыми возгласами мартино: «Долой скучную классику, сыграй что-нибудь поживее!»
Я сделал вид, что не слышу, как они зовут меня пьяными голосами, и продолжил свой путь в салон госпожи Капир. Сегодня даже в ее доме, где раньше дни напролет играла музыка, было тихо.
Хозяйка встретила меня, провела в гостиную и усадила на стул, не сказав ни слова. Я тоже молчал. Вокруг стояла гробовая тишина, которую никто из нас не смел нарушить. Так же молча мы встали. Прощаясь со мной в дверях, госпожа Капир с трудом сдерживала слезы, закрыв лицо руками. Мне было тяжело видеть ее в таком состоянии, и я тут же вышел. На улице мне то и дело попадались пьяные мартино и мрачные, похожие на тени, молчаливые пасграно. Забавно: столько артистов – и ни единой мелодии. Последний день тысяча шестьсот двадцать восьмого года выдался поистине загадочным.
Лишь один музыкант давал в тот вечер концерт.
Простую, без изысков, афишу повесили всего три дня назад, но, по слухам, все билеты уже были распроданы. Я потянул бумагу за край и стал отрывать ее по частям. Вот порвалось имя, затем исчезло и название концертного зала – на стене осталось лишь слово «последний». На это ты, Коя, повлиять уже никак не сможешь.
Я закрыл лицо ладонями и стал давить на веки, пока перед глазами не заплясали разноцветные мушки. Наверняка теперь не только пальцы, но и лицо перепачкано дешевой типографской краской. В таком виде я и отправился в Канон-холл.
Ренар Канон, владелец концертного зала, встретил меня на входе и, как обычно, предложил сопроводить в артистическую. В ответ я лишь покачал головой. Он посмотрел на меня с удивлением, но, к счастью, ничего не спросил. Я прошел в бенуар, занял свободное кресло и устремил взгляд на сцену.
В воздухе витало предвкушение, атмосфера накалялась. И вот перед публикой появился тот, кого все ждали. Однако выглядел Баэль довольно необычно: он был не во фраке, а в простом дорожном плаще. Зрители перешептывались, но, как только музыкант поднял руку, сжимающую Аврору, в зале стало тихо.
– Все дело именно в ней, – с горечью пробормотал я.
А ведь знаменитая скрипка – это всего лишь инструмент, пусть и созданный из истлевшей древесины, изуродованной языками пламени. Хрупкая, она, казалось, могла рассыпаться от одного прикосновения, но Аврора ничуть не уступала другим скрипкам в прочности. Именно таков был замысел ее создателя Джея Канона – основателя Канон-холла.
Никто, даже истинные мастера своего дела, не знал наверняка, из чего сделана скрипка. Кто-то говорил, что она изготовлена из оливкового дерева особого сорта, в которое ударила молния, кто-то – что из диковинного растения, которое Джей Канон вырастил сам.
Именно от неизвестного материала скрипка и унаследовала свой удивительный пепельно-сизый, почти белый цвет. Сероватый оттенок, в котором, казалось, все еще отражаются языки пламени, чуть не уничтожившие скрипку, и подарил ей имя Аврора.
Что же ты исполнишь нам сегодня, Баэль?
Он молча поднял скрипку и аккуратно, словно обнял младенца, поднес к груди. И в этот момент выражение его лица изменилось: пропала нежность, теперь в его чертах сквозила чувственность. Он прижал подбородок к деке и закрыл глаза.
Каждый раз, наблюдая за ним, я чувствовал, как мои щеки начинают гореть, будто я стал свидетелем тайных ласк двух влюбленных.
Баэль без промедления начал играть, хотя обычно он долго настраивал инструмент, нежно водя смычком по струнам. Иногда я подшучивал над Антонио, просил не устраивать подобных прелюдий на сцене.
Видимо, сегодня он решил начать как можно скорее, ведь конец света вот-вот должен был наступить.
В следующий миг я вздрогнул от испуга.
Зал наполнили звуки, совсем не похожие на музыку. Баэль хаотично водил смычком по струнам, словно издеваясь над Авророй. Зрители недоуменно переглядывались, но шум поднимать не спешили. Считая себя истинными ценителями музыки, уверенные, что любое исполнение маэстро, даже самое эксцентричное, несет в себе особый смысл, они силились понять молодого гения, уловить его задумку. Вся эта ситуация вызвала во мне отвращение.
Скрипка продолжала издавать демонические звуки, и до публики, кажется, стало доходить: что-то не так. Мне хотелось закричать Антонио: «Остановись!». Но когда зрители начали подниматься с мест и их недовольные возгласы смешались с воем скрипки, звучание вдруг изменилось. Теперь, как покаяние за нелепую выходку, в воздухе разливалась нежная мелодия, постепенно обволакивая публику, и та осознала, что в поведении артиста был определенный замысел.
На лице Баэля застыла легкая ухмылка, чарующая мелодия звучала сладкой насмешкой.
Когда зал окончательно затих, темп стал нарастать. Публика затаила дыхание от восторга. Смычок летал над струнами с поразительной скоростью – так умел играть лишь Антонио. Ритм усложнялся, зрители от восхищения забывали дышать. Кто-то начал задыхаться и хрипеть в борьбе за каждый глоток воздуха. Но гения, поглощенного игрой, уже ничто не могло остановить. Зрители пытались ослабить галстуки, хлопали себя по груди, дамы в панике расстегивали своим кавалерам воротнички.
Смычок все быстрее летал над струнами, накал возрастал, и зал забился в судорогах. Вдруг раздался громкий звук лопнувшей струны.
Кто-то вскрикнул, не в силах сдержать эмоции. Струна порвалась во время выступления! Как такое могло произойти в Канон-холле? Неужели Баэль, признанный музыкальный гений, бессменный обладатель титула де Моцерто, допустил ошибку?
Музыкант же как будто ничуть не смутился, ни единый мускул не дрогнул на его лице. Баэль продолжал играть на трех струнах. Скрипка издавала пленительные трели, темп нарастал. Удивительная по красоте мелодия поднималась на крещендо, но вдруг снова лопнула струна.
Только теперь зрители поняли, что ничто на сегодняшнем концерте не было случайностью. Они открывали рты в попытке сделать вдох, как рыбы, выброшенные на берег. Причудливая мелодия продолжала звучать, рождаемая скрипкой с двумя струнами. Когда она опять взлетела ввысь, лопнула еще одна струна, и зал наполнился гулом голосов.
Но музыка не прервалась – таинственная, пугающая и разрушительная. Мелодия повторялась снова, и снова, и снова… Каждый ощущал ее нутром, однако уже никто не мог ее оценить… Тяжелое дыхание и дрожь наполнили зал.
«Раз в две недели Баэль подвергает людей мучениям, заставляет их опускаться в пучину сладкого греха в самом священном для них месте – Канон-холле. Как только мелодия достигает апогея, в глазах зрителей читается такое удовольствие, будто они достигли пика наслаждения» – так однажды сказал Тристан. Тоска по другу вспыхнула с новой силой, и по щекам потекли слезы.
Только когда порвалась последняя струна, демоническая мелодия смолкла и Баэль открыл глаза. Опустив руки – в одной искалеченная Аврора, в другой смычок, – он пристально посмотрел в зрительный зал. А затем обратился к «истинным ценителям», обмякшим в своих креслах:
– Благодарю за внимание!
Склонил голову в почтительном поклоне и негромко добавил:
– Невежды.
И следом, как будто ничего особенного не произошло, он пожал плечами, обнял звенящую в тишине скрипку и покинул сцену. Никто не пытался его остановить, никто не хлопал – зал застыл в оцепенении.
Таким было последнее выступление Антонио Баэля, бессменного обладателя титула де Моцерто. Тогда я видел его в последний раз.
После того вечера он исчез, а утром, словно насмехаясь над предсказанием оракула, над Эденом как ни в чем не бывало взошло солнце. Закончился тысяча шестьсот двадцать восьмой год, и начался тысяча шестьсот двадцать девятый. Жизнь продолжалась в обычном темпе аллегро. Конец света не наступил. Но мне не довелось услышать ни оправданий пасграно, которые поверили оракулу, ни насмешек мартино. Потому что моя жизнь утратила свое привычное звучание в тот последний день тысяча шестьсот двадцать восьмого года.
Глава 01
Три гения
Удивительно, но в замерзшем лесу есть что-то живое.
Это мир застывшей зимней мистерии,
Здесь звучит музыка.
Эден – родина всех музыкантов, священный город, где правит бог музыки Мотховен. Он похож на море: мелодия, сыгранная за его пределами, словно волна, всегда возвращается к берегам Эдена. Музыканты, точно рыба на нерест, неизменно возвращаются назад после гастролей.
Да и могло ли быть иначе? Воздух Эдена, напоенный звуками музыки, невозможно забыть.
За пятнадцать лет до того рокового дня тысяча шестьсот двадцать восьмого, когда оракул предсказал конец света, я, десятилетний мальчишка, поступил в консерваторию Эдена. Отец не собирался передавать мне свои дела и долго думал, куда отправить меня учиться, чтобы я сам мог зарабатывать на жизнь. В конце концов он решил сделать из меня пианиста, рассудив, что такой знатный род, как наш, должен иметь хотя бы одного музыканта.
Вступительные экзамены у меня принимал один из известнейших пианистов Эдена – Фриц Янсен. До этого у меня никогда не было наставника, даже самого никудышного, поэтому я сильно волновался во время прослушивания и пытался выдавить из себя хоть что-нибудь, напоминающее хорошую игру. Отец же был готов отдать любые деньги, лишь бы меня взяли – так я стал учеником великого Фрица Янсена, не имея каких-либо выдающихся способностей.
Антонио Баэль, в отличие от меня, с первого дня обучения в консерватории был в центре внимания. Он рос в атмосфере всеобщего восхищения. «Он гений! Одаренный ребенок!» – восклицали даже маэстро.
Его, сироту без денег, с радостью взял к себе в ученики Фисе Коннор, столь же легендарный музыкант, как и Фриц Янсен. Когда-то он был неплохим скрипачом и композитором, но теперь его жизнь стала совсем заурядной. А в последние годы в нем проснулась жгучая зависть к таланту Баэля.
«В этом году переводной экзамен предполагает выступление дуэтом с композицией собственного сочинения. Музыкальные инструменты могут быть любыми. Просим серьезно отнестись к подбору пары».
Это был мой первый экзамен. Я не сомневался, что с легкостью найду себе компаньона, ведь у меня было много друзей и я неплохо учился. Помню, что всерьез раздумывал над тем, чтобы сыграть дуэтом с другим пианистом. Но однажды ко мне подошел мальчик, с которым я никогда раньше не общался.
– Ты ведь Коя де Морфе?
Даже сейчас, вспоминая эти глаза, наполненные холодом, и мрачное выражение лица, я сжимаюсь от страха, потому что взгляд этот был совсем не детским. Но именно таким предстал передо мной Антонио Баэль.
Я много слышал об этом одаренном мальчике, но никогда с ним не разговаривал. От неловкости я так и не смог вымолвить ни слова.
– Что, потомок знатного рода Морфе считает общение с простолюдином ниже своего достоинства?
– Конечно же, нет, – промямлил я, растерявшись еще больше.
Баэль остался совершенно равнодушным к моему ответу и протянул мне рукопись.
– Эту сонату написал я. Она для скрипки и фортепиано. На экзамене я хотел бы сыграть с тобой.
Не в силах скрыть удивления, я взял партитуру, а он развернулся и ушел, как будто своим жестом я уже дал согласие.
Неужели я и вправду только что говорил с Антонио Баэлем? И он действительно предложил выступить с ним дуэтом?
– Невероятно, этот истукан умеет разговаривать?
– Коя, он сам предложил тебе сыграть дуэтом?
Друзья засыпали меня вопросами, а я даже не знал, что им отвечать. Баэль был для меня такой же загадкой, как и для них.
Вернувшись в тот день домой, я принялся внимательно изучать партитуру. На середине произведения я не выдержал и сел к роялю. Когда в комнате стих последний аккорд, все мое тело пронзила дрожь и я заплакал. Мелодия была прекрасна – не верилось, что ее написал мой ровесник.
На следующий день в столовой я сам нашел Баэля. Он сидел в углу, обедал в полном одиночестве. Я подбежал к нему с зажатой в руке рукописью и радостно прокричал:
– Сегодня же начнем репетировать! Я согласен! Мне не терпится услышать партию скрипки!
Баэль злобно уставился на меня и холодно ответил:
– Я никогда ни с кем не репетирую. Тренируйся без меня. В день экзамена мы сыграем дуэтом в первый и единственный раз.
– Ты серьезно?..
Сыграть дуэтом без репетиций? У мальчишки явно проблемы с головой. Но я не нашел в себе сил отказаться от предложения: его абсурдная уверенность была столь заразительной, что во мне взыграли нотки самолюбия.
Мы готовились поодиночке и впервые выступили вместе только в день экзамена. Я до сих пор не понимаю, что тогда произошло.
