Образы сущего. Доктрина этического максимализма, метафизика живого универсума

скачать книгу бесплатно


• Мое мировоззрение не является материалистическим, хотя я оперирую понятием “Мировой Ресурс” как субстанциональным фундаментом Мироздания. Однако этот Ресурс бесконечно сложен и проявляет себя в форме Абсолюта и порождаемого Им (“из Себя”) конечного множества личностей, т. е. в форме Сознания. Таким образом, Сознание – основная и вечная форма существования Ресурса. Материя является особой (не основной) формой проявления Ресурса. Материя имеет конечную сложность.

• Мое мировоззрение не является в чистом виде идеалистическим, хотя Абсолют – Творец мира Разума (всех остальных личностей). Но именно Мировой Ресурс есть бесконечная сложность и Исток всего (и Самого Абсолюта), а Сознание – есть оптимальная форма Его самоорганизации. Первичность мировых идей, я полагаю, имеет место лишь в сфере нравственного поведения индивидов – это первичность мировых смыслов. В остальных (не духовных, материальных) сферах авторами идей являются сами индивиды, но эти идеи возникают на основе идей поведения (см. главу “Смысл”).

• Оно (мировоззрение) не является пантеистическим, хотя Абсолют соприсутствует в каждой личности в сфере нетварной стихии сложности. Однако Абсолют не участвует в процессах преобразования материи даже трансцендентно, ибо материя явилась результатом падения личностей.

• Оно не относится и к деизму, хотя Абсолют отсутствует в материальных превращениях. Но Он выступает перед остальным разумом как Родитель, Учитель и Судья.

• В отличие от гностиков, я исключаю существование Демиурга (8.2.1) и ищу конструктивное объяснение происхождения материи мира.

• Знатоки и любители теософии заметят, что некоторые темы здесь изложены не так, как в теософии. У меня не было намерения противоречить или соответствовать их “науке”. Это совсем другая доктрина с другим основанием и дискурсивным аппаратом. На какие-то вопросы пытается подробнее ответить теософия. Например, структуры тела теософия рассматривает более детально под углом зрения раскрытия феномена человека. Здесь же (в трактате) обращено внимание на этические процессы в Мировом Ресурсе, на их роль в генезисе мира.

• Более содержательно мое мировоззрение раскрывается в главах метафизики живого универсума.

Однако в излагаемой доктрине есть элементы всех указанных мировоззрений. Идеализм мне ближе всего (в сочетании с рационализмом).

В целом, суть доктрины такова: Сознание первично, но в глубинах его произошло драматическое событие, условно называемое “падением”, повлекшее за собой возникновение относительно самостоятельного феномена – материи. Материя – это след падения, а не продукт Разумного Замысла. Незаконно рожденное дитя обрело ту свободу, которую видит материализм. Абсолют не проявляет Себя в материи, но только – в духовной жизни разума. В появлении вещества нашего мира “повинно” неуместное поведение разума так называемого “уровня микролей”, об этом будет рассказано во второй части трактата.

Мне самому не очень ясен жанр трактата. Помимо общих рассуждений здесь довольно много конкретного. Называя свой трактат религиозной доктриной, я подчеркиваю характер материала, а не значимость содержания. Я полагаю, человек свободен в выборе веры, и единственный императив его таков: В основе любого действия должно пребывать желание добра людям. В своей метафизике я ищу правдоподобную модель мира, объясняющую генезис материи. Если следовать логике трактата, идеологические противоречия между наукой и религией полностью устранимы без привлечения идей креационизма.

1.3.3. Об этике в трактате

Определение этики, как учения о морали и нравственности оставляет широкий диапазон в выборе вопросов и тем, которые мы вправе включить в это понятие. Такое включение не является общепризнанным. Некоторые считают, например, что этика охватывает лишь проблемы позитивного смысла – правильное поведение, исполнение заповедей, добродеяние и т. д. В связи с этим, я вспомнил, как моя маленькая дочь, услышав, что на улице 5 градусов холода, спросила меня: “а сколько тепла?” Она еще четко не осознавала, что тепло и холод сущности одной природы. Так и в этике – позитивное невозможно оторвать от негативного, ибо их противопоставление является внутренней пружиной возникновения и движения основных мировых начал. Я утверждаю: в этике и только в ней скрыты причины появления материального мира. Любовь, смыслы, нравственный закон, отступление, падение, раскаяние, суд, наказание – в общем, факторы, присутствующие в феномене материализации. Их невозможно объединить никаким иным понятием, кроме как “этика мира”.

Этика – базовая сущность мироздания и потому должна стать основой предмета науки. Не физика, не биология, не математика, не другие знания будут фундаментальными дисциплинами, описывающими мироустройство, а именно этика. Но поскольку этика есть основа поведения живых монад, то сказанное означает, что мир – это живой универсум. Все попытки придать этике характер фундаментального начала без принятия концепции живого универсума обречены на неудачу. Концепция живого универсума продуктивна лишь при условии принятия гипотезы бесконечной (в математическом смысле) сложности универсума. Эта гипотеза дает объяснение процессам воспроизводства живых монад такой же (бесконечной) сложности. Она исключает редукцию мировой сложности к конечному набору простейших форм.

О том, каким образом наука может развиваться, опираясь на этику, рассказано в данной книге.

1.3.4. О бесконечности в трактате

Напомню известный математический факт: из любого бесконечного счетного множества можно вычленить конечное число бесконечных счетных множеств. И наоборот, объединение произвольного конечного числа бесконечных счетных множеств есть бесконечное счетное множество.

В трактате понятие бесконечности используется при оценке алгоритмической сложности, которая определяется как количество символов текста-описания процесса созидания объекта. Бесконечная сложность есть предел возрастания конечной сложности. Реально процесс созидания завершается актом отделения (вычленения) сложности. Сложность творца порождает сложность творения. Из сказанного следует, что объект бесконечной сложности, отделяя от себя в процессе творения бесконечную сложность, создает второй объект бесконечной сложности. (В творении отделяется не только сложность, но и энергия любви.)

Трактат построен на основе гипотезы об априорной бесконечной сложности мира. Сознание обладает бесконечной сложностью. Подробнее см. раздел 8.2 “Ресурс”.

1.3.5. Заключение

В мировоззрении, признающем существование Бога, но отрицающем Его всемогущество, есть некоторая уступка материализму. И в главном – в объяснении материальных превращений – оно не противоречит науке. Но оно остается верным принципу первичности мирового сознания.

Отказ от веры во всемогущество столь же радикален, как уход от поклонения идолам. Можно сказать “всемогущество” – это второй идол, который пора отвергнуть, чтобы осознать реальность.

Глава 2

Процесс познания

2.1.1. Введение

Бытие определяет сознание – это факт. Но факт, констатирующий положение дел в мире земного разума, а не факт истины мира. Действительно, большинство озабочено материальными проблемами и ведет себя как материалисты. Однако большинство не право. Так же можно сказать: “Целью человека на Земле является эволюция сознания, разума, форм”. И это будет верной констатацией наблюдаемого факта развития. Но настоящей целью Человека является эволюция духовная. Может быть, на Земле она и влечет (хотя не очевидно) другие виды эволюции, но надо в первую очередь нам выделить то, что первостепенно важно. Под этим углом зрения рассматривается роль и структура Познания.

2.1.2. Невыразимое

Главное разделение людей мы обнаруживаем в слове. Формулировка законов закрепляет в нашем сознании инварианты одних свойств за счет изменчивости других (так, неизменность скорости света связывается с вариацией расстояния и длительности при смене системы наблюдения). Постоянство одного за счет изменчивости другого – это непреодолимый барьер, не оставляющий нам надежды на примирение в словах, правилах, концепциях.

После известных работ Геделя, посвященных основаниям арифметики, мы поняли, что говорить о полноте систем аксиом бессмысленно. В теории можно сформулировать такие утверждения, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Но это относится к строгим рациональным системам. Что касается метафизических, они оперируют невыразимыми категориями. Примером может служить концепция единого нравственного критерия, которая обустроена двумя, казалось бы, противоречивыми тезисами: (1) критерий известен каждому, (2) он неформулируем (для всех одинаково). Первое утверждает существование критерия, второе – конструктивную неполноту всякого этического учения. Однако, неполнота здесь формальная, а не сущностная. Ибо учение апеллирует не только к разуму, но и к тому невыразимому нечто, которое есть у всех. И в этом оно внутренне логично.

Слова нужны не только для формулируемого знания, но и для озвучивания неформулируемого. Но, если в первом случае они привлекаются на службу рацио, то во втором – для образования среды узнавания, для ассоциативного сопереживания. Точное знание имеет формулу воспроизведения: “если сделаешь то-то, получишь то-то”. И это воспроизведение, в принципе, можно поручить роботу Собственно, таково определение формулируемого. Неформулируемое знание можно именовать, но невозможно выразить алгоритмически.

2.1.3. Адамово падение в науке

До школы Галилея главным занятием естественной науки считалось объяснение явлений. Шел позитивный процесс отката от демонических представлений древности и средневековья. Галилей осуществил революцию. Он утвердил описательные знания природы, где математика стала источником фундаментальных понятий. Напомню известный пример с падающим телом. Средневековый ученый пытался найти причину падения. Вместо этого Галилей сформулировал закон движения в виде 8=4,9С, где б – расстояние, которое в свободном падении объект пролетает за время Г Не важна причина, важно описание движения. Внимание исследователя перенеслось с вопроса “почему?” на вопрос “сколько?”. Это, с одной стороны, прямо отвечало потребностям практики, с другой – нашло обоснование в том, что Бог искусный математик, и познание количественной стороны поведения мира – есть своеобразное служение Богу. На деле получилось наоборот. Мощный прорыв науки позволил человеку достичь выдающихся успехов в сфере умения, но ответы на вопрос “сколько?” никак не возвысили нас духовно. Произошло парадоксальное и трагическое упрощение (“адамово падение” в науке) – умение стало свидетельством знания, оно стало трактоваться как знание.

Отказ от объяснения первопричин мироустройства позволил проигнорировать в научном методе проблему мировой этики. Эта стерилизация в технократическом общественном сознании открыла широкий путь к избавлению от этики вообще и к стерилизации самого мировоззрения. Смелость в сочетании с утратой информированности явила, в итоге, безответственность.

Фактически, я пытаюсь вернуться к догалилеевским временам. Это никогда не вредно, но у меня есть особая причина: тема генезиса материи позволяет осуществить прикосновение к тайне ответа на вопрос “почему?”. По-человечески, этот вопрос важнее вопроса “сколько?”, ибо, сколько бы ни было в материи полезного, собственно духовное от него не зависит. А если зависит, то не в лучшую сторону

В соответствии с характером научного “продукта”, историю науки я условно делю на 4 периода:

1. Детство: Стремление, прежде всего, объяснить мир.

2. Юность: Стремление объяснить и найти количественные характеристики явлений.

3. Зрелость: Отказ от объяснения, как необходимого компонента научного результата. Главным становится математическое моделирование, создание алгоритмов производственной деятельности. Начало роботизации производства.

4. Старость: Отказ от рутины моделирования и алгоритмизации. Здесь важен переход от рациональных к этическим объяснениям, когда рациональное исчерпает себя, и человек вынужден серьезно обратиться к этическим первопричинам мира. Вся деятельность в сфере умения переходит к роботам. Наука срастается с искусством и религией, теряет самостоятельный статус. Стремление к объяснению диктуется не производственной, а духовной потребностью.

В попытке ответить на вопрос “Что такое наука?”, мы, к сожалению, забываем об историчности ее задач. Цикл жизни науки связан с эволюцией основной области интересов человека. По сути, полем деятельности науки является лишь материальная, природная область, с уходом которой с авансцены, уходит сама наука. Итак, в науке меня занимают, прежде всего, объяснения, причем, согласованные с этической логикой.

Путь познания материи сопряжен с разгадыванием головоломок, возникших в ажурном сплетении простейших идей, которые сами по себе никакой тайны не представляют. Здесь нет высокой априорной сложности, но есть познавательная – нужно распутать клубок. Основная трудность в доступе к объекту. Наука развивается от места, времени и размера человеческой плоти. И сложность познания концентрируется не в предметах, а в средствах воспроизведения. Такой проблемы в метафизике нет. Личность ближнего всегда доступна, она поистине бесконечно сложна.

2.1.4. О математике

Знаки и числа – косная субстанция. Абстракция не может быть истинной или неистинной. Истина – это сущность живая и конкретная. Если бы существовала словесная формулировка истины, то человеческий суд не отличался бы от Суда Бога. Но этого нет. Значит, говорить об истинности математики не корректно. В чем же сила и тайна ее?

Математика – это наука, обслуживающая другие науки. Математика пользуется понятиями, которые по возможности не привязаны к конкретным вещам. Чем более постны ее аксиомы, тем успешнее и обширнее область применения. Она порождает собственный мир и героев – “куклы”, наряженные знаками, обозначениями, символами.

И эти куклы конкретны. Получается зигзаг – уйдя от конкретного в абстракции, мы обрели новую конкретность. Но в отличие от старой, обыденной, новая как бы изъята из жизни. С ней не связаны переживания справедливости, добра, зла – это предмет этики. Математика и этика – “космические” дисциплины, их утверждения не зависят от мира обитания (10.1). Математика концентрирует в себе рациональные идеи, этика – этические (см. 10.3.19).

Постижение идей происходит в сопереживании. Переживание наше обретает характер положительный или отрицательный, в зависимости от того, согласны мы или не согласны с действиями героев наблюдаемой драмы. То, с чем мы согласны, становится для нас правдивым. Почему же, глядя на математические куклы, мы переживаем одно и то же? Почему мы все одинаково сочувствуем (или не сочувствуем) куклам? Ответ уже известен: Потому что мы опираемся на универсальные смыслы. Если бы не они, мы бы друг друга вообще не понимали.

Однако наличие общего критерия вовсе не означает осуществление выбора истины общественным сознанием. У каждого из нас есть компас, но мы дружно перемещаемся не по стрелке, куда-то в сторону. Этому тьма примеров. Самый простой – идеологии. Мы вживаемся в одно и то же отклонение, и массовый психоз поддерживает чувство кажущейся правды. Мы равны в своем отходе, что и способствует взаимопониманию. Существует много несовместимых математик – логицизм (Б. Рассел и др.), интуиционизм (Л. Брауэр и др.), формализм (Гильберт и др.), теоретико-множественное направление (Э. Цермело и др.). Это как раз и говорит о том или ином отклонении, как причине, без которой математики, казалось бы, вообще не было бы, потому что стержень трансцендентен, формулировке не подвластен. Оставаясь центральным связующим звеном взаимопонимания, он пребывает в стороне от понятийных систем, порожденных разумом. Получается, что даже в такой идеальной системе знаний проявляется падение разума, защищенное инертностью гиперболизированных идей. Поистине мир наш дискомфортен.

В математической логике центральное место занимает дедукция. Например: из того, что все люди смертны и Сократ человек, следует, что Сократ смертен. Но проблема не в дедукции, а в ее применимости. Когда мы произносим “все”, то имеем в виду некоторое допущение, реальность которого нас не интересует. Это просто исходная посылка, и если в действительности она ложна, математика как бы ни при чем. Однако представим себе, что формальная посылка никогда и нигде во вселенной не реализована. Соответствующая математика оказывается ненужной, и более того, неверной! Ибо логика глубинным образом связана с реальностью.

Разум способен плодить пустышки. В наше время основания математики сильно пошатнулись. В этом можно убедиться, прочитав книгу М. Клайна “Математика. Утрата определенности”. На странице 359 ее мы читаем: “…математики поняли, что основы логики – такие же продукты человеческого опыта, как и аксиомы евклидовой геометрии”. И далее (стр.363): “Доказательство, абсолютная строгость и тому подобные понятия – блуждающие химеры… Строгого определения строгости не существует. Доказательство считается приемлемым, если оно получает одобрение ведущих специалистов своего времени или строится на принципах, которые модно использовать в данный момент”. Становится очевидным, что не существует такого феномена, как универсальная формальная логика, следовательно, сами основы научного метода являются предметом веры. Все, как в жизни!

Чем тогда объясняется тайна эффективности математики? Почему наша математика так хорошо описывает поведение материального мира? Ответ станет очевидным после изучения главы “Смысл”. Суть такова: Математика – это язык комментирования мировых смыслов. Смыслы же: (1) универсальны, (2) передаются только в комментариях, (3) и потому точно не воспроизводимы. Из последнего пункта следует неполнота отражения смысла в любых комментариях, что объясняет все расхождения вообще, и множественность математик, в том числе (8.6.16.“Законы материального мира” раздела 8.6.“Место”).

Замечание 1

Математические идеи имеют вселенскую (“космическую”) ценность, но порождаются не Абсолютом, а обычным (“тварным”) разумом.

Замечание 2

Ранее (1.1.2) я говорил, что этическая логика – это логика выбора. Однако выбор математических постулатов не имеет отношения к этике. Этика оживает в процессе выбора (раздела) математики в качестве модели явления. Математический инструментарий привлекателен и эффективен, но пользоваться им надо осторожно, не поддаваясь его гипнозу (См. подраздел 8.1.3.“Математика и физика”).

Замечание 3

Есть причина, по которой я не пользуюсь математикой в трактате: Не хочу зашифровывать смыслы. Чаще всего и не могу, так как это чревато сменой области переживаний. Мне порой кажется, что чрезмерный формализм – завуалированная демагогия. Если итог математических спекуляций (в сфере метафизики) нельзя выразить простыми словами, он не нужен, а если можно, – скорее всего и так очевиден. Математика убеждает лишь математика. Ее символы стремятся стать героями собственной интриги, уводящей в дебри холодной логики рассудка. Человеческая интуиция не всегда может доверять математике. Например, такое фундаментальное и, казалось бы, простое математическое определение, как линия, претерпело изменения от Евклида до Жордана и Кантора. И все равно это не спасает нас от парадоксов типа “кривая, проходящая через все точки квадрата” или “линия, имеющая ненулевую площадь”. Математика выступает в роли робота, который делает лишь то, что в него заложишь, и про который, порой, говорят “машина-дура”. Куда важнее – смыслы.