скачать книгу бесплатно
– Что ты сделал?! – Света развернула его от мониторов, глядя своим бешеным взглядом в его мрачные, сосредоточенные в своих гнетущих мыслях глаза.
– Я спас приоритет! – на удивление твердо и громко произнес Наваро, хотя по всему его виду каждому было ясно, с каким внутренним конфликтом ему приходится сейчас жить. – Ты сказала, что это существо не убить простым оружием.
– Я не пробовала его взорвать!
– А если бы он пережил? – с каждым словом Наваро укреплялся в правоте своего решения. – Тогда Хью и Клим точно погибли бы в схватке с ним. Только пытаясь с ним сражаться, отступая назад, они неосознанно привели бы эту огромную тварь к новорожденным. Другого пути для них не было, лишь назад, а там рукой подать.
Наваро поглядывал на каждого, видя, как глаза людей меняются с каждым его словом. Но единственным человеком, не удостоившимся его внимания, все так же оставалась Октавия, не проронившая ни слова, будто бы ее и не было тут вовсе.
– Дай мы им уйти до того момента, как он вылез, – в случае выживания при взрыве тварь стала бы искать изначальный источник звуков, желая не только утолить голод, но и выпустить весь гнев от нападения на нее, разрушая все вокруг! Заперев двери, был шанс, что тварь их съест и успокоится, может быть, вернется к своим делам, я не знаю… Пусть это выглядело как подношение, но так у монстра не было бы причин искать еду, как и провокатора своего беспокойства! Все было обречено в тот момент, как они столкнулись с малыми монстрами, на шум борьбы с которыми и пришел этот ублюдок! Мне жаль Клима, жаль и Хью, они были хорошими солдатами и хорошими друзьями, но мы спасли новорожденных – это самое главное! Такова их работа, тебе ли это не знать!
Тишину на Улье, как и тишину на Векторе, медленно и почти спонтанно наполнил неизвестный всем набор странных звуков. Все еще раскаленные конфликтом, Наваро со Светой первыми обратили внимание на мониторы: камера Клима и Хью отключена, показатели с костюмов подтверждают их смерть. Монстр мертв, его мерзкие ошметки валяются даже в коридоре, куда взрывом вынесло и непослушные створки дверей, ранее желавшие сдавить объятиями Клима. Все было в крови, настоящий бардак, половина ранее работавших ламп разломана, все стены изуродованы. А сам взрыв ожидаемо пробудил других, ранее спавших существ со всех сторон станции. Сначала начались выстрелы турели по существам, прибежавшим с любопытством на шум: некоторые из вентиляции, другие из прохода с телами детей, третьи – маленькие – вылезли из самих стеблей в самом начале пути, четвертые же пытались проломиться через запертую ранее дверь. Больше пяти разных видов за какое-то немыслимо короткое время захватили всю территорию, рыская и желая удовлетворить любопытство напополам с голодом. Не прошло и пяти минут, как жители Вектора смогли пробраться через потолок и появившиеся от взрыва щели в стенах к новорожденным. В первый и последний раз Новые люди познавали страх и боль. Познавали смерть ближнего своего. Познавали то, что сейчас чувствовали почти все, – отчаяние…
14
Поначалу подобрать правильные слова казалось невозможным – да что уж там, даже мысли в головах казались им чуть ли не чужими, отчего сформировать какое-либо конкретное мнение, достойное высказывания, никто толком не мог. Подпитываемые неоднозначными и слишком уж разгоряченными эмоциями, даже те сотрудники Улья, в чьих привычках было не держать в себе слишком много, предрасположенные к взрывному выплеску недовольства, не позволяли себе такой роскоши. Но все это не касалось лишь одного человека – того самого, чей взор негласно наблюдал со стороны за решениями и следовавшими итогами, выжидая окончания самодеятельности, где быстрый старт ожидаемо привел к не менее быстрому выгоранию. Наконец самый расчетливый ум дождался своего часа: ей оставалось лишь поставить точку, запустив внутрь коллектива необходимую мысль – ту самую, простую и уже известную всем, но пока еще не произнесенную. А значит, окончательно не разыгранную в игре, которую Октавия вела вполне пассивно, отчего и успешно.
– Они погибли зря, – неожиданно опередив Октавию, произнесла Света, не находя себе места и совершенно не скрывая претензии к Наваро, чей вид сейчас кричал о внутренней борьбе. Все оставили Троицу у системы слежения, перейдя в центральную часть, расположившись вокруг стола.
– Такова их работа, – ответил не сразу Наваро сухим, будто бы заученным текстом.
– Умирать просто так?! Еще, сука, меня предлагал туда отправить! – Света не хотела конфликтовать именно с ним, ее мучило, что все это похоже на то, с чем ей самой пришлось столкнуться там. Сейчас же она находилась по другую сторону, из-за чего и чувствовала предательство перед собой, перед теми, кого она оставила на Векторе. Чувство вины усугублялось еще и ее оплошностью – она забыла об огромном монстре, что также удосужился отметить и Курт:
– Может быть, стоило дать больше разведданных, а не в недотрогу играть? Как можно было умолчать о здоровой мразине, убившей Клима и Хью?!
– Я не собираюсь ни перед кем оправдываться!
– Вот это и заставляет задуматься о твоей лояльности! Может, ты мстишь так? Или специально хочешь устроить диверсию?
– Лучше замолчи! Ты мне не указ, ты мне никто. Будь аккуратен с выражениями!
– Что мы будем делать дальше? – громко и кратко вырвалось из Мойры, взявшей роль здравого рассудка. Света отошла от Курта, оставив его с недовольным лицом. – Там могут быть еще такие Новые люди?
– У меня спрашиваешь, да?
– Я просто спрашиваю, Светлана.
Света не любила такое обращение, когда дело касалось рабочих моментов: такая формулировка вполне понятна, но сейчас это напомнило ей ее мать, чье внимание, выраженное таким выбором слов, редко было сопряжено с заботой или любовью.
– Да это не так важно! – вдруг крикнул от злости Курт. – Что толку, если Вектор как осиное гнездо, чуть что – недовольные хозяева устроят еще те разборки! Сейчас нам повезло – они были близко, изолированы, здоровы! А все равно обосрались по полной. Что делаем дальше? Что будет, если мы найдем таких же в центре Вектора, куда еще идти и идти? – вопрос этот был адресован уже Наваро, стоявшему с противоположной стороны от Мойры, за спиной которой работала Троица.
– Это не твое дело, – словно голос самой смерти пронесся по округе, не дав Наваро даже открыть рта для ответа.
Октавия сделала шаг вперед, ближе к центру, держа руки сложенными за спиной, с идеальной осанкой и железным контролем, она приковала Курта своим гипнотическим взглядом. Момент был выбран идеально, думала она, вкушая плоды своих пассивных трудов, полной уверенностью забивая гвозди в крышку гроба неудачных инициатив и подрыва субординации.
– Ваша работа – изучать, не доставлять. Когда дадут образцы, вы будете их исследовать. Когда спросят ваше мнение, вы его выскажете.
Она не ждала ответа, не требовала подтверждения понимания – нет. Октавия вводила закон, основательно не допуская его нарушения.
– На данный момент вы оба свободны.
Октавия обращалась к Мойре, хотя всем было понятно, что она имела в виду еще и Курта. И если он всецело задавил в себе недовольство и желание возразить, то Мойра позволила себе любопытство – вглядываясь в глаза Октавии, она словно считывала ее, делая определенные заметки, закрепляя интересующие ее вопросы относительно начальницы. Взглянув на Наваро, Мойра увидела неоднозначность в его лице, которую ей хотелось как-то сгладить, помочь любимому мужчине. Но его краткий, никому не заметный кивок дал ей понять, что время для этого еще придет, сейчас совершенно не тот момент. Через полминуты она молча ушла, сохраняя некую искру в глазах с проскальзывающим азартом при пересечении с Октавией. Сразу же за ней вышел Курт, совершенно не скрывая недовольства. Остались лишь Октавия, Света и Наваро.
– Я разрешила тебе руководить. Разрешила командовать людьми, даже разрешила принимать решения первостепенной важности в работе, ради которой здесь все было создано. – Она замолчала, специально выдерживая паузу, позволяя сказанным словам впитаться. – Я несу ответственность за Улей и всех, кто находится среди стен Улья. И это я несу ответственность за произошедшую гибель наших солдат.
Октавия достигла своей цели – позволила ему править, ожидая ошибки, за которой последует расплата, и так уж случилось, что ее сюда направили руководить не в последнюю очередь из расчета, что в случае неудачи именно она станет «крайней». А раз так, то никто не посмеет идти ей наперекор, никто! Что-что, а даже в заведомо предполагаемом гиблом деле, где не смогли ни грамотно организовать работу, ни уж тем более снабдить их всем необходимым, Октавия выжмет из себя все силы ради максимального результата. Теперь и Наваро понимал это, причем важно было дать этот урок на опыте, самом натуральном и оставляющем такие синяки и шрамы, какие обычно приучают инстинкты к постоянной работе и стрессу.
– Я скажу прямо, – показательно громко сказал Света, – ранее произнесенный вопрос был вполне интересным: что делаем дальше? И если я услышу тот же ответ на него, то это будет даже отлично – свалю влегкую!
Октавия смотрела на Свету с особым неоднозначным интересом, наслаждаясь давно ожидаемым подходящим моментом.
– Почему лишь ты выжила?
Света прекрасно поняла отсутствие компромиссов и возможностей для умалчивания: Октавия точно не готова более к полумерам, да и самой ей порядком надоело некое нейтральное состояние, где страх от неизвестного влияния любого произнесенного ею слова о событиях на Векторе начинает постепенно преобладать над здравым смыслом.
– Твоя ошибка – недооценивать меня. Я видела то, что осталось от Альберта. Он умер не от зубов или клыков, те следы лишь слегка повредили костюм. Да и если бы его остатки были разорваны, то даже новичок-судмедэксперт увидел бы это. Его конечности были оторваны от тела взрывом, как и тем же взрывом разорвана половина тела. Это связано со следами от выстрелов из нашего вооружения на твоем шлеме.
Октавия ждала, видя, как в глазах Светы проигрывается картинка событий, ранее не озвученных на Улье. Пробираясь через дебри страхов и эмоциональной связи с поднимаемыми событиями, касание которых пробуждает в ней слишком много противоречий, Света так и осталась бы при своем, закрывшись, уйдя в отказ. Но вдруг она задалась вопросом: а как все это видит Октавия? Давно отрекшаяся от привязки в угоду сухому анализу, равно как и многие годы сама Света, блокировавшая в лучшие дни все то, что делало ее человеком, а в худшие убегающая от этого.
– Знаешь, я вот все думала, че ты доебалась до меня? Я ведь сделала даже больше требуемого, при этом ничего взамен не просила, никого не обвиняла, не искала справедливости или мести, нет. Альберт? Да, погиб. «Такова их работа» – я всегда была согласна с ними. Бывает, и друзья умирают, знаешь ли, так что я делаю ставку не на это, нет. Ты же не новенькая, старше нас всех, авторитет есть, да и какой! Дело не в том, что со мной там происходило, – дело в тебе. Ты просто не можешь меня контролировать, потому что незнание того, через что я прошла, что я видела, что я знаю… кого я знаю, – решила добавить Света язвительно, и в глазах Октавии промелькнула реакция на это уточнение, – все это сводит тебя с ума. Потому что это делает меня внезапно непредсказуемой, прилично так вопреки моему авторитету послушного и беспринципного оружия, наперекор твой властности!
И вот вновь врожденное упрямство Светы не позволило просто так сдаться, отчего гордость за это придала ей нужных сил и дополнительный толчок для продолжения. Пусть и не сразу, но упрямство помогло наконец-то найти новый взгляд на все вокруг, встав на лично выбранный маршрут, а не навязанный. Критерием правильного курса служил еще и наконец-то распутавшийся клубок сомнений и противоречий в ее отношении ко всему вокруг, что было вызвано историей Харви Росса. Если бы когда-то он не прибыл на Вектор, то весь путь Светы по станции принял бы совсем иной расклад. С момента возвращения она боялась сделать что-то не то, толкнув цепь событий не в то русло, из-за чего впоследствии останется лишь сожалеть да проклинать себя. Но сейчас, прямо здесь, она поняла и приняла главные для себя приоритеты, наконец-то отсекая все лишнее. А помогла ей в этом, как ни странно, циничная и бездушная Октавия.
– Хочешь знать, что случилось с Альбертом? – все ведя зрительную борьбу, не сразу продолжила Света, твердо выговаривая каждое слово, держа в себе злость от воспоминаний, чуть ли не переживая эмоциональный путь на Векторе снова и снова, находясь на краю срыва. – Альберт хотел убить меня, хотел убить тебя, хотел убить всех здесь. Причем мы с ним не знали о том, что Жизнь нашли где-то еще, а значит, он, сам того не зная, мог убить и весь мир, лишив его лекарства, которое я лично дотащила! Как и остановила его прежде, чем он дошел до реактора Вектора, взрыв которого должен был уничтожить станцию до основания. Он хотел этого, хотел избавить мир от такого места, от таких грехов. И ему было плевать на Сферу, на Улей, на то, какие жертвы «это» может принести, ясно?! Его кровь на моих руках, это правда. Как и ваши жизни. Мне пришлось убить его, и я осталась одна на станции, где все вокруг благодарило меня, и как бы сильно я ни ненавидела Вектор и все там живущее, я спасла «это», потому что так было правильно, потому что то было не мне решать! Он не был заражен, не был на грани, и у него не было депрессии, нет. Ты все ставишь всем в укор человеческий фактор, а сама заслала того человека, не помешай я которому, уже сама была бы мертва, как и я, как и все здесь! Ты его привела – твоя вина!
Каждая ее мышца была напряжена, кулаки были сжаты до боли в пальцах, лишь бы сдержать необъятную смесь гнева и боли. Произнеся впервые вслух историю убийства Альберта, она почти вживую вновь окунулась в то состояние ужаса и паранойи, где нельзя было доверять напарнику, а доверие другим сыграло с ней ужасную и злую шутку. Отчаяние и страх преодолевались ее упрямством и наглостью, но того было недостаточно, чтобы считать посещение Вектора рутинной работой. Причиной чему служило еще и то, что, кроме борьбы за свою жизнь, приходилось защищать другую, совершенно невинную, с несправедливо ужасной судьбой.
15
Боль пронизывала все тело так знакомо, будто кроме этого ощущения мира более ничего и нет для осознания себя как чего-то существующего. И, как бывает во время родов, то, что было только что немыслимыми страданиями и даже ужасом, сменяется чем-то пока не ограненным и непонятным, но ровно противоположным уже известному. Облегчение? Возбуждение? Может быть, что-то очень близкое к счастью, определение которому пока попросту отсутствует. Мышцы машинально заставляют конечности обозначать пространство для понимания местоположения носителя этих мыслей и множества вопросов, главный из которых: где я? Во рту было одновременно нечто сладкое и неприятно горькое, но стоило освободить лицо, как познание нового только началось: странная, ускользающая от пальцев жидкость была вокруг, разная на вкус, но в целом не очень приятная. Но все это быстро перестало иметь значение, когда началась боль в груди – да такая сильная, что хочется вцепиться руками и найти этот источник, но инстинкты требуют совершить акт насилия в противоположном направлении. Вцепившись руками в мягкую стену, пришлось использовать даже зубы, чтобы из последних сил оказаться в ином, совершенно неизвестном и от этого не менее пугающем месте. Легкие наполнились воздухом, мышцы заболели, понимание пространства вокруг отсутствовало – лишь холод да одиночество. Свернувшись калачиком, голое тело лежало на неровной поверхности перед инкубатором, откуда только что произошло настоящее рождение жизни, возможно, самое важное в этом месте. Медленные вдохи и выдохи, ощупывание поверхности под собой, плавное погружение в то, что ныне является реальным миром, где придется существовать вопреки всем преградам и трудностям, даже вопреки смерти. Тремор немыслимый, сил явно не хватает, но падения не происходит – ноги более-менее держат, а нащупав голову и лицо, пальцы смогли снять неизвестную субстанцию, благодаря чему такое понятие, как зрение, вновь обрело смысл. Редкие лучи пробивались из-под пола столбами, под разными углами разделяя этот мир на неравные части. Голубоватый оттенок позволял увидеть и новые цвета: зеленоватый с примесью фиолетовых линий, близких по определению к артериям этого организма, окутавшего почти каждый сантиметр небольшого зала. Сделаны неуверенные шаги, руки коснулись преграды, нами именуемой стеной, а для новорожденного создания это было единственным местом и домом во всем мире, которого попросту не существует. Одиночество стало первым сильным чувством, преобладающим над всеми вопреки жгучему голоду, болезненному холоду и ненавистному страху. Тело ужалось в угол, поджав ноги, а глаза так и бегали над худыми коленками из стороны в сторону, поглядывая на новый мир сквозь длинные свисающие волосы. Внезапно пришло осознание обоняния, начав нюхать сначала себя, порой задерживаясь на минуты ради усвоения сознанием странных элементов жизни, и вскоре изучению подверглось все видимое глазам. Неровный пол из того же местами мягкого, местами твердого биологического состава, попробовать на язык который также стало частью исследования, равно как и стены, но самое интересное оказалось посередине. Там находилось место пробуждения и рождения, разорванное полотно, жидкость внутри утопленного внутрь места – как раз под размер одинокого исследователя. На вкус ужасно, а голод начинает мучить так сильно, что почти теряется сознание, давая неким иным мыслям властвовать над телом. И тут неожиданно в сторонах от утробы началось движение кого-то или чего-то из-под пола.
16
Света не была уверена в том, что Октавия оставила желание залезть к ней в голову, но хотя бы на некоторое время можно не беспокоиться о новых попытках, во всяком случае, до момента, когда начальница вдруг снова не ощутит тягу к исследованию. Октавия же задумалась так, как это делают люди: чуть отошла в сторону, прячась в своих мыслях, и хоть все это было похоже на эмоциональное принятие, обе понимали, практически даже видели в ней процессы пересмотра приоритетов. Хотя на самом деле Октавия не адаптировалась под новые данные, не пыталась вычленить пользу из нынешней ситуации: все уже было ею сделано в момент гибели Клима и Хью, сейчас же она лишь искала изъяны, прежде чем сделать следующий ход.
– А что случилось с остальными? – неожиданно для себя самой выронила Октавия кратко и быстро, бесцветным тоном.
– Они мертвы, – через минуту ответила Света, находясь уже с другой стороны стола, а между ними напряженно стоял Наваро, спиной к выходу. Света не собиралась более делиться хрониками Вектора, чем лишь подчеркнула неизменный факт.
– Все это уже не важно! – строго и вновь беря инициативу, произнес Наваро. – У нас есть работа, которую еще делать и делать! Мне лично – отдельно сделал он акцент на этом для Октавии, – надо составить отчет о происшествии и затребовать наконец-то новых сотрудников и оборудование, хватит уже отчаянных шагов!
– Нет.
Наваро и Света неоднозначно посмотрели на вновь холодную и властную Октавию, чей взгляд притуплял желание инициативности на корню.
– Ты отправишься по указанным координатам, в помощь исследовательской группе.
Сложно понять чье удивление было большим – Наваро или Светы.
– Ты спрашивал, куда делась группа Пилигримов еще до твоего прилета? Я отправила ее на изучение нескольких объектов. Все три являются космическими кораблями, чья траектория полета в разные периоды времени пересекалась с Вектором до того, как мы взяли его в кольцо.
– Что они нашли? – с почти наивным интересом проронила Света, совсем не ожидая такого поворота событий.
– Первый объект оказался спасательным кораблем с Вектора, внутри были найдены тела и личные данные, все было изъято для дальнейшего перемещения сюда. Они должны были дать отчет об отправке второму, но перестали выходить на связь. А значит, вы отправитесь ко второму объекту и сделаете их работу.
– Как давно? – Наваро еще не знал, как отнестись к этой информации.
– В тот момент, когда ты попросил Свету стать сопровождением на Вектор, – укорительно произнесла Октавия, после чего продолжила с нескрываемым упоением собственной правотой: – Ты выполнишь этот приказ, потому что уже пытался руководить и от твоих рук погибли не только наши люди. Я беру ответственность за трагедию на себя, это позволит тебе выполнить мой приказ, а мне – быть уверенной в том, что ты выполнишь его безотлагательно!
– И сейчас ты совершаешь ту же ошибку, что совершил и я, рискнув всем и отправив Клима и Хью на Вектор. Раз они не выходят на связь, значит, что-то случилось, и нужно больше чем два человека…
– Больше у нас нет. Как и нет поддержки, пока мы не дадим повода.
– В смысле? О чем ты говоришь? – спросила Света.
– Мы – сами по себе. Руководство приняло решение не рисковать более жизнями.
– Твою же мать! – перебил Октавию Наваро. – Я думал, у нас будет больше времени, вот же…
– Мне кто-нибудь объяснит, в чем, сука, дело?!
– А дело в том, что поднимать шум вокруг Вектора – это, как бы тебе так объяснить, не слишком полезно для многих людей, чьи деньги, кстати говоря, финансируют это место и наши карманы.
Света ожидала продолжения, поглядывая на обоих.
– Представь, что все это станет известно общественности. Сразу начнутся вопросы: кто такое разрешил, кто скрыл весь этот кошмар наяву? А если лгали все эти годы, то почему не могут лгать сейчас? Люди легко забудут о главном, акцентируя внимание на личном, а рисковать никто не захочет, человеческий фактор никто не отменял! – На этих словах Октавия горделиво и незаметно для остальных улыбнулась. – Первыми полетят камни в те компании и в тех людей, что стоят во главе этих компаний, деньги которых финансировали создание и поддержку Вектора. А это большие люди, чьи павшие головы запустят ой какую нехорошую цепную реакцию, особенно при нынешней ситуации, когда уже на трех станциях был обнаружен подобный образец Жизни. Кстати говоря, люди сразу спросят: а раз вы все знали об этом уже кучу лет, то почему никто не был информирован? Почему не было предпринято мощных оборонительных действий и т. д., и т. п.? Обвинять всегда легче, чем прощать. Ты думаешь, почему нам изначально всем сказали, что это неофициальная работа? Вот именно – нас тут нет, потому что Вектора нет. Поиски виновных станут куда важнее, чем нынешняя угроза всему человечеству. Да и от того, что все узнают правду, ничего хорошего не будет, мертвых уже не воскресишь.
– Хорошо… – Света с трудом переваривала услышанное. – Но почему тогда нельзя дать нам больше людей и оборудования?
– Незачем вкладывать еще денег, – ответила Октавия. – Это ты принесла кровь с антителами, структуру которой мы отправили руководству, а значит, мы уже сделали основную работу в кратчайшие сроки, имея лишь то, что есть у нас сейчас. Если впредь все будет бессмысленно, то они немного потеряют, а если у нас получится больше, то всем только лучше. Все просто.
– Да вы, блядь, издеваетесь! А вот эта громадина, построенная за последние пару лет, что…
– То был другой вопрос, пойми! – продолжил за Октавией Наваро. – Ведь это все секретно, мало ли что в Сфере, знают лишь те, кого допустили, а маршруты транспортные даже близко не ходят, да и не просто же так мы недалеко от светила, прячемся за ним от всего мира, а в случае чего будет куда Вектор направить, уничтожив все улики. А сейчас все это уже есть на других станциях, где проще вести исследования, нежели эту развалину разбирать, где каждый шаг может стать последним. Приоритеты сменились в тот момент, когда образцы нашли Малым горизонтом и Лучом-2, так ты еще и антитела притащила.
– Это я понимаю, точнее… сука, мы должны работать дальше – или нет, или…
– Там слишком большая власть и деньги, – продолжал Наваро, – а устрой мы разоблачение или типа того, никому не будет лучше, да и времени на восстановление доверия людей у нас не очень много, ибо, как ни посмотри, угроза жизни всем и каждому слишком большая, чтобы делить на плохих и хороших. Пахать надо! В нынешней ситуации сам Вектор куда опаснее его обитателей, история с ним слишком больная для людей.
– Так тем более, значит, надо объединяться и забывать все…
– Ты разочаровываешь меня, – устав, отрезала Октавия. – Ты знаешь натуру людей не хуже нас – ответь мне, к чему толпа будет более благосклонна, к прощению или к обвинению? Вектор – это не взятка или обман, это то, что может нанести вред обществу, исправление которого займет слишком много времени, которого нет из-за грядущей угрозы. Так всем будет лучше, незачем ворошить прошлое, только если не с целью спасти будущее. А сюда и так уже влили много денег, дальше развитие невыгодно.
Октавия и Наваро были правы. Света понимала это, но все же трудно было увидеть целиком всю расстановку фигур в этой игре, частью которой она стала против своей воли. И это вновь пробивается через критическое мышление, позволяя зернам причинно-следственной связи прорастать еще сильнее. Она принесла кровь, а значит, дала необходимое прилично раньше, оставив всех их без ощутимой поддержки. Правильное решение принесло свои плоды совсем неожиданным образом, что всерьез вносит смуту в ее понимание дальнейших действий, но именно в этом вопросе за нее уже было все решено.
– Ты отправишься с ним.
– Почему?
– Потом что я так сказала.
Света ждала объяснений.
– Ты поступила правильно с Альбертом. Ты выжила, ты дееспособна, ты знаешь лучше всех то, с чем, возможно, столкнулась группа. А одного Наваро отправить я не готова. Даже будь другие люди, это были бы вы. Другим я не доверяю, вас я уже знаю – и знаю, на что вы оба способны и на что готовы идти, желая не только исполнить приказ, но и загладить вину, – неожиданно тон Октавии был ощутимо смягчен, но до всецело миролюбивого состояния разговора не хватало проделать еще половину пути. Перед тем как уйти обратно к Троице, она произнесла, пусть и кратко, но вложив особую важность в смысл: – Отправляйтесь немедленно. Все данные о персонале и объектах я вышлю на планшет.
– Почему мне кажется, что она так хочет от нас избавиться? – спросила язвительно Света у Наваро, когда Октавия скрылась.
– Я думал, ты будешь рада отдалиться от Вектора.
– Ты понял, о чем я говорю!
– Я понял. Если там пустышки, считай, отдохнем, а если что-то стоящее, то, думаю, ты первая будешь рада тому, что рядом нет Октавии. – Наваро увидел в ней подтверждение его высказывания и, хлопнув ее по плечу, направился к выходу. Не сразу, но Света пошла за ним.
Мойра была в медицинском отсеке, работала вместе со Станиславом над какими-то неизвестными Наваро данными. Увидев его, она сразу же откинула планшет на стол и, не сказав ни слова хирургу, чуть ли не бегом подошла к Наваро, остановившемуся в переходном шлюзе. Несмотря на взволнованность в ее глазах с заметным сопереживанием, он видел все малозаметные штришки ее тонкого обаяния и наслаждался ими.
– Мне и Свете надо улететь. Это приказ Октавии, возможно, что-то важное, а возможно, и ничего серьезного, просто для подстраховки. Но это ненадолго, туда и обратно выйдет дней десять пути, а там не должно занять больше двадцати четырех часов.
Мойра кратко несколько раз кивнула головой почти в такт словам, после чего, задумавшись, медленно произнесла сдержанным тоном:
– Это как-то связано со смертью Клима и Хью?
– Я не знаю, – не сразу ответил Наваро.
– Надо сообщить их семьям. Октавия займется этим?
– Я не знаю.
Неловкое молчание продлилось чересчур долго, что больше всего сказалось именно на Мойре.
– Слушай, я все понимаю, правда, я была там и…
– И это все равно ничего не изменит. Их уже не вернуть, лучшее, что мы можем, – изъять из их гибели пользу и работать дальше.
Мойра не сдержалась и ударила его в грудь обеими руками, взяв совсем иной тон:
– Не смей от меня закрываться! Вот этого дерьма я больше не потерплю. Ты сам пришел ко мне, я пытаюсь помочь, поддержать, потому что мне не наплевать, потому что люблю тебя и не хочу, чтобы ты один это переживал! А ты опять уходишь в себя.
– У каждого свой способ. У меня – такой. Уж кто-кто, а ты, как мне казалось, должна была привыкнуть к этому уже давно.
– Скажи-ка мне, как ты думаешь, почему мы в итоге развелись два раза? Первый раз была моя инициатива, второй раз твоя, но мы оба знаем, что причиной всему служили твое упрямство и замкнутость в те моменты, когда нельзя уходить в себя. Сколько раз я пыталась достучаться до тебя в трудный момент, а ты стену ставил, из-за чего, между прочим, дорогой мой, потом же и сам удивлялся, что я в стороне осталась. Наша работа крайне стрессовая, вроде бы мы понимали друг друга, но знаешь, что? Это давно уже прошло. Я люблю тебя, и я знаю, что ты любишь меня, но мы не научились доверять друг другу так, как никому другому! – Мойра выдохнула, отпуская редкий надрыв такой силы, Наваро же смиренно слушал невероятно уверенную и сильную речь, ненавидя себя за слабость быть откровенным с ней.
– Мы развелись, потому что оба привыкли быть главными и все контролировать. Упрямцы, да и только. Думаю, если бы ты…
– Ты серьезно сейчас хочешь начать этот разговор?
– Вот опять! Я пытаюсь… высказаться, а ты упрекаешь меня, хотя сама минуту назад обвиняла в закрытости.
Мойра многозначительно посмотрела на Наваро и, встретив его непоколебимость, решила дать слово, несколько показательно ослабив хватку и как бы надменно дав возможность высказать свою позицию.
